Глава 12. Сон окончательно ушел

День Х

Сон окончательно ушел.

Последние два часа я ворочался, пытаясь устроиться поудобнее на жестком матрасе, но так и не обрел покоя ни для тела, ни для головы. Наступил день Х, и обратного хода уже не было.

Откинув плед камуфляжной раскраски, которым была завешена койка, чтобы хоть как-то защититься от дневного света, я спустил ноги на пол и протер глаза. На протяжении трех дней мы старались не думать о предстоящей миссии, но полностью выкинуть ее из головы было невозможно. Если все пойдет по плану, то уже через двенадцать часов мы окажемся на вилле бен Ладена в Пакистане.

Я не чувствовал усталости. Единственным свидетельством того, что мне все-таки удалось немного поспать, была пустая чашка, в которой раньше лежали две таблетки снотворного, и несколько бутылок, уже заполненные мочой. Мы жили в довольно спартанских условиях, и до ближайшего туалета было около двухсот метров. Поэтому на ночь я собирал пустые бутылки. Это у нас стандартная практика. При этом мы даже толком проснуться не успеваем.

Я ощущал физическую бодрость, но мысли еле ворочались в голове. Нервы были измотаны постоянно повторяющейся процедурой, когда нас сначала подгоняли изо всех сил, а потом заставляли ждать. Мы были просто счастливы, что период ожидания закончился.

Стараясь не шуметь, так как кое-кто из коллег еще спал, я выбрался из койки и оделся. Отовсюду доносилось легкое посапывание. Надев темные очки, я вышел из дома на солнечный свет. Яркое солнце моментально обожгло кожу. Я почувствовал себя так, словно, проведя всю ночь в казино Лас-Вегаса, вышел утром на улицу.

Постояв несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету и жаре, я двинулся в сторону столовой. По пути взглянул на часы. День клонился к вечеру, но для тех, кто привык к «вампирскому» распорядку дня, наступало время завтрака.

Для всех же остальных на базе рабочий день был в полном разгаре. В воздухе стоял несмолкающий рокот вертолетов. Мимо меня проехала поливальная машина. В нос ударил резкий запах химикатов, которые добавляли в воду для мытья и дезинфекции улиц.

Опустив голову, я брел по дорожке, специально посыпанной гравием, чтобы ветер не поднимал в воздух тучи пыли. Подойдя к двери с кодовым замком, достал из кармана бумажку, которую мне вручили по приезде, набрал цифры кода и дернул ручку.

Дверь не открылась. Видимо, голова еще не пришла в себя после действия снотворного.

Лишь с третьей попытки удача улыбнулась мне.

«Главное – дожить до завтрака», – по привычке подумал я. Я словно вернулся во времена учебы в Зеленой команде. Уже тогда понимал, что если пытаться объять необъятное, то голова просто не выдержит. Единственный способ выживания заключался в том, чтобы разбить день на части от одного приема пищи до другого. И сейчас, когда лишь несколько часов отделяли меня от главного события в карьере, я думал лишь о завтраке.

Надо решать проблемы по мере их поступления.

Зайдя в столовую, я вымыл руки под струей холодной воды. Запах пищи был настолько силен, что, казалось, пропитывает всю одежду. Украшения на бетонных стенах не отличались новизной. Центральное место занимал плакат 1970-х годов о правилах здорового питания, рядом с которым висело сегодняшнее меню и различные объявления.

Я осмотрел длинные прилавки из нержавеющей стали. За ними в передниках и колпаках стояла обслуга из числа вольнонаемных, готовая наполнить мою тарелку черпаком овсянки и куском бекона.

Ни одно блюдо не вызвало у меня особого аппетита. Бекон был слишком жирным, а мне нужна была энергия. Я отправился к стойке с грилем, где уже образовалась небольшая очередь. Повар расторопно выполнял поступающие заказы. Подцепив кусок омлета, приготовленного на сливочном масле, он шлепнул его на тарелку парня, стоявшего передо мной.

– Яичницу из четырех яиц, – сказал я повару, когда он вопросительно взглянул на меня. – С ветчиной и сыром.

Пока повар суетился с моей яичницей, я решил взять несколько тостов и фруктов. Выбор был таким же, как и всегда: куски недозревших темно-оранжевых дынь и арбузов, у которых корка была необычного ядовито-зеленого цвета. Во время последней командировки я заметил в столовой контейнер для продуктов, на котором было написано: «Только для воинских частей и тюрем». Да уж, в армию идут не для того, чтобы вкусно поесть.

Я взял два ломтика хлеба и заложил их в большой тостер, потом положил на поднос несколько ананасных долек. Уж что-что, а ананас испортить трудно. Вернувшись к грилю, я забрал свою яичницу и подошел к стойке, чтобы положить себе черпак овсянки с изюмом.

Затем я оглядел столы, выстроенные длинными рядами. В столовой был слышен гул голосов, на которые накладывался звук, доносившийся из телевизора в углу. В дальнем конце зала расположились несколько человек из моей группы. Подойдя к их столу, я поставил поднос и пошел налить себе кофе.

Столовая была предназначена только для военнослужащих, имевших отношение к ОКССО, но далеко не каждый из обедавших здесь был осведомлен о нашей миссии.

Посыпая яичницу перцем, я пожелал приятного аппетита сидевшим за столом, а также подошедшим Чарли и Тому. Они что-то буркнули в ответ. Никто не был расположен к разговорам. Каждому хотелось побыть наедине со своими мыслями.

– Как спалось? – спросил я.

– Хреново, – ответил Чарли.

– Снотворное принимал?

– Две таблетки.

– Учись находить в жизни хорошие стороны. По крайней мере, у нас есть возможность наслаждаться прекрасным завтраком. Не хуже, чем в буфете отеля «Дель Коронадо».

Это был один из старейших отелей на Тихоокеанском побережье неподалеку от того места, где мы проходили базовую подводную подготовку.

– Браво, – сказал Чарли. – На большее твоего остроумия не хватает?

Напрасно я вздумал с ним шутить. Он всегда был невысокого мнения о моих шутках. Я, признаться, тоже, но это было частью нашей с ним общей игры.

Все остальное время за столом царило молчание. Не хотелось говорить ни о чем – ни о доме, ни об операции. Еда была так себе, но никто бы не заметил этого, глядя на нас со стороны, потому что наши тарелки остались чистыми.

Сомневаюсь, что кто-либо из нас почувствовал вкус еды за завтраком. Это была просто заправка на будущее. Съев яичницу, я впихнул в себя овсянку и запил все стаканом апельсинового сока. Возвращаясь к себе в домик, я ощущал сытость. Бог знает, когда придется поесть в следующий раз.

* * *

В комнате по-прежнему было тихо. Ребята пытались выкроить несколько последних минут для сна, но моя голова все еще была затуманена, и надо было чем-то заняться. Я взял зубную щетку и бутылку воды, проверил, не моча ли это, и пошел за домик чистить зубы.

Позавтракал – ставим галочку.

Почистил зубы – еще галочка.

Вернувшись в комнату, я засунул зубную щетку обратно в рюкзак.

Затем разложил на кровати свою боевую форму камуфляжной пустынной окраски. Она состояла из рубашки с длинными рукавами и штанов на лямках. В ней было десять карманов, каждый из которых имел свое предназначение. Поверх рубашки, изготовленной из легкого материала, хорошо впитывающего пот, надевался жилет. В жаркую погоду рукава можно было отстегивать.

Сев на кровать, я начал одеваться. Начиная с этого момента я не совершил ни одного лишнего и случайного движения.

Каждое действие было тщательно продумано и распланировано.

Все было направлено на то, чтобы сосредоточиться и ничего не забыть.

Так было перед каждым боевым заданием.

Прежде чем засунуть ноги в штаны, я проверил все карманы. В одном кармане штанов лежали кожаные перчатки и специальные накладки на них для спуска по тросу. В другом – набор запасных батареек, тюбик с питательным гелем и два шоколадных батончика. В правом кармане на голени – кровоостанавливающий жгут, в левом – резиновые перчатки и набор инструментов.

В кармане на левом рукаве выше локтя лежали 200 долларов на тот случай, если случится какая-то непредвиденная ситуация и надо будет нанимать транспорт или подкупать кого-то. Когда занимаешься не вполне законными делами, деньги всегда нужны, а лучше американских денег для этих целей ничего не придумано. В кармане на правом рукаве я нащупал цифровую фотокамеру «Olympus». Сзади на поясе висел нож с фиксированным лезвием «Daniel Winkler».

Я влез в рубашку. Теперь настала очередь жилета. Я еще раз все перепроверил. Пуленепробиваемые пластины из керамики защищали жизненно важные органы спереди и сзади. На передней пластине с обеих сторон висели две рации. Между ними были гнезда для трех запасных магазинов к винтовке H&K 416 и ручной осколочной гранаты размером с бейсбольный мяч. В одном из карманов находился целый набор источников химического свечения, в том числе и инфракрасных, которые можно было разглядеть только в прибор ночного видения. Они представляли собой стержни, которые начинали светиться после того, как их согнешь, и использовались, чтобы отмечать уже осмотренные комнаты. В темноте их было не видно простым глазом, а только с помощью ПНВ.

Задний карман на спине предназначался для кусачек, которыми можно было перекусывать толстые металлические прутья. Их длинные рукоятки торчали у меня выше плеч. Там же были закреплены антенны для раций.

Отдельно лежали связанные резинкой заряды взрывчатки для открывания дверей. Вслед за жилетом я сосредоточился на шлеме. Вместе с прибором ночного видения он весил около четырех килограммов. Официально считалось, что шлем способен задерживать пули 9-го калибра, однако на практике не раз были отмечены случаи, когда он защищал и от пуль АК-47. Я включил фонарь, присоединенный к системе проводов, проходящих внутри шлема. Это была новейшая модель «Princeton Tec», дававшая направленный сфокусированный пучок света. Я уже пользовался таким фонарем в последней командировке.

Я надел шлем на голову и опустил ПНВ на глаза. В отличие от моделей, используемых в обычных частях, наш ПНВ имел не два, а четыре визира. Это позволяло увеличить поле обзора с 40 до 120 градусов. В стандартном приборе создавалось впечатление, будто смотришь сквозь трубочку, на которую наматывается туалетная бумага. В нашем же можно было смотреть и по сторонам, что повышало безопасность в любой ситуации. Я включил ПНВ, стоивший 65 тысяч долларов, и комната сразу же окрасилась в зеленоватый цвет. Подрегулировав фокусировку, я видел теперь каждый предмет мебели в мельчайших деталях.

Наконец, я взял в руки винтовку. Прижав приклад к плечу, проверил работу инфракрасного прицела с трехкратным увеличением, который позволял повысить точность стрельбы. Я прицелился в стену рядом с койкой и проверил работу красного лазера, видимого невооруженным глазом, а затем переключил прицел на инфракрасный лазер.

Я взвел затвор и проверил, правильное ли положение занял патрон в патроннике. Эту процедуру повторил на всякий случай дважды, а затем разрядил винтовку и поставил ее к стене.

Убедившись, что все снаряжение на месте и находится в исправности, я достал из нагрудного кармана небольшой блокнот, каждая страничка которого была запечатана в пластик, и еще раз просмотрел его. Такие блокноты нам выдавали перед каждой операцией.

На первой странице был помещен аэрофотоснимок виллы с буквенным обозначением всех объектов. Таким же изображением были снабжены все причастные к операции.

На следующей странице были указаны радиочастоты, а далее следовали фотографии и данные обо всех лицах, которые, как предполагалось, могли находиться на вилле, в частности рост, вес и все известные имена, которыми они пользовались прежде. Я еще раз внимательно рассмотрел фотографии братьев аль-Кувейти, уделив особое внимание Ахмеду, так как он должен был находиться как раз на моем объекте С1. На последних страницах были помещены фотографии бен Ладена и его сына в нескольких вариантах, на которых было показано, как они могут выглядеть в настоящее время.

Надев форму и жилет со всем снаряжением, я взялся за ботинки «Salomon Quest». Они были несколько больше, чем те, которыми пользовалось большинство из моих товарищей. Я предпочитал именно их, потому что они были выше и лучше защищали голеностопные суставы, которые у меня часто подворачивались. В этих ботинках я взбирался на горы в провинции Кунар и совершал рейды по пустыням в Ираке. Все снаряжение было не раз проверено и испытано в предыдущих операциях, и я не сомневался в его работоспособности.

Когда я зашнуровывал ботинки, вдруг пришло в голову, что, возможно, делаю это в последний раз. Предстоящая операция обещала быть особой. Конечно, мы всеми силами пытались выбросить из головы мысль о том, что она носит «исторический» характер. Следовало просто выполнить свою работу, которая заключалась в том, чтобы захватить объект и арестовать или ликвидировать живущего там человека. Нам должно было быть безразлично, кто он. И все же, надевая ботинки, я понимал, что это далеко не так. Его личность имела такое значение, что я лишний раз перепроверил, как зашнурованы ботинки, чтобы не вовремя развязавшийся шнурок не помешал выполнить мою миссию.

Последний час я посвятил всяким мелочам, стараясь довести все до совершенства. Кончики шнурков завязал двойным узлом и тщательно засунул под голенища ботинок, затем через голову надел тридцатикилограммовый жилет и проверил, как он лежит у меня на плечах. Затянул все ремни, убедился, что бронепластины нигде не трут и не жмут. Проверил, легко ли я смогу дотянуться до любого предмета снаряжения. Заведя руки за голову, взялся за рукоятки кусачек, ощупал лежащие в кармане у левого плеча заряды взрывчатки.

Затем подсоединил антенны к рациям и отрегулировал положение наушников. Таковыми их можно было назвать лишь условно, так как они прилегали к скуловым костям и звук передавался через костную ткань. Конечно, если была необходимость отключиться от внешних звуков, их можно было передвинуть и непосредственно на уши.

Через правый наушник я мог слышать все переговоры внутри нашей группы, а левый был подключен к командной сети и давал возможность общаться с командирами других групп и руководителями операции.

Как командир группы я должен был пользоваться двумя независимыми радиосетями, однако в данной операции предполагалось, что командная сеть будет практически бездействовать, а вся информация на точке высадки будет передаваться исключительно в рамках внутригрупповой сети. Лишь офицеры имели возможность в случае необходимости воспользоваться спутниковой связью со штабом.

Теперь вся проверка была завершена. Я еще раз осмотрел всю комнату, чтобы убедиться, что ничего не забыл, и пошел к двери.

* * *

Солнце уже садилось. Мне было слышно, что мои товарищи тоже заканчивают последние сборы. Разговоров не было. Доносились только звуки их движений, шаги и стук закрывающихся дверей.

Через несколько минут должно было состояться заключительное построение у костра. Подходя к месту сбора, я слышал, что у некоторых из моих коллег из наушников доносится музыка. Они на полной громкости слушали «хэви-метал». Собравшись, мы ждали появления Макрейвена. Он хотел еще раз поговорить с нами перед вылетом на операцию.

– Готов? – спросил я Уилла. Он кивнул.

Оглядевшись по сторонам, я увидел Уолта, Чарли и всех остальных. Они уже разбились по группам. Всего несколько часов назад мы валяли дурака и в шутку распределяли роли в будущем фильме, а теперь были предельно серьезны.

Макрейвен постарался придать текущему моменту элемент торжественности. Он вышел перед строем. Мы обступили его полукругом.

Он говорил о том, что было ему ближе и понятнее: о стратегическом значении операции. Из его выступления у меня практически ничего не осталось в памяти. Я был сосредоточен на том, что предстоит лично мне, а его слова просто пролетали мимо ушей.

– «Черные ястребы» садятся в автобусы номер 1 и 2, – объявил кто-то из сопровождающих, – а «Чинуки» – в автобусы номер 3 и 4.

Машины, выстроившись в ряд, стояли уже с заведенными моторами. Я занял место ближе к середине. Рядом плюхнулся на сиденье Уилл. Автобусы были старыми и пыльными. Виниловая обивка сидений потрескалась и в некоторых местах была прорвана, что являлось следствием доставки к летному полю множества штурмовых групп в полном снаряжении.

Автобусы еле плелись, трясясь и раскачиваясь. Амортизаторы были полностью изношены, так как нагрузка на них постоянно превышала все мыслимые пределы, поэтому любая кочка на дороге отдавалась в ногах и спине. Поездка заняла всего несколько минут, но нам показалось, что длилась она значительно дольше.

Зажглись прожекторы, создав световую завесу вокруг ангаров, где нас уже поджидали «Черные ястребы». Яркий свет причинял боль глазам. Когда мы высаживались из автобуса, было слышно, как работают генераторы. Мы прошли за забор, огораживавший ангары.

Внутри экипажи вертолетов проводили последние предполетные проверки. Звук работающих двигателей заглушал любую речь. Я отбежал к забору, чтобы помочиться последний раз перед полетом. В это время обслуживающая команда уже открывала ворота ангаров. Из них выкатились вертолеты.

Я кивнул ребятам из второй команды и с улыбкой показал им поднятый вверх средний палец. Мы молча пошли к вертолетам. Говорить из-за шума было бесполезно, и поэтому все объяснялись жестами.

Увидимся на земле.

Больше говорить было не о чем.

Посадка должна была осуществляться с двух сторон через обе двери. Я посмотрел на часы. До взлета оставалось еще десять минут. Я нашел свободное местечко на бетонной полосе, лег на спину, подложив шлем под голову, полностью расслабился и уставился в звездное небо. Наконец командир экипажа подал сигнал на посадку.

Я должен был подниматься на борт одним из последних, поскольку высаживаться мне предстояло первым. Когда все заняли место в вертолете, там оставалось совсем немного места у двери рядом с Уолтом и снайпером, которому следовало прикрывать нас в момент десантирования. Я кое-как пристроился на полу и еще раз проверил предохранитель винтовки. Когда такая толпа набивается в вертолет, меньше всего хочется, чтобы произошел случайный выстрел.

Сняв шлем, я положил его на колени и откинул вверх визир ПНВ, чтобы не повредить его. В поднятом положении прибор был похож на рога.

Дверь захлопнулась, вертолет чуть приподнялся. Побыв несколько секунд в таком положении, он точно в назначенное время оторвался от летного поля. Я почувствовал, как наклонился его нос, когда он двинулся вперед, набирая скорость. Вылетев за пределы авиабазы, «Черный ястреб» заложил правый вираж и двинулся в сторону границы.

В кабине было темно и тесно. В мою спину упирались колени Уолта, которые я чувствовал при каждом его шевелении. В наушниках стояла полная тишина. Виднелись только огоньки на приборной доске пилотов, а за иллюминаторами сплошная чернота.

Примерно через пятнадцать минут полета по внутренней связи поступило первое сообщение:

– Пересекаем границу.

«Надеюсь, что это действительно так», – подумал я.

* * *

Вскоре я уронил голову на грудь и задремал. На подлете к Абботтабаду краем уха я слышал несколько кодовых команд по внутренней сети, но сразу после этого вновь проваливался в сон.

– Десятиминутная готовность.

Сон моментально прошел. Я протер глаза и начал двигать пальцами ног, чтобы восстановить кровообращение. Похоже, я заснул основательно, потому что сигнал десятиминутной готовности поступил раньше, чем я предполагал. Думаю, что и большинство товарищей тоже воспользовались случаем, чтобы подремать в пути.

– Шесть минут.

Теперь уже шутки в сторону. Начинается очередная ночная работа. Я надел шлем и затянул ремень под подбородком. Опустив визир ПНВ на глаза, еще раз подрегулировал фокусировку изображения. Закрепил плотнее винтовку на груди, чтобы она не мешала при десантировании, и еще раз проверил предохранитель. В кабине по-прежнему была непроглядная тьма, но я знал, что сейчас все делают то же, что и я.

– Минутная готовность.

Командир экипажа открыл дверь. Я перевел штангу, на которой были закреплены десантные тросы, в рабочее положение и проверил, защелкнулся ли фиксатор. Вслед за мной то же самое сделал командир экипажа. Я подергал свой трос, чтобы убедиться, что он надежно прикреплен, и высунул ноги за борт.

Взявшись за него обеими рукам, я постарался высунуться как можно дальше, чтобы посмотреть вперед. Мы пролетали над жилыми домами. В некоторых из них за высокими заборами были видны освещенные бассейны и хорошо ухоженные сады. Обычно в такие моменты мы видели лишь горы и обветшалые грязные дома. Абботтабад же сверху напоминал мне пригороды американских городов.

Наконец впереди я увидел наш объект. Весь полет из Джелалабада занял около полутора часов. Было уже за полночь. Ни на вилле, ни в соседних домах не видно ни одного огонька. Создавалось впечатление, будто весь квартал остался без электричества. Аварийное отключение электросетей было в этих местах в порядке вещей.

Звук двигателей изменился. Вертолет замедлил ход и начал снижаться. Я ждал, когда мы окажемся над местом высадки, чтобы выбросить тросы. Однако вертолет носило из стороны в сторону, и было очевидно, что пилот лишь с большим трудом может удержать его на месте. Машина ему явно не подчинялась. Я перевел глаза на командира экипажа, который тоже ждал, когда вертолет неподвижно зависнет над точкой высадки.

«Ну, давай же, давай!» – мысленно взмолился я.

У пилотов никогда не возникало подобных проблем в ходе тренировок. Что-то явно было не так. Мы все с нетерпением ждали момента, когда можно будет наконец покинуть вертолет и спуститься на землю.

– Отходим! – прозвучала команда по внутренней сети.

«Вот же черт, – подумал я. – Даже высадиться не успели, а уже надо переходить к запасному плану».

Внезапно вертолет резко развернуло вправо, и у меня похолодело в животе, словно я мчусь на американских горках. Двигатели над головой взревели с новой силой. «Черный ястреб» изо всех сил пытался подняться в воздух, но с каждой секундой все больше проваливался. Через открытую дверь с моей стороны было видно, как быстро приближается земля.

Я попытался за что-нибудь ухватиться, чтобы не выпасть из кабины. Свободного места внутри почти не было, так как все мои товарищи столпились у двери для быстрого десантирования. Потом я почувствовал, как Уолт схватил меня за ремень и втащил внутрь. Другой рукой он придерживал стоявшего рядом снайпера. Всем телом я откинулся назад. Мои ноги еще болтались в воздухе, и я пытался втянуть их внутрь, так как понимал, что в противном случае при падении вертолета мне их переломает или оторвет.

Чем ближе была земля, тем сильнее вскипала злость. Каждый из нас на протяжении всей карьеры шел на неимоверные жертвы, лишь бы оказаться сейчас на этом месте. Каждый был счастлив, что для данной миссии выбрали именно его, а теперь мы были на волосок от смерти, хотя операция еще даже не началась.

«Черт, черт, черт, – думал я. – Сейчас будет больно».