Июня 1992 года. На позицию пришлось выбираться ночью, и даже это было опасным

На позицию пришлось выбираться ночью, и даже это было опасным. Очень опасным…

Дом Сатира в Маании представлял собой гибрид итальянской виллы и крепости, которых в этих местах было немало еще со времен крестоносцев. Это не значит, что дом походил и на виллу, и на крепость – там стояло два дома – вилла прямо на берегу моря, так что мраморные ступеньки спускались прямо в волны, а чуть дальше, ближе к горе, прилепилась крепость. Возможно, даже старая, древней постройки, не новодел, которая всегда тут была – мрачное здание с толстенными стенами, которые наверняка не пробила бы и танковая пушка. У виллы было два абсолютно одинаковых по оформлению входа с двух сторон здания – к одной вела извилистая бетонная дорога, а вторая вела прямо в соленые морские воды. Первая заканчивалась рядом с домом площадкой, на которой стояло несколько лимузинов и роскошных спортивных машин в яркой попугайной раскраске. Была тут и «Бугатти» – приземистая, в роскошном светло‑синем фирменном цвете, и «Изотта‑Франскини» – роскошный двухместный кабриолет, и два шикарных спортивных «Хорьх Купе» с двенадцатицилиндровыми моторами. Был тут даже «Руссо‑Балт», которого тут никак не должно было быть – это была правительственная модель и частным лицам она не продавалась вообще. Но она тут была – впрочем, на Востоке всегда ценили возможность иметь именно то, чего иметь было нельзя. Кстати, про «иметь»…

– Тебе шестнадцать лет есть? – прошипел мне в ухо Али.

– А тебе твоя вера позволяет на такое смотреть? – не остался в долгу я…

Ночью мы, соблюдая все меры предосторожности, даже накрывшись армейскими накидками, чтобы не дать себя обнаружить ночью через тепловизоры, пробрались на скалу, которая отстояла от ближнего к нам угла дома на километр сто шестьдесят один метр. Днем на раскаленных солнцем скалах можно было лежать и без накидки, а вот ночью, когда скалы стынут, силуэт стрелка будет на экране светиться самым ярким светом. Впрочем, несмотря на жару, от которой мы оба едва не умирали и спасались старым методом – соленым чаем[92], ни один из нас – ни я, ни Али – накидку с себя не убрали. Потому что охранялся дом Сатира очень и очень серьезно…

Не знаю, кого или чего боялся Сатир, но его охрана превосходила даже охрану, которой пользовался губернатор, и не уступала охране наместника на Территориях…

Все жилое пространство было огорожено забором, причем двойным. Один забор высотой три метра из сетки‑рабицы зеленого цвета и с колючей проволокой поверху был искусно замаскирован зеленой изгородью. Мало того – изоляторы на столбах, поддерживающих забор, говорили о том, что там есть и оголенные провода с током, об этом говорили и трупики птичек, запутавшиеся в листве и лежащие рядом с забором…

Второй рубеж обороны был намного опаснее. По торчащим из зеленой лужайки газона датчикам я понял, что есть еще один забор, невидимый. Лазерные лучи постоянно сканировали пространство, и если пущенный лазерный луч находил на своем пути какое‑либо препятствие, моментально звучал сигнал тревоги. А судя по тому, что к этому месту не подходили собаки – два добермана постоянно шатались по участку, а ночью их было в несколько раз больше, – сканирование велось не только лазерными лучами, но и звуковыми волнами в диапазоне, недоступном человеческому уху…

В общем – о проникновении на участок можно было забыть.

На крыше стояла система, обнаруживающая снайперов, – ее постоянно вращающийся объектив я узнал сразу. У меня на винтовке был специальный армейский прицел – на линзы было нанесено покрытие, не позволяющее лучам отражаться от линзы в том диапазоне, который система воспримет как оптический прибор, нацеленный на дом. Но обычный прицел эта система засекла бы мгновенно. По крайней мере, если бы она засекла нас, мы бы не видели то, что видели…

Все окна дома на ночь закрывались жалюзи – не обычными, а стальными, отражающими пистолетную пулю. На крыше был парный пост наблюдения – один охранник с армейским пулеметом и второй – со снайперской винтовкой. Посмотрев через трубу Али на винтовку, я рассмеялся – нашли, с чем охранять. Снайперская винтовка Мосина, многократно модернизированная, – но на такой дистанции ей делать было просто нечего. Еще две пары охранников болтались по территории виллы – то, что они работали парами и оставались почти не замеченными для обитателей сего гнездышка, говорило о том, что это настоящие профессионалы и забить на службу они не успели…

А вот что происходило в этот самый утренний момент на ведущих к морю мраморных ступенях, даже описывать стыдно, не то что смотреть… Впрочем – что естественно, то не безобразно. Молодец дядя, как только справляется в его‑то возрасте с четырьмя женами. И ведь все по Корану – не можешь удовлетворять четырех жен, значит, тебе и не положено столько; а тут вполне даже может. И трахал бы их себе дальше, чем с террористами связываться и в политику лезть. Ну да тут не синематограф, пленку назад не отмотаешь и приговор не отменишь…

Сначала вышли две жены – обе блондинки и явно русские. Из тех самых, что предпочитают ездить на Восток… на заработки, но свежие по виду совсем. Прикрыться даже полотенцем они не сочли нужным. Оно и правильно – зачем красоту скрывать…

Затем в окружении еще двух – пока первые успели ополоснуться в море – появился и сам Сатир. Первые вылезли из моря – и началось…

– Слушай… Я тут больше не могу – изжарюсь…

– Он же может. Терпи, ему сейчас сложнее приходится, чем тебе…

Мельком взглянул на часы – действо на мраморных ступенях продолжалось уже полчаса. Интересно, что за лекарство он принимает, говорят – из Африки немцы какое‑то возят. Для восстановления мужской силы. Отвлекаюсь…

Можно было бы, конечно, выстрелить и сейчас, но я не стрелял. Дамы, которые сейчас развлекали Сатира, в отличие от него самого не были ни в чем виноваты. Они не связывались с террористами, не передавали деньги, не финансировали антигосударственные акции. А значит, и стрелять в них было решительно не за что.

Сатир выдохся через пятьдесят пять минут, когда Али стал аж красным – он почему‑то плохо переносил жару, несмотря на то что был турком и родился на Востоке, – а я начал психовать, что для точной стрельбы и вовсе противопоказано. На какой‑то момент я подумал, что это не более чем ловушка и охранники свободной смены подбираются к нам. Но этого быть не могло – Али перекрыл все подходы к нашей лежке тонкими, едва ли не в несколько молекул толщины нитями. Порвешь хоть одну из них – тревога. Прибор был у Али на руке – и противнику он попасть был никак не должен. Он явно указал бы на армию – больше этой мобильной системы охраны периметра нигде не было…

Наконец Сатир начал подниматься…

– Дистанция.

– Тысяча сто восемьдесят один.

– Ветер.

– Слабый. Три влево…

Стрелять надо сверху вниз – да еще и учесть, что часть своего пути пуля полетит над водой, а влажность там другая, да и испаряется она под таким‑то жарким солнцем, что тоже требует небольшой поправки…

Сатир встал в полный рост, потянулся, глядя на солнце – и мой палец сам нажал на курок…

Пуля на таком расстоянии летит долго, очень долго… Изображение в оптическом прицеле, выведенном на максимальную дальность, смазалось от отдачи – но через мгновение все снова стало четко видно. И я увидел, как Сатир лежит животом вниз прямо на мраморных ступенях – а к зеленоватой соленой воде течет, стремиться слиться с ней багровый ручеек …

Дело сделано…

В следующую секунду и я и Али отпрянули – снайперская пуля щелкнула о камень, выбив каменную крошку в опасной близости от нас. Мы переглянулись – говорить ничего и не было нужно. Мы учились вместе, одному и тому же и в таких случаях понимали друг друга без слов…

Опасность. Так быстро они не могли понять, где находится снайпер. Если не знали заранее…

Хватанув винтовку, я сиганул вниз, следом за Али – успев уйти от пулеметной очереди, свинцовой метлой прочесавшей то место, где мы лежали. Совсем рядом с нами новая снайперская пуля срезала толстую ветку…

– Валим! Меняем отход!

Date: 2015-09-05; view: 263; Нарушение авторских прав