Расстройства вегетативных функции 6 page

Со стороны психической сферы отмечалась легкая замедленность мыслительных процессов. Ответы на вопросы (независимо от их содержания) давались с не­которой задержкой.

Перечисление соподчиненных понятий производилось медленно, скрытый период речевых реакций был удли­нен (в среднем 1—2 секунды вместо 0,1—0,2 секунды в норме).

На предложение перечислить свойства или дать опре­деление понятия ответы также были замедлены, причем не весь объем понятия полностью всплывал в сознании больного. При ассоциативном эксперименте реакции были более бедными, однообразными, чем у этих же лиц в здоровом состоянии. Среди ответов часто встречались привычные речевые шаблоны, прилагательные, описы­вающие свойства предмета (например, «снег — белый»), иногда у некоторых больных отдельные ответы по эхолалическому типу (повторение слова-раздражителя).

Процесс суждения и умозаключения был замедлен и для его осуществления требовалось значительное нап­ряжение больного. Ориентировочные реакции были снижены, произвольные и автоматизированные движения немного замедлены. Больные были несколько апатичны, инертны. По своей инициативе не задавали вопросов, не проявляли интереса к окружающему. Отмечали трудность при активном напряжении внимания, недо­статочно быстрое всплывание нужных слов, затруд­нение при установлении отношений между явлениями, временами, чувство сжатия в области сердца, тягостное ощущение в груди. Нарушение сна выражалось либо в виде затруднения засыпания, либо в повышенной сон­ливости, частом пробуждении во время сна, иногда в двигательно-речевом беспокойстве во время сна и устра­шающих сновидениях.

Постепенно больные становились активнее, течение словесно-речевых реакций и мыслительных процессов у них ускорялось, уменьшались вегетативные расстрой­ства, исчезало тягостное ощущение в груди. Дольше всего держались нарушения сна в виде кошмарных сно­видений и двигательно-речевого беспокойства во время сна.

Повторение части ситуации, вызвавшей заболевание (действия условнорефлекторных раздражителей, хотя и близких или аналогичных тем, которые вызывали забо­левание, но менее интенсивных), у некоторых больных вызывало появление тягостного чувства в области серд­ца, легкое вздрагивание, а в ряде случаев рецидив эмо­ции страха.

Из 13 наблюдавшихся нами больных течение заболе­вания у 11 было благоприятным и у 2 — неблагоприят­ным. Длительность заболевания при благоприятном те­чении 1—5 суток. Лишь расстройство сна и появление неприятного ощущения при действии раздражителей, напоминавших вызвавший заболевание, держались у некоторых больных более длительно (ряд недель или месяцев). При неблагоприятном течении развивались явления истерии.

Ажитированная форма. Эта форма характе­ризуется развитием тревоги и двигательного беспокой­ства, замедлением словесно-речевых реакций и мысли­тельных процессов и вегетативными нарушениями, свойственными простой форме.

Заболевание возникло непосредственно вслед за дей­ствием шоковой психической травмы — раздражителя, сигнализировавшего об опасности для жизни заболев­шего.

Обращает на себя внимание, что у всех 4 больных этой формой невроза, попавших под наше наблюдение, до болезни отмечались вспыльчивость, нетерпеливость (у одного из них она развилась после травмы черепа). Это дает основание предполагать, что у них уже в то время имелась недостаточная уравновешенность нервных процессов (скорее всего вследствие слабости тормозного процесса).

С клинической стороны на передний план выступало двигательное беспокойство, тревога, ажитация. Возбуж­дение больных выражалось главным образом в сует­ливости, совершении простых автоматизированных актов под влиянием попавших в поле зрения случайных раздражителей и носило непродуктивный характер. Це­левая установка, направлявшая деятельность больных, отличалась крайней нестойкостью, легкой сменой под влиянием внешних раздражителей.

Течение ассоциативных реакций у таких больных бы­ло замедлено, произвольное вызывание представлений затруднено Скудная спонтанная речевая продукция возникала лишь под влиянием обьектов, попадавших в поле зрения больного, и выражалась в привычных, стереотипных «речевых штампах» Богатства ассоциа­ций не возникало. Развертывание мыслительного про­цесса было замедленным, нуждалось в частых побужде­ниях извне для своего осуществления. Установление сложных отношений между явлениями, требующих суж­дений, умозаключений, было затруднено. Больные отме­чали чувство пустоты в голове, отсутствие мыслей, с трудом понимали читаемое, испытывали тягостное, да­вящее ощущение в области сердца и эпигастрия. Нару­шения сна выражались в виде затруднения засыпания, двигательно-речевого беспокойства во время сна, в ча­стых пробуждениях и кошмарных сновидениях. Вместе с тем имелись вегетативные расстройства в виде блед­ности лица, тахикардии, учащенного поверхностного ды­хания, учащения как самих актов дефекации и моче­испускания, так и позывов на них, потери аппетита, уси­ленной жажды, гипер- или гипосаливации, ангидроза или гипергидроза, дрожания пальцев вытянутых рук.

Длительность заболевания 3—7 дней. Тревога, ажита­ция и вегетативные расстройства постепенно сглажива­лись, позднее восстанавливался сон.

Из 4 наблюдавшихся нами больных у трех наступило полное выздоровление, у одного на фоне астении разви­лись истерические припадки. С их появлением тревога и ажитация исчезли.

При описанной форме в отличие от состояний трево­ги, связанных с ожиданием опасности, ажитация возни­кает вслед за действием сверхсильного раздражителя и имеет тенденцию не к нарастанию явлений хотя бы до определенного момента в связи с приближением к этой опасности, а к постепенному уменьшению. Кроме того, при состояниях тревоги, связанной с ожиданием опасности, мысли о предстоящей опасности являются доминирую­щими.

Ступорозная форма. Эта форма характери­зуется острым развитием ступора, вызванного действием шоковой психической травмы. Возникновение ступора под влиянием внезапного «психического потрясения» известно давно. Об этом свидетельствуют такие старые выражения, как «оцепенеть от испуга».

В 1901 г. Balz на основании самонаблюдения, сделан­ного во время землетрясения в Токио, описал своеобраз­ный паралич высшей эмоциональной деятельности, наз­ванный им эмоциональным параличом. При совершенно ненарушенном интеллекте исчезло всякое эмоциональное возбуждение, сострадание, забота о семье, тревога, страх и т. п. Сопровождалось это состояние чувством облегченного течения мыслительных процессов. Через несколько секунд вернулось нормальное состояние. Оче­видно, в момент землетрясения наступило запредельное торможение эмоциональной сферы. При этом возникло легкое торможение двигательной сферы (по замечанию Balz, кучер вытащил его из подъезда дома, в котором он остался неподвижно стоять в момент землетрясения). Состояние это отличается от ступорозных меньшей сте­пенью глубины и распространенности процесса тормо­жения.

Stirlin, Н. Н. Баженов, а также Л. Я. Брусиловский, Н. П. Бруханский и Т. Е. Сегалов на основании расска­зов очевидцев упоминают о состояниях ступора, возни­кавших под влиянием испуга при землетрясении. Кли­ническая картина этих состояний осталась недостаточно разработанной, поэтому остановимся более подробно на ее описании. Приводим опубликованное наше наблюдение1.

Больной В., 21 года, до военной службы — учитель средней школы. На фронте с сентября 1942 г., контужен. Наблюдались дли­тельная потеря сознания и кровотечение из левого уха, после чего осталось понижение слуха. Глухоты, заикания, немоты не было. Вернулся на фронт в апреле 1943 г.

12/VIII 1943 г., на 4-й день боя, при занятии населенного пункта В. неожиданно на углу улицы столкнулся лицом к лицу с выбежав­шим навстречу противником. Внезапно, словно оцепенев, В. непо­движно застыл с винтовкой в руке. На момент остановился и его противник, потом быстро отступил и размахнулся прикладом авто­мата, чтобы ударить В. Последний все еще стоял неподвижно и не пытался ни нанести удар штыком, ни укрыться от удара. В этот момент кто-то выстрелом сразил противника. В. продолжат стоять так же неподвижно с зажатой в руке винтовкой и был очень бле­ден. Подбежавшие товарищи стали его тормошить, но он на это не реагировал. Его под руки отвели в сторону, уложили на санитарную повозку и доставили в пункт медицинской помощи. По пути В. не реагировал ни на звуки выстрелов, ни на разрывы снарядов. По прибытии в ПМП был резко заторможен, на вопросы не отвечал, предложенные действия не выполнял, осмотру не сопротивлялся. Пульс был 98 в минуту, удовлетворительного наполнения, мышеч­ный тонус не повышен. Приданных поз не сохранял. После внутри­венного введения 20 мл 10% раствора хлористого кальция за­крыл глаза, затем в ответ на прикосновение открыл их, осмысленно посмотрел на врача и вокруг себя и тихо спросил: «Где я?». Не вы­слушав ответа, В. повернулся на бок и уснул. Ночью спал глубо­ким, крепким сном Утром был в ясном сознании и хорошо ориенти­ровался в окружающем. Происшедшее припоминал смутно, отры­вочно. Помнит, что шел бой за деревню К. «Кажется, ее заняли». Припоминает, что «какой-то укол делали», но не может сказать, было ли это во сне или наяву. Думает, что его «слегка контузило». Днем чувствовал себя хорошо, к вечеру вернулся в строй и вскоре опять участвовал в боях.

В данном случае у человека, ослабленного перенесен­ной в прошлом закрытой травмой мозга, а также дли­тельным действием многообразных вредностей боевой обстановки, развился ступор. Он наступил под влиянием сверхсильного раздражителя — вида внезапно появив­шегося противника, т. е. сигнала опасности для жизни. В этих условиях ступор не только не являлся выгодным с точки зрения самосохранения больного, но, наоборот, своим возникновением ставил прямо под угрозу его жизнь. Описания ступора, который возник в подобных условиях, мы в литературе не встретили. Сама обстановка, в которой он наступил, говорила против участия при этом истерических механизмов — внушения, самовнуше­ния и «условной приятности или желательности» болез­ненного симптома и позволяет с несомненностью отгра­ничить заболевание от истерии.

В другом известном нам случае аналогичная картина ступора внезапно развилась у девушки 19 лет, когда при попытке нелегального перехода границы она вдруг ус­лышала раздавшийся из темноты оклик часового: «Стой!».

Нам кажется несомненным, что в обоих приведенных выше наблюдениях ступор был вызван сверлильным действием информации (видом противника в первом случае и действием слова, имевшим исключительно силь­ное сигнальное значение,— во втором). В патогенезе возникшего торможения, возможно, участвовал меха­низм одного из самоохранительных рефлексов задержи­вающего характера («рефлекса мнимой смерти»).

Поскольку в начале своего развития ступор выражал­ся во внезапном оцепенении, застывании на месте в той позе, в которой больной находился к моменту его возник­новения, данную форму ступора в отличие от описывае­мой ниже можно назвать каталептической. Прототипом этой формы является состояние оцепенения, возникав­шее у собак при экспериментальных неврозах в опытах В. В. Рикмана и М. К. Петровой. Однако, в то время как у животных при этом высшая нервная деятельность при­шла к норме лишь спустя несколько недель и в дальней­шем рецидив заболевания наступал по механизму услов­ного рефлекса (в опытах Рикмана), у нашего больного течение болезни оказалось кратковременным (менее 2 су­ток) и рецидивов заболевания не отмечалось.

Иной была клиническая картина ступора в следую­щем нашем наблюдении1.

Больной Ф., 23 лет, на военной службе с марта 1944: г., около 3 недель в зоне огня, ранен и контужен не был. Находится в тран­шее в то время, когда противник вел частый артиллерийский и ми­нометный огонь.

Был доставлен на носилках в палату армейского госпиталя. Лежал неподвижно с закрытыми глазами. На вопросы не отвечал, на болевые раздражения не реагировал. На теле следов ушибов и ранений не обнаружено. Пульс 88 в минуту, ритмичный, удовлетворительного наполнения. Артериальное давление 100/55 мм рт. ст. Со стороны внутренних органов существенных отклонений от нормы нет. Температура нормальная». Признаков органического поражения центральной нервной системы не обнаружено.

Влитую в рот жидкость проглатывает, полужидкую пищу дер­жит во рту, не жует и не глотает. На следующий день с утра такое же состояние. После внутривенного введения 15 мм 10% рас­твора хлористого кальция дыхание стало чаще, открыл глаза, лицо выразило тревогу и растерянность. На настойчивые вопросы отве­чает тихо и односложно. Знает, что находится в госпитале, жалует­ся на головную боль, есть не хочет.

Год и месяц называет правильно, число — неточно. Весь день лежит в постели, безучастно устремив взор в пространство, изредка напряженно сжимая губы. Ночью спал спокойно. На 3-й день стал более активен, мимика стала живее. Отвечал на вопросы тихим го­лосом, с небольшой задержкой Правильно называл имя, фамилию, возраст. Вспомнил, что был «на передовой», но не мог вспомнить, когда и как попал в госпиталь. Не помнил, что ел утром, не пом­нил имен дежурного персонала, не припоминал и фамилий сослу­живцев. Опрятен. Ночью спал тревожно, говорил во сне, снились боевые эпизоды. Казалось, что засыпало землей, придавило грудь, стал задыхаться. В страхе проснулся. Утром на 4-й день отвечал на вопросы, мимика стала еще более живой Вполне ориентировался в окружающем, но события последних дней припоминал смутно, с трудом. На 5-й день самочувствие хорошее. Читал, головных болей не ощущал. Будучи погружен в гипнотический сон. рассказал, что около 9 часов утра, когда противник обстреливал траншею, одна из мин разорвалась возле него на расстоянии около 20 м, и на его глазах убило товарища Через несколько минут вторая мина упала в нескольких шагах Ф. видел вспышку, услышал звук разрыва и потерял сознание. Вспоминает, что ему делали укол в ногу, везли на автомашине, мыли. Полностью сознание восстановилось уже в госпитале. При воспоминании о разрыве мины и смерти товарища побледнел, на лице появилось выражение ужаса, говорил взволно­ванно, прерывавшимся голосом, дрожал. По пробуждении опять забыл все, о чем рассказывал.

Начиная с 6-го дня самочувствие хорошее. На 10-й день выписан в часть здоровым, принимал участие в боях. Через 2 месяца сооб­щил, что чувствует себя хорошо.

В данном случае ступор развился под действием сверх­сильного раздражителя, несшего информацию о тяжелой угрозе жизни больного. При этом охранительное тормо­жение не только охватило кору головного мозга, но и спустилось на нижележащие отделы межуточного мозга, обеспечивающие сохранность положения тела в прост­ранстве. Это и привело к развитию сноподобного состоя­ния с общим расслаблением мускулатуры. В отличие от описанных выше, эта форма ступора может быть назва­на летаргической.

Для понимания механизма возникновения ступора представляет интерес анализ антероградной амнезии, имевшейся у больного в бодрствующем состоянии. Эту амнезию в гипнотическом сне оказалось возможным рас­членить па три части: 1) ретроградную амнезию, устра­ненную в состоянии гипноза (больной вспомнил, что ми­ной, упавшей от него на расстоянии около 20 м, был убит его товарищ; далее, что через несколько минут после этого разорвалась вторая мина, он увидел вспышку све­та и услышал звук разрыва); 2) антероградную амне­зию, не устранившуюся (период от момента взрыва вто­рой мины до поступления в ПМП, где ему делали укол в ногу); 3) антероградную амнезию, поддавшуюся уст­ранению (больной вспомнил про укол в ногу и далее дорогу в госпиталь и прием в госпитале).

Очевидно, сцена гибели товарища была вытеснена из сознания. Она явилась столь сильным раздражителем, что вызвала возникновение в мозгу соответствующего динамического очага застойного возбуждения. Послед­ний по механизму отрицательной индукции и обусловил ретроградную амнезию, поддавшуюся устранению во время гипнотического сна и вновь возобновившуюся по пробуждении. Явления ступора развились несколько позднее — после того как вблизи разорвалась вторая мина. Звук взрыва и вспышка света явились сверхсиль­ными раздражителями, которые привели к возникнове­нию запредельного торможения, охватившего кору и ни­жележащие отделы, проявлением которого и явился сту­пор. Вследствие развившегося глубокого торможения коры нарушилось восприятие окружающего, в связи с чем определенный отрезок времени в дальнейшем выпал из памяти и не мог быть восстановлен даме в гипнотиче­ском сне.

Против того, что амнезия могла быть вызвана перене­сением сотрясения или ушиба мозга вследствие разрыва мины, говорит следующее: 1) клиническая картина сту­пора; 2) отсутствие симптомов локального поражения нервной системы, а также симптомов травматической церебрастении или энцефалопатии по прояснении созна­ния; 3) отсутствие ретроградной амнезии (больной вспомнил звук разрыва и вспышку света); 4) отдален­ность разрыва мины от больного; 5) отсутствие при ото­скопии изменений со стороны барабанных перепонок, часто обнаруживаемых у перенесших ушиб взрывной волной. Все это позволяет с несомненностью исключить сотрясение или ушиб мозга в данном случае.

Устранимость части антероградной амнезии в гипно­тическом сне говорит о том, что к периоду поступления в санитарную часть полка (приблизительно через час от начала заболевания) больной уже вышел из состояния глубокого затемнения сознания, хотя еще оставался в состоянии ступора. Возможно, что в этот период нача­лась вторичная психическая переработка происшедшего и переход аффективно-шокового ступора в истерический.

При неожиданном получении какого-либо тяжелого известия или при виде тяжелой сцены (например, вне­запной гибели близкого человека) люди, как известно, иногда падают в обморок, теряют сознание. В основе этого могут лежать сердечно-сосудистые нарушения, ане­мия мозга, однако иногда это может быть состоянием аффективно-шокового летаргического, а также истериче­ского ступора. В последних случаях нарушений со сто­роны сердечно-сосудистой системы не обнаруживается.

В патогенезе описываемых состояний аффективно-шо­кового ступора, по всей вероятности, большую роль иг­рают и гуморальные факторы, в частности бурная инкреция бромсодержащего гормона гипофиза.

При развитии ступора тормозной процесс сначала диффузно распространяется на кору и нижележащие отделы головного мозга. Это выражается в полном торможении психической деятельности, нарушении стато-клинических функций, отсутствии глотательных движений у некото­рых из наших больных, нарушении со стороны сердечно­сосудистой системы и дыхания (тахи- или брадикардия, учащение дыхания и более поверхностный его характер). В процессе обратного развития расстройства со стороны сердечно-сосудистой системы и дыхания исчезают в пер­вую очередь, после чего постепенно проходит затормо­женность моторики и психических процессов.

Выход из ступора без прохождения через фазу истери­ческого сурдомутизма, мутизма, заикания, астазин-абазии и т. п. является редкостью. Чаще тормозной процесс в той или иной области фиксируется по механизму «ус­ловной приятности или желательности» болезненного симптома, вызывая те или иные истерические явления.

Течение заболевания обычно кратковременное — от нескольких часов до 2—3 дней. Выход из ступора либо постепенный, в течение 1—2 дней, либо резкий. Послед­ний наблюдается чаще утром (словно пробуждение от сна) или при активном вмешательстве (лечение по методу эфирной маски, кальциевым «ударом», эфирным раушем). Нередко наблюдаемые при выходе из ступора явления истерического сурдомутизма, мутизма и т. п. обычно быстро поддаются устранению.

Мы наблюдали две разновидности ступора: летаргиче­ский и каталептический. Шоковая психическая травма, приводившая к возникновению летаргического ступора, по своему характеру была более интенсивной, грубой, массивной, чем в случаях каталептического ступора. Особенности травмы, по всей вероятности, играют боль­шую роль в развитии той или иной разновидности сту­пора.

Сумеречная форма. Эта форма характеризует­ся развитием атематического сумеречного состояния, вызванного действием шоковой психической травмы.

Развитие сумеречных состояний под действием шоко­вой психической травмы описывается Stirlin, Kleist, Wetzel и Л. М. Розенштейном, однако эти сумеречные состояния относятся не к аффективно-шоковым, а к ис­терическим. Так, Kleist, работая во время первой миро­вой войны врачом в германском тыловом госпитале, опи­сал под названием психозов испуга ряд истерических су­меречных состояний, возникавших в боевой обстановке. Л. М. Розенштейн наблюдал сумеречное состояние, воз­никшее в боевой обстановке, во время которого больной командовал и бежал в сторону тыла. Речь идет, очевид­но, об истерическом сумеречном состоянии. Stirlin и Wetzel описали кратковременные сумеречные состояния, длившиеся от нескольких часов до нескольких дней, про­текавшие с явлениями пуэрилизма, клинически не отли­чимые от истерических.

Описания «органически окрашенных» сумеречных состояний, наступивших под действием шоковой психиче­ской травмы, мы в литературе не встретили. В случае, описываемом Bonhoeffer (1919), «сомнамбулистическое состояние наступило у психопатической личности эпилептоидного круга» вне непосредственной связи с «шоковой психической травмой» и не может быть отнесено к опи­сываемому заболеванию. Приводим следующее наблю­дение.

Больной Ж., 46 лет, военнослужащий. Судорожные припадки, снохождение, мигрени, косноязычие у себя и членов семьи отрицает. По характеру застенчивый, малообщительный, вспыльчивый. Не­сколько дней перед заболеванием недосыпал, находился в состоянии эмоционального напряжения.

В 17 часов, после разрыва вблизи от Ж. мины, убившей его то­варища, подошел к нему и тут же отошел. Вскоре обратил на себя внимание тем, что совершал бесцельные движения, монотонно по­качивался, не отвечал на вопросы, иногда издавал невнятные звуки. В 20 часов того же дня при осмотре мимика малоподвижная, за­стывшая, напряженная. Со стороны внутренних органов без осо­бенностей Пульс 88 в минуту, артериальное давление 135/80 мм рт. ст. При неврологическом исследовании симптомов очагового по­ражения мозга не обнаруживается. Зрачки несколько расширены, реакция на свет сохранена.

Больной находится в сумеречном состоянии. Контакту недосту­пен. Привлечь его внимание не удается. Взор устремлен в простран­ство. Умеренное психомоторное беспокойство. Совершает бессмыс­ленные стереотипные движения, иногда стремится куда-то. Обсле­дованию не сопротивляется. По заключению отоларинголога при ото­скопии патологических изменений не обнаружено.

На следующий день сумеречное состояние держится. Больной медленно ходит по палате, покачиваясь, иногда издает негромкие, протяжные, монотонные звуки. Во время обеда с трудом выпил не­сколько глотков жидкой пищи, влитой в рот. Во время ужина уда­лось напоить его из рук. Стал несколько тревожным. Иногда взор устремляет подолгу в одну точку (возможно, галлюцинирует), вы­ражение лица при этом становится более напряженным, часто с тревожно-боязливым оттенком. В вечеру тревога начала нарастать. Стал беспокоен. На лице аффект страха, стремится бежать, с тру­дом удерживается санитарами. Уснул после инъекции скополамина с морфином.

На утро вышел из сумеречного состояния. Был еще несколько оглушен, неточно ориентировался во времени. На следующий день сознание прояснилось Амнезия периода болезни. По заключению окулиста глазное дно и норме. На обзорном снимке черепа патоло­гических изменений не обнаружено.

Через 2 месяца после выписки попал под артиллерийский об­стрел. Психотические явления не наступили.

Для описываемых сумеречных состояний характерно то, что они возникают непосредственно вслед за дейст­вием шоковых психических травм. Протекают они в виде элементарного психомоторного возбуждения, иногда с периодическими приступами страха, и характеризуются атематичностью, отсутствием центрированности пережи­ваний вокруг какой-либо темы. Прототипом такой фор­мы являются экспериментальные неврозы у животных со срывом в сторону возбуждения, при которых одновре­менно имеются и элементы торможения, т. е. картина срыва является смешанной. В отличие от описываемых, для сумеречных состояний сосудистого генеза характер­но, помимо признаков сосудистого заболевания, как указывала Л. А. Тарасова, подострое развитие сумереч­ного состояния, а также наличие вегетативных наруше­ний в продромальном периоде.

Близко к приведенной картине атематического суме­речного состояния стоит картина, описанная нами под названием реакции элементарного возбуждения. Суме­речное состояние с атематическим психомоторным воз­буждением возникло у астенизированного больного под влиянием пребывания в особой ситуации, порождавшей резкое аффективное состояние при необходимости по­давления эмоциональных проявлений усилием воли (нужно было сдерживаться, не стрелять в противника, шедшего в «психическую атаку»). При этом сумеречное состояние ставило своим возникновением под угрозу жизнь больного.

Течение описываемых сумеречных состояний кратко­временное (до нескольких дней), исход благоприятный.

Фугиформная реакция. Эта форма характери­зуется резким сужением сознания с развитием реакции убегания, наступающей под действием шоковой психиче­ской травмы. Реакции убегания, возникавшие в просоночных состояниях во время землетрясения, описаны Л. Я. Брусиловским, Н. П. Бруханским, Т. Е. Сегаловым и А. И. Винокуровой. Stirlin (1911) приводит сведения о том, что «после катастрофы в Северной Франции 10/1II 1906 г. спасенный горняк в течение 2 дней блуж­дал по окрестностям, словно лунатик, ничего потом об этом не помня. Другой сел в поезд, доехал до бельгий­ской границы, где при задержании не мог дать разум­ных ответов. По возвращении ничего не помнил. Эти скудные сведения не позволяют с точностью определить характер заболевания. Других описаний этих реакций мы в литературе не встретили. Между тем изучение их представляет, помимо теоретического, и практический интерес для врачебно-психиатрической экспертизы, а также для понимания некоторых случаев возникновения паники.

Приводим самонаблюдение врача и психолога X., ко­торым он с нами поделился.

В июле 1941 г. небольшая группа мужчин и женщин, в составе которых находился X., во время пребывания на открытом поле вне­запно подверглась налету бомбардировщиков противника. При виде вражеских самолетов все бросились к имевшейся на поле канаве. X. вместе с другими залег в ней. Помнит, что испытывал чувство сжатия в области сердца, далее чувство страха, когда первый са­молет, снизившись, обстрелял из пулеметов людей, лежавших в ка­наве. Огнем второго самолета ранило одного из лежавших с ним товарищей. X. сделал ему перевязку. Стало очевидно, что летчики противника видят сгрудившихся в канаве людей; в это время самолеты противника стали делать второй заход над полем. Далее X. смутно помнит вой падающей бомбы (бомба не разорвалась), и то, как он выскочил из канавы. Но что было с ним дальше — не пом­нит. Очнулся в глубокой рытвине, полунакрытой нависшими над ней кустами, где лежал вместе с еще несколькими товарищами. Самолеты противника скрылись из виду. Это второе найденное им убежище оказалось в 300 м от первого и было отделено от него двумя ручьями и минным полем. Костюм X. был мокр и испачкан землей. Слой земли особенно густо покрывал колени, грудь и жи­вот. По следам на сырой земле X. мог установить, что, миновав ручей, он полз не прямо, а обогнул лежащий на пути край минного поля, границы которого ему были хорошо известны.

Нервными и психическими заболеваниями никто в семье не стра­дал. X. рос и развивался правильно. Окончил медицинский инсти­тут в 1924 г. В течение ряда лет работал в области зоопсихологии, по которой защитил диссертацию. По характеру общительный, мяг­кий, легко возбудимый, с трудом переключающийся с одной работы на другую. Из перенесенных заболеваний отмечает гипертонию. Артериальное давление в 1935—1940 гг. от 170/110 до 180/120 мм рт. ст., летом 1941 г.—180/120 мм, весной 1946 г.—210/140 мм. В мае 1946 г. произошел инсульт с правосторонним гемипарезом.

В данном случае фугиформная реакция наступила у больного гипертонией, отличавшегося всегда недоста­точной подвижностью нервных процессов. Вазомоторная лабильность, свойственная гипертонии, а также, вероят­но, связанное с ней ослабление нервных клеток вследст­вие нарушения их питания сделали нервную систему менее резистентной к внешним патогенным воздей­ствиям.

Вначале X., несмотря на устрашающие переживания (обстрел из пулеметов самолетом группы людей, среди которых он находился), сохранил самообладание и ока­зал помощь одному из раненых. Лишь в дальнейшем под влиянием повторного устрашающего переживания (вызванного воем падающей бомбы) у него наступило затемнение сознания с развитием реакции убегания. Однако эта реакция не являлась такой же инстинктив­ной, как она свойственна животным. Действия, совер­шенные X., хотя и при измененном сознании, носили все же сложный характер и не могли бы быть соверше­ны при полном, абсолютном выключении деятельности психической сферы. Так, местами X. не бежал, а полз, чтобы быть менее заметным, причем не слепо, прямо, а по довольно сложному пути — обогнув минное поле. Это говорит о том, что хотя во время фуги на передний план выступали автоматизированные действия, однако выс­шие психические функции все же не были полностью выключены. «Возврата на филогенетически низшую ступень» не наступило и состояние не могло быть сведено к «слепому бегству», «простому пуску в ход старых био­логических защитных механизмов».

Итак, шоковый невроз у взрослых характеризуется острым началом, наступающим непосредственно вслед за действием сверхсильного раздражителя, кратковре­менным (до 1 недели) течением и в благоприятных слу­чаях быстрым (за 1—3 дня) выходом из болезненного состояния. Рецидивы заболевания встречаются редко и протекают кратковременно.

При неблагоприятном течении шоковый невроз может переходить в истерический. Такой переход наблюдался у ¼ наших больных. Шоковый ступор, фуга или суме­речное состояние могут также смениться явлениями шо­кового невроза простой или ажитированной формы. Возможны рецидивы эмоции страха при повторении ча­сти ситуации, вызвавшей заболевание.

Шоковый невроз, или невроз испуга, у детей. Чаще всего встречается у детей младшего возраста или детей инфантильных, с задержкой умственного развития. За­болевание могут вызвать новые, необычного вида раз­дражители, не оказывающие патогенного действия на взрослых, например человек в вывернутой шубе или маске, резкий звуковой, световой или другой раздражи­тель (гудок паровоза, неожиданное нарушение равнове­сия тела и т. п.). У более старших детей испуг нередко вызван сценой драки, видом пьяного человека, угрозой избиения хулиганами.

В момент испуга часто отмечаются кратковременные ступорозные состояния с мутизмом («оцепенение») или состояния резкого психомоторного возбуждения с дро­жанием. Далее обнаруживается страх перед испугав­шим раздражителем или тем, что с ним связано. У ма­леньких детей может наступить утрата ранее приобре­тенных умений и навыков, например утрата функции речи, навыков опрятности, умения ходить. Иногда дети начинают грызть ногти, онанировать.

Течение заболевания в большинстве случаев благо­приятное, нарушенные функции восстанавливаются. У детей старше 5—7 лет пережитый испуг может привести к формированию фобий, т. е. невроза навязчивых со­стояний.

Date: 2015-09-05; view: 263; Нарушение авторских прав