Вечер у Слизнорта и неожиданная ревность

Драко проснулся от оглушительного девичьего вопля:
- Малфой!!! Что ты, черт побери, делаешь в моей кровати?!!!
Все еще пребывая на границе между сном и реальностью, слизеринец хрипло и почти неразборчиво ответил:
- Отвали, Паркинсон. Я могу задать тебе тот же вопрос. Потому что это – моя крова… - тут он приоткрыл один глаз и подавился словами. Увиденное моментально смахнуло с него остатки сна, и Драко завопил чуть ли не громче девушки, - ГРЕЙНДЖЕР?! Какого…
Рядом с ним, прикрытая простыней, сидела Гермиона – такая красная от ярости и стыда, что казалось, что сейчас с нее, как с закипевшего чайника, сорвет крышку. Драко тоже сел, откинулся на спинку кровати и изучающее посмотрел на Гермиону.
- Или это – сон, или я чего-то не понимаю, - глубокомысленно изрек он.
- Проснись, кретин! – взвизгнула Гермиона. – Мы спали В ОДНОЙ ПОСТЕЛИ!!!
- Я заметил, - кивнул Драко и сладко потянулся, всем своим видом показывая полное равнодушие к ее истерическим воплям.
- О, Боже! – Гермиона не то всхлипнула, не то вскрикнула, и закрыла лицо руками.
- Что? – недовольно протянул Малфой, но тут…
Тут воспоминания тягучей темной волной накатили на него из глубины сознания. Ее голос… ее тело… ее горячее тело, извивающееся под ним… ее стоны, ее всхлипы… ее соленые слезы, ручьем бегущие по лицу… О, Мерлин! Что они натворили?!
- Г… Грейнджер… - выдавил Драко, безуспешно пытаясь справиться с дрожью в голосе, - ты же не думаешь, что…
- Что это – правда? – спросила Гермиона, не отнимая рук от лица. – То, что случилось вчера ночью?
Драко сглотнул. Она тоже все помнила. Определенно, им двоим не могло присниться одно и то же.
- Какого черта? – прошипел слизеринец сквозь зубы. – Что все это значит?..
- Понятия не имею! – голос девушки сорвался на какой-то немыслимый писк. – Скорее всего, мы… нас… нас подвергли заклятию…
- Это точно, Грейнджер, в здравом уме я бы никогда…
Она вдруг подняла голову и посмотрела на него. Пронзительно. Гордо. С омерзением. С горечью. С нескрываемой болью. Все сразу. Драко невероятно быстро захлопнул рот, - зубы щелкнули. Она не имеет права на него так смотреть. Что она о себе возомнила? Ну, подумаешь, трахнулись разок… подумаешь, ему это понравилось… подумаешь! Она всего лишь… грязно…
Он не смог даже подумать это слово. Будто какой-то рычаг в его мозгу окончательно и бесповоротно заклинило. Мысленно чертыхнувшись, Драко пробормотал:
- Я не это имел в виду…
- Думаю, я прекрасно поняла, ЧТО ты имел в виду, Малфой, - она с нажимом произнесла его фамилию, четко устанавливая дистанцию между ними. Теперь он – Малфой. Только Малфой. Не больше, чем Малфой. Который вчера ночью лишил ее девственности…
- Отвернись, - попросила Гермиона. Нет, скорее, приказала.
Драко не стал спорить, повернулся к ней спиной и, положив под щеку кулак, закрыл глаза. Спать уже не хотелось, да он бы и не смог – столько мыслей сразу крутилось в его голове! «Как?! Черт побери, как это получилось? Почему? Почему такое чувство, что меня вчера ночью не было в этой комнате? Я сошел с ума? У меня раздвоение личности? Что происходит? Что со мной, черт возьми, происходит?! Неужели это из-за…»
- Я ее видела, - вдруг сказал Гермиона.
Драко без приглашения обернулся, непонимающе посмотрел на девушку. Она уже надела юбку и блузку и теперь натягивала через голову свитер. Драко не мог увидеть ее лица.
- Что ты видела? – спросил он с привычной надменностью, стараясь скрыть за ней волнение и любопытство.
- Метку.
Вот оно. То самое. Одно-единственное слово. От которого сердце стукнулось о грудную клетку, похолодели руки, проступила испарина на лбу. А чего он ждал? Того, что она не заметит этого гигантского уродливого черного шрама на его предплечье? Что в полумраке и в эротическом бреду ей будет не до этого? Как бы не так! Это была Грейнджер, чертова Грейнджер. Она всегда все замечает. Всегда все видит. Все знает. О, Мерлин, за что ты послал ее на мою голову?!
- Гарри был прав, - вынырнув из горловины свитера, процедила Гермиона. – Ты – Пожиратель.
Драко сглотнул. Похоже, все в одночасье катилось к чертям. Весь его гениальный план не стоил выеденного яйца. Нужно было тысячу раз подумать, прежде чем связываться с Грейнджер. А потом еще тысячу раз подумать, хорошо ли ты подумал. Она же – подружка Поттера. Гриффиндорка до мозга костей, смелая и честная и такая правильная, что иногда хотелось ее придушить. Почему иногда? Всегда, постоянно, с самого первого ее дня в этой школе. И сейчас… сейчас он больше всего на свете хотел ее… убить? Раздавить? Унизить? Заставить пожалеть о том, что случилось? К своему ужасу Драко вдруг осознал, что больше всего на свете хочет ее. Просто хочет ее. И больше никого.
- Гермиона, - выдавил он хрипло и сам несказанно удивился такому вежливому к ней обращению.
- Да, Драко? – откликнулась девушка, по-прежнему подчеркивая, что сейчас она владеет ситуацией. – Ты что-то хотел, Драко?
- Ты ведь не расскажешь…
- Гарри? – Гермиона смерила слизеринца привычным презрительно-холодным взглядом. – А ты, что, боишься?
- Кого? – фыркнул Драко. – Тебя? Твоего ненаглядного Поттера или тупоголового Уизли? Ну, и что ты им скажешь? Как ты могла увидеть Метку, если только я сам тебе ее не показал?
- Я расскажу Дамблдору.
Ну, вот, опять. Противный, липкий страх разлился по позвоночнику, заставив зашевелиться волосы на затылке. Она может. Она, правда, сможет рассказать все этому мерзкому старикашке Дамблдору о том, что видела. О том, что слышала. Ему не нужно дополнительных объяснений. Тем более, если к нему с заявлением «Вы знаете, Драко Малфой – Пожиратель Смерти» придет не кто-нибудь, а Гермиона Грейнджер, самая рассудительная и наименее склонная к фантазиям и выслушиванию сплетен ученица Хогвартса. Драко поперхнулся.
- Что-то не так, Драко? – с ехидцей в голосе спросила Гермиона.
- Замолчи, - отрезал слизеринец. – Просто помолчи минуту.
Она усмехнулась и направилась к камину – в кресле она оставила волшебную палочку.
Драко почувствовал, что его трясет. Трясет ощутимо, мышцы живота болезненно сокращаются, плечи вздрагивают, руки трясутся, как у алкоголика. Что это с ним? Страх? Ярость? Ненависть? Разочарование? Желание? Похоже, он испытывал стразу все эти чувства, и они просто не могли уместиться в нем, поэтому и пытались вырваться наружу, хоть как-то, хоть криком, хоть плачем, хоть дрожью. Что происходит? Почему он просто не сотрет ей память? Почему не придумает никакой подходящей угрозы, тем более что у него в руках неоспоримый козырь – он ее – таки, трахнул? Почему трясется, как заяц, колотится, как последний Хаффлпаффец, встретивший в темном переулке злого дядю? Где тот старый добрый Драко Малфой, которого он знал с рождения? Что случилось с ним?
- Послушай, - наконец выдавил он. – Давай просто сделаем вид, что ничего не случилось. Что ты ничего не видела. И я ничего не делал.
- А иначе что? – спросила Гермиона с вызовом. В глазах ее плясал темный огонь.
- Ты же знаешь, у меня есть масса способов отравить тебе жизнь, - Малфой криво усмехнулся. – А вчера у меня появился еще один прекрасный… пожалуй, самый лучший способ.
- Ты имеешь в виду шантаж? – вскинулась Гермиона. – Будешь шантажировать меня тем, что расскажешь все Гарри и Рону? Так вот, заруби себе на носу, они не поверят ни одному твоему грязному намеку, не купятся на твои инсинуации…
- Я имею в виду желание, - тихо, но довольно твердо перебил Драко.
Гермиона сдвинула брови.
- Я имею в виду твое желание снова повторить это, Грейнджер. Поверь, оно возникнет. И тогда ты прибежишь сюда снова. И будешь умолять меня сделать это с тобой. Это я называю высшим искусством мести…
- Да как ты… - Гермиона задохнулась от возмущения.
- Не кипятись, Грейнджер, - лениво протянул Драко, откидываясь на подушки и прикрывая колючие серебристо-ледяные глаза. – Поверь, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь… Ведь я знал, знал с самого начала, что эта ночь непременно настанет. Знаешь, мне даже не пришлось ждать так долго, как я рассчитывал…
- Ты… ты… - Гермиона потеряла контроль над собой. Ее охватил такой невиданной силы гнев, что слова просто не успевали сорваться с губ, застревая и растворяясь в горле. Девушка вскинула волшебную палочку. – ТЫ ГРЯЗНЫЙ МЕРЗКИЙ САМОЛЮБИВЫЙ СКОЛЬЗКИЙ ЧЕРТОВ УБЛЮДОК!!! – заорала она так, что стекла в окнах тихо задребезжали.
- Я не отрицаю, - Драко упивался ее гневом, наблюдая за тем, как сбегает краска с ее лица, и как начинают трястись теперь уже ЕЕ руки.
- Ты все это подстроил!!! Ты… ты сделал так, чтобы я поверила тебе! Чтобы увидела то, чего в тебе никогда не было! Частичку человечности! Ты устроил все это, мерзавец!!! Ты заставил меня думать о тебе, как о человеке, а не как о чертовом ублюдочном хмыре, Малфой! Но ты такой и есть!!! ТЫ – ЧЕРТОВ ЗАСРАНЕЦ!!! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!!! НЕНАВИЖУ!!! НЕНАВИЖУ!!!
- С такой яростью нужно кричать, как минимум, «Круцио!», - ухмыляясь, ответил Малфой.
Гермиона заскрипела зубами от бессильной ярости. «О, да, я с великой радостью применила бы к тебе парочку Непростительных Заклятий, Малфой!» - подумала она с каким-то диким восторгом и сама испугалась своих мыслей. Поколебавшись пару минут и сделав несколько глубоких вдохов, Гермиона, наконец, опустила палочку. Малфой, все это время безмолвно за ней наблюдавший, немного удивленно приподнял бровь и сказал:
- Что, Грейнджер, не хочется портить свою безупречную репутацию, применяя Непростительные Заклятья?
- С чего ты взял, что я этого хотела? – процедила Гермиона сквозь зубы. Злость все еще кипела в ней, но она уже не была такой безумной и всепоглощающей, как пару минут назад.
- У тебя это на лице было написано, - усмехнулся Малфой. – Или ты будешь все отрицать, наша правильная гриффиндорская заучка?
- Прекрати называть меня заучкой, Малфой! – в ответ бросила Гермиона и развернулась, чтобы уйти.
- Как скажешь, заучка! – противно засмеялся Малфой. – Передавай привет Поттеру!
Гермиона подошла к двери и, уже взявшись за ручку, обернулась:
- Пожалуй, я передам привет Дамблдору, - и, не дожидаясь ответа Малфоя, выскочила из выручай-комнаты.
Что-то подсказывало ей, что такой ее ответ совсем не удовлетворил слизеринца, и тот наверняка захочет предотвратить ее встречу с директором. Поэтому, не раздумывая долго, Гермиона припустила бегом по коридору в сторону гриффиндорской гостиной. Как Гермиона и ожидала, всего через пару секунд за ее спиной раздался пронзительный вопль:
- Стой, Грейнджер! Остолбеней!
Гермиона вильнула в сторону, уклоняясь от вспышки заклинания, свернула к лестнице и побежала вниз. За нею по пятам следовал разъяренный Малфой. «Черт, зачем я это сказала?!» - в сердцах ругала себя девушка, при этом чувствуя, что разум охватывает какой-то не поддающийся объяснению восторг, тело наполняется легкостью и силой, а сердце начинает стучать так быстро, что, кажется, может вырваться из грудной клетки. «Что это со мной? – думала Гермиона, перескакивая через две ступеньки сразу. – Разве я не должна бояться?..» От этой мысли ей вдруг стало смешно. Гермиона, не в силах сдержаться, залилась звонким веселым смехом и побежала еще быстрее.
Услышав этот странный, почти пугающий смех, Малфой остановился, как вкопанный. Поглядел вслед убегающей девушке и подумал: «По-моему, это она чокнулась, а вовсе не я… И все же, стоило бы ее догнать, как бы она и в самом деле не потащилась к этому выжившему из ума старикашке… Они, похоже, все чокнутые, эти Гриффиндорцы. Пусть даже и бывшие…»
Драко покачнулся и едва успел ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть. Невероятная слабость охватила его, голова закружилась, все мышцы разом словно обмякли, руки и ноги отказались слушаться. «Что за черт? – подумал юноша. – Что-то не так… что-то происходит, со мной явно что-то происходит… что-то плохое, что-то, похожее на магию… нужно спросить…» Только вот у кого спрашивать, Малфой не знал. Пару лет назад, столкнувшись с неведомой магией, он наверняка обратился бы к профессору Снейпу, но с недавнего времени Драко перестал ему доверять. Пойти к мадам Помфри Драко считал высшей степенью глупости, только если не нужно было пропустить пару особенно занудных уроков. А мысль о том, чтобы спросить кого-то другого из преподавателей, даже не пришла бы в голову слизеринца.
Драко опустился на ступеньку и прислонился спиной к холодным перилам лестницы. Ледяной мрамор сразу обжег ему обнаженную спину – Драко, выбегая из выручай-комнаты в погоню за Гермионой, успел только натянуть брюки да схватить волшебную палочку. «Чертова Грейнджер, вечно из-за нее неприятности!» - подумал Малфой. Мысль о Грейнджер отозвалась тупой болью где-то между ребер. То, как она смотрела на него, то, с какой яростью кричала проклятия в его адрес, то, с какой ледяной интонацией призналась, что видела Метку – все это как-то уж слишком сильно задело его. Как-то необыкновенно глубоко подцепило, схватило за самое сердце. И – что еще более странно – вовсе не потому, что Драко испугался – он знал, что Грейнджер не пойдет к Дамблдору сразу, так как чувство вины непременно начнет ей досаждать, а потом уже можно будет поговорить с ней спокойно и убедить ее не делать глупостей. Драко прекрасно понимал это, потому и позволил Гермионе убежать. Но почему же тогда так болит сердце? Почему по телу разливается такой холод, что кажется, будто вместо внутренностей образовался огромный кусок льда? Откуда эта необъяснимая слабость, откуда тот странный комок, который сжал горло и мешает дышать?..
Скрипнув зубами, Драко медленно поднялся и поплелся наверх, к выручай-комнате. Ноги все еще плохо слушались его, но слизеринцу было не привыкать бороться с обстоятельствами. И, в конце концов, ему все же нужно было вернуть свою одежду – каким бы закаленным и сильным Драко не был, но в начале декабря в замке было довольно холодно, да к тому же по коридорам частенько гуляли сквозняки. Поежившись, Малфой продолжил свой путь.

***

Гермиона, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, ворвалась в гостиную Гриффиндора, едва дыша от приступа смеха, а еще больше – от страха. Ей сначала показалось, что смеется она из-за того, что ничего не боится, но на самом деле этот смех был всего лишь признаком паники.
В гостиной было немноголюдно – несколько второкурсников сидели в дальнем углу за книжками, да двое студентов с четвертого курса тихо переговаривались за столом. Как только Гермиона буквально вывалилась из портретного проема в гостиную, все тут же замолчали и устремили на нее любопытные взгляды. Смутившись и покраснев еще сильнее, девушка прошествовала к креслу у камина и села, пытаясь отдышаться. В голове ее роились какие-то совершенно бессвязные мысли, вроде: «О, Мерлин! Что я натворила?! Что же мы натворили?!» Гермиона не могла точно сказать, по какому именно поводу так сокрушается – из-за того, что произошло вчера ночью, из-за утреннего разговора с Малфоем или из-за того, что вообще согласилась пойти на эту страшную авантюру давным-давно, в самом начале октября… Пожалуй, из-за всего сразу.
В выручай-комнате Гермиона намеренно вела себя холодно, старалась держать себя в руках, чтобы не давать Малфою лишних поводов для издевательств. Но теперь, оказавшись в родной гостиной, девушка уже не могла бороться с чувствами и мыслями. Сердце ее колотилось все сильнее, глаза наполнились горячими крупными слезами. Камин, картины, кресла размылись и поплыли перед глазами Гермионы. Она уронила голову на руки и тихо заплакала. «Что же я наделала?! Что же я наделала?! Что же будет, если Гарри или Рон об этом узнают?!. Зачем, зачем я пошла в эту чертову выручай-комнату?! Почему именно он, именно Малфой?!!! Это какое-то наказание на мою несчастную голову! Что я сделала не так, в чем согрешила в своей жизни, почему именно он?!!! Я не хочу, не хочу, не хочу!!!»
- Гермиона, с тобой все в порядке?
Девушка подняла глаза. Рядом с ней стояла Джинни, заспанная и растрепанная, видимо, совсем недавно поднявшаяся с кровати.
- Как ты? – снова спросила рыжая ведьмочка и посмотрела на подругу обеспокоенно.
- Я в порядке, Джинни, я в порядке, - дрожащим голосом ответила Гермиона, тыльной стороной ладони смахивая слезы со щек. – Пойдем в Большой Зал, наверное, завтрак уже подходит к концу…
- Хорошо, - кивнула Джинни. – Если не хочешь мне рассказывать – не надо. Только успокойся, Гермиона. Что бы там ни случилось, это – не конец света. Все наладится. А если захочешь поделиться…
- Я знаю, Джинни, - Гермиона слабо улыбнулась. – Спасибо. Только сейчас ты вряд ли чем-нибудь можешь мне помочь. Пойдем же, я страшно проголодалась…
- Пойдем, - согласилась Джинни, и подруги вдвоем покинули гостиную.
Гермиона не лгала – она действительно вдруг почувствовала, что, набегавшись и наплакавшись, так сильно хочет есть, что готова слопать целого слона.
Едва войдя в двери Большого Зала, Гермиона резко остановилась. Она заметила сидящих за столом Гриффиндора Гарри, Рона и Лаванду Браун, тесно прижавшуюся к рыжему парню. Тут же на Гермиону накатило знакомое чувство отчаяния и дикой тоски. Есть как-то сразу расхотелось.
- Знаешь, Джинни, - пробормотала Гермиона. – Я, пожалуй, поем потом… я забыла, мне нужно проверить свою домашнюю работу по древним рунам… там еще пять страниц переводить…
- Так и скажи, что не хочешь сидеть за одним столом с моим лицемерным братцем, - фыркнула Джинни. – Не обращай внимания, Гермиона, он всегда такой. Подуется и перестанет, глядишь, уже к Рождеству попросит у тебя прощения.
- Я не думаю… - тихо ответила Гермиона, отводя взгляд от слипшейся парочки за Гриффиндорским столом. – Я не хочу об этом думать. Извини меня, Джинни, я, пожалуй, пойду.
- Как хочешь, - с удивлением пожала плечами Джинни.
Гермиона быстро удалилась. Проводив подругу взглядом, Джинни направилась к своему месту за столом своего факультета.
- Доброе утро, Джинни, - поздоровался Гарри. – Выглядишь не слишком бодро, - он улыбнулся. – Вчерашняя вечеринка?
- Угу, - кивнула Джинни, наливая себе в чашку крепкий черный чай и добавляя в него молока. – Не выспалась… Гермиона, похоже, тоже не в лучшем расположении духа.
- Ты видела ее? – Гарри перешел на шепот и склонился к самому уху Джинни, хотя Рон, из-за которого Гарри пошел на такие конспиративные меры, казалось, не услышал бы и пушечной пальбы – так он был занят своей новой пассией.
- Да, только что, - кивнула Джинни, намазывая маслом горячий тост. – Она шла со мной на завтрак, но увидела ИХ, - тут Джинни кивнула на своего брата, утонувшего в ванильно-розовых объятиях Лаванды, - сказала, что не сделала какое-то задание по рунам и ушла.
- Ясно, - кивнул сразу помрачневший Гарри. – Я так и думал, что этим все и закончится.
- Что ты имеешь в виду? – спросила Джинни.
- Ты же сама видишь, - вздохнул Гарри. – Они и до этого были не слишком-то любезны друг с другом, и все из-за Рона и его истерик по поводу квиддича… А теперь – полный провал. Гермиона так просто этого не оставит. А мне уже до жути надоело быть парламентером…
- Понимаю, - кивнула Джинни. – У меня так бывало, когда Фред и Джордж ссорились с Роном. Мама просила меня разобраться, ну и приходилось постоянно бегать то за одним братом, то за другим… Приятного мало. Все смотрят на тебя, как на предателя. Им-то не докажешь, что дорожишь ими всеми, а не кем-то в отдельности… - тут Джинни вздохнула и посмотрела Гарри в глаза.
Сердце его перевернулось, кровь прилила к лицу, дыхание тут же сбилось. Гарри судорожно сглотнул и поперхнулся. Джинни весело расхохоталась. Гарри, откашлявшись, тоже улыбнулся. Ему нравился ее смех…
Но тут к гриффиндорскому столу подошел Дин Томас и сел рядом с Джинни.
- Привет, Джинни, Гарри, - поздоровался Дин.
Девушка несколько натянуто улыбнулась ему.
Гарри только кивнул в ответ и отвернулся. Улыбка моментально исчезла с его лица, Гарри уставился в свою тарелку и до конца завтрака уже ни с кем не заговаривал.

***

С этого дня в жизни Гарри Поттера началась серая полоса. Вроде бы никаких очевидных неприятностей не происходило, но и ничего хорошего, к сожалению, тоже. Гарри, после удачного квиддичного матча ставший вдруг невероятно популярным среди женской половины Хогвартса, оказался в одиночестве среди своих друзей. Джинни много времени проводила с Дином, и на разговоры с Гарри у нее не оставалось ни сил, ни желания. Лучшие друзья Гарри продолжали упорно не замечать друг друга, причем каждый из них считал себя правым, а другого – виноватым. Конечно, Гарри гораздо больше устраивал новый, повеселевший и словно оживший Рон, чем тот мрачный и злой, который всех изводил перед первым квиддичным матчем. Но, с другой стороны, приходилось мириться с постоянным присутствием Лаванды, которая считала то время, когда она не целуется с Роном, прожитым напрасно. К тому же было довольно сложно говорить с Роном, при этом выдерживая нейтралитет, так как друг часто заговаривал о Гермионе, при этом все его речи сводились к одному:
- Я ей ничего не обещал, Гарри, ведь так? Ей не на что жаловаться. Она целовалась с Крамом. А теперь вдруг обнаружила, что со мной тоже кто-то хочет целоваться. Мы, вообще-то, живем в свободной стране. Я ничего плохого не делаю… - и далее все в том же духе.
Чтобы не оказаться предателем и не сказать того, чего говорить не хотелось бы, Гарри по большей части приходилось держать рот плотно закрытым и лишь изредка кивать или бормотать что-то неразборчивое. Рон со временем отставал, начинал заниматься своими делами, но Гарри время от времени мог расслышать в бормотании друга знакомые фразы, вроде «Крам» и «не на что жаловаться».
С Гермионой же все обстояло еще хуже. После того злополучного поцелуя Рона и Лаванды, который она увидела в гостиной Гриффиндора, Гермиона замкнулась в себе и с большой неохотой соглашалась на разговоры. К тому же она наотрез отказывалась находиться в одной комнате с Роном и Лавандой (те, по обыкновению, сразу после занятий оккупировали угловое кресло в гостиной и надолго отстранялись от всего происходящего) и уходила заниматься в библиотеку. Поэтому Гарри приходилось искать подругу там, где говорить можно было исключительно шепотом. Гарри всерьез опасался, что из-за недостатка речевой практики скоро совсем разучится говорить…

***

Со дня победы Гриффиндора над Слизерином прошло около двух недель. Погода оставляла желать лучшего, но уже в самом воздухе чувствовалось приближение праздников. По небу бродили хмурые тучки, как стадо непослушных овец, все время норовящих сбежать от пастуха в лес. Окрестности замка уже укрыло снежное одеяло. Озеро наполовину покрылось льдом. Хогвартс жил привычной жизнью, готовясь к встрече Рождества. Хагрид уже принес из лесу традиционную дюжину елей, которые установили в Большом Зале, и теперь профессора и студенты на переменах между занятиями и после них занимались украшением Зала. Все старшекурсники уже распланировали ближайшие походы в Хогсмид за рождественскими подарками, преподаватели находились в явно приподнятом расположении духа (кроме, пожалуй, Снейпа, что не было неожиданностью). Праздничное настроение, в некоторой степени подогреваемое профессором зелий Горацием Слизнортом с его вечерами в «Клубе слизней», охватило всю школу. Даже плакса Миртл на время покинула свое убогое жилище на третьем этаже и переселилась в ванную старост, где без зазрения совести подглядывала за старостами-мальчиками.
Не радовалась надвигающимся праздникам только Гермиона. За все прошедшее со дня матча время она не находила себе места ни на минуту. Во-первых, ее совсем не радовало то, что изо дня в день приходилось видеть – пусть и мельком – Рона и Лаванду, слившихся в страстном поцелуе или обнявшихся в каком-нибудь темном уголке. Гермиона пыталась не придавать этому значения, но каждый раз это несколько вульгарное зрелище резало ножом по сердцу. Посему девушка решила попросту избегать встреч с бывшим лучшим другом и его возлюбленной и практически поселилась в библиотеке.
Но это было еще полбеды. По ночам Гермиону начали мучить кошмары, в которых она пыталась поговорить с Гарри, но неизменно появляющийся в самый неподходящий момент Драко Малфой с язвительной усмешкой кричал:
- Эй, Поттер! Ты еще не в курсе? Я переспал с твоей подружкой!..
Гермиона всякий раз просыпалась в холодном поту, с дрожащими руками и слезами на глазах. А потом весь день не могла сосредоточиться на занятиях. Порой ее охватывало желание немедленно пойти к Дамблдору и рассказать ему о том, что Малфой – Пожиратель смерти. Но потом она начинала представлять, как директор непременно задаст вопрос: «Откуда вы это знаете, мисс Грейнджер?», и как она не сможет ничего ответить. Ведь рассказать все Дамблдору означало – признаться в том, что все произошедшее в выручай-комнате случилось по ее вине. Точнее, по ее воле… Гермиона изо всех сил пыталась доказать себе, что она ни в чем не виновата. Что это было действие какой-то неизвестной магии. Но чем сильнее она пыталась себя убедить, тем менее вескими казались ей собственные доводы. В конце концов, не выдержав морального напряжения, Гермиона решила поговорить с Малфоем.
К несчастью, сделать это ей так и не удалось. Едва завидев гриффиндорку, Малфой предпочитал тут же ретироваться, причем независимо от того, был ли это урок или свободное время. На занятиях по арифмантике Малфой снова пересел к своему другу Забини, на трапезах в Большом Зале демонстративно не замечал Гермиону и даже не удосужился взглянуть на нее ни разу с тех пор, как… как произошло то, что произошло. Это убивало. Девушка не могла понять, что происходит. Задумал ли он что-то? Пытается ли что-то доказать, или же испытывает чувство вины? Понять это было невозможно ни по его поведению, ни по каменному, извечно надменному выражению его лица. Единственное, что могла заметить Гермиона – так это то, что Малфой в последнее время стал как-то уж слишком бледен и напряжен. В остальном он оставался таким же обычным слизеринским хорьком, каким был всегда.
Окончательно запутавшись, Гермиона решила утолить свою боль, окунувшись в привычную среду. Библиотека с ее монументальным спокойствием и тишиной всегда была по душе девушке. Там она и спасалась от всех бед, что навалились на нее. И там же надеялась выяснить их причину. Как и обещала, Гермиона пыталась найти тот странный вид магии, который, по ее мнению, воздействовал на нее и на Малфоя, когда они находились в выручай-комнате. Прежде всего она решила подробно узнать о свойствах самой комнаты и перекопала несколько стеллажей с неподъемными томами, но так и не нашла разумного объяснения всему, что произошло. Тогда Гермиона принялась изучать свойства волшебных комнат вообще, перечитала на всякий случай «Историю Хогвартса», все известные ей книги по заклинаниям и еще много всякой литературы, которая, в конечном счете, оказалась настолько же бесполезной. «Он был прав, когда говорил, что я ничего не смогу найти, - думала Гермиона, в очередной раз пытаясь разобраться в какой-то очередной совершенно ненужной книжке. Она взяла за правило называть Малфоя только «он», так как его имя неизменно заставляло ее сердце сжиматься, а к горлу подступал крик. – Это какой-то вид высшей магии, в школе такое вряд ли преподают. Если только посмотреть в запретной секции…»
Девушка твердо решила проверить запретную секцию библиотеки, и уж если там ничего не окажется, посоветоваться с тем, кому она доверяла больше, чем самой себе – с Дамблдором.
Правда, на пользование запретной секцией даже ей, Гермионе, необходимо было разрешение преподавателя. Она решила подойти с этим вопросом к профессору Макгонагалл, сославшись на какой-нибудь сложный доклад, который она, Гермиона, якобы пишет. И вот, через несколько дней, перед обедом в Большом Зале, Гермиона отправилась в кабинет трансфигурации, обдумывая варианты разговора с деканом Гриффиндора. Погрузившись в свои размышления, девушка перестала замечать происходящее вокруг нее, и в дверях кабинета трансфигурации чуть не сбила кого-то с ног.
- Мисс Грейнджер! Очень кстати, не мешало бы с вами поговорить.
Гермиона остановилась. Из кабинета Макгонагалл только что вышел профессор Снейп и с нескрываемым неудовольствием уставился на лучшую ученицу Гриффиндора.
Гермиона не обрадовалась такому повороту событий, но все же сказала как можно вежливее:
- Добрый день, профессор. Вы о чем-то хотели со мной поговорить?
- Да, мисс Грейнджер, - с кислой миной ответил Снейп, продолжая буравить Гермиону взглядом. – Помнится, вы не сдали мне работу по Щитовым Чарам…
Гермиона побледнела, вспомнив, что, действительно, забыла сдать эту работу как раз после ТОЙ САМОЙ ночи в выручай-комнате.
- Но не это главное, - продолжал Снейп. – Профессор Дамблдор намекнул мне, что я… кхм… с недостаточным рвением отношусь к своим обязанностям, допуская, чтобы НЕКОТОРЫЕ ученики бродили по школе в темное время суток… - профессор с нажимом произнес это «некоторые», явно намекая на кого-то известного им обоим.
Гермиона почувствовала, как сердце обрывается. Ладони ее сразу вспотели, по спине пробежал холодок.
- Я не желаю, - Снейп сделал шаг вперед и наклонился к девушке, - чтобы выполнение мною моих прямых обязанностей ставилось под сомнение, мисс Грейнджер. И не желаю выслушивать эти сомнения от директора этой школы.
- Я… - залепетала Гермиона срывающимся голосом. – Я н-н-не понимаю, о ч-ч-чем в-в-вы…
- Думаю, вы все прекрасно понимаете, мисс Грейнджер, - усмехнулся Снейп, выпрямляясь. – Не заставляйте меня прибегать к серьезным мерам, иначе может случиться так, что ваш друг Гарри Поттер совершенно случайно узнает о ваших тайных прогулках в компании ученика с моего факультета…
Это был удар ниже пояса. Перед глазами у Гермионы поплыли алые круги. Это – конец… Снейп знает… Малфой рассказал ему. Видимо, именно поэтому он и не хотел с ней разговаривать, зная, что Снейп сам с ней поговорит…
- П-п-профессор… - чуть слышно произнесла Гермиона. – Вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь…
- Равно как и вы – в мою, - парировал Снейп ядовито. – А моя работа, прошу заметить, является неотъемлемой частью моей жизни. Так что ваши возражения я считаю излишними, мисс Грейнджер. Вам пора задуматься о своем поведении, пока еще не поздно, - и, бросив на Гермиону последний презрительный взгляд, Снейп удалился.
Едва держась на ногах от пережитого шока, Гермиона прислонилась к стене и закрыла лицо руками.
- Боже мой! – зашептала она, теряя самообладание. – Боже мой, за что же мне все это?! За что?!
Слезы ручьем потекли из ее глаз, просачиваясь между пальцев, обжигая ладони и щеки. Забыв о том, зачем она приходила к кабинету трансфигурации, Гермиона бросилась бежать по коридору, пока не нашла первый попавшийся женский туалет. Закрывшись в кабинке, она дала волю слезам. Еще никогда в своей жизни Гермиона не плакала с таким отчаянием. Мир для нее рушился, с каждой минутой – все быстрее… Ничто уже не может спасти ее. Если раньше – пару недель назад – она еще и могла рассказать все Гарри, зная, что он обидится, но потом все же поймет ее и простит, то теперь… Теперь пути назад не было. Теперь – только вперед. Ухудшая то, что и так уже плохо. Разрушая то, чего и так уже почти не осталось… Может, лучше сразу покончить со всем? Подняться на самый верх самой высокой башни и прыгнуть в небо, отдаться на милость ветру и в последние минуты своей жизни оказаться, наконец, свободной…
Дверь в туалет скрипнула, послышались голоса. Гермиона поспешно вытерла слезы и притихла. В туалет вошли несколько девушек. Они оживленно переговаривались и смеялись. Гермиона прислушалась. Судя по голосам, девочек было шестеро. Среди них Гермиона узнала голос Ромильды Вейн, гриффиндорки курсом младше. Ромильда заявила:
- Я уже знаю наверняка, как это сделать!
- И как же? – подхватила другая девочка. – Он все время обедает со своими друзьями, с этим… Уизли и его девчонкой. Думаешь, он позволит тебе сесть с ним рядом?
- При чем тут это? – фыркнула Ромильда. – Я не собираюсь подливать ему зелье за завтраком или за обедом. Это глупо, ведь выпить может кто-нибудь другой или преподаватели заметят. У меня есть план!
- Рассказывай, рассказывай! – загалдели девчонки.
- Чтобы вы им воспользовались? – усмехнулась Ромильда. – Ну уж нет! Придумывайте свои собственные способы завоевать Гарри Поттера! А на вечеринку к профессору Слизнорту с ним пойду я! – и Ромильда довольно захихикала, отдаленно напомнив Гермионе профессора Амбридж.
«Так вот оно что! – подумала Гермиона. – Они собираются напоить Гарри любовным зельем, чтобы он пригласил одну из них на вечеринку к Слизнорту… О, Мерлин, я и забыла, вечеринка уже завтра!..»
Дверь снова скрипнула, и голоса удалились. Гермиона вышла из кабинки, подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на свое отражение. Плакать больше не хотелось.
- Воистину говорят – хочешь забыть о своих бедах, подумай о бедах другого, - сказала она вслух и улыбнулась. Улыбка получилась вымученной. – Надо предупредить Гарри. И собраться на эту чертову вечеринку. Надо еще и пригласить кого-то…
Перед глазами тут же всплыл образ Рона, целующегося с Лавандой. Гермиону передернуло от отвращения. На смену Рону пришел другой образ. Светлые волосы, бледная кожа, тонкие черты лица – Драко Малфой. Гермиона чуть не застонала от злости и отчаяния. Ну почему, почему она хочет пригласить на вечеринку к Слизнорту тех, кого и видеть-то не желает?!
- Видеть не желаю… - повторила задумчиво Гермиона.
И тут в ее голове родился новый план. План мести. Это был не такой хитроумный и изощренный план, как ее предыдущие, но все же он казался ей сносным. К тому же, это должна была быть месть не только Рону, но и тому, кто поистине заставил ее страдать и обливаться слезами по ночам – Драко Малфою.

***

В библиотеке было тихо и немноголюдно. Гарри сидел за письменным столом напротив Гермионы и готовил работу по зельям, записывая в пергамент ценные указания из «Расширенного курса зельеварения», оставленные в учебнике Принцем. Гермиона переписывала какой-то текст из громадного тома, который еле помещался на столе, и вид у девушки был весьма серьезный и озабоченный. Перед тем, как начать работу, Гарри пару минут поговорил с Гермионой о Роне и о том, как тяжело ему, Гарри, приходится в последнее время, и «не могла бы ты относится к нему чуть снисходительнее, он же все-таки наш друг… и то, что он целуется с Лавандой, не имеет никакого отношения к нашей дружбе…»
- Он имеет полное право целоваться с тем, с кем ему заблагорассудиться, - прошептала Гермиона, искоса поглядывая на мадам Пинс, вышагивающую между стеллажами. – Меня это ни капельки не волнует.
При этом она занесла перо и с такой силой поставила точку над «i», что проткнула дырку в пергаменте. Гарри промолчал, он уже начал привыкать к такому безмолвному общению с друзьями. Вздохнув, он еще ниже склонился над «Расширенным курсом», старательно вычитывая пометы Принца.
- Да, кстати, - вдруг добавила Гермиона. – Будь осторожнее.
- В последний раз говорю, - с хрипотцой от долгого молчания ответил Гарри. – Учебник я возвращать не стану. От Принца-полукровки я узнал больше, чем от Снейпа и Слизнорта вместе взятых…
- Я не о твоем Принце-самозванце, - ответила Гермиона, посмотрев на учебник так, будто он нанес ей личную обиду. – Я совсем о другом. Сегодня я зашла в туалет, там было человек шесть девочек, в том числе Ромильда Вейн. Они решали, как бы подсунуть тебе любовное зелье. Они мечтают попасть на вечер к Слизнорту и, похоже, накупили у Фреда с Джорджем приворотного зелья, которое, видимо, все же действует…
- Что же ты его не конфисковала? – с негодованием спросил Гарри, возмутившись до глубины души тем, что именно в такой критический момент Гермиону подвела ее маниакальная страсть к соблюдению школьных правил.
- Они же не принесли его с собой в туалет! – обиженно ответила Гермиона. – Просто обсуждали план действия. А поскольку вряд ли даже Принц-полукровка, - тут Гермиона с неприязнью покосилась на учебник, - знает рецепт противоядия сразу к десятку любовных зелий… Гарри, ты должен кого-нибудь пригласить, тогда другие поймут, что у них нет шансов. Вечеринка завтра, они готовы пойти на все!
- Но мне не хочется никого приглашать, - пробормотал Гарри. Он по-прежнему старался не думать о Джинни, но мысли о ней постоянно лезли в голову, причем такого содержания, что в душе Гарри тайно радовался, что Рон не обладает способностями к легилименции.
- Ромильда настроена решительно, так что будь внимателен и следи за тем, что пьешь, - посоветовала Гермиона и принялась быстро строчить что-то в своем пергаменте.
Гарри задумался на несколько минут, а потом вдруг проговорил:
- Подожди-ка… Ведь Филч, кажется, запретил проносить в школу товары из «Всевозможных Волшебных Вредилок»?
- С каких пор в школе кто-то обращает внимание на запреты Филча? – усмехнулась Гермиона, продолжая писать.
- Но ведь всех сов на подлете к школе обыскивают, разве нет? Как же этим девчонкам удалось протащить в школу любовное зелье?
- Фред и Джордж посылают их под видом духов и микстуры от кашля, - ответила Гермиона. – У них это входит в список услуг.
- Да ты просто эксперт в этом вопросе! – усмехнулся Гарри.
Гермиона посмотрела на него примерно так же, как пару минут назад – на его «Расширенный курс зельеварения».
- Это было написано на этикетках, когда ребята летом показывали зелья нам с Джинни, - ответила Гермиона мрачно. – Я, знаешь ли, никому не подливаю зелья в тыквенный сок. И не притворяюсь, будто подливаю, что, по-моему, ничуть не лучше…
- Хорошо, хорошо, забудем об этом, - поспешно забормотал Гарри, стараясь избежать неприятной темы. – Важно другое: Филча можно обдурить, так? Протащить в школу что-то одно под видом чего-то другого. Почему же Малфой не мог принести в школу ожерелье?..
- Гарри, не начинай, - Гермиона страдальчески возвела глаза к потолку, еще и потому, что имя Малфоя само по себе с некоторых пор стало ей ненавистно.
- Нет, ты скажи, почему…
- Потому, - вздохнула Гермиона, - что школа просто напичкана Чарами, улавливающими всякие проклятия и порчу. Эти Чары настроены на то, чтобы обнаруживать предметы, заколдованные с помощью Темной магии. Такое мощное проклятье, какое было наложено на ожерелье, они уловили бы сразу же! А бутылку с неправильно наклеенной этикеткой – вряд ли. К тому же любовные зелья не относятся к Темной магии, ведь они не опасны…
- Легко тебе говорить, - буркнул Гарри, вспомнив про Ромильду Вейн.
- …и Филч вряд ли смог бы понять, что перед ним – микстура от кашля или что-то другое, он ведь не очень хороший колдун, поэтому отличить одно зелье от… - Гермиона замолчала на полуслове.
Сзади, из-за книжных стеллажей, послышался какой-то шорох. Кто-то подкрадывался к столу, за которым сидели Гарри и Гермиона. Ребята напряглись, но уже через мгновение из-за книжного стеллажа выглянула мадам Пинс с масляной лампой в руке и весьма хищным выражением на лице. В свете лампы это лицо с тонкой желтоватой, словно пергаментной, кожей и крючковатым носом выглядело отнюдь не привлекательно.
- Библиотека закрывается, - проскрипела мадам Пинс. – Положите все книги, что взяли, на свои места… А это что такое?! – вдруг лицо библиотекарши исказилось в приступе страшнейшего негодования. – Как ты посмел исписать книгу, негодник?! – казалось, от возмущения ее сейчас хватит удар.
- Это моя книга, она не библиотечная! – воскликнул Гарри, вцепившись в свой экземпляр «Расширенного курса зельеварения», к которому мадам Пинс уже протянула свою иссохшую костлявую руку.
- Какой ужас! Позор! Кощунство! – зашипела библиотекарша, чуть ли не брызгая слюной.
- Подумаешь, всего пара строчек, - ответил Гарри, пытаясь вырвать книгу из ее цепких рук.
Мадам Пинс остолбенела с таким видом, будто кто-то только что убил ее близкого родственника, и этот кто-то стоит сейчас перед ней.
Гермиона быстро собрала со стола свои вещи, схватила Гарри за руку и потащила его прочь из библиотеки.
- Смотри, как бы она не запретила тебе пользоваться библиотекой, - проворчала Гермиона. – И зачем ты только притащил с собой этот глупый учебник!
- И вовсе он не глупый, - ответил Гарри. – Просто если у нее не все дома, я в этом не виноват. А может, она слышала, как мы говорили про Филча, вот и расстроилась? Я всегда подозревал, что между ними что-то есть…
Гермиона засмеялась, Гарри ее поддержал. Весело хохоча, ребята направились в Гриффиндорскую башню. Ни один из них не заметил, как всего несколько мгновений спустя из библиотеки тихо вышел высокий светловолосый юноша в черной мантии с серебристо-зеленой нашивкой. Драко Малфой.

***

Драко Малфою было не по себе. Вот уже две недели он не мог думать ни о чем, кроме как о случившемся в ночь после матча Гриффиндора со Слизерином и на следующее утро. Юноша постоянно пребывал в каком-то необъяснимом беспокойстве, не мог сосредоточиться ни на занятиях, ни на том задании, которое ему поручил Темный Лорд. Он был до такой степени погружен в свои мысли, что это начали замечать даже его тупоголовые телохранители Крэбб и Гойл. Пару раз к нему подходили Забини и Паркинсон с вопросами о его самочувствии, на которые он неизменно отвечал:
- Со мной все в порядке. С чего вы взяли, что я нуждаюсь в вашей помощи?
И Пэнси, и Блейз, скорчив обиженные физиономии, все же отступали, но Драко чувствовал, что его ответы ничуть не успокаивали друзей, а заставляли их только еще сильнее переживать за него. Ему было не понять такого рвения с их стороны, ведь ему самому было, в сущности, наплевать на их собственные проблемы. Почему же они так волнуются за него?..
На следующий же день после ТОЙ САМОЙ ночи Драко сделал одно интересное и не совсем приятное открытие: слабость, что напала на него во время погони за Грейнджер, была явлением не единичным. Каждый раз, когда гриффиндорская заучка оказывалась рядом с ним ближе, чем на пять футов, чувство абсолютной неспособности управлять собственным телом обострялось, заставляя сердце колотиться, как бешеное, а мысли – паническим потоком нестись в голове. Поэтому он и решил не подпускать к себе Грейнджер слишком близко и скрывался при первой же ее попытке подойти к нему. Он чувствовал, что разговора с ней не миновать, но желал оттянуть это безрадостное мгновение настолько, насколько это возможно.
И все же странная реакция собственного тела на какую-то магглорожденную всезнайку беспокоила Драко куда меньше, чем то, что эта всезнайка раскрыла его секрет. Со дня на день Драко ждал вызова в кабинет директора, но, похоже, Грейнджер держала язык за зубами, приберегая сенсацию для какого-то удобного ей случая. Это не радовало слизеринца, совсем не радовало. Еще и потому, что этот его «секрет» начал его беспокоить.
Однажды ночью Драко проснулся от того, что левое предплечье нестерпимо болело. Его словно прижгли раскаленным железом. Вырванный из пучины сна, Драко долго не мог сообразить, в чем дело. А при очередном взрыве боли чуть не взвыл, вскочил с кровати и кинулся в туалетную комнату. Открыв на всю мощность кран с холодной водой, Драко подставил руку под обжигающе-ледяную струю и, стиснув зубы, стал ждать, пока боль утихнет. Прошло не меньше получаса, прежде чем страшное чувство, будто плоть вскрывают тупым зазубренным ножом, отступило, сменившись пульсирующим покалыванием. Драко рухнул на пол прямо возле раковины. Прижав руку к груди, он начал раскачиваться взад-вперед, стараясь не думать, отстраниться от сущего, перестать чувствовать. Отец именно так учил его избавляться от боли. «Не думай о ней – и ее не будет. Не чувствуй ее – и она не доставит тебе беспокойства».
- Отец… - прохрипел Драко пересохшими губами. – Я сделаю это. Сделаю ради тебя… я выполню свой долг…
Темный Лорд злился. Он ждал, когда Драко сможет исполнить то, что ему приказано, чтобы, наконец, свести счеты со всеми выродками маггловского мира и их покровителями. И – конечно же – с Гарри Поттером. Темный Лорд был терпелив, но терпение его начало иссякать. Драко почувствовал это в ту самую ночь, когда сидел на полу в туалете и, чуть не плача, баюкал у себя на груди горящую огнем руку. Темный Лорд ждал действия, а не каких-то гипотез и предположений. Драко должен был действовать. Но только как?..
Этот вопрос не давал ему покоя. Вскоре Драко понял, что действовать придется быстро – боль в Метке стала повторяться, примерно раз в неделю слизеринец проводил ночь в компании крана с холодной водой. Пора было отбросить в сторону возню с маловероятным вариантом и приступить к серьезной работе. Только что же ему делать? Каким образом воплотить в жизнь план Темного Лорда?.. Может, привлечь к этому гриффиндорку Грейнджер? Она, похоже, уже на все согласна, только чтобы Драко никому ничего не рассказал. Это ему, конечно, на руку, но вот только реальной помощи от Грейнджер он не ждал. Но поговорить с ней стоило. Не обязательно открывать перед ней все карты, можно поговорить так, чтобы она ни о чем не догадалась. По-крайней мере, сразу.
Эта мысль, пришедшая Драко в голову в день перед вечеринкой у Слизнорта, придала юноше сил и стойкости. Слизеринец знал, что Грейнджер после скандала с Уизли и проведенной в выручай-комнате ночи предпочитает скрываться от своего рыжего друга в библиотеке. Возможно, она предпочла бы скрыться и от Поттера, но это вызвало бы подозрения, поэтому ей приходилось бороться со своим раскаянием и, надевая на лицо приветливую маску, делать вид, что все в порядке.
Ближе к вечеру Драко спустился в библиотеку, точно зная, что застанет Грейнджер именно там. Каково же было его разочарование, когда он, увидев знакомую копну каштановых волос и направившись прямиком к ней, услышал голос ненавистного Поттера:
- Подожди-ка… Ведь Филч, кажется, запретил проносить в школу товары из «Всевозможных Волшебных Вредилок»?
Драко притормозил уже на подходе к столу, за которым сидели Гарри и Гермиона, и спрятался за соседним книжным стеллажом. Из своего укрытия он мог прекрасно слышать все, о чем говорили двое гриффиндорцев.
- С каких пор в школе кто-то обращает внимание на запреты Филча? – усмехнулась Гермиона. Ее гусиное перо мерно скрипело по пергаменту – даже разговаривая, она не переставала писать.
- Но ведь всех сов на подлете к школе обыскивают, разве нет? – продолжал допытываться Поттер. – Как же этим девчонкам удалось протащить в школу любовное зелье?
- Фред и Джордж посылают их под видом духов и микстуры от кашля, - ответила Гермиона. – У них это входит в список услуг.

- Да ты просто эксперт в этом вопросе! – усмехнулся Гарри.
«Помолчал бы ты, Поттер!» – со злостью подумал Драко и сам удивился своим мыслям. С каких это пор он переживает за маггловское отродье Грейнджер? Что это на него нашло?.. Драко провел ладонью по лицу, словно отыскивая что-то такое, что могло бы объяснить этот внезапный приступ сочувствия. Почувствовав на пальцах влагу, юноша осознал, что вспотел, хотя в библиотеке не было жарко. «Опять начинается, - подумал он с тоской. – Опять эта слабость… Как бы не грохнуться тут и не наделать шума, а то эти психи возомнят себе невесть что…»
За размышлениями Драко пропустил большую часть разговора Гермионы и Гарри. Прислушавшись, он уловил рассерженный шепот Грейнджер:
- Потому, что школа просто напичкана Чарами, улавливающими всякие проклятия и порчу. Эти Чары настроены на то, чтобы обнаруживать предметы, заколдованные с помощью Темной магии. Такое мощное проклятье, какое было наложено на ожерелье, они уловили бы сразу же! А бутылку с неправильно наклеенной этикеткой – вряд ли. К тому же любовные зелья не относятся к Темной магии, ведь они не опасны…
- Легко тебе говорить, - пробормотал Поттер недовольно.
- …и Филч вряд ли смог бы понять, что перед ним – микстура от кашля или что-то другое, он ведь не очень хороший колдун, поэтому отличить одно зелье от…
В этот момент Драко потерял равновесие и вцепился в полку стеллажа, чтобы не упасть. Двое за столом замолчали. Чертыхаясь про себя, Драко как можно тише прокрался в дальний конец ряда и как раз вовремя – с другой стороны, оттуда, где он только что стоял, с лампой в руке вышла библиотекарша мадам Пинс и заскрипела что-то над ухом у Гермионы. Что именно – Драко уже не слышал, он был слишком далеко от них. Слизеринец заметил, что Поттер о чем-то ожесточенно спорит с библиотекаршей, и тут же увидел причину спора: Поттер и Пинс тянули друг у друга из рук какой-то учебник. Если бы Драко не мучила слабость, он, возможно, нашел бы эту ситуацию комичной. Но сейчас он просто ждал, когда же Поттер со своей подружкой, наконец, уберутся, чтобы он, Драко, мог выйти из библиотеки и спокойно все обдумать.
Наконец, Грейнджер побросала свои вещи в сумку, схватила Поттера за руку и потащила его прочь из библиотеки.
Драко облегченно вздохнул. Как только Грейнджер вышла из библиотеки, ему сразу стало легче дышать. Правда, его тут же обнаружила вездесущая мадам Пинс и заскрипела:
- Вы, что, не слышали, молодой человек?! Библиотека закрывается!
Библиотекарша была в десять раз злее и неприветливее, чем обычно, и Драко предпочел с ней не связываться. Все еще немного пошатываясь от слабости, он вышел из библиотеки и направился в подземелья.
«Что там Поттер нес по поводу того, как можно обдурить Филча? – думал он, направляясь к слизеринской гостиной. – Поменять этикетку, одно выдать за другое?.. Хм… Интересно, очень интересно…»
И вдруг… Боль. Дикая, неудержимая, всеохватывающая, умопомрачающая боль пронзила его левое предплечье. У юноши потемнело в глазах. Пошатнувшись, он ударился об стену и сполз по ней на пол, сжимая в одной руке другую, словно это могло помочь. Боль нарастала, заставляя сознание сжиматься до размеров ячменного зернышка, заполняя собой весь мир вокруг, забирая, уничтожая все прочие чувства, стирая запахи, заглушая звуки… Драко стиснул в зубах воротник мантии, закатал правый рукав и начал царапать собственную руку – другую, не ту, на которой пульсировала болью Метка. Его ухоженные подпиленные ногти оставляли глубокие алые полосы на нежной коже предплечья. Пару минут спустя правая рука начала гореть так же, как левая. Однако юноша не думал останавливаться. Он продолжал самоистязание, пытаясь одной болью заглушить другую. Он раздирал собственное тело в кровь, не в силах справиться с жутким, невыносимым чувством, будто под кожей перекатываются осколки битого стекла… Слезы текли по его лицу – он их не чувствовал, потому что не плакал, они полились без приглашения… Боль возросла до немыслимых пределов. И в тот момент, когда Драко уже был готов лишиться чувств, на пике невыносимых мучений, боль неожиданно прошла. Прошла так быстро, как не проходила никогда раньше. При этом мысли Драко необычайно прояснились, и в голове у него выстроился четкий и удивительно заманчивый план.
Опираясь левой рукой о стену, а правую – изодранную в кровь – держа на весу, Драко заковылял в сторону своей спальни.
Но, не пройдя и пару шагов, услышал голос, заставивший его остановиться.
- Мистер Малфой!
Драко глубоко вдохнул, пытаясь вернуть себе свое привычное хладнокровие, и обернулся. Перед ним стоял декан его факультета, профессор Снейп.
- Мистер Малфой, вам нехорошо? – поинтересовался профессор слегка обеспокоенным тоном. – Вам нужна помощь?
- Нет, профессор, - ответил Драко с легким презрением. – Мне не нужна ВАША помощь.
- Что у вас с рукой? – спросил Снейп гораздо более холодно. Профессор был не в восторге от такого к себе обращения. – Вы поранились? На вас кто-то напал?
- Со мной все хорошо, профессор, - произнес Драко чуть ли не по слогам, давая понять, что беспокойство Снейпа в данной ситуации неуместно.
- Позвольте предложить вам промыть руку настойкой подорожника и чистотела, - твердо сказал Снейп, не обращая внимания на интонацию Малфоя, явно говорящую о нежелании последнего иметь дело с профессором. – Раны не опасны, но лучше их очистить и перевязать. Думаю, глупо советовать вам обратиться к мадам Помфри…
- Как вы прозорливы, профессор, - съехидничал Драко. Ему уже начало надоедать общество Снейпа. К тому же он знал, для чего профессор затеял весь этот «дружеский» разговор. У Драко совершенно не было желания его продолжать. – Я, пожалуй, последую вашему совету и НЕ пойду к мадам Помфри. Спасибо за беспокойство, настойка чистотела у меня есть.
- Как вам угодно, мистер Малфой, - скривился профессор. – Если у вас возникнут какие-то трудности, обращайтесь ко мне. Вы же знаете, по части зелий я могу без ложной скромности назвать себя человеком сведущим… И я могу, если возникнет такая необходимость, приготовить для вас немного… хм… обезболивающего зелья…
- С чего вы взяли, что оно мне нужно? – вскинулся Малфой, забыв добавить свое привычно-надменное «профессор».
- Мистер Малфой, - Снейп усмехнулся с выражением явного превосходства. – За долгие годы своей преподавательской практики… да и вообще за те… несколько десятков лет, что мне довелось прожить, я научился отличать раны, нанесенные человеку кем-то посторонним, от нанесенных себе им самим. Вы же знаете, - Снейп вдруг понизил голос и наклонился вперед, вглядываясь в глубину серебристо-стальных холодных глаз Драко своими черными, как жуки, глазами. - Это такая боль, которую не могут усмирить ни ледяная вода, ни обезболивающее зелье… они только укрывают сознание от ее мощных нападок. Я прав, мистер Малфой?
- Не понимаю, о чем вы, профессор, - ответил Драко с усмешкой. – Думаю, мы говорим о разных вещах, - и, не дожидаясь, пока Снейп скажет еще что-нибудь, повернулся к профессору спиной и направился в гостиную Слизерина. Рука все еще болела, теперь уже правая, но боль эта была сродни удовольствию. Запершись в своей спальне, Драко закатал рукав мантии и слизнул несколько проступивших на коже капель крови.
- Это вы ничего не понимаете, профессор, - усмехнулся он самодовольно. – Я уже готов совершить то, что должен. И у меня есть план…

***

Едва Гарри и Гермиона успели переступить порог гриффиндорской гостиной, как к юноше подбежала разрумянившаяся Ромильда Вейн и радостно воскликнула:
- Привет, Гарри! Хочешь «Горной воды»?
Гермиона оглянулась через плечо и выразительно посмотрела на Гарри: «Ну, что я говорила?!»
- Нет, спасибо, - поспешно пробормотал Гарри в ответ Ромильде. – Мне она не очень нравится…
- Ну, тогда попробуй вот это, - девушка протянула Гарри коробку. – Это шоколадные котелки с огневиски. Бабушка прислала их мне, я не люблю…
- А-а… Э-эм-м-м… - замялся Гарри. – Большое спасибо… Мы тут как раз торопились… - Гарри поспешил за Гермионой, и его бессвязное бормотание постепенно затихло.
- Я же говорила! – недовольно проворчала Гермиона. – Чем быстрее ты кого-нибудь пригласишь, тем быстрее остальные от тебя отвяжутся, и ты сможешь… - Гермиона осеклась. Лицо ее в одно мгновение сделалось непроницаемым. Гарри оглянулся и увидел Рона и Лаванду, сидящих в одном кресле тесно обнявшись.
- Спокойной ночи, Гарри, - Гермиона встряхнула кудрями и направилась в спальню девочек, хотя было еще только семь часов вечера.
Гарри в совершенно расстроенных чувствах отправился в свою комнату. Закинув под кровать коробку с шоколадными котелками, он сел и задумался. Проблемы, которые, казалось, отступили после матча со Слизерином, снова дали о себе знать. Гермиона, ставшая совсем замкнутой и неразговорчивой, явно не намеревалась мириться с Роном в ближайшее время. «Ну, ничего, - сказал Гарри сам себе. – Осталось пережить еще один день и вечер у Слизнорта, а там мы с Роном отправимся в Нору. Возможно, за каникулы они с Гермионой поостынут. По-крайней мере, она перестанет так болезненно на все реагировать… надеюсь…» Надежда эта была настолько призрачной и слабой, что Гарри самому не верилось в то, что она существует.
Опасения его подтвердились на уроке трансфигурации следующим утром. Шестой курс только-только начал проходить сложнейший раздел – трансфигурацию человека. Профессор Макгонагалл предложила студентам, работавшим перед зеркалом, поменять цвет своих бровей. С первой же попытки Рон умудрился отрастить себе великолепные, лихо закрученные кверху усы. Гермиона злорадно захихикала, увидев это. Рон не замедлил отомстить, злобно, но очень правдоподобно изобразив, как Гермиона подпрыгивает на стуле всякий раз, когда профессор Макгонагалл задает вопрос.
Лаванда со своей лучшей подружкой-болтушкой Парвати нашли пародию Рона необычайно смешной. Гермиона едва сдержала слезы и, как только прозвенел звонок, выбежала из класса, забыв половину своих вещей.
Ворвавшись в женский туалет этажом ниже кабинета трансфигурации, Гермиона разрыдалась. Как же она устала от этого бессовестного Рона, от этого постоянного напряжения, ожидания подвоха, от бессонных ночей, от пристальных взглядов Снейпа, от сочувствия Гарри… Ото всего сразу. Выходка Рона оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Гермионы. И теперь все копившиеся много дней чувства изливались безудержным потоком горячих слез.
Гермиона не сразу поняла, что в туалете она не одна. Обернувшись, она увидела невысокую девушку со светлыми волосами и добродушной улыбкой, одетую в мантию с эмблемой Равенкло – Луну Лавгуд.
- Привет, Гермиона, - меланхолическим тоном поздоровалась Луна. – А я думала, что это – Плакса Миртл… Что-то случилось? Тебя кто-то обидел?
Гермиона поспешно вытерла слезы и попыталась улыбнуться:
- Ничего страшного, Луна. Просто поссорилась с другом… Ох, этот Рон… он немного не по-дружески себя ведет в последнее время… я так запуталась… - слезы снова навернулись ей на глаза.
- Рон? – переспросила Луна удивленно. – Рон Честер-Кеттертон, открывший двадцать пять магических свойств сливы-цеппелина?
Гермиона уставилась на Луну с не меньшим удивлением. Покачав головой, она ответила:
- Нет, не Честер… Как-То-Там… Уизли. Рон Уизли, мой друг… или… не друг… - Гермиона не смогла сдержать всхлипа.
Луна взяла Гермиону под руку и повела к выходу, неловко похлопывая ее по плечу.
- Тебе бы надо выпить отвара из слив-цеппелинов, он прекрасно помогает успокоиться. Извини, я не захватила с собой, не думала, что они понадобятся, - заговорила Луна успокаивающим тихим голосом. – Но, может быть, стоит просто пойти в Большой Зал, попить чаю с мятой и отдохнуть…
- Спасибо, Луна, ты такая добрая, - всхлипнула Гермиона, выходя вместе с Луной из туалета.
Почти сразу же девочки встретились с прибежавшим за Гермионой Гарри.
- Привет, Гарри, - поздоровалась Луна. – Ты знаешь, что у тебя одна бровь желтая?
- Привет, Луна, - поздоровался Гарри. – Гермиона, ты забыла в классе… - он протянул Гермионе книжки.
- Ах, да, - сдавлено ответила Гермиона, забирая учебники и сразу отворачиваясь, чтобы Гарри не заметил, как она утирает глаза пеналом. – Спасибо, Гарри. Ладно, я, пожалуй, пойду.
Быстрым шагом Гермиона направилась в Большой Зал. Слезы все еще душили ее. Но к обиде уже примешивалось и другое чувство – злости, желания как-нибудь насолить Рону, задеть его за живое…
Прямо в дверях Большого Зала Гермиона чуть не налетела на высокого широкоплечего парня. Он тут же поддержал ее за локоть:
- Не ушиблась? – и ослепительно улыбнулся.
Подняв глаза, Гермиона почувствовала, как душа уходит в пятки – перед ней стоял Кормак Маклагген, буквально пожирая ее глазами. Нервно сглотнув, Гермиона ответила:
- Нет, спасибо. Можешь меня отпустить…
Кормак сделал вид, что сильно удивлен, мол, я и не заметил, что тебя держу, но все же не стал спорить и отпустил локоть Гермионы. Девушка посмотрела на Кормака с долей благодарности. Он снова приторно улыбнулся ей во все свои тридцать два зуба.
И тут Гермиона вспомнила о том, что нужно отомстить Рону. Во что бы то ни стало отомстить. Да и не только Рону…
- Послушай, - произнесла она нерешительно. – Кормак…
- Да-да, - тут же откликнулся парень, едва не заглядывая Гермионе в рот, чтобы поймать каждое ее слово.
- Ты бы не хотел… пойти… на вечер… к Слизнорту… - Гермиона буквально выдавливала из себя слова, которые никак не хотели произноситься. - …со мной?
Договорив, девушка перевела дух. «Знал бы ты, каких трудов мне это стоило!» - подумала она со злостью, при этом продолжая с улыбкой смотреть на Кормака.
А тот от радости готов был прыгнуть выше головы.
- С тобой? На вечер? К Слизнорту?! – завопил он так, что, казалось, слышал весь Хогвартс. – Конечно, Гермиона, конечно! О, ты меня так обрадовала! Может, сядем вместе за обедом?
- Ты имеешь в виду – прямо сейчас? – с опаской спросила Гермиона.
- Ну, да, - пожал плечами Кормак.
- Ты знаешь… - залепетала Гермиона, перепуганная таким напором со стороны Маклаггена. – Я еще не совсем готова… Думаю, не стоит торопить события… надо подождать… Присмотреться друг к другу…
- О, я все прекрасно понимаю! – тут же согласился Кормак. – Надо присмотреться. Правильно! Гермиона, ты такая умная! Присмотреться. Да, присмотреться! Тогда до вечера?
- До вечера. Встретимся в восемь, - кивнула Гермиона, чувствуя неподдельное облегчение от того, что смогла так легко отделаться от Маклаггена.
«Это ненадолго», - тут же подумала она. Опасения ее подтвердились. За обедом Маклагген все время посылал ей полные страсти взгляды и улыбочки, да и вообще, сиял, как начищенный галеон, так что это было трудно не заметить. Гермиона не знала, куда деваться от стыда, поэтому старалась не смотреть по сторонам и сидела за столом, упорно не поднимая головы. Однако, услышав знакомые голоса, все же встрепенулась. В Большой Зал на обед пришли Гарри и Рон. Они что-то обсуждали. До Гермионы донесся обрывок фразы Рона:
- …Любую! А ты пригласил Полоумную Лавгуд!..
Гермиона сразу все поняла и улыбнулась. Гарри-таки решился пригласить на вечер девушку. Правда, выбор его был, скорее, продиктован необходимостью, нежели искренним желанием.
Рядом с Роном и Гарри остановилась Джинни. Гермиона не слышала, что Джинни говорит, но догадалась, что та отчитывает брата. «Так тебе и надо», - злорадно подумала Гермиона. Посмотрев в сторону дверей, она чуть не поперхнулась – в Большой Зал вошли Лаванда Браун и Парвати Патил. «Подходящий момент», - подумала Гермиона и с неистово колотящимся сердцем направилась к друзьям.
Гарри о чем-то говорил с Парвати, в то время как Рон, скрывшийся в объятиях Лаванды, был полностью отрешен от реальности. Гермиона остановилась за его спиной и приветливо – насколько это было возможно – улыбнулась Парвати, сидящей напротив.
- Привет, Гермиона, - улыбнулась Парвати в ответ.
- Привет, Парвати, - Гермиона улыбнулась еще шире.
Гарри обернулся и взглянул на подругу с недоумением.
-Ты идешь сегодня на вечер к Слизнорту? – спросила Гермиона, излучая высочайшую степень доброжелательности.
- Меня не пригласили, - хмуро ответила Парвати. – Хотя я бы очень хотела, говорят, там бывает весело… А ты идешь?
- Да, - кивнула Гермиона. – В восемь мы встречаемся с Кормаком и…
Тут раздался звук, какой бывает, когда выдергивают затычку из засорившейся раковины. Рон вынырнул из объятий Лаванды, но Гермиона не обратила на это ни малейшего внимания.
- …и вместе идем к Слизнорту.
- Кормак? – переспросила удивленная Парвати. – Кормак – который Маклагген?
- Совершенно верно, - кивнула Гермиона с лучезарной улыбкой. – Тот самый, который ЧУТЬ БЫЛО, - она подчеркнула последние слова, - ЧУТЬ БЫЛО не стал вратарем в команде Гриффиндора.
- Вы с ним встречаетесь? – широко раскрыв глаза от изумления, спросила Парвати.
- Да… А ты не знала? – спросила Гермиона и совершенно не по-гермионски захихикала.
- Да ты что! – воскликнула Парвати, пораженная таким известием. – Да у тебя, похоже, страсть к игрокам в квиддич! Сначала Крам, теперь Маклагген…
- К ХОРОШИМ игрокам в квиддич, - поправила Гермиона, не переставая улыбаться. – Извини, пора бежать. Надо приготовиться к вечеру… - и она поспешно удалилась.
Выходя из Большого Зала, Гермиона чувствовала, как испаряется вся ее решимость и какое-либо желание идти на вечер к Слизнорту. Больше всего на свете ей сейчас хотелось закрыться у себя в комнате и поплакать несколько часов, пока глаза сами не станут слипаться, мысли не уйдут из головы и не придет первое тревожное сновидение. Но – нет. Если уж она затеяла все это, то доведет начатое до конца. Сыграет свою роль назло тем двоим, которые…
- Грейнджер…
Тихий голос. До такой степени тоскливый, что казалось неправдоподобным, будто он может принадлежать этому человеку.
Гермиона остановилась у поворота лестницы и обернулась. Несколькими ступеньками ниже стоял Малфой. Он тяжело дышал – видимо, пытался догнать ее от самого Большого Зала. Гермиона почувствовала, как сразу оборвалось сердце. Захотелось закричать, заплакать и засмеяться одновременно. Сдерживая внутреннюю дрожь, Гермиона спустилась на одну ступеньку и тихо спросила:
- Чего тебе, Малфой?
Он смотрел на нее как-то странно. С тоской, с непониманием, с болью, с ненавистью. Словно она была виновата в чем-то очень страшном. Помолчав немного, он ответил:
- Нам нужно поговорить.
- Вот как? – тут же отозвалась Гермиона. – Беспокоишься, не рассказала ли я кому-нибудь про Метку? Можешь спать спокойно, я еще не совсем выжила из ума…
- Поговорить не об этом, - тихо, но настойчиво перебил Малфой.
- А о чем же? – с вызовом спросила Гермиона, при этом ощущая, как к горлу подступает комок.
- Это правда? – вместо ответа спросил Малфой.
- Что именно? – не поняла Гермиона. Она вдруг заметила, что он как-то совершенно неестественно бледен. Под глазами у Малфоя пролегли темные тени, нос заострился, кожа обтянула с