Глава 5. Проверив, как его оптион организовал несение караула, и вполне удовлетворившись увиденным, Катон направился вдоль ряда палаток центурии Макрона и просунул

Проверив, как его оптион организовал несение караула, и вполне удовлетворившись увиденным, Катон направился вдоль ряда палаток центурии Макрона и просунул голову во входное отверстие самой большой из них, в самом конце линии. Макрон сидел за небольшим раскладным столом и при тусклом свете масляной лампы рассматривал какие‑то навощенные дощечки.

– Готов?

Макрон поднял голову, отодвинул стопку дощечек в сторону, встал со стула и шагнул навстречу Катону.

– Конечно. В любом случае этого с меня хватит. Проклятые платежные ведомости – у меня от них голова кругом идет. Поневоле случается, что нет‑нет да и пожалею о том времени, когда моим оптионом был ты. Тогда по крайней мере со всеми этими счетами‑отчетами был полный порядок, а я мог, не забивая себе голову цифирью, сосредоточиться на настоящем деле.

Катон понимающе кивнул: по правде говоря, жизнь в недавнем прошлом была легче и проще для них обоих. В ту пору, когда Макрон был его командиром, Катон учился у старшего товарища правилам армейской жизни и всему тому, что может потребоваться центуриону, не отягощая юношеские плечи бременем реальной ответственности. Конечно, оптион тоже командир, и бывали моменты, когда обстоятельства вынуждали Катона принимать самостоятельные решения. Юноша успешно с этим справлялся, однако знал, что в конечном счете за все, касающееся его центурии, отвечает центурион. Теперь он сам стал центурионом, а значит, был в ответе не только за себя, но и за всех своих подчиненных. И ведь нельзя сказать, чтобы он не справлялся с новыми обязанностями: претензий к нему пока никто не предъявлял, но он и сам был достаточно требователен к себе. И уж во всяком случае, отдавал себе отчет в том, что его долговязая мальчишеская фигура не лучшим образом сочетается с доспехами и должностными регалиями центуриона.

– Как справляется Фигул? – поинтересовался Макрон по пути к большому квадратному шатру в центре расположения Третьей когорты. – До сих пор не пойму, с чего это ты выбрал его в оптионы. Спору нет, парень он храбрый, в драке не пасует, но в остальном, по‑моему, несносный зануда.

– Да нормально он справляется, – буркнул Катон.

– Да? Правда? – недоверчиво пробормотал Макрон. – Неужто и со счетами, и с прочей хреновой писаниной? И все сам?

– Ну, я это… порой даю ему наставления.

– Наставления даешь, вот как? Скажи уж сразу, что буковки показываешь. Тоже мне, нашел грамотея.

Катон опустил голову, пряча хмурое выражение лица. По существу, Макрон был абсолютно прав – Фигул плохо подходил для должности заместителя командира. Он и собственное имя‑то мог написать с большим трудом, а уж когда речь заходила о цифрах, то вряд ли мог пойти дальше подсчета собственных скромных сбережений за первый год службы в легионе. Но при всем этом Катон не колеблясь выдвинул его на командную должность. Начать с того, что они были почти ровесниками, и к тому же Катону очень хотелось видеть перед собой в строю знакомое лицо. Большинство товарищей по оружию, с которыми он начинал службу в центурии Макрона, сложили головы или вышли в отставку, получив увечья. Уцелевших распределили по разным подразделениям, смешав с составившим основу обновленной когорты пополнением. Так и вышло, что выбор Катона пал на Фигула.

«И ведь не сказать, чтобы малый был лишен достоинств», – порой мысленно оправдывал себя молодой центурион. В Фигуле угадывалась галльская порода: высокий, широкоплечий, он мог помериться силами с кем угодно хоть в легионе, хоть среди туземцев. Что еще важнее – по добродушию и простоте нрава прекрасно ладил с личным составом. Это делало его неплохим посредником между молодым центурионом и рядовыми бойцами. К тому же Фигул, как и сам Катон, был полон рвения и решимости доказать, что достоин своего нового назначения. Все бы ничего, да только попытки привить Фигулу хотя бы элементарные навыки ведения счетов и реестров быстро превратились для Катона в сущее мучение. Причем он отчетливо понимал: если ему не удастся исправить положение, окажется, что он сам, по собственной глупости, возложил на себя еще и часть обязанностей оптиона.

– Ты мог бы его заменить, – указал Макрон.

– Нет. Он справится, – упрямо заявил Катон.

– Ну, смотри. Это твое решение, парень.

– Вот именно. Это мое решение. И прошу тебя, Макрон, кончай вести себя так, будто ты мой заботливый папочка…

– Ой, да пожалуйста! Пожалуйста! – Макрон поднял руки, словно сдаваясь. – Слова больше не скажу.

– Вот и хорошо.

– Давай о другом: что ты думаешь о нашем командире Максимии?

– Да я слишком мало его знаю, чтобы выносить какое‑то суждение. Вроде бы свое дело он знает. Суров по части муштры и придирчив. Ну, что тут поделаешь?

Макрон кинул.

– Да, это командир старой школы: чтобы ни один ремень не болтался, все пряжки застегнуты, оружие и доспехи надраены до блеска, ни пятнышка, ни пылинки не потерпит. Такие ребята – хребет армии.

– А откуда он, где раньше служил? – поинтересовался Катон, глядя на собеседника. – Ты о нем с кем‑нибудь говорил?

– Да так, перемолвился парой словечек с Антонием по ходу дела. Он прибыл с тем же самым пополнением и знает Максимия еще по службе в Гесориакуме.

– Ну и что он говорит?

– Да почти ничего. Максимий уже почти десять лет в центурионах по всей империи, а до того вроде бы несколько лет состоял в преторианцах. Затем он перевелся в легионы.

Макрон покачал головой.

– Вот этого я, хоть убей, не понимаю: какой дурак по доброй воле уходит из гвардии? Там и жалованье выше, и снабжение лучше, а таверны и бордели Рима всегда под рукой. Красота!

– Слишком много хорошего – это уже плохо, а?

– Чего? – удивился Макрон. – Это надо такую чушь сказануть: небось не сам придумал, а, бьюсь об заклад, кто‑то из этих твоих хреновых философов. Нет уж, приятель, что хорошо, то хорошо: хорошего много не бывает, и чем его больше, тем лучше. Поверь мне.

– Да ты, Макрон, прямо эпикуреец.

– Это еще что за?..

Они подошли к палатке Максимия. Изнутри пробивался тусклый свет, а по приближении двух центурионов часовые сдвинули полог и расступились, давая им пройти. Макрон шагнул первым, Катон за ним. Внутри было жарко, душновато. Максимий сидел за походным столом, перед которым были расставлены пять табуретов. На трех из них уже сидели центурионы Третьей когорты.

– Спасибо, что почтили нас присутствием, – резко бросил Максимий.

По прикидкам Катона, до сигнала на смену караула оставалось еще чуть ли не полчаса, но прежде, чем он успел влезть с возражениями, Макрон выступил вперед со словами:

– Просим прощения, командир.

– Ну что ж, садитесь. Мы наконец начнем.

Как только они уселись, Макрон бросил взгляд на Катона и предостерегающе поднял бровь. Молодой центурион сообразил, что это, видимо, не ошибка, а особенность личного командного стиля Максимия, который ожидал, а вернее, требовал от подчиненных не просто точного, но максимально ревностного исполнения приказов, что предполагало способность улавливать и то, что не озвучивалось напрямую, а лишь подразумевалось. Это держало подчиненных в постоянном напряжении, и Катон, зная о существовании подобного командного стиля, относился к нему с категорическим неодобрением. По его разумению, при таком подходе командир вообще не может быть уверен в точном и правильном выполнении приказа, потому что подчиненные вместо того, чтобы следовать однозначным указаниям, будут каждый как может пытаться угадать истинные намерения начальника.

Когда последние прибывшие уселись, Максимий прокашлялся, выпрямился и обратился к своим центурионам:

– Ну, теперь… когда все наконец в сборе… Итак, карту легата вы видели, и общая задача, полагаю, всем ясна. Мы удерживаем броды, и для Каратака это обернется поражением. Теперь о задаче, стоящей перед нашей когортой: нам поручена охрана самого дальнего от лагеря брода, а потому и выступим мы завтра первыми, раньше других, еще до рассвета. К броду ведет укатанная подводами дорога, по ней и двинемся. К полудню дойдем до наблюдательного поста, устроим привал, отдохнем и пополним припасы из их запасов. Оттуда до брода, к северу, будет миля или около того, так что времени добраться до места, укрепить его и занять позиции нам вполне хватит. Но для того, чтобы двигаться быстро, приказываю не брать с собой ничего лишнего. Все пожитки оставить в лагере, с собой захватим лишь самое необходимое: нам предстоит сражение. И чтобы не было никаких отстающих, симулянтов… не говоря уже о том, чтобы кто‑то дрогнул при встрече с врагом. Вот враг другое дело, пусть он трепещет, и ежели у кого из варваров возникнет разумное желание сдаться, мы, конечно, – тут Максимий осклабился, – ему поспособствуем. Потому как, если нам повезет, мы можем не только одержать победу, но и малость на этом заработать. Все меня поняли?

Все центурионы, кроме одного, кивнули. Максимий обернулся к Макрону:

– Что не ясно?

– Командир, нам вправду разрешено брать пленных?

– Хм, а как это можно запретить? – рассмеялся Максимий. – Или ты имеешь что‑нибудь против возможности поднакопить деньжат, чтобы не пришлось бедствовать после отставки?

– Никак нет, командир, деньги я люблю ничуть не меньше всех прочих. Вопрос в другом: наша когорта будет одна, на дальнем фланге легиона. Если брать пленных, потребуется отряжать людей для их охраны, а это снизит наши боевые кондиции. И потом, меня как‑то не радует мысль о том, что какое‑то количество воинов‑бриттов будет находиться не только перед нами, но и у нас в тылу, пусть даже эти последние и будут разоружены. Это чревато неприятностями, командир.

– Ну что ж, Макрон, твоя позиция понятна. По‑моему, ты преувеличиваешь опасность. А что скажешь ты, молодой Катон? Каково твое мнение?

Катон растерялся от неожиданности, но постарался не подать виду.

– Трудно ответить однозначно, командир. Все зависит от того, каковы будут вражеские силы. Если сдержать противника будет нетрудно, то почему бы и не брать пленных? Но если на нас станут напирать значительные силы, то, как указывает Макрон, нам потребуется каждый, способный держать оружие. В таких обстоятельствах наличие пленных станет источником угрозы… командир.

– Понятно.

Максимий задумчиво кивнул.

– По‑твоему выходит, что на первом плане у нас должна быть осторожность. А ты уверен, что именно это качество сделало нас, римлян, владыками мира?

– Насчет этого, командир, ничего сказать не могу. Думаю только, что наш долг в том, чтобы выполнять приказы, избегая излишнего риска.

– Я того же мнения.

Максимий громко рассеялся. Феликс с Антонием подхватили его смех, Туллий улыбнулся. Отсмеявшись, командир когорты подался вперед и похлопал Катона по плечу.

– Не беспокойся, я не собираюсь испытывать судьбу. Уж ты мне поверь. С другой стороны, и упускать возможность подзаработать деньжат я тоже не собираюсь. Но насчет осторожности ты, спору нет, прав, поэтому не будем сейчас забегать вперед. Посмотрим завтра, как сложатся обстоятельства, и будем действовать исходя из этого. Ну как, парень, тебе спокойнее стало?

Катон кивнул.

– Вот и хорошо. Будем считать, этот вопрос улажен.

Максимий отступил на шаг и заговорил более официальным тоном:

– Мы получили четкий приказ, и все вы должны знать: я хочу, чтобы Третья когорта доказала, что заслуживает высокого доверия, безукоризненно справившись с поставленной перед ней задачей. Поэтому завтра я жду и от вас, и от ваших людей всего, на что вы способны, меньшего я не потерплю. Да, мои требования высоки, но, только следуя им, можно стать лучшим боевым подразделением. Не только в этом легионе, но и в любом другом.

Максимий сделал паузу и оглядел лица центурионов, словно высматривая нежелательную реакцию. Катон приложил все усилия, чтобы не выдать своих чувств.

– И вот еще что. Да, эта когорта находится под моим командованием чуть больше месяца, но я видел центурии на марше и на учениях, так что с уверенностью могу сказать, что никогда не служил с лучшим контингентом… я имею в виду, за пределами Рима. Мне представилась возможность оценить потенциал Антония, Феликса и Туллия, и увиденное меня полностью удовлетворило. Вы отличные командиры. Что же касается недавних назначений…

Он всем корпусом развернулся к Макрону с Катоном, и на его суровом лице промелькнула улыбка.

– Я ознакомился с вашими послужными списками и рад, что вы служите под моим началом. Ты, Макрон, имеешь двухлетний опыт командования центурией, множество наград и самые хвалебные отзывы, причем не только от легата, но и от командующего. Уверен, в рядах моей когорты ты используешь все возможности, чтобы приумножить свои заслуги.

На какой‑то миг Макрон испытал горькое негодование. Как‑никак он прослужил «под орлами» пятнадцать лет. Пятнадцать лет труднейшего опыта, опаснейших сражений. Он сильно сомневался в том, что кто‑нибудь из земляков, оставшихся в маленькой рыбацкой деревушке на побережье Остии, узнал бы сейчас в нем того коренастого парнишку, который, бросив все, удрал в Рим, чтобы поступить на военную службу. Впрочем, все это и для него уже давно стало лишь туманным воспоминанием, а привычка к дисциплине помогла ему мигом подавить раздражение, вызванное покровительственным тоном начальника.

– Спасибо за доверие, командир, – промолвил он с напряженным кивком.

Максимий улыбнулся и перевел взгляд на Катона.

– Должен сказать, центурион Катон, что не у всех послужные списки одинаково длинные, однако бывает, что и в коротких есть что прочесть. Для столь юных лет у тебя имеются весьма примечательные достижения: я прочел, что ты ухитрился освоить одно из этих невразумительных местных наречий. Это может оказаться полезным. Ну и… посмотрим, как ты проявишь себя завтра.

– Надеюсь не разочаровать тебя, командир, – отчеканил Катон, хотя и ощутил укол уязвленного самолюбия.

– Да уж, постарайся.

Улыбка на лице Максимия стаяла.

– Нас всех, от командующего до рядового в строю, ждут суровые испытания. Но мы выдержим их с честью и стяжаем всю славу, какую только возможно. Потому что народ Рима никогда не простит нам неудачи. Я ясно выразился?

– Так точно, командир, – ответили в один голос Антоний и Феликс.

– Прекрасно. А теперь у меня есть тост. – Он полез под стол и извлек оттуда маленький винный кувшин. – Не скажу, что это великолепный букет, но думаю, мое вино на вкус лучше того, что нам предстоит отведать. Итак, я возглашаю хвалу императору, Риму, его непобедимым легионам, Юпитеру и Марсу и предрекаю кровавую погибель Каратаку и его варварам.

Максимий откупорил кувшин, взял его за ручку и, положив горлышко на согнутую руку, поднес к губам, отпив два больших глотка. Катон приметил, как из уголка рта командира когорты потекла вниз по щеке тонкая красная струйка. Максимий опустил кувшин и передал Туллию. Один за другим центурионы повторили тост и скрепили свой обет, отпив вина. Когда подошла очередь Макрона, тот приложился к сосуду основательнее, чем требовалось, а передав кувшин Катону, утер рот тыльной стороной ладони.

Подняв в свой черед кувшин и повторив тост, Катон почувствовал, что все взоры обращены к нему. Он поднес горлышко к губам и, когда содержимое полилось ему в рот, чуть не поперхнулся, с трудом сдержав порыв выплюнуть эту едкую кислятину, жгучий уксус, да и только. Такого пойла ему не наливали даже в самых дешевых забегаловках Камулодунума. Однако ему удалось даже не поморщиться. Он опустил кувшин, лишь сделав большой глоток.

– Прекрасно!

Максимий забрал у него кувшин, закупорил и вернул под стол.

– Теперь до завтра. Мы покажем всей армии, на что способна наша когорта.