Глава 6. – Это Баннус, – сказал вполголоса Симеон

– Это Баннус, – сказал вполголоса Симеон.

Катон, снявший соломенную шляпу и приладивший на голову шлем, удивленно посмотрел на проводника:

– Ты с ним знаком?

– Встречались раньше.

– Надеюсь, как друзья?

– Мы были друзьями много лет назад. Теперь нет.

– Надо было раньше об этом сказать, – проворчал Катон.

– Я не думал, что это важно, центурион. И потом, ты не спрашивал.

– Если мы выпутаемся, хорошо бы получить ответы на несколько вопросов.

Баннус остановил лошадь недалеко от римлян, улыбнулся, узнав проводника, и заговорил по‑гречески:

– Когда мои люди рассказали про лучника в форте, мне следовало догадаться. Этих римских солдат сюда никто не звал, но мир тебе, Симеон из Бетсаиды.

– И тебе, Баннус из Ханаана. Чем мы можем служить тебе?

– Пусть эти два римских офицера сдаются. А ты и остальные можете вернуться в Иерусалим – мы только заберем оружие.

Симеон покачал головой.

– Ты знаешь, что это невозможно. Ты покроешь позором меня и мою семью.

Баннус несколько мгновений смотрел на Симеона, потом продолжил:

– Во имя прежних дней снова прошу тебя отдать нам этих двоих и оружие. На моих руках не будет твоей крови.

– Тогда отойди и пропусти нас.

– Нет. Эти двое убили трех моих людей в Иерусалиме. Их нужно казнить – в назидание народу Иудеи.

– А как же я? Я убил трех твоих людей у форта.

– Я сражаюсь с Римом, Симеон. И тебе следовало бы. – Баннус протянул руку. – Идем с нами.

– Нет.

Баннус опустил руку и обратился к всадникам эскадрона:

– Выдайте мне двух офицеров – и останетесь живы. Сложите оружие!

Макрон пихнул локтем Катона.

– Кого он пытается надуть? Он убьет солдат, как только они отдадут оружие! – Макрон сделал вдох, выхватил меч и крикнул Баннусу: – Тебе нужно наше оружие? Иди и возьми!

– Ш‑ш‑ш! – зашипел Катон. – Ты считаешь себя Леонидом?[2]

Баннус взглянул на центурионов, затем кивнул на прощание Симеону и пустил коня галопом вверх по склону, к своим людям.

Макрон позвал декуриона.

– Каковы наши шансы?

– Никаких, если останемся на месте и попытаемся обороняться. Нужно нападать, пробиться сквозь их строй и бежать. Только прикажи, командир. Но немедленно, пока они не напали первыми.

Макрон кивнул:

– Давай.

Декурион повернулся к солдатам:

– Построить плотный клин!

Когда лошади заняли позиции, Макрон и Катон застегнули ремешки шлемов и, отвязав поклажу, сбросили ее на землю. Симеон достал лук, натянул тетиву и приготовил колчан. Когда центурионы и проводник присоединились к остальным, Баннус уже добрался до своих людей и начал отдавать приказания. Он расставил пращников и лучников на флангах, а по центру, перегородив дорогу, встали пешие мечники – в основном плохо вооруженные, с хлипкими щитами. У некоторых были шлемы и кожаные панцири. За ними, на краю гребня, стояли Баннус и его всадники, вооруженные кто копьем, кто луком. Увидев, что пращники начинают собирать камни, Катон повернулся к декуриону:

– Давай! Командуй!

Декурион кивнул, набрал воздуху и крикнул:

– Эскадрон! Вперед!

Клин шагом двинулся вперед. Всадники одной рукой, прикрытой щитом, крепко держали поводья, а второй подняли копья вверх, чтобы не задеть товарищей, пока они не добрались до врага. Над ними, с обоих флангов, пращники раскручивали пращи над головой, а лучники подняли луки. Катон очень хотел, чтобы немедленно прозвучал приказ к атаке, пока не поздно, но осадил сам себя: декурион – опытный воин и знает свое дело.

– Эскадрон, рысью – вперед!

Солдаты пришпорили лошадей, и эскадрон рванулся вперед, как раз когда первый яростный шквал камней и стрел взвился в воздух. Резкая смена темпа сбила прицел врага, и большинство снарядов упало на землю чуть позади строя. Несколько стрел вонзилось в щиты замыкающих всадников. Одна лошадь жалобно заржала, когда стрела вонзилась ей в круп, подалась назад, но всадник удержался в седле и вернул скакуна в строй.

– В атаку! – крикнул декурион во главе клина, взмахнув мечом.

Солдаты подхватили боевой клич, снова пришпорили лошадей, и клин помчался вперед. Во второй шеренге Катон и Макрон вцепились в поводья; лошади понеслись с развевающимися гривами и хвостами. Вздымая пыль и песок, клин стремительно двигался вверх по склону, на Баннуса и его бандитов. С флангов по римлянам снова ударили стрелы и камни, на сей раз достигнув цели. Катон увидел, как камень попал в голову солдата впереди и слева. От удара голова всадника качнулась вбок, он выпустил из ослабевших рук копье, щит и поводья. Лошадь шарахнулась в сторону. Боец вывалился из седла, и конь, оставшись без всадника, понесся галопом. Справа от себя Катон увидел хмурое лицо Макрона, пригнувшегося к седельной луке. Симеон, крепко сидящий в седле, натянул тетиву, готовясь стрелять.

Баннус подъехал к пехотинцам и отдал приказ стоять насмерть, однако надвигающаяся кавалерия для многих оказалась слишком страшным зрелищем: бандиты рассыпались, убираясь с пути всадников. И тут – Катон даже не успел этого осознать – клин вонзился в позиции врага. Воздух наполнился скрежетом и звоном оружия, стонами и криками людей, хрипом и ржанием лошадей. Заметив движение справа и снизу, Катон ткнул мечом в юркого человека в грязном тюрбане. Тот шарахнулся в сторону, и клинок царапнул его по плечу. Зарычав, бандит замахнулся узким изогнутым мечом, и Катон едва успел отбить удар гардой. Затем центурион ударил сам, попав по тюрбану лезвием. Ткань приняла на себя режущую силу, но от мощного удара человек потерял сознание и исчез в пыли, поднятой копытами лошадей и ногами людей, схлестнувшихся в смертельной схватке. Катон огляделся. Макрон рубился с парой мечников, выкрикивая им в лицо оскорбления, вызывая на бой. Симеон достал стрелу, повернулся в седле, быстро выбирая цель, и спустил тетиву. Стрела, пролетев шагов десять, вонзилась в грудь бандита, и острие вышло из спины, вырвав кусок окровавленной плоти.

– Вперед! – прокричал Катон. – Не останавливаться! Вперед!

Декурион оглянулся, кивнул и подхватил клич. Солдаты подгоняли лошадей, прорывая строй бандитов, и, оказавшись на свободном месте, устремились в последнем броске вверх по склону – к поджидавшим всадникам. Баннус выхватил меч и крепко прижал к левому боку щит, выкрикивая приказы. Бандиты с громким кличем устремили лошадей на солдат. Клин давно распался, и римляне атаковали разрозненной массой. Стороны сошлись в мелькании блестящих мечей, лошадиных тел, развевающейся одежды и сверкающих доспехов. Без щита Катон чувствовал себя ужасно уязвимым. Он пригнулся, опустив меч, и погнал лошадь через схватку, сквозь ряды бандитов. Макрон пытался перекричать невообразимый шум:

– Прорывайтесь через них! Прорывайтесь!

Справа от Катона что‑то мелькнуло ослепительно‑белой вспышкой, клинок звякнул сбоку по его шлему. Центурион ударил пятками, и лошадь прыгнула вперед – как раз вовремя, позволив Катону избежать повторного удара. Клинок просвистел мимо его шеи. Перед глазами центуриона вспыхивали цветные пятна, но постепенно зрение восстановилось, и он повернулся к врагу. Темное лицо, окаймленное шапкой спутанных черных волос и бородой, оказалось совсем рядом; противник занес клинок для нового удара. Катон взмахнул своим оружием, блокировав удар, лезвие меча скользнуло по изогнутому клинку и глубоко вонзилось в волосатое запястье врага. Бородач закричал, отдернув руку, – кровь хлестала из страшной раны. Катон склонился ниже, вонзил меч в живот бандита, повернул и резко выдернул. Пытаясь сориентироваться, центурион быстро оглядел силуэты, плохо различимые в туче пыли, заметил свободное пространство между двумя лошадьми без всадников и направил скакуна туда, ударив плашмя мечом по крупу. Лошадь вырвалась из облака пыли, и Катон увидел, что проскочил воинов Баннуса.

– Ко мне! Римляне, ко мне! – закричал он.

Появились еще несколько силуэтов. Симеона нагонял всадник в тюрбане; проводник, крепко сжав в одной руке лук и поводья, поразил мечом преследователя. Из пыли выскочили еще несколько солдат, потом – Макрон, который, крепко обхватив своего преследователя за шею, выдернул его из седла и швырнул на землю. Внезапно весь мир вокруг бешено завертелся и расплылся. Катон заморгал, но по‑прежнему видел все смутно. Его стошнило.

– Катон! – позвал голос рядом, и появилась темная фигура. Зрение чуть‑чуть прояснилось, и Катон узнал Макрона. – Что с тобой?

– По голове получил, – невнятно проговорил Катон, пытаясь удержаться в седле. – Сейчас очухаюсь.

– Нет времени. Дай мне поводья.

Катон, не успев ответить, почувствовал, как поводья забирают у него из левой руки. Он вцепился в луку седла, и Макрон двинулся вперед, ведя лошадь Катона за собой. Они удалялись от врага. Зрение Катона постепенно прояснялось, но голова все еще кружилась, невыносимо тошнило. Большинство солдат вырвались из схватки и галопом мчались по гребню, прочь от бандитов. За их спинами борьба продолжалась вокруг тех, кто еще не вырвался из западни. Несколько вражеских мечников показывали в сторону спасающихся римлян и кричали, привлекая внимание конных товарищей. Баннус попытался быстро построить людей, но римляне уже получили фору в полмили. Бандиты бросились в погоню: их лошади были легче, на всадниках почти не было доспехов, так что они неслись стремительно и вскоре начали настигать римлян. Однако кони имперского гарнизона были лучше – они отбирались по всей провинции. Вскоре необычайная выносливость армейских скакунов начала сказываться, и строй бандитов растянулся – только половина их лошадей могла потягаться с армейскими.

– Держитесь дороги! – крикнул Симеон. – Прямо по ней – до самого форта!

Приступы головокружения накатывали на Катона все чаще, и он боялся потерять сознание. Макрон озабоченно оглядывался назад; стало ясно, что рана приятеля гораздо серьезнее, чем казалось. Катон потерял сознание и начал валиться с седла. Макрон вовремя заметил это и, натянув поводья, подхватил друга, когда его лошадь оказалась рядом. Макрон отчаянно огляделся, но большинство солдат уже ускакали вперед.

– На помощь! – проорал центурион.

Последний всадник оглянулся, встретился на миг взглядом с глазами центуриона и погнал лошадь дальше. Симеон тоже слышал крик; он тут же развернул коня и подлетел к Макрону.

– Что с ним?

– Удар по голове. Отключился. Сколько до Бушира?

Симеон бросил взгляд на дорогу.

– Два, может, три часа хорошей скачки.

– Проклятье! Нас схватят гораздо раньше.

Симеон промолчал, понимая, что это правда. Макрону приходилось поддерживать Катона, так что преследователи их вскоре нагонят.

– Что будешь делать, центурион?

Макрон посмотрел на далекие фигуры вражеских всадников, на миг нахмурился и кивнул сам себе.

– Ладно. Забери его. Я постараюсь задержать этих тварей подольше.

Симеон внимательно посмотрел на Макрона:

– Оставь его.

– Что?

– Я сказал – оставь его. Ты не задержишь их надолго – мы вдвоем не успеем далеко убраться. Или он один умрет, или мы все трое.

– Не могу, – беспомощно сказал Макрон, глядя на бледное лицо Катона, склонившего голову на плечо приятеля. – Он мой друг. Больше чем друг – он мне как сын. Я не оставлю его умирать.

Симеон снова взглянул на погоню и с мрачным лицом повернулся к Макрону:

– Ладно, вези его. Держись дороги. Я поеду рядом и буду их сдерживать.

– Чем?

– Вот этим… – Симеон поднял лук. – Через несколько миль от дороги будет ответвление к деревне. Там сделаешь все точно, как я скажу. Ясно?

Макрон помолчал, обуреваемый сомнениями, потом кивнул:

– Хорошо! Вперед!

Они поехали, поддерживая Катона с двух сторон, чтобы он оставался в седле, однако их скорость резко снизилась; каждый раз, как Макрон оглядывался, он видел, что самые быстрые из преследователей приближаются. Впереди последний солдат постепенно удалялся – мутная тень в туче пыли, поднятой его товарищами. Макрон начал проклинать их, но сообразил, что из‑за пыли декурион и его люди не видят, что происходит.

Позади четверо бандитов стремительно догоняли, оторвавшись от слабых лошадей своих товарищей. Они знали, что скоро римляне окажутся в их власти, и бешено подстегивали скакунов, предвкушая добычу.

Промчавшись мимо холмов, беглецы оказались на холмистой равнине: простор каменистой земли с расчищенной полоской – дорогой. Симеон отстал от лошади Катона и крикнул Макрону:

– Вперед! Я буду чуть сзади.

Макрон кивнул, крепче взял Катона за плечо и понесся дальше. Позади Симеон откинул крышку колчана, достал стрелу и аккуратно приладил выемку к тетиве; лошадь уверенно продолжала путь легким галопом, управляемая нажатием коленей Симеона. Проводник дал преследователям подобраться ближе, пока те не оказались всего в тридцати шагах позади. Только тогда Симеон повернулся в седле, поднял лук, целясь в ближайшего бандита. Тот в испуге пригнулся, но проводник целился не в человека. Он спустил тетиву, и стрела ударила в грудь надвигающейся лошади. Пронзительно заржав от боли и ужаса, лошадь споткнулась и покатилась на землю, придавив седока. Симеон уже изготовил новую стрелу и прицелился во вторую лошадь. Бандиты чуть отстали, объезжая упавшую лошадь, корчащуюся на спине и молотящую ногами по воздуху, пытаясь избавиться от зазубренного древка, торчащего у нее из груди. Затем они снова приблизились; проводник различал их злобные, решительные лица.

Одну за другой он свалил их лошадей в пыль. Затем, удовлетворенно кивнув, захлопнул колчан, повесил лук на место и поскакал догонять Макрона.

Вскоре они достигли места, о котором говорил Симеон, – дорога разветвлялась, узкая тропинка ныряла в неглубокую долину и извивалась по широкому вади. Декурион и его люди ждали у развилки, не зная, какой путь выбрать. Бока взмыленных лошадей вздымались и опадали, как кузнечные мехи. Декурион обрадовался, увидев их, но заметил, что Катон без сознания.

– Он ранен?

– Нет, – холодно ответил Макрон. – Просто прикорнул. Ну конечно, он ранен!

Декурион мгновенно оценил положение.

– Он замедлит нас.

Симеон указал на главную дорогу.

– Езжайте здесь. По ней доберетесь до форта. Центурион, отправляйся с ними.

– Что? – опешил Макрон. – Ни за что! Я останусь с Катоном.

– Если возьмете его с собой, вас все равно догонят – вы не доберетесь до форта.

– Я уже говорил – не оставлю его Баннусу.

– Баннус его не получит. Я спрячу его в надежном месте.

Макрон засмеялся.

– Надежное место? Здесь?

Симеон показал на боковую дорогу.

– В миле отсюда есть деревня. Жителей я знаю и доверяю им. Они укроют нас. Когда доберетесь до форта, возвращайтесь с подкреплением. Я буду ждать.

– Безумие, – возразил Макрон. – С чего мне доверять этим селянам? С чего мне доверять тебе?

Симеон пристально посмотрел на центуриона:

– Я клянусь жизнью моего сына, что со мной твой друг будет в безопасности. Теперь давай поводья.

На секунду Макрон застыл, взвешивая положение. Оставлять Катона не хотелось, но попытка довезти его до форта почти наверняка сулила гибель обоим приятелям.

– Командир! – солдат показал на дорогу. – Я их вижу!

Макрон отпустил поводья и прикрыл глаза от солнца. Симеон подхватил поводья, пока центурион не передумал. Одной рукой поддерживая Катона, проводник направил лошадей на боковую дорогу.

– Подождите, пока я не скроюсь из виду! – крикнул он через плечо. – Потом двигайтесь. Они поскачут за вами.

Как только Симеон и Катон оказались ниже уровня главной дороги, декурион развернул коня.

– Вперед!

Солдаты последовали за ним, пришпоривая лошадей и подгоняя их криками. Макрон разрывался между желанием остаться с другом и стремлением как можно быстрее добраться до форта, чтобы выслать спасательный отряд, но медлить было некогда. Центурион схватил поводья, вонзил пятки в бока скакуна и помчался за солдатами. Бросив последний взгляд в сторону низины, где скрылись две фигуры, Макрон поклялся себе, что если хоть что‑то случится с Катоном, он не успокоится, пока Симеон не заплатит жизнью.

Проводник направил лошадей к высохшему речному руслу и доехал до излучины. Там он остановился и стал ждать. Измученные кони хрипели и тяжело дышали, грузно переступая копытами.

– Ш‑ш‑ш, – тихо прошипел Симеон, ласково потрепав свою лошадь по шее. – Мы же не хотим выдать себя, а?

Невдалеке послышался приближающийся конский топот. Симеон взмолился про себя, чтобы преследователи слишком увлеклись погоней за Макроном и остальными и оставили тихую дорожку в покое. Шум погони приближался. Катон неожиданно выпрямился в седле, распахнул глаза и изумленно начал оглядываться, не понимая, где находится.

– Что… Где я?

– Тихо, парень! – Симеон крепко ухватил центуриона за предплечье. – Умоляю.

Катон уставился на него, потом вдруг зажмурил глаза: накатила новая волна головокружения. Он мучительно содрогнулся, и его вырвало – на кольчугу и на лоснящийся бок лошади. Катон с трудом сплюнул, прочищая рот, потом снова повалился вперед и шепнул в полузабытьи:

– Да потому, что это моя палатка, твою мать… вот почему.

Плечи Симеона расслабленно опустились, когда римлянин снова затих. Проводник прислушался: всадники приблизились галопом, дико вскрикивая в азарте погони – они ясно видели солдат. Никакие звуки не указывали на то, что погоня разделилась или хотя бы замедлила ход на развилке, и вскоре шум галопа затих вдалеке. Симеон подождал, не появится ли отставший, но никого не было. Щелкнув языком, проводник вывел лошадей из канавы к дороге и, аккуратно поддерживая Катона, направился в сторону деревни.

Катон рывком вынырнул из дурного сна. Кошмар, который заставил его прийти в себя, центурион тут же позабыл. Голова ужасно болела, боль колотила в череп. Катон открыл глаза, и боль усилилась от слепящего сияния солнца. Он моргнул, скосил глаза, и тут его ноздри уловили кислый запах рвоты; Катона скрутило, и он прижал ладонь ко рту.

Через несколько мгновений центурион снова разомкнул веки. Резь в глазах немного утихла, и Катон увидел, что они въезжают в небольшое селение. Аккуратные каменные домики, обмазанные глиной, стояли по обеим сторонам дороги. Навесы из пальмовых листьев примыкали к стенам домов; там и сям поднимались тонкие стволы пальм. Потом Катон заметил людей – семитов, одетых в светлые свободные одежды. Дети носили простые туники. Мужчины и женщины мололи зерно в каменных чашах, несколько человек что‑то бурно обсуждали рядом с самым большим домом. Они замолчали, глядя, как проводник ведет мимо лошадей. Симеон поклонился, приветствуя каждого по очереди, и спешился у домика в центре деревни. Он помог Катону спуститься; напрягшись под весом центуриона, забросил руку раненого себе на плечо и двинулся к двери.

Из дома вышла пожилая женщина – седовласая, с удивительно прекрасными чертами и темными глазами. Невысокая и худая, она с властной уверенностью поглядела на мужчин, появившихся на пороге ее дома.

– Симеон бен Иона, – строго сказала она. – Я не видела тебя больше года, а ты притащил мне на порог пьяного римского солдата. Что это значит?

– Он не пьян. Он ранен, и ему нужна твоя помощь. Кстати, он очень тяжелый… Я тоже не отказался бы от помощи.

Женщина что‑то проворчала и, шагнув вперед, подхватила Катона с другой стороны, принимая на себя часть веса. Римлянин встрепенулся, закрутил головой и представился:

– Центурион Квинт Лициний Катон, к твоим услугам.

– Добро пожаловать в мой дом, центурион.

– И чей это дом?

– Моего старого друга, – объяснил Симеон. – Мириам из Назарета.

Мысли Катона путались, и он с трудом пытался сообразить.

– Назарет? Это не может быть Назарет.

– Не может. Это деревня Хешаба.

– Хешаба. Очень хорошо. А кто тут живет?

– Наша община, – ответила Мириам. – Мы последователи Иегошуа.

Иегошуа… Катон, напрягшись, вспомнил, что так звали человека, казненного Римом. Катон оглядел лица жителей деревни; холодок страха пробежал по спине.

Date: 2015-09-05; view: 279; Нарушение авторских прав