Annotation. Предельно реалистичная книга известной шведской писательницы Анники Тор (род

Предельно реалистичная книга известной шведской писательницы Анники Тор (род. 1950) о подростках. Ее герои — девочки, оказывающиеся настолько же склонными к эмоциональному насилию и нечувствительными к этическим границам, как и персонажи «Повелителя мух» Голдинга. Двенадцатилетняя Нора, стремясь вернуть расположение подруги и боясь потерять свое место в классе, идет на подлость. А когда оказывается, что Карин, нелепая девочка с большим бюстом, которую отвергают одноклассники, хочет с ней общаться и готова ее покрывать, Нора оказывается перед выбором, «опуститься» до дружбы с Карин или пойти на поводу у безжалостных одноклассниц.
Книга опубликована при финансовой поддержке Шведского комитета по культуре (KULTURRADET). Анника Тор. Правда или последствия1. О таком друге, как ты, все только мечтают2. Давайте вместе слушать музыку…3. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль. И я4. Тебе нравится эта кофта?5. Майка с серебряным рисунком6. «Продукты из Стамбула»7. Как зовут твою собачку?8. Барабаны9. Гол!10. Ты когда-нибудь моешься?11. Меня все ненавидят. Кроме тебя12. Парк развлечений «Грёна Лунд»13. Классный час14. Плеер Сабины15. Ложь16. Сабина и я17. Ты можешь на меня рассчитывать18. Майка с серебряным рисунком и красное платье19. Ты бы хоть раз спросила меня!20. Сабина с тобой свои секреты не обсуждает21. Маленькая Нора22. На вечере23. Поцелуй24. Дружить с Карин25. Сигареты26. Проколи уши27. Черный кружевной лифчик28. «Меня тоже не позвали»29. Тушеная печенка30. Ворованные трофеи31. Мой плеер!32. Приглашение на вечеринку33. Вечеринка у Фанни34. Правда или последствия?35. Туман36. Пустая парта Карин37. Преодолевая робость

Анника Тор. Правда или последствия

1. О таком друге, как ты, все только мечтают

Когда начался учебный год, я болела. Калле заразил меня и Антона ветрянкой, и нам пришлось сидеть дома, пока не подсохнут прыщики. В другое время я бы даже обрадовалась: учусь я средне, в математике вообще ничего не понимаю, пятерка только по физре. Но сейчас мне не терпелось вернуться в школу. Весь июль мы с Антоном были у папы в Даларне; когда вернулись, Сабина уехала в лагерь — так и получилось, что мы с ней не виделись почти два месяца. Два месяца — долгий срок для тех, кто привык общаться каждый день. Я хотела взять Сабину с собой в Даларну, но папина новая жена не разрешила. Она и нас с Антоном пригласила скрепя сердце, только потому, что папе не смогла отказать. Из Даларны я два раза писала Сабине, правда, ответа не получила, но это не странно — Сабина терпеть не может писать письма. Зато из лагеря она прислала мне открытку. На ней были изображены два щенка, под картинкой слова: «О таком друге, как ты, все только мечтают». На обороте Сабина написала несколько слов про погоду, про то, что они каждый день купаются, ну и все в таком духе. Я проболела целую неделю, на улице было жарко, прыщики чесались, Антон, как обычно, всех доставал. Мама мучилась от мигрени, Калле кричал, что, раз мы с Антоном дома, он тоже не пойдёт в садик. Я пыталась звонить Сабине, но телефон у них был отключен. Значит, ее мама опять забыла оплатить телефонные счета. Мои прыщики подсохли быстрее, чем у Антона. Так ему и надо, не будет вредничать. В первый день после болезни я пришла в школу рано, без четверти восемь, хотя уроки начинались только в десять минут девятого. Во дворе не было ни души, даже первоклашки в своих ярко-зеленых или алых кепках еще не появились. Я забралась на комплекс и там уселась. Лазать я люблю, к тому же сверху хорошо видно обе школьные калитки. Хотя Сабина, конечно, появится со стороны Готландской улицы, ей оттуда ближе. Скоро начали приходить ребята, сначала маленькие, потом те, кто постарше. Я надеялась, что одноклассники меня не заметят. Я хотела, чтобы мы с Сабиной встретились без посторонних, только я и она. Мы так давно не виделись, мне нужно было столько ей рассказать! Только бы она не опоздала! Я сидела на верхней перекладине лестницы и ела мармелад, купленный по дороге в киоске дяди Измета. Потом я перекувыркнулась и повисела немного вниз головой. Я люблю висеть вниз головой и смотреть на перевернутые дома, людей, деревья и машины на соседней улице. Как будто весь мир перевернулся. Мир перевернулся, и это совсем не весело. Пока я висела, кто-то подошел. Лица видно не было, потому что когда висишь вниз головой, смотреть вблизи трудно, но я поняла, что это Карин. В такой жуткой одежде ходит только она. И только у нее в шестом классе такая большая грудь. «Смотри, какие сиськи!» — толкали друг друга в бок мальчишки еще в четвертом классе, когда Карин снимала в раздевалке куртку. С тех пор ее грудь еще выросла и стала такой большой, что даже если бы Карин по-другому оделась и не сутулилась, грудь ее все равно смотрелась бы уродливо. Эту-то огромную грудь я и увидела прямо перед собой, болтаясь вниз головой на комплексе. — Привет, — сказала Карин. — Ты болела? Я приняла обычное положение. — Да, — сказала я, глядя не на Карин, а на калитку со стороны Готландской улицы. Ну где же Сабина?! Карин не уходила. — Хочешь мармелада? — спросила я. — Хочу. Спасибо. Двумя пальцами я достала из пакетика одну мармеладину и протянула Карин, но только она хотела ее взять, как я тут же отдернула руку. Так я проделала дважды, потом разжала пальцы, и конфета упала в песок. — Хочешь — бери, — сказала я. Карин насупилась. Но не ушла. Тут показалась Сабина. Я еще издали увидела и узнала ее. По походке, по длинным, до плеч, темным развевающимся по ветру волосам. За лето они еще немножко выросли. Сабина вроде бы не изменилась, и все же стала какой-то другой. Она была одета в узкие джинсы и белую футболку, такую короткую, что из-под нее виднелась полоска загорелого живота. На голове были наушники, на поясе — плеер. Я поднялась в полный рост и замахала рукой. — Сабина! Сабина меня не услышала — наверно, музыка играла слишком громко. Не заметив меня, Сабина прошла мимо лестницы. Я обернулась. Они чмокали друг друга в щечку. Сабина и Фанни. Потом Сабина сняла наушники, взяла Фанни под руку, наклонилась к ней, и они вместе пошли по школьному двору. А я вспомнила двух щенков с открытки, которую Сабина прислала мне из лагеря. О таком друге, как ты, все только мечтают. Голова у меня закружилась, сердце закололо — и чтобы не упасть с лестницы, я обеими руками вцепилась в перекладины, так сильно, что даже косточки побелели. Зазвонил звонок. Я не двигалась. Карин тоже. — Звонок, — сказала она. — Ты идешь? Тогда я спрыгнула с лестницы, приземлилась на четвереньки и с низкого старта рванула к школе. — Брысь! — крикнула я, пробегая мимо Карин.

2. Давайте вместе слушать музыку…

Утром мы всегда сначала слушаем музыку. Каждый день, с четвертого класса. Причем обычно нам включают не песню, а просто музыку — и пыльный воздух классной комнаты наполняется звуками скрипки, фортепиано или флейты. Иногда нам дают послушать целый оркестр. Я не против. Всё лучше математики. Чего я не люблю, так это когда наша учительница Гунилла выключает магнитофон. И просит нас рассказать, о чем мы думали, пока играла музыка. Предполагается, что она должна была навеять нам мысли о лесах, и горах, и бурных водопадах. Или о первом луче солнца, заглянувшем на рассвете в окно. Что-нибудь типа этого. А я не хочу рассказывать, о чем думаю, пока слушаю музыку. Это мой секрет. В тот день мы слушали флейту, и я думала про Сабину. Я думала, чем она занималась в городе, когда вернулась из лагеря. И где в это время была Фанни. Сабина сидела наискосок от меня. Рядом со мной сидел Юнас. Гунилла специально посадила девочек с мальчиками, чтобы мы меньше болтали. Гунилла всегда говорит «болтать» вместо «разговаривать». Вдруг Сабина похлопала меня по плечу. Я посмотрела на нее. Она улыбнулась и протянула мне сложенный листок бумаги. «Она хочет мне все объяснить, — подумала я. — Может быть, даже попросить прощения за то, что не заметила меня во дворе». — Ничего страшного, — уже хотела сказать я, но тут Сабина наклонилась ближе и прошептала: — Это Фанни. Передай. Моих слов она все равно бы не услышала: в ушах у нее были наушники от плеера. Сам плеер Сабина засунула в парту, подальше от глаз Гуниллы, а проводки наушников спрятала в своих длинных волосах. Фанни сидела слева от Юнаса. Она уже смотрела на меня, она знала про записку. Я потянулась через Юнаса и передала ей листок. Она развернула его, засмеялась, написала что-то на обратной стороне. Снова сложила, но мне не дала, сразу бросила Сабине. И промахнулась. Листок упал на пол примерно в метре от парты Сабины. Сабина хотела поднять бумажку. Но записка лежала далеко, и чтобы ее достать, Сабине пришлось наклониться на стуле. Гунилла выключила магнитофон прямо посреди музыки. Кто-то вздохнул. Наверное, Карин. — Сабина! В чем дело? Неужели нельзя посидеть спокойно? Гунилла произнесла это ледяным голосом. Она терпеть не может, когда кто-то мешает слушать музыку. — Ни в чем, — пробормотала Сабина, которой все-таки удалось дотянуться до листка и засунуть его в кроссовку. Если Гунилла не в духе, она может отобрать записку и прочитать вслух перед всем классом. Гунилла подошла к парте Сабины. И увидела черные проводки, тянущиеся от парты к ушам Сабины. — Сколько раз тебе говорить: в классе нельзя надевать наушники. Сейчас мы слушаем музыку вместе! Гунилла умеет так сказать «вместе», что хочется убежать куда глаза глядят и спрятаться от всех где-нибудь в шкафу. Она хотела снять с Сабины наушники. Сабина зажала уши руками. — Вы не имеете права меня трогать. Это запрещено законом! — Сейчас же сними — или я тебя отведу к директору! — рявкнула Гунилла. Сабина сняла наушники и положила на парту. До меня донеслась знакомая мелодия — итальянский певец, забыла, как его фамилия. Гунилла открыла парту и выключила плеер. Потом взяла его и вернулась за учительский стол. — Что вы делаете! Это мой плеер! — запротестовала Сабина, хотя прекрасно знала, что получит свой плеер назад, когда закончатся уроки. Такое случалось и раньше. — Достаньте тетради по математике, сказала Гунилла. Фанни подняла руку. Фанни может возражать Гунилле, спорить с ней, Гунилла ей все прощает. Ведь Фанни отличница. — Да, Фанни? — А музыку дослушать нельзя? В другой день Гунилла, наверно, включила бы магнитофон. Но не сегодня. — Нет. Откройте одиннадцатую страницу. Но ребят уже было не остановить. Теперь рукой тряс Эмиль. — А рассказать, про что думал, тоже нельзя? Гунилла вздохнула. — И про что же ты думал? — Ни про что, — ответил Эмиль, и все засмеялись. — А кто-нибудь думал? — спросила Гунилла. Руку подняла только Карин. — Флейта звучала печально. Особенно в средней части. Как будто хочет чего-то и одновременно боится. Потом настроение стало более светлым. Жалко, что мы до конца не дослушали. Теперь уже почти весь класс давился от смеха. Кроме Карин. Она была совершенно серьезна. Она играла на флейте в музыкальной школе и весной выступала на школьном празднике. Тобиас замахал поднятой рукой. — Можно я? Я! — Ну, а ты о чем думал? — спросила Гунилла таким голосом, словно вообще не верила, что Тобиас умеет думать. — Про комнату, где всё красное. Красные ткани, надувная кровать. В кровати голая девушка. Мальчишки застонали от смеха, многие девчонки тоже. Мне, правда, смешно не было. А Карин покраснела, как помидор, казалось, того и гляди расплачется. — Страница одиннадцать, — сказала Гунилла. — будем повторять проценты.

3. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль. И я

Зазвонил звонок с урока, все загремели партами. Гунилла велела нам отправляться во двор и не торчать возле класса. Карин осталась сидеть на месте. — Карин, пожалуйста, сотри с доски, — сказала Гунилла. — И полей цветы. — Почему она всегда остается в классе? — надула губы Фанни. — Это несправедливо. — В жизни не все устроено по справедливости, — отрезала Гунилла. Я хотела догнать Сабину, но никак не могла обойти первоклашек, тоже спускавшихся вниз: мы занимаемся на самом верхнем, четвертом, этаже. Фанни с Сабиной опередили меня на половину лестничного марша. Сабина меня не подождала, а ведь мы не виделись с начала лета. Она ничего мне не сказала, только попросила передать записку Фанни. Не спросила, как дела. Даже за письмо спасибо не сказала. Ни-че-го. Выйдя во двор, я увидела, что они стоят возле столовой, у стенки. Я подошла к Сабине и сказала: — Привет. Она повернула голову и ответила: — Привет, Нора. Давно не виделись. — У меня была ветрянка. Кстати, спасибо за открытку. Ну, которая из лагеря. Сабина улыбнулась. — Правда, симпатичные? Фанни, стоявшая рядом с Сабиной, что-то прошептала ей на ухо. — Ты получила мое письмо? — спросила я. Но Сабина на меня уже не смотрела и, похоже, вопрос не услышала. Проследив за ее взглядом, я увидела, что она смотрит на Тобиаса, Эмиля и других ребят, игравших в баскетбол. Тобиас на скорости обводил всех, не давая остальным мальчишкам даже дотронуться до мяча. — Тобиас! — крикнула Сабина. — Иди сюда! Тобиас остановился, мяч откатился в сторону. — Чего? В прошлом году Сабина гуляла с Тобиасом. Он ее три раза уговаривал, только на четвертый она согласилась с ним встречаться. Хотя Тобиас ей нравился — так она мне говорила. Но показывать это парню нельзя. Иначе быстро ему надоешь. В общем, в конце концов они стали гулять вместе, но через три недели она его отшила. А я обрадовалась. И не потому, что для меня это что-нибудь изменило. Даже когда Сабина гуляла с Тобиасом, она все равно на переменах и после школы общалась со мной. Ну, может, один раз они вместе сходили в кино. Мне просто не нравилось, когда Сабина начинала про Тобиаса говорить. Ее голос тогда становился каким-то незнакомым, а взгляд — отсутствующим. Сейчас я по голосу Сабины слышала, что она опять хочет встречаться с Тобиасом. За все эти годы я хорошо ее изучила. — Та девушка, про которую ты думал, — спросила Сабина, — как она выглядела? — Вот так, — с томным видом Тобиас привалился к стене и изобразил руками большую грудь. — Я имею в виду, лицо? — Немножко похожа на тебя. Все, попался, голубчик. А может, он это специально сказал? Эмиль тоже перестал играть и присоединился к ним. Ко мне он встал спиной, и их кружок замкнулся. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль. И я, за кругом. — Пойдете вечером гулять? — спросила Фанни. — Наверно, пойдем, — ответил Эмиль. Я подумала: «Интересно, а куда они ходят гулять?» Не так уж много мест, куда могут пойти ребята нашего возраста. Можно, конечно, просто тусоваться на школьном дворе. В прошлом году многие шестиклашки так и делали. Мимо прошла компания старшеклассников. В основном парни, только две девочки. Одна — старшая сестра Сабины, Надя, — самая красивая девчонка в округе, и отлично знает это. Года через три Сабина, наверно, будет такая же, как она. Тобиас и Эмиль стушевались. Они, похоже, побаивались взрослых ребят. Надя остановилась возле Сабины и сказала: — Передай матери, что я сегодня ночевать не приду. — А куда ты пойдешь? — спросила Сабина. — Тебе очень хочется это знать? Один из парней кивнул в сторону Сабины и спросил у Нади: — Это твоя сеструха? Прямо маленькая Надя! А Сабине он сказал: — Подрастешь, давай к нам! Они ушли. И я услышала, как Фанни шепнула Сабине: — Вот было бы мне лет пятнадцать… Или хотя бы четырнадцать.

4. Тебе нравится эта кофта?

Спустя недели две на обеде я взяла поднос с едой и остановилась посреди столовой, не зная, как поступить. Сабина и Фанни сидели возле окна с мальчишками. Место возле Сабины было свободно, и она наверняка видела меня, но не позвала. Просто продолжала есть. Сначала я хотела устроиться за другим столом, но потом увидела, что Эмма и другие ребята смотрят на меня и шушукаются. Тогда я подошла к столу Сабины и села рядом, как будто так и было надо. — Привет, — сказала я. Сабина поздоровалась, не взглянув на меня. Фанни, как всегда, хвасталась командировками отца. Сейчас он был в Нью-Йорке и обещал в следующий раз взять Фанни с собой. А на рождественские каникулы их семья поедет в Австралию. Эмиль смотрел на Фанни с восхищением, а Тобиас хмурился. Я думаю, ему не нравится Фанни, но он ее терпит, ведь она подруга Сабины. И еще потому, что она нравится Эмилю, если это, конечно, так. Во всяком случае, он ей нравится, это видно всякому. Вдруг Тобиас открутил крышку солонки и высыпал соль в стакан Сабины. — Ты что?! Перестань! — пискнула она притворно сердитым голосом, но Тобиас только того и ждал. Перегнувшись через стол, Сабина попыталась его ударить. Он поймал ее руку и не отпускал. Сабина старалась освободиться, но Тобиас был сильнее. Со стороны казалось, что они дерутся, но оба смеялись. Фанни терпеть не может, когда ее прерывают. — Бросьте, ну что вы как маленькие! — недовольно сказала она. «Маленькие» для Фанни, похоже, самое обидное слово. Она постоянно так говорит. Я взяла стакан Сабины и вылила его туда, куда сбрасывают остатки еды и где стоит грязная посуда. Потом налила новый стакан молока. Когда я вернулась к столу, Тобиас уже отпустил Сабину и она сидела, потирая запястье. — Спасибо, очень мило с твоей стороны, — сказала она и улыбнулась. Фанни подняла на меня глаза: — Тебе что, нравится эта кофта? Я была в голубой толстовке с надписью. Самая обычная толстовка, ничего особенного. Я не слишком задумывалась о том, в чем ходить. Во всяком случае, до этого момента. — Да, а что? — Нет, ничего, просто спросила, — ответила Фанни. — Ты ее уже четыре дня носишь. — Да? Я почувствовала, как у меня запылало лицо, и отвернулась, чтобы они этого не заметили. Сабина ничего не сказала, не знаю даже, слышала ли она наш разговор.
5. Майка с серебряным рисунком

В тот день я пошла домой мимо универмага и посмотрела на манекены, стоящие в витринах. Все они были одеты в узкие короткие маечки, облегавшие их пластмассовую грудь и оставлявшие открытой полоску живота над джинсами — совсем как у Сабины. Одна из этих маек была черной с серебряным рисунком. Очень красивая. — Мама, — завела я разговор за ужином, — а ты не можешь купить мне новую майку? Короткую? Мама подняла ложку, которую Калле уже в двадцатый раз бросил на пол, вытерла и принялась кормить брата. — Деньги получим, тогда, может, и купим, — сказала она. — Но мама, это будет еще нескоро! — А что за майка? — Черная, с серебряными буквами. В «Импульсе» продается. Мама спросила, сколько майка стоит, но я этого не знала. Потом она спросила, кто — я или Антон — будет мыть посуду. — Сегодня очередь Антона, — сказала я. — Ты кое-что забыла, — возразил он. — Что? — Когда я помог тебе во вторник с математикой, ты обещала всю неделю мыть за меня посуду. — Но мне надо вывести Куки! — И к тому же у меня завтра контрольная по инглишу, — продолжал Антон. — Мне нужно готовиться. — Мама! — Договаривайтесь сами, — сказала мама. — А ты не можешь помыть? — спросила я, хотя знала, что мама скажет «нет». Мытье посуды — наша с Антоном обязанность. — Нет, — сказала мама, — мне нужно уложить Калле, а потом… Она сделала паузу. — …потом у меня есть кое-какие дела. — Феликс? — спросил Антон. Маме тридцать семь лет, но она, не поверите, по краснела, когда Антон упомянул Феликса. Она всегда такая, когда влюбляется. Поначалу. Она поет у плиты и покупает одежду, которая ей не по карману. Время проходит, мама становится нервной и раздраженной, гремит кастрюлями и ругает нас ни за что. Затем все заканчивается, мама плачет и курит больше обычного. Потом жизнь входит в обычную колею. До следующего раза. — Значит, ты не поможешь мне с английским? — спросил Антон. — Никак не могу, — ответила мама и улыбнулась. — Тогда я помою посуду, когда вернусь, — сказала я и пошла в прихожую за Кукиным поводком. Она тут же примчалась и стала скакать вокруг меня. Куки обожает гулять. — Принеси мне пачку сигарет, — попросила мама и дала мне пятьдесят крон. — А на сдачу можешь купить конфеты.
6. «Продукты из Стамбула»

Киоск Измета находится сразу за углом. На самом деле это не киоск, а маленький магазинчик, и называется он «Продукты из Стамбула». А Измет хоть и турок, но не из Стамбула, города, который даже больше Стокгольма, а из какого-то горного села. Теперь он живет в Альбю и держит у нас в Сёдере свой магазин. Не знаю, когда он отдыхает — его магазин открыт почти круглые сутки. Когда я вошла, Измет был за прилавком. Перед ним стояла Карин. Она купила молоко и бананы и теперь расплачивалась. — Нора! — воскликнул Измет. — Здравствуй! Когда придешь ко мне работать? — Ты же знаешь, я плохо считаю, — ответила я. Карин медленно сложила в пакет молоко и бананы и пошла к двери, но звука дверного колокольчика я не услышала. — Что будешь покупать? — спросил Измет. — Сигареты для мамы. Я могла не уточнять, какие — он и так знал, что мама курит желтые «Blend». Он достал пачку, я протянула деньги. — На сдачу конфеты, — сказала я. Какие — Измет тоже знает, главное, чтобы не кисло-сладкие, от них у меня мурашки по коже бегают. Протягивая мне пакетик с конфетами, Измет сказал: — Держи и не забудь угостить Куки и подружку. Я обернулась и увидела, что Карин до сих пор не ушла. Она стояла возле стеллажа с прессой и листала журнал. Я удивилась. Вот не думала, что Карин читает глянцевые журналы. В другом магазине ей бы сказали: «Купи, а потом читай», но Измет не такой. Проходя мимо Карин, я заглянула ей через плечо. И обалдела. «Что нравится мужчинам», а ниже помельче — про ноги, про попу. И, конечно, про грудь. Карин почувствовала мой взгляд и быстро закрыла журнал. Я вышла из магазина, она тоже.

7. Как зовут твою собачку?

Куки была привязана возле магазина. Она очень обрадовалась, когда я вышла, завиляла хвостом и всё прыгала, пока я, присев на корточки, развязывала поводок. — Как зовут твою собачку? — раздался сзади голос Карин. — Куки, — ответила я. А почему бы и не ответить, если нас никто не слышит? — Куки, — мечтательно повторила Карин. Она присела на корточки рядом. — Можно ее погладить? — Конечно! Карин почесала Куки за ухом. Моя собака обычно чужих не любит, но Карин ей сразу понравилась. Она еще больше завиляла хвостом и лизнула Карин в нос. Я стала терять терпение. Дома ждет немытая посуда. А еще я хотела и уже почти решила пройти мимо того места в парке, где они обычно гуляют. Просто пройти, как будто случайно. Вдруг они со мной заговорят? — Мне пора, — сказала я и встала. — Куки надо выгулять. Карин посмотрела на меня снизу вверх. — Можно я с тобой? — умоляюще произнесла она. — Пожалуйста! Не знаю почему, но я согласилась. Мы пошли в парк, по дороге я угостила Карин конфетами. Карин предложила заняться дрессировкой Куки. Научить ее запрыгивать на скамейку, как в цирке. Я не думала, что у нас что-нибудь выйдет. Куки ведь совсем не дрессированная. Скажешь: «Сидеть!» — а она только хвостом виляет. Но Карин загорелась и очень хотела попробовать. Я разрешила ей взять из пакетика несколько конфет для Куки. Карин сказала, что когда собаку учишь, ее всегда нужно поощрять. Сначала Карин бросила палку, и Куки ее принесла. Такие игры она любит. После того, как она проделала это несколько раз, Карин подняла палку над скамейкой и скомандовала: «Прыгай!». Возбужденная Куки скакала вокруг Карин, лаяла, и вдруг запрыгнула на скамейку. Тогда Карин отдала ей палку и угостила конфетой. Повторив это упражнение три раза, Карин сказала: «Прыгай!» уже без всякой палки. И Куки прыгнула! Потом попробовала скомандовать я, и тоже успешно. — Она научилась, — сказала Карин. Щеки ее порозовели, я никогда не видела ее такой оживленной. От ее неуверенности и неуклюжести не осталось и следа! — У тебя есть собака? — спросила я. Я подумала, что она, может быть, уже пробовала дрессировать собак. Но она покачала головой. — А вообще кто-то из животных есть? — Нет, мне не разрешают… От животных шерсти много… И запах… Карин присела на корточки и стала гладить Куки. — Если бы мне разрешили купить собаку, я бы хотела такую, как Куки. Наверно, мы долго были в парке, уже начинало смеркаться. Карин посмотрела на часы и сказала, что пора идти домой. Ее ведь только за молоком и бананами послали. Гулять в темноте ей родители не разрешают. Я напрочь забыла и про грязную посуду, и про маму, ждавшую свои сигареты. А еще забыла, что собиралась сходить в ту часть парка, где гуляли Сабина, Фанни и вся их компания. Теперь я об этом вспомнила, но идти туда вместе с Карин было нельзя. Мы пошли напрямик, самой короткой дорогой. Карин рассказывала о том, чему еще мы можем научить Куки. — В следующий раз мы научим ее притворяться мертвой, — сказала она. А я подумала, что следующего раза не будет. И тут появились они, буквально в пятидесяти метрах от нас, не дальше. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль и еще пять-шесть человек. Я узнала их, хотя на улице уже почти совсем стемнело. Черные волосы Сабины переливались в свете паркового фонаря. Я схватила Карин за руку. — Иди сюда, — прошипела я и потащила ее через кусты. — Мы пойдем тут! — Почему здесь? Здесь темно! — заныла она. А потом увидела впереди компанию и замолчала, у нее были свои причины не встречаться с ними. Мы сбежали по косогору и вышли с другой стороны.

8. Барабаны

Барабаны я услышала сразу, как только открыла дверь. Они звучали из гостиной. Я отстегнула поводок, сняла с Куки ошейник, повесила куртку, потом подошла к дверям гостиной и заглянула в комнату. Мама была в длинной черной юбке и огромных серебряных серьгах. Она танцевала в центре гостиной спиной к двери, двигаясь мягко и ритмично под звук африканских барабанов. Феликс сидел на табуретке и играл на барабанах. Его черная кожа поблескивала в свете свечей, длинные тонкие пальцы порхали быстро, как крылья птицы. Феликс — музыкант. Вообще-то он саксофонист, но у нас дома стоят два его барабана, и он любит на них играть. Он первым увидел меня. — Привет, Нора! — воскликнул он, не переставая барабанить. — Какая у тебя симпатичная кофточка! Кофточка на мне была та же самая, голубая, которую я не снимала уже четыре дня. Феликс просто так ее похвалил, чтобы подольститься. Наверно, мама рассказала, что я выпрашивала у нее новую майку. Мама прервала танец и повернулась ко мне. — Почему ты так поздно? Что-то случилось? — Нет, — ответила я. — Ты купила сигареты? — спросила мама. — Вот, — ответила я и бросила ей пачку. Я специально не докинула, и маме пришлось нагибаться за пачкой. Но она ничего не сказала. На столе стояла почти пустая бутылка и два бокала. Люстра была потушена, в подсвечниках горели свечи. — Я на кухню, — сказала я. Закончив с посудой, я снова заглянула в гостиную. Мама опять танцевала, покачивая бедрами, теперь она была совсем близко от него, Он прервал игру и положил руки ей на бедра. Притянул к себе и уткнулся лицом ей в живот. Но тут я включила свет. Мама быстро высвободилась из рук Феликса. — Я пошла спать, — объявила я. — Спокойной ночи, солнышко, — ответила она. Я постучалась к Антону. Он все еще зубрил английские слова. — Ты их видел? — спросила я. — Прямо смотреть противно! — М-м-м, — пробурчал Антон. — Иди поиграй, мне нужно учиться. Изо всех сил хлопнув дверью, я отправилась к себе в комнату.

9. Гол!

Девчонки из нашего класса играли в футбол с шестиклассницами из Хёгалидской школы на стадионе «Синкенсдамм». Для нас это был последний матч районного чемпионата по футболу между школами Сёдера. Наша команда выступала вполне прилично. Фанни играет мощно, напористо, применяет силовые приемы. Майя — очень хороший вратарь. А я быстро бегаю и неплохо забиваю голы. В этом матче я забила первый гол. На трибунах сидели наши мальчишки и весь 6А, все болели за нас. Даже Гунилла крикнула: «Нора, молодец!» Было приятно: такое чувство возникает, когда летним утром выходишь на солнышко. Хотя в этот сентябрьский день солнце не показывалось, было пасмурно и прохладно. Болельщики на трибунах сидели в теплых куртках. Вся команда обнимала меня. Все, кроме Фанни, которой срочно понадобилось завязать шнурки. И Карин, стоявшей на краю поля и смотревшей на нас. Она всегда так — витает где-то, но это не страшно — у противников тоже есть парочка безнадежных игроков. До конца первого тайма оставалось несколько минут, мяч был у Фанни. Я стояла на половине противника и без помех могла бы пробить по воротам, если бы Фанни сделала мне передачу. Но она не отдала мяч. Она ударила по воротам сама. Из абсолютно безнадежного положения, оттуда, откуда попасть по воротам нельзя. И, конечно, промазала. Судья дал свисток, начался перерыв.

Сабина, Фанни и я сидели во время перерыва вместе. Фанни массировала ноги, Сабина, повернувшись к трибуне, махала Тобиасу. — Жалко, что ты не попала, — сказала я Фанни. Мне было интересно, как она объяснит, почему била сама вместо того, чтобы отдать мяч мне. Фанни мгновенно вспыхнула: — Что поделаешь, не все такие молодцы, как ты! — язвительно проговорила она. — Да ладно вам, — вмешалась Сабина. — Какая разница, кто забил? — А ты вообще молчи, — накинулась на нее Фанни. — Всю игру только и делала, что Тобиасу глазки строила. — Ничего я не строила! Вечно ты все усложняешь! Фанни резко встала со скамейки. Я видела, что она разозлилась не на шутку. — Зато у вас все просто! — фыркнула она и пересела к Майе.

Хёгалидские девчонки забили нам гол в начале второго тайма, потом долго ничего не происходило, и я уже начала думать, что игра так и закончится со счетом 1:1, но тут мяч попал к Фанни. Фанни прорвалась на половину противника и была уже почти у ворот, когда их левая защитница применила силовой прием. Мяч откатился к краю поля. Там стояла Карин. Она непонимающе посмотрела на мяч, потом все-таки остановила его. — Давай! Бей! — заорала Фанни, которая все еще была у ворот противника. Карин пнула мяч. Мяч попал прямо в ноги нападающей хёгалидцев, она передала его дальше, и вот он уже снова на нашей половине поля. Их лучший бомбардир бьет по воротам. Майя опаздывает на долю секунды. — Гол! — кричат они. — Гол! Фанни подходит к Карин. — Слушай, ты, чмо, ты что на поле делаешь?! Лотта, наша физручка, сразу поняла, в чем дело. Она молодец, никогда не разрешает издеваться над тем, у кого что-то не получается. — Перестань, — прошептала Сабина, увидев приближающуюся Лотту. — Фанни! Еще раз замечу что-нибудь подобное, и ты сядешь на скамейку до конца матча. — Это ее надо сажать на скамейку, — упрямо проговорила Фанни. — Все испортила! Но Лотта была непреклонна. — Предупреждаю последний раз. Еще слово — и ты отсюда выходишь. Ясно? Фанни передернула плечами. Когда до конца игры оставалось всего несколько минут, мяч снова оказался у меня, до ворот было метра два, там стояли защитники. Но я увидела между ними «дырку» и пробила. Вратарь бросилась на мяч, но он пролетел мимо ее вытянутых рук. — ГОЛ! Вся команда кричала и обнимала меня. Наши болельщики сбежали с трибун на поле. Все хотели меня поздравить. Даже Тобиас, который обычно меня почти не замечал, подошел и хлопнул по спине. — Классный гол, — похвалил он. В глазах Сабины промелькнул нехороший огонек. Фанни взяла ее под руку и увела с поля. Я видела, как она что-то шепчет Сабине на ухо, но слов не слышала.

10. Ты когда-нибудь моешься?

Суматоха, поднявшаяся после забитого мной гола, задержала меня на поле, и в раздевалку я вошла последней. К этому времени остальные уже успели раздеться, а Сабина даже приняла душ и теперь вытиралась розовым полотенцем. С ее черных волос капало на пол. Фанни вышла из душа, замотавшись в полотенце. Раздевалка была почти полной, мне досталось место у самого выхода. Я тайком разглядывала их. Грудь у Сабины была маленькая и острая. В одежде она казалась больше — Сабина ходит в специальном лифчике, слегка приподнимающем грудь. На загорелом теле грудь была похожа на пару белых яичек. Еще белее была кожа там, где ее летом прикрывали плавки-бикини. На белом виднелась темная тень, и я поняла, что у Сабины начали расти волосы. И у Фанни тоже. Я увидела это, когда она, сняв полотенце, стала мазать тело кремом. Но у нее волосы были не черные, а светло-каштановые. У меня пока не было волос ни там, ни под мышками. И если при взгляде сбоку еще можно было заметить, что мои соски увеличились, то спереди это было совсем незаметно. Сабина расчесывала волосы так, что брызги летели во все стороны. — Можешь помазать мне спину? — попросила она Фанни. Сабина подняла волосы, чтобы Фанни было удобнее. Это было очень красиво, она казалась русалкой. Я сняла одежду, взяла полотенце и пошла в душ. Карин переодевалась в углу. У нее был свой способ переодевания. Она никогда не раздевалась полностью и если снимала вещь, тут же надевала другую. Карин не хотела, чтобы ее видели даже в нижнем белье, так она стыдилась своего тела. — Карин! — услышала я голос Фанни. — Да? — Ты когда-нибудь моешься? Фанни, конечно, знала, что Карин никогда не моется в школе. — Я? Да… Конечно… — тихо пробормотала Карин. — Не слышу! Повтори! — не отставала от нее Фанни. Зажав нос, она подошла к Карин. — Моюсь… дома. Я не хотела слушать дальше. Я вошла в душ и повесила полотенце на крюк. Из раздевалки доносился голос Фанни. — Фу! Как только самой не противно! Не мыться после футбола! Наверняка ты в той же вонючей одежде завтра придешь в класс. Это было несправедливо. Карин никогда ничем не воняла. От нее всегда пахло мылом и свежевыстиранной одеждой. А то, что она не моется после физры, так она, в отличие от нас, почти не бегает, и потому не потеет. Я встала под душ, открутила кран и начала намыливаться. Шум воды на какое-то время заглушил голоса в раздевалке. Потом я краем глаза увидела, что в душевую вошли замотанные в полотенца Фанни и Сабина. Перешептываясь, они стали разворачивать шланг, из которого моют душевую комнату. Я не поняла, что они собираются делать, да и не хотела этого знать. — Карин! — крикнула Фанни. — Пойди сюда на минутку! — Зачем? — услышала я голос Карин из раздевалки. — Хотим тебе кое-что показать, — ответила Фанни. Я обернулась и увидела, что у двери, ведущей в раздевалку, стоит Майя. Она кивнула Фанни. Та стояла посреди душевой, держа в руках направленный на дверь шланг. Фанни кивнула в ответ. Сабина была возле стены и держала руку на вентиле, открывающем воду. — Карин! — снова позвала Фанни. Карин появилась в дверях полностью одетая. — Что такое? — спросила она. Все произошло в мгновение ока. Майя выскочила из душевой и захлопнула за собой дверь. Фанни направила шланг. Сабина включила воду. Ледяная вода хлынула на Карин. Мне пришлось на это смотреть. Я не хотела, но мне пришлось. Вода лилась по ее лицу и телу. Волосы липли к щекам, одежда сразу промокла насквозь. Карин дрожала и плакала, но даже не пыталась убежать. — Прекратите! — услышала я чей-то слабый, тонкий голос и не сразу поняла, что это сказала я. Но меня никто не услышал. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Мне казалось, целую вечность, а может быть, только полминуты. Наконец, Фанни скомандовала: — Хватит с нее! Сабина выключила воду, Майя открыла дверь в раздевалку. Карин выскочила из душевой, через секунду хлопнула входная дверь.

11. Меня все ненавидят. Кроме тебя

Я вышла из душа. Там, где переодевалась Карин, на полу осталось мокрое пятно. Раздевалка почти опустела, остались только Фанни и Сабина. Фанни складывала свою физкультурную форму, Сабина надевала наушники от плеера. — Вы меня ждете? — спросила я. Они переглянулись. Таким взглядом обмениваются сообщники. — Нет, — ответила Фанни. — Мы сейчас не домой. Мы в магазин, посмотрим кое-что из одежды. Нам на метро. — Завтра увидимся, — добавила Сабина. Пока! С улицы потянуло холодом, когда они открыли входную дверь. Я осталась в раздевалке одна. Натянула поскорее одежду и тоже вышла. Пятьдесят четвертый показался, когда я была еще только на полпути к остановке. Но пассажиров было много — пока все они будут заходить, я, если побежать, еще могла бы успеть на автобус. Я ускорила шаг, но застряла на переходе через Рингвэген: был красный свет, и с Хорнсгатан без конца поворачивали машины. Автобус остановился, все пассажиры зашли. Последними поднялись на ступеньки Сабина и Фанни. Они соврали, что пойдут к метро, а сами поехали домой. Они просто хотели отделаться от меня. Водитель закрыл дверь. Он наверняка видел меня в зеркале, но, очевидно, решил, что в автобусе и без меня детей хватает. Бежать дальше не имело смысла. Я медленно пошла к остановке. И тут увидела, что на остановке кто-то сидит — в самом дальнем углу. Карин. Мокрые волосы прилипли к лицу, одежда насквозь промокла. — Почему ты здесь? Почему не поехала на автобусе? Она ничего не ответила, только посмотрела на свою мокрую одежду. — Так езжай домой и переоденься! — воскликнула я, раздражаясь. Ну как можно быть такой клячей! — Скажи, что играла в душе. И случайно облилась. Она замотала головой. Я сняла с себя куртку и протянула ей. — Надень. Она не двигалась и только смотрела на меня. Казалось, она не понимает моих слов. Лицо ее было белым-белым, а голос таким тихим, что я с трудом расслышала сказанное. — Меня все ненавидят. Кроме тебя. Мне показалось, будто она повесила мне на плечи рюкзак такой тяжести, что я едва не упала под его весом. Как в тот раз, когда папа, Антон и я собрались в горы и папа решил, что я сама должна нести свои вещи. Слишком тяжело. Это выше моих сил. — Да брось ты. Лучше надень куртку. Поедем на следующем автобусе. Хотя все пассажиры на нас пялились, в автобусе я сидела рядом с ней и предложила ей взять куртку до завтра. Но Карин отказалась. Выходить с ней я не стала, а поехала дальше. Мама поставила в гостиной мольберт и рисовала. Она начала рисовать, когда потеряла работу. Сама она говорит, что рисовала и раньше. В молодости мама хотела стать художником. Но потом родился Антон, за ним я, и мама решила, что надежнее работать педагогом в досуговом центре. «Надежнее», как бы не так! Уже год мама сидит без работы. А ее картины мне нравятся. Немного странные, но красивые. — Мама, — позвала я от порога. Мама обернулась и приложила палец к губам. — Тише, Калле спит. Калле опять заболел. На этот раз воспалением среднего уха. — Входи и закрывай дверь, — сказала мама. Я отодвинула газеты и села на диван. Куки встала на задние лапы и положила голову мне на колени. Мама продолжала писать картину. Никто ничего не говорил. Было приятно просто сидеть и молчать. Через некоторое время мама отложила кисть в сторону и села рядом со мной. — Ну что? Поговорим? Я задумалась. Вообще-то я люблю рассказывать маме. Она не прерывает, выслушивает до конца. А потом задает вопрос, от которого все случившееся предстает совсем в новом свете. Но сейчас я не знала, с чего начать. С футбола? Или с того, что случилось в душевой? Или с того, что Сабина и Фанни меня обманули и сбежали? Про то, что произошло в душевой, рассказывать было трудно. Даже стыдно, хотя вроде ничего плохого я не сделала. Я задумалась, а было ли кому-нибудь еще стыдно? Кроме меня и Карин? Я не успела ничего сказать, как зазвонил телефон. Мама посмотрела на меня вопросительно. Это означало: «Ты ждешь звонка? Хочешь сама ответить?» Я покачала головой, мама встала и взяла трубку. — Лена Берглунд слушает. Она говорила деловито, как всегда, когда ее спрашивали, не может ли она на пару дней выйти на замену в детский сад, или когда предлагали по телефону купить стиральный порошок. Но в следующую секунду голос ее изменился, стал ниже, глубже, в нем появились бархатные нотки. — Это ты? Ты где? Когда? А раньше ты не можешь приехать? Я соскучилась! Я пошла в кухню и сделала себе какао. Дверь в кухню я прикрыла. Я не могла это слушать.

12. Парк развлечений «Грёна Лунд»

После футбольного матча недели две прошли спокойно. В последнюю субботу перед закрытием сезона Фанни, Сабина и я ходили в «Грёна Лунд». Правда, они собирались идти в парк с мальчишками, но те не смогли, и Сабина пригласила меня. Мы с Сабиной много раз вместе ходили в «Грёна Лунд». И всегда делали одно и то же. Три круга на американских горках, мороженое, поезд с привидениями, а потом уже все остальное. У Фанни на американских горках закружилась голова, и мы поехали с Сабиной вдвоем. Когда мы вернулись, Фанни с кислым видом сидела на скамейке. Поезд с привидениями ей тоже не понравился. — Ерунда, — говорила она, когда на нас из темноты выскакивали привидения. Мы с Сабиной кричали как сумасшедшие. Ну и пусть привидения не настоящие, зато как весело! Фанни больше нравятся всякие розыгрыши и лотереи. Она выиграла шоколадку и диск, шоколадку мы съели, а диск она подарила Сабине. В кои-то веки Сабина не думает о том, что скажет Фанни. Не следит за прической и не поправляет тушь на ресницах. Она стала прежней Сабиной, такой она была до дружбы с Фанни. Мы уже возвращались на катер, когда Сабина, вдруг резко остановившись, изменилась в лице. Я не сразу поняла, в чем дело, но потом проследила за ее взглядом, и мне все стало ясно. В воротах стояла Надя. Она нетвердо держалась на ногах, в руках у нее была банка с пивом. Рядом стоял какой-то парень из их компании — поддерживал Надю, чтобы она не упала. Потом он отобрал у нее банку, допил пиво и поцеловал Надю. Они целовались прямо посреди дороги, парень прижимал Надю к себе, его рука лежала на ее попе. — Поедем на следующем катере, — сказала Сабина. Мы зашли в ближайший скверик и сели на лавочку. Я обещала маме приехать не позже половины девятого, теперь я наверняка опоздаю, но сказать это Сабине у меня язык не поворачивался. Темные глаза Сабины стали совсем черными и подозрительно блестели, хотя она болтала без умолку и громко хохотала, делая вид, что ничего не произошло.

13. Классный час

Последний урок в четверг был, как обычно, классный час, Гунилла рассказывала нам про родительское собрание. Родители считают, что в классе нужно улучшить климат, сказала Гунилла. Поэтому они решили устроить для нас вечер отдыха. — Как вы на это смотрите? — спросила Гунилла. — Здорово, — сказал кто-то, а Фанни прошептала: — Отстой! Тобиас спросил: — Спиртное будет? Гунилла притворилась, что не слышит вопроса. — Можно устроить дискотеку? — спросила Майя. — У кого есть хорошая музыка, могут принести диски. Тут руку поднял Кнопка. Кнопка ниже меня и выглядит как третьеклассник. А то и младше. — А танцевать обязательно? — спросил Кнопка, как будто речь шла о тяжелой повинности. — Детки, которые не танцуют, могут вообще не приходить, — заявила Фанни. Сердиться на свою любимицу Гунилла не стала и с улыбкой продолжила: — Приходят все. Для того и праздник устраивается. Все придут, и все будут участвовать. Ты что хочешь делать, Калле? Кнопка растерялся и не знал, что ответить. Эмма подняла руку. Ее хлебом не корми, дай о ком-нибудь позаботиться. — Можно во что-нибудь поиграть, — сказала она. — Чтобы всем было интересно. — Поиграть, — фыркнула Фанни. — Ты что, думаешь, здесь детский сад? Тобиас и Эмиль стали, кривляясь, напевать детскую песенку. — Можно поиграть в «Правду или последствия»! — сказала Сабина. Гунилла взглянула на нее и увидела у Сабины наушники. Точнее сказать, один наушник, потому что вторым ухом Сабина слушала, что происходит в классе. — Сабина, что я тебе говорила про плеер? — возмутилась Гунилла. — Сию же секунду сними наушники! Отбирать у Сабины плеер она не стала — наверно, решила, что классный час это все-таки не урок. Сабина сняла наушники и положила их в парту. Тобиас и Эмиль все еще распевали детские песенки, и Гунилла велела им замолчать. Петь они перестали, но продолжали кривляться молча. Я подумала, что должна что-то сказать. Показать, что я не «детка». Я подняла руку. — Да, Нора? — Конечно, нужно устроить дискотеку. Мы ведь уже в шестом классе. Я хотела поддержать предложение Фанни, но сделала это явно невпопад. — Нужно выслушать мнение всех, — произнесла Фанни сладким голосом. — Вот ты, Карин, например, что думаешь? Карин опустила глаза и ничего не ответила. Юнас обычно помалкивает, потому что он заикается, и мальчишки над ним смеются. Но тут он сказал. — Я с-с-согласен с Норой. К-к-конечно нужно устроить д-д-дискотеку. Мы же в шестом к-к-классе. Мальчишки, естественно, начали смеяться, кто-то съязвил насчет меня и Юнаса. Решив, что про дискотеку было сказано достаточно, Гунилла велела нам поговорить с родителями и узнать, кто из них может помочь на вечере. Как минимум трое родителей должны быть с нами весь вечер. На этом урок закончился.
14. Плеер Сабины

На лестнице Сабина и Фанни продолжали обсуждать классный вечер. Фанни решила, что не будет ничего спрашивать у родителей. Лучше умереть, чем привести их туда. К тому же у них нет времени. Сабина промолчала. Все знают, что ее мама не из тех, кто помогает школе. Она даже на родительские собрания не ходит. Я решила, что все-таки спрошу у мамы. Она у меня молодец. С нравоучениями к ребятам не лезет, краснеть мне за нее тоже не приходится. Моя мама нравится Сабине, и даже Фанни однажды весной сказала, что у меня мама суперская. Потом Фанни начала ко мне приставать с разговорами про Юнаса. Она сказала, что Юнас в меня влюбился, и стала его передразнивать: — Я т-т-тебя л-л-люблю, Н-н-нора! Мы уже вышли во двор и были почти у калитки, когда Сабина вдруг резко остановилась. — Блин! А мой плеер? — Да ладно, пусть до завтра полежит! — сказала Фанни. — Ты что! Вдруг его кто-нибудь возьмет! — Тогда вернись сейчас, — предложила я. — Мы тебя подождем. Сабина посмотрела на третий этаж, на окна нашего класса. Вид у нее был такой, словно забираться предстояло по меньшей мере на Эверест. Я знаю это выражение ее лица. И в первом классе, когда я таскала за нее портфель, и в четвертом, когда шила вместо нее мешок для физкультурной формы, на ее лице было именно такое выражение. — Неохота! — простонала Сабина. — Тогда пусть лежит, — сказала Фанни и направилась к калитке. — Я схожу, — предложила я. — Подождете? — Конечно, — сказала Сабина.

Я побежала по лестнице наверх. Мои шаги эхом отдавались в тишине. Пробегая мимо второго этажа, я услышала музыку. В зале кто-то играл на флейте. Гунилла ушла, но, на мое счастье, не заперла класс. Я открыла парту Сабины. Там кучей лежали книжки, листочки, сломанные карандаши и мелки. Старый номер журнала «Роман моей жизни» без обложки, пустой мятый пакет из-под сладостей, маленькое зеркальце. А вот и плеер. Я пролистала «Роман моей жизни», взяла плеер и закрыла парту. Сабина сидит в классе сзади меня, возле самого окна. Из окна я увидела, что Сабина и Фанни разговаривают с Тобиасом и Эмилем, стоя у калитки, ведущей на Новую площадь.

Через две минуты я уже была внизу. Но их на месте не оказалось. Их вообще нигде не было. Я стояла с плеером Сабины и не могла понять, куда они делись. Обещали ждать, а сами ушли. Забыли про меня. Как будто я никто. Как будто меня нет. Я надела наушники и включила музыку. Музыка была все та же, все тот же итальянский певец. Почему я никак не могу запомнить его фамилию? Врубив музыку на полную мощность, я отправилась домой.

Вечером в кровати я снова и снова слушала песни, которые так нравятся Сабине. Вдруг в комнату ворвался Антон. Он никогда не стучится, хотя я специально для него повесила на двери табличку. — Ты не знаешь, когда мама придет? — заорал он. Я не знала и сделала вид, что не слышу его вопроса. Антон подошел к кровати и попытался снять с меня наушники. Он подумал, что я его и правда не слышу. Я вцепилась в наушники. — Отстань! — закричала я. — Они могут сломаться. Упершись коленом в живот Антона, я начала его отпихивать. Антон сильнее меня, но драться он не стал. — Откуда у тебя плеер? — спросил он. — Не твое дело! И не входи ко мне без стука! — Какая муха тебя укусила? — спросил он. — Что ты такая вредная стала? Я сама не знала, почему так разозлилась. Я хотела только, чтобы он оставил меня в покое, чтобы меня все оставили в покое. — Вон отсюда! — закричала я, но голос сорвался. — «Вон отсюда!» — передразнил Антон. — Ой, какая грозная! Я вскочила с кровати и начала дубасить кулаками по его груди. Он перехватил мои руки, и я подумала, что он сейчас меня ударит. Но он только толкнул меня на кровать и вышел. Дверь он оставил открытой. Я поднялась и закрыла дверь. Потом выключила плеер и засунула его в верхний ящик комода под белье.
15. Ложь

Там плеер и остался лежать, когда на следующее утро я пошла в школу. Если бы Сабина, встретив меня в коридоре, попросила прощения, я бы сказала, что забыла плеер дома. Если бы она извинилась за то, что не дождалась меня и ушла с мальчишками… Но она этого не сделала. — Плеер у тебя? — только и спросила она. — Нет, — ответила я. — Как нет? — Его там не было. — Как это не было?! — в голосе Сабины зазвучали истерические нотки. — В парте его не было, — ответила я совершенно спокойно. — Ты шутишь! — Нет. Она посмотрела по сторонам, словно надеясь, что плеер откуда-то появится. Тут Гунилла открыла класс, и мы вошли. — Он должен быть здесь, — бормотала Сабина, протискиваясь впереди всех к своему месту.

Пожалуй, здесь кое-что следует объяснить. Плеер — достаточно дорогая вещь, его на свои карманные деньги не купишь. Но многим ребятам в классе родители могли бы купить новый плеер к Рождеству или на день рождения. А Фанни купили бы сразу, как только она попросила. Сабина — другое дело. Мама ей почти ничего не покупает. И денег на карманные расходы не дает. Одевается Сабина красиво, но большинство вещей унаследовано ею от сестры, которая по вечерам работает в видеопрокате и зарабатывает деньги. Чтобы купить плеер, Сабина собирала по домам банки и бутылки. Она говорила всем, что копит деньги на поездку с классом, и за две недели набрала триста крон. Если плеер пропадет, никто не купит Сабине новый. Подбежав к парте, Сабина откинула крышку и начала рыться в своем хламе. Бумажки разлетелись по полу, мелок укатился под мою парту. Гунилла стояла и смотрела на Сабину, скрестив на груди руки. — Сабина, ты скоро закончишь? — спросила она наконец. — Мой плеер! — воскликнула Сабина. — Успокойся и скажи, что случилось. — Кто-то украл мой плеер! Тут Карин посмотрела на меня. Выражение лица у нее было странное. Как будто она что-то знала, хотя на самом деле знать ничего не могла. — Ты уверена, что не оставила плеер где-то еще? — спросила Гунилла. — Например, в кабинете труда. Или в столовой? А может, он у тебя дома? — Вы же сами видели его на последнем уроке. На классном часе. Она была готова расплакаться. Мне стало жалко ее, но было поздно. Теперь уже не скажешь, что плеер лежит у меня дома. И в шутку превратить все не получится. Сабина не любит, когда над ней подшучивают, тем более так. — Ты хорошо знаешь, что деньги и ценные вещи в парте не хранят, — сказала Гунилла. — На перемене подойди к сторожу, спроси у него.

Место Фанни так и осталось пустым. За последние недели добрая половина класса подхватила простуду и слегла с высокой температурой. Теперь, похоже, к ним присоединилась и Фанни. На перемене Сабина попросила меня сходить с ней к сторожу. Он, конечно, не знал, где ее плеер. Мы вышли во двор и уселись на комплекс. Сабина была грустной. Мне казалось, что я смотрю на происходящее со стороны. Вот я сижу на комплексе рядом с Сабиной и грущу с ней за компанию. Утешаю, говорю, что плеер наверняка найдется. А сама знаю, что он лежит в моем ящике, под бельем, и не найдется, если я его не принесу. А принести его я не могу. По крайней мере, сейчас. Сабина все время гадает, кто мог взять плеер. Я думаю, меня она вряд ли подозревает. Ей и в голову не придет, что я могу такое сделать. Но на сердце у меня неспокойно. И я пытаюсь направить мысли Сабины в другую сторону. — Странно, что Фанни заболела именно сегодня, — говорю я. — Почему? — нетерпеливо переспрашивает Сабина. — О чем ты? — Как ты думаешь, почему Фанни вчера не хотела, чтобы ты возвращалась за плеером? — Что ты имеешь в виду? — Ничего, — сейчас важно было не сказать лишнего. — Нет, скажи! — Правда, ничего. Я совсем не хотела, чтобы до Фанни дошли слухи, будто я обвиняю ее в воровстве. К тому же это было совершенно неправдоподобно. Она вышла из класса вместе с нами и сразу спустилась во двор. Когда ей было красть плеер? И зачем, ведь у нее есть и CD-плеер, и обычный кассетник. Не знаю, о чем думала Сабина, но вслух она сказала: — Фанни какая-то странная. Когда с ней соглашаешься, все нормально, а если нет… — М-м-м, — сочувственно промычала я. Сабина накрутила на палец прядь своих черных волос. — Я от нее иногда ужасно устаю, — сказала она. — Я тоже, — сказала я. — Не говори никому то, что я тебе сказала, — попросила Сабина. — Конечно, не скажу. — В обеденный перерыв можем пойти ко мне, — предложила Сабина. — Хочешь?
16. Сабина и я

Я не была дома у Сабины с прошлой весны. Она у меня тоже. Раньше мы часто после школы заходили ко мне. У нее никогда не знаешь, в каком состоянии окажется мама. Да и с едой было туговато. Но в третьем и четвертом классе мы иногда стали заходить к Сабине и там, в их общей с Надей комнате, примеряли Надину одежду и пробовали косметику. В прихожей у Сабины было темно, двери комнат плотно закрыты, кроме той, что вела в комнату Сабининой мамы. Оттуда на пол прихожей выбивалась полоска света. — Мама, ты дома? — вполголоса позвала Сабина. Часы показывали одиннадцать, но мама Сабины могла спать когда угодно. Из комнаты донесся голос: — Ты пришла? Вы уже закончили? — У нас перерыв. Мы с Норой вдвоем. Если бы это была моя мама, она бы тут же прибежала, стала накрывать на стол. А мама Сабины только крикнула: — Идите в свою комнату! Если хотите есть, возьмите что-нибудь в холодильнике! — Мы поели, — сказала Сабина. Это было неправдой. Но есть я не хотела. В комнату Нади и Сабины ведет вторая дверь с левой стороны. Первая дверь ведет в ванную. Мы как раз проходили мимо, когда дверь ванной открылась и оттуда вышел мужчина с полотенцем через плечо. Он был совсем голый! Я не знала, куда девать глаза. Он стоял прямо перед нами и, казалось, занимал собой всю прихожую. Смерив нас взглядом, мужчина хмыкнул: — Вот тебе на! Ладно, за просмотр денег не беру. Мама Сабины появилась в дверном проеме, одетая в домашний халат. Она была очень молода и довольно красива. Похожа на Надю и Сабину, точнее, они были похожи на нее, только она была не такая темная. Черные волосы и темные глаза сестры унаследовали от отца, который бросил их, когда родилась Сабина. Наверно, испугался, что не справится с двумя младенцами и девятнадцатилетней женой, так говорит Сабина. Сама она отца никогда не видела: он вернулся в Италию. Когда мы с Сабиной были маленькие, все девчонки в саду и школе завидовали, что у Сабины такая молодая и красивая мама. Но прошло несколько лет, и хотя матери Сабины было лишь немного за тридцать, под глазами у нее появились черные тени, а вокруг губ — резкие морщины. Сейчас она стояла перед нами лохматая, с потеками вчерашней косметики на лице. И кричала мужчине с полотенцем: — Ты, козел, хватит к девчонкам приставать! Потом она повернулась к Сабине: — Я же велела вам идти к себе! Не ответив ни слова, Сабина наотмашь распахнула дверь своей комнаты. — Кто это был? — спросила я Сабину, когда мы остались вдвоем. — Понятия не имею, — ответила она. В комнате был полумрак, рольставни опущены. Сабина рывком подняла ставни, сбросила на пол ворох вещей, чтобы освободить для меня место на кровати. В комнате Нади и Сабины почти не было мебели. Две кровати, один комод на двоих, трюмо, за которым красилась Надя, и сломанное кресло, сидеть на котором было нельзя. На стене возле Надиной кровати висела огромная черно-белая фотография парня с голым торсом и блестящими выпуклыми мускулами. Сабина села возле трюмо и побрызгала себя духами. — Надины, — сказала она. — Хочешь? Я помотала головой, но она все равно подушила меня. Сабина подправила свой макияж. Она начала краситься после лета — немного туши на ресницы и светло-коричневая помада — в тон кожи. — Иди сюда! — позвала она. — Я тебя накрашу. Я села перед зеркалом, и она принялась задело. Совсем как раньше. Только раньше мы так играли и потом, выходя из комнаты, стирали с лица косметику. Мне было приятно сидеть рядом с Сабиной, чувствовать ее волосы на своей щеке. — У тебя глаза красивые, — сказала Сабина, подрисовывая мне линию века. Я немножко боялась, что она попадет карандашом мне в глаз, но жмуриться было нельзя, и я наоборот раскрыла глаза как можно шире — мне даже стало больно. Когда с глазами было покончено, Сабина нарисовала мне контур губ красно-коричневым карандашом. Было щекотно. Потом наступила очередь светло-коричневой помады, и напоследок — крем-пудра на щеки. Руки Сабины легко касались моего лица. Я зажмурилась. — Готово! — объявила Сабина и оглядела меня. Я посмотрела на себя в зеркало. Это была я и в то же время не я. Взрослая девочка с моим лицом. Это было очень странно. — Пойдешь с нами вечером? — спросила Сабина. Мне показалось, что я ослышалась. За весь месяц они ни разу меня не позвали. А сейчас Сабина спрашивает об этом, словно о чем-то само собой разумеющемся. Я кивнула. — Ты часто с ними гуляешь? — сказала я первое, что пришло в голову, стараясь, чтобы Сабина не заметила моей радости и смущения. — Дома все равно находиться невозможно. Ты же видишь. Мама и Надя ругаются, да еще… Она замолчала. — Обещаешь никому не говорить? — спросила она. Я поняла, что речь пойдет о чем-то серьезном. Я кивнула. — Честное слово? — Да. Набрав побольше воздуха, Сабина сказала: — У Нади будет ребенок. — Ребенок? — глупо повторила я. — Да, а она не хочет говорить, кто отец. Мать на нее орет, Надя кричит: «Сама заткнись», потому что мать сама залетела в пятнадцать лет, мама отвечает, что у ее ребенка, по крайней мере, был отец, а Надя ей: «Да, отец у нас что надо!» Сабина замолчала. — Ты только никому не говори, ладно? — снова попросила она. — Я никому кроме тебя не рассказывала. Никому. Фанни тоже не знает. Только я. Меня переполняла радость и гордость. Значит, мы с Сабиной опять вместе, как раньше.

17. Ты можешь на меня рассчитывать

Так прошел день. С последних уроков Сабина отпросилась — ей было нужно к зубному. — До вечера, — сказала она. — Я за тобой зайду. Возвращаясь после уроков домой, я увидела возле калитки Карин. Она кого-то ждала. Я сделала вид, что не замечаю ее. — Нора, — сказала Карин. — Пойдем вместе? Ничего не ответив, я прошла мимо. Карин за мной. Я ускорила шаг. Она уже почти бежала, едва успевая переводить дыхание. Да, она действительно не очень в форме. — Что тебе надо? — наконец спросила я. — Можно, я зайду к тебе? Я могу помочь тебе сделать математику. «Ты спятила? Отстань, иди домой!» — уже собиралась сказать я, когда Карин вдруг, вплотную приблизившись ко мне, прошептала: — Ты можешь на меня рассчитывать. Я не проболтаюсь. Никому не скажу. Она стояла совсем близко, я чувствовала ее дыхание и запах мыла. Так же близко стояла Сабина всего несколько часов назад. Карин, наверно, тоже чувствует, что от меня пахнет духами. — Ты про что? — спросила я. — Плеер Сабины, — ответила Карин. — Я видела тебя вчера. Тут я вспомнила флейту, игравшую в зале, когда я поднималась по лестнице. На обратном пути музыки уже слышно не было. Наверно, Карин вышла следом за мной со своей флейтой. Но я была в наушниках и ничего не слышала. Мысли бешено крутились в голове. Сабина ей не поверит, думала я. Почему она должна верить Карин, а не мне? Но ведь плеер исчез, и ходила за ним я. Странно, что Сабина меня не заподозрила. К тому же зачем Карин лгать? Если Карин пойдет к Сабине и расскажет то, что видела, нашим отношениям придет конец. А ведь они только-только начали возрождаться. Я побоялась рисковать.

18. Майка с серебряным рисунком и красное платье

Мы с Карин делали на кухне математику, когда туда зашел Антон, открыл холодильник и попил молока прямо из пакета. Карин посмотрела на Антона так, будто он плюнул в еду или сделал что-нибудь и того хуже. Антон, конечно, этого не заметил, проворчал что-то и ушел к себе. Для меня в математике нет ничего сложнее процентов. Я их понимаю плохо, а когда мама объясняет, запутываюсь еще больше. Но Карин здорово умела объяснять, и к маминому приходу я успела правильно сделать несколько примеров. Мама была в пальто, несла Калле, два пакета с продуктами и еще один с одеждой. Я не понимаю, как она столько всего носит. Калле она посадила мне на руки, пакеты поставила на кухонный стол. — Можешь снять с него комбинезон? — спросила мама и повернулась к Карин: — Привет, я мама Норы, меня зовут Лена. Карин встала, протянула маме руку и слегка поклонилась: — Карин Эрикссон. Мама удивленно пожала протянутую руку. Потом увидела наши учебники и сказала: — Вы уроки вместе делаете! Вот молодцы! Калле извивался как червяк, но я все же раздела его. Он сполз на пол и начал играть под столом в кубики. Мама налила воды в большую кастрюлю и поставила ее на плиту, потом стала распаковывать сумки. Пальто она так и не сняла. Я покосилась на пакет с одеждой. — Что ты купила? — спросила я. — Макароны, — ответила мама, стоя ко мне спиной. — А в другом пакете? — Ах, ты про это! — мама повернулась к нам лицом. Она открыла пакет и достала платье. Красное, с длинным рукавом и глубоким вырезом, оно было сшито из тонкой и блестящей ткани. Держа платье перед собой, мама позировала перед нами, как фотомодель. Сразу было видно, что платье ей очень идет. — Правда, красивое? — спросила мама. — Только нужно следить, чтобы, когда наклоняешься, сиськи не вывалились. Карин покраснела как рак. — Платье красивое, — подтвердила я. — Дорогое? — Не особенно, — сказала мама, однако тут же оторвала и выбросила ценник в помойку. Потом она снова заглянула в пакет и вытащила сверток поменьше. — А это вам, — она протянула мне сверток. — В честь школьного вечера. Это была майка, та самая, с серебряным рисунком!

Я примерила майку перед зеркалом у себя в комнате. Да, на витрине она смотрелась совсем по-другому. На манекене она была натянута и приподнята на груди. А у меня пока никакой груди не было. Карин стояла сзади и смотрела. Я так и не поняла, понравилась ли ей майка. — Мне не разрешили идти на вечер, — вдруг сказала Карин. — Почему? — Они боятся, как бы со мной что-нибудь не случилось. — Кто — «они»? — Мои родители. Я ничего не поняла. В каком смысле «случилось»? Что может случиться на школьном вечере? — Что они имеют в виду? — Ну что какой-нибудь мальчик… Я чуть не расхохоталась. — Что ты… и кто-то из мальчишек…? — проговорила я, стараясь не рассмеяться. Она серьезно кивнула. — А ты?.. — спросила она. — Ты ведь Юнасу нравишься, да? Всем так и хочется свести меня с Юнасом! — Я его терпеть не могу! — воскликнула я. — Никогда больше мне про него не говори! Она снова кивнула и уставилась в пол.
19. Ты бы хоть раз спросила меня!

Новую майку я решила приберечь до праздника и опять переоделась в старую. Когда мы вышли на кухню, там уже вкусно пахло едой. — Мы скоро будем есть? — спросила я, рассчитывая на то, ч