Глава 20 4 page

Таким образом, здесь речь опять-таки идет о сочетании одновременности и последовательности в структуре временных компонентов зрительного восприятия движения. Однако в обычных условиях зрительного восприятия, даже восприятия движения, где временные компоненты, казалось бы, выступают более отчетливо, главная стабильная форма пространственной симультанности настолько явно доминирует, что она далеко оттесняет постановку вопроса о собственно временных компонентах как условии конечного формирования пространственной симультанности. Демаскировать действительную роль и значение собственно временных компонентов в зрительном восприятии можно лишь в том случае, если приблизить условия зрительного восприятия к условиям тактильно-кинестетической и слуховой сенсорики, т.е. снять кажущуюся изначальной стабильность пространственной симультанности зрительного образа, чтобы на поверхности выступил процесс симультанирования сукцессивного временного ряда. Именно так был поставлен вопрос в экспериментальной психологии при изучении Максом Вертгеймером так называемого фи-феномена.

Суть этого феномена заключается в том, что при последовательном предъявлении, но с разными интервалами времени, двух зрительных стимулов (светящихся точек) складывается разная перцептивная ситуация. Если интервал достаточно длительный (не менее 60 мс), испытуемый видит последовательно две экспонируемые точки. Если же интервал не превышает 30 мс, то он видит их одновременно, не фиксируя последовательности предъявления. В промежутках между этими крайними величинами длительности экспозиции возникает фифеномен, или феномен кажущегося перемещения: испытуемый видит движение, направленное от одной из этих точек к другой. Таким образом, при достаточно коротких интервалах имеет место стабильная, якобы чисто пространственная симультанность, т.е. здесь налицо одновременность без последовательности. При достаточно длительных интервалах – наоборот, последовательность без одновременности, т.е. временная последовательность здесь отчленена от пространственной симультанности аналогично тому, как на противоположном полюсе пространственная симультанность отторгнута от временной последовательности. В промежутке же, в феномене "кажущегося движения" мы имеем специфическую форму сочетания временной последовательности с одновременностью, в которой совместно представлено отражение (хотя и иллюзорное) движения и течения времени, в котором воплощена совместность последовательности и одновременности.

Поскольку, однако, в фи-феномене М. Вертгеймера эти соотношения представлены еще в исходной, чрезвычайно фрагментарной допредметной форме зрительного восприятия, своей элементарностью исключающей возможность выявления перехода сукцессивного временного ряда в пространственно-предметную целостность, они стали предметом дальнейшего специального анализа уже в условиях пространственно-предметного восприятия, когда сукцессивный временной ряд в конечном итоге должен быть преобразован в целостно-пространственную предметную структуру. Именно эта задача решается в экспериментах по последовательному, покадровому предъявлению элементов контура зрительно воспринимаемой фигуры (см. Веккер, 1964, гл. 4).

Аналогично тому, как это происходит в условиях пассивного осязания, зрительно экспонируемый контур развертывается в последовательный временной ряд. В начальных условиях предъявления пространственная симультанность отсутствует так же, как и в условиях пассивного осязания. Возникает фазовая динамика поэтапного становления итогового зрительного образа, стадии которой зависят от скорости предъявления кадров. На начальных фазах, аналогично тому, как это происходит в фи-феномене М. Вертгеймера, последовательно высвечиваются точки в разных местах экрана, затем возникает образ движения точки по определенной линии, в конечном счете совпадающей с контуром, а при достаточно большой скорости возникает симультанный образ целостного контура объекта. Эти результаты, ясно обнаруживающие переход от первоначальной последовательности, которая свободна от одновременности, к конечной пространственной одновременности, свободной уже от последовательности, через промежуточные фазы, в которых одновременность сочетается с последовательностью, были затем подвергнуты проверке и дальнейшему уточнению в целой серии исследований (см. там же; Веккер, Михайлов, Питанова, 1968; Лоскутов, 1974).

В этих работах была выявлена конкретная последовательность фаз симультанирования и определены их временные характеристики. Однако наиболее важный для настоящего контекста итог этих исследований заключается в следующем: конечным эффектом явно развертывающегося здесь процесса симультанирования является возникающий у испытуемого целостно-предметный пространственный образ, образ контура воспринимаемого объекта. И хотя эта итоговая целостно-пространственная структура является эффектом процесса симультанирования и перехода временного ряда в целостно-пространственную структуру, эта конечная целостно-пространственная структура воспринимаемого треугольника, квадрата или круга по своей симультанности, по одновременному охвату всех элементов контура совершенно не отличается от той симультанной структуры зрительного перцепта, которая имеет место в обычных условиях симультанного предъявления. Эта тождественность характера итоговой симультанности в обоих случаях делает достаточно определенным и демонстративным сам факт временного происхождения пространственной симультанности даже в тех условиях, где эта исходная форма происхождения симультанности скрывается и маскируется кажущейся изначальностью этой симультанности (как это происходит, например, при обычном симультанном предъявлении объекта).

С еще большей определенностью временное происхождение зрительно-пространственной симультанности демонстрируется в ранних работах Ю. П. Лапе (1961). В них изначальный характер симультанности исключается не только последовательным предъявлением элементов контура, но и специально экспериментально ограниченным полем зрения, когда элементы контура последовательно экспонируются через узкую щель на один и тот же участок рецептора, что в максимальной степени приближает построение такого зрительного образа к гаптическому. Тем самым влияние исходной симультанно-пространственной схемы на конечный эффект симультанирования предметного образа полностью исключается, и этот эффект оказывается результатом преобразования сукцессивного временного ряда в целостную, непрерывную симультаннопространственную структуру. Чрезвычайно близкая к этому экспериментальная ситуация имеет место в опытах А. Р. Лурия (1962) с трубчатым полем зрения. Здесь также элементы воспринимаемого контура последовательно экспонируют на один и тот же участок искусственно ограниченного зрительного поля; этим самым изначальная симультанность пространственной схемы, как и в опытах Ю. П. Лапе, но даже в еще большей степени, исключается и конечный эффект симультанности зрительного образа имеет совершенно явное временное происхождение и является результатом преобразования временной последовательности в пространственную одновременность.

Вся эта совокупность фактов с достаточной определенностью выявляет временное происхождение зрительно-пространственной симультанности перцептивных образов. Однако в контексте настоящего рассмотрения, в котором главным является вопрос об организации сенсорно-перцептивного времени в его связи с памятью, особенно важно подчеркнуть следующее обстоятельство: результаты всех упомянутых выше исследований, в том числе и наших собственных, представлены как явное свидетельство преобразования последовательного временного ряда в пространственно-предметную целостную структуру, т.е. как свидетельство эффекта перехода временной последовательности в пространственную одновременность. Что же касается того, что переход от временной последовательности к пространственной одновременности осуществляется посредством промежуточного звена, с представленной в нем временной симультанностью, без которой симультанности пространственной просто неоткуда было бы взяться, то этот принципиальный факт не только не был соответствующим образом истолкован, но вообще не был выявлен и не стал предметом рассмотрения, хотя сами по себе полученные результаты об этом свидетельствуют.

Если теперь обратиться к сфере интерорецептивной и проприорецептивной сенсорики, то предметом исследования этот аспект пространственно-временных соотношений был в еще меньшей степени, чтобы не сказать совсем не был. Что касается кинестетических ощущений, специфический единый пространственно-временной характер которых был достаточно демонстративно подчеркнут еще И. М. Сеченовым, то здесь можно указать на интересные исследования Ф. Н. Шемякина (1940), в которых был показан процесс перехода карты-пути в карту-обозрение. Этот процесс по самой сути воплощает в себе преобразование временной последовательности в пространственную одновременность. Об этом же свидетельствуют временные характеристики процессов психического регулирования, базирующиеся на кинестетико-проприорецептивной сенсорной основе. Что же касается интерорецептивных ощущений, в которых все эти соотношения в гораздо меньшей степени объективированы и поэтому гораздо более замаскированы, то приведенные в главе об эмоциях краткие фактические данные, касающиеся временных характеристик исходных интерорецептивных компонентов эмоциональных процессов, свидетельствуют о том, что эти временно-пространственные соотношения имеют место и здесь; кроме того, простая апелляция к интроспективному жизненному опыту болевых ощущений ясно свидетельствует о том, что в переживании интерорецептивной болевой "мелодии", если так ее обозначить по аналогии с мелодией кинетической, также сочетаются временные компоненты одновременности и последовательности, без чего характер такой "мелодии", по-видимому, не мог бы быть столь тягостным.

Ясно, конечно, что в особенности в области внутреннего интерорецептивного опыта эти соотношения по сути дела представляют собой почти не тронутую целину и составляют задачу будущих экспериментальных исследований. Здесь же, подводя итог краткому рассмотрению фактов, относящихся к сфере пространственно-временных соотношений в области сенсорики различных модальностей, необходимо еще раз подчеркнуть, что не была описана и не стала предметом анализа специфичность сенсорного времени. И только сейчас, совершив восхождение к высшим уровням иерархии психических процессов – когнитивных, эмоциональных и регуляционно-волевых – и спустившись обратно к исходным фундаментальным закономерностям сенсорных процессов, мы смогли извлечь из-под феноменологической поверхности имеющихся фактов все то, что в них содержится, и сделать необходимые для понимания связи сенсорного времени и памяти дополнения. Суммируем сейчас главные из этих необходимых дополнений в виде трех тезисов,

1. Совокупность всех рассмотренных выше фактов, относящихся к жизненным наблюдениям и экспериментальным исследованиям, свидетельствует о том, что психическое сенсорное время неотделимо от прямого отображения движения. Из этого вытекает следующая, наиболее важная в данном контексте, эмпирическая констатация: вопреки укоренившейся традиции аналитического отщепления временных параметров друг от друга, отображения длительности, последовательности и одновременности в структуре сенсорного времени взаимно необособимы. Временная длительность автоматически включает в себя последовательность. В свою очередь, сенсорная последовательность как отображение последовательности физической по необходимости включает в себя элементы одновременности, в рамках которой могут быть сопоставлены моменты "раньше" и "позже". Речь идет здесь, таким образом, о специфическом сочетании временной длительности, т.е. метрики времени, временной последовательности и временной же, а не пространственной одновременности. Это то самое сочетание длительности, последовательности и временной симультанности, которое проницательно подчеркивалось философами, но лишь позже стало предметом экспериментальных исследований, и которое опосредствует переход временного ряда в пространственную симультанную структуру.

2. Необходимым образом включенная в структуру сенсорного времени фиксация временной последовательности "до" и "после", т.е. удержание в последовательном временном ряду моментов прошлого, по самому существу дела есть процесс памяти. Но фиксация отображения последовательности – и в этом главная суть приводимой сейчас констатации – необходимым образом сочетается с удержанием совокупности сменяющих друг друга компонентов в одновременно целостной структуре временного ряда. Такое сочетание содержит в себе непосредственную первичную структуру сенсорного или сенсорно-перцептивного отображения времени. Но если одновременность удержания начального, конечного и промежуточных элементов временного ряда необходимым образом воплощает в себе восприятие течения времени, а включенная в эту одновременность фиксация последовательности отношений "раньше" и "позже" необходимым образом включает в себя память как воспроизведение прошлых компонентов этого ряда, то мы приходим к простому, хотя и чрезвычайно глубоко скрытому выводу о том, что сенсорное воспроизведение времени по сути включает в себя процесс памяти как воспроизведения последовательности хода времени.

Таким образом, вопреки сложившейся в экспериментальной психологии устойчивой консервативной традиции, восприятие времени невозможно исследовать без учета памяти, которая органически включена в процесс воспроизведения времени. С другой стороны, и память в ее главных исходных психологических свойствах невозможно исследовать так, как это обычно делается, – без соотнесения с закономерностями непосредственного исходного сенсорного воспроизведения времени, ибо сенсорное отображение времени составляет основу процессов памяти. Без воссоединения этих двух искусственно, ходом сложившейся традиции отторгнутых друг от друга, но органически взаимосвязанных аспектов единого процесса сенсорного отображения времени и памяти невозможно последующее продвижение в области построения психологической теории памяти.

3. Как уже упоминалось, специфическое сочетание последовательности, одновременности и длительности в структуре сенсорного времени было сначала выявлено и подчеркнуто философами, а затем стало предметом специальных экспериментально-психологических исследований, результатом которых является вышеприведенная экспериментально проверенная констатация этого сочетания. Нельзя, однако, не удивиться огромному рассогласованию между фундаментальным значением, которое придавали специфике этого сочетания философы, и той небрежной индифферентностью, с которой она констатируется в экспериментальной психологии. У И. Канта эта специфичность легла в основание всей его априористской концепции пространства и времени как врожденных форм чувственности. А. Бергсон на основании специфичности сенсорного психического времени в его связи с памятью сделал свой вывод о субстанциалистской природе памяти духа, о памяти как свойстве особой духовной субстанции. Современный экзистенциализм специфику психического времени кладет в основание своих выводов о природе человеческого переживания и человеческого существования, которое именно в качестве субъективного переживания предшествует сущности. Все эти выводы априоризма, агностицизма и идеалистического субстанциализма – свидетельство стремления как-то преодолеть реальные трудности, возникающие при попытке научно объяснить специфичность сочетания одновременности с длительностью и последовательностью, характерную для сенсорного времени, связанного с психологической природой памяти.

Между тем, в экспериментальной психологии эта специфичность констатируется с таким олимпийским спокойствием, как будто речь идет о совершенно рядовом эмпирическом факте, зарегистрированном в ходе экспериментальных исследований наряду с другими и не заключающем в себе особого интереса. Но в науке есть факты и факты. Есть действительно рядовые факты, и есть факты, за которыми скрываются фундаментальные проблемы. Имеется достаточно оснований полагать, что рассматриваемый сейчас факт специфического сочетания последовательности и одновременности в структуре сенсорного времени принадлежит именно к числу последних.

В самом деле, в соответствии со всей совокупностью основных положений современного естествознания и с общими принципами материалистического монизма, на которых базируется, в частности, и все данное исследование, сенсорное психическое время представляет собой психическое отображение времени физического, отображение, которое в пределах так называемого нейтрального интервала обладает свойством метрической инвариантности по отношению к воспроизводимому в нем интервалу физического времени.

Однако при сопоставлении соотношений временных параметров: последовательности, длительности и одновременности – в физическом времени и времени сенсорном – легко обнаруживается их резкое несоответствие. Общим для времени физического и времени сенсорного является сочетание последовательности с длительностью, ибо всякая длительность есть последовательность моментов. Что же касается сочетания последовательности с одновременностью, то здесь дело обстоит радикальным образом по-другому. Сама природа физического времени как асимметричной однонаправленности исключает сочетание последовательности с одновременностью. Временная последовательность по сути заключает в себе отношения "до" и "после", "раньше" и "позже", но эти отношения есть отношения неодновременности. То, что в физическом времени последовательно, не может быть одновременным, а что одновременно, то явно не последовательно. По отношению к физическому времени такая констатация выглядит банальностью, но тогда тем более удивительно, что противоположное сочетание, т.е. сочетание последовательности с одновременностью, имеющее место во времени сенсорном, не осознается как сочетание парадоксальное, не менее противостоящее основным закономерностям физического времени, чем свойство сенсорного или сенсорно-перцептивного пространства, выраженное в его метрической инвариантности, достигаемой за пределами метрики носителя образа, противостоит свойствам пространства физического. Столь удивительная нейтральность по отношению к такому фундаментальному парадоксу сенсорного времени может быть, видимо, объяснена, кроме указанного выше маскирующего воздействия пространственной структуры по отношению к структуре временной, еще и сложившейся традиционной непривычкой сопоставлять структуру сенсорного и вообще психического времени с особенностями структуры времени физического. Эта непривычка дополнительно к укоренившимся традиционным установкам подкрепляется еще и чрезвычайно малой разработанностью проблемы времени вообще, а в особенности времени психического, и в частности сенсорного. Не случайно Дж. Уитроу справедливо упоминает о несопоставимо малой разработанности науки хронометрии по сравнению с наукой геометрией (см. Уитроу, 1964, гл. 1). Тем более это по вполне понятным причинам относится к геометрии психического пространства в ее соотношении с хронометрией психического времени.

Однако недостаточно осознать парадоксальность сочетания в сенсорном времени последовательности и одновременности: надо выяснить, каким образом достигается в структуре сенсорного времени такое сочетание, которое в структуре физического времени исключено самой его природой. Вопрос этот ведет к еще более трудной и еще менее разработанной проблеме связи психофизиологических механизмов сенсорного времени и сенсорного пространства с механизмами памяти. На этой проблеме мы остановимся ниже. Здесь же, в контексте рассматриваемого вопроса об основных структурных характеристиках сенсорного времени в его связи с памятью, выскажем лишь некоторые соображения о вероятной связи парадоксального сочетания особенностей сенсорного времени с основными закономерностями организации психических процессов.

Первый естественно возникающий в этой связи вопрос – это вопрос о том, что делает сенсорное время временем психическим, какие его основные, наиболее общие признаки дают основание отнести его к категории именно психических явлений. Вопреки сложившемуся и, к сожалению, достаточно распространенному наивному толкованию, психическое время – это не время протекания психического процесса, не время психологической реакции, аналогично тому, что психическое пространство не есть пространство протекания психического процесса, скажем, ощущения. Свойство психического процесса ощущения отражать локализацию внешних объектов не; тождественно локализации сенсорных психических процессов в соответствующих участках нервно-мозгового субстрата. С другой стороны, сенсорное психическое время – это не временная характеристика воздействующего на сенсорный орган объекта-раздражителя. Вполне естественно, что временная характеристика объектараздражителя относится к категории времени физического. Таким образом, природа психического времени, как и психического пространства, не может быть первичным свойством ни состояний носителя психики, ни состояний ее объекта (см. главы первой части, посвященные соотношению производных и исходных свойств с иерархией их ближайших носителей).

Ранее было показано, что специфика ощущения как простейшей формы психической информации по сравнению с нервным возбуждением как информацией допсихической выражается в том, что мы здесь имеем дело с такими состояниями носителя психики, итоговые характеристики которых отнесены не к самому носителю, а к внешнему объекту, и поэтому поддаются формулированию в терминах основных свойств внешних объектов, будучи, тем не менее, состояниями носителя. Это и делает сенсорные процессы формой инвариантного (в определенном диапазоне, конечно) воспроизведения свойств внешних объектов.

Без учета этих исходных свойств психической информации сама по себе простая констатация сочетания последовательности, длительности и одновременности в сенсорном времени, как бы ясно ни была осознана парадоксальность этого сочетания, еще не дает оснований отнести сенсорное время к категории явлений психических. Включенность сенсорного времени, как и сенсорного пространства, в общую категорию психических явлений определяется тем, что сенсорное время представляет собой отраженную в состояниях носителя психики временную характеристику воздействующего на него объекта-раздражителя. Таким образом, сенсорное время – это психически отраженное физическое время. Тем самым специфика сенсорного времени как времени психического включается в общую характеристику исходных психических явлений, состоящую в том, что они, будучи состояниями своего носителя, в своих итоговых особенностях и показателях отнесены к объекту, а не к субстрату, и поддаются определению только в терминах свойств внешнего объекта, воздействующего на носителя психики. Дополнительно к этому общему определению исходных психических явлений, распространяющемуся здесь на особенности сенсорного времени, нужно сделать лишь одну существенную оговорку. Поскольку сенсорное время относится к временным характеристикам ощущений всех трех классов, а не только экстерорецептивных (т.е. собственно когнитивных), важно подчеркнуть, что в интерорецептивном и кинестетически-проприорецептивном сенсорном времени воспроизводятся временные характеристики не внешнего объекта-раздражителя, а объекта-раздражителя, относящегося к самому телесному субстрату психики.

Но так или иначе общим признаком сенсорного времени как времени психического является то обстоятельство, что оно воспроизводит время взаимодействия соответствующих рецепторных аппаратов с их раздражителями, внешними или внутренними. Именно поэтому исходной формой сенсорного времени является психическое отражение движения и изменения. Перемещение объекта-раздражителя относительно рецепторной поверхности представляет собой ту форму взаимодействия объекта психики с ее носителем, в которой наиболее отчетливо выражено сочетание временных параметров последовательности и длительности. Отражение сочетания последовательности и длительности движения воплощает в себе отражение хода времени. Однако если в самом ходе физического времени предшествующие элементы последовательного ряда состояний естественным образом прекращают свое существование, то его отражение с необходимостью предполагает известный диапазон, в котором предшествующие элементы состояний изменяющегося взаимодействия носителя психики с ее объектом удерживаются наряду с последующими. Только в этом случае последовательность хода времени может быть действительно воспроизведена или отображена как смена состояний, т.е. именно как ход времени. Таким образом, самая функция отражения хода времени с необходимостью предполагает диапазон удержания последовательных состояний в таком целостно-непрерывном ряду, конечный элемент которого дан совместно с его начальным и со всеми промежуточными элементами.

Удержание непрерывно-целостного ряда изменяющихся состояний взаимодействия носителя психики с ее объектом в рамках определенного интервала влечет за собой, кроме сочетания последовательности с одновременностью, еще одно свойство сенсорного времени, в котором парадоксальность его структуры выражена в предельной степени. Дело в том, что совместная данность начала и конца этого ряда необходимым образом заключает в себе потенциальную возможность вернуться в этом ряду назад, от конца временного интервала к его началу. Этим самым в структуре сенсорного времени как отображения времени физического оказывается потенциально преодолимым такое фундаментальное свойство времени физического как его принципиальная однонаправленность, т.е. сенсорное время обладает свойством обратимости. Наряду с сочетанием последовательности и одновременности это свойство по понятным причинам резчайшим образом противопоставляет сенсорное психическое время отображаемому им времени физическому.

Существенно, однако, подчеркнуть, что эта противопоставленность является противопоставленностью в рамках общности, охватывающей копию и оригинал, отображающее и отображаемое. Более того, эта противопоставленность особенностей сенсорного времени свойствам времени физического служит необходимым условием адекватного отражения физического времени во времени психическом, ибо без сочетания последовательности, одновременности и длительности, создающего потенциальную возможность движения в обоих направлениях, само отображение течения времени было бы просто невозможным. Совершив серьезнейшую ошибку в своих конечных гносеологических выводах, И. Кант был, однако, глубоко прав и безусловно проницателен, усмотрев в структуре психического времени необходимое условие самой возможности опыта, взятого в его целостно-предметной пространственно-временной организации. Весь вопрос, однако, заключается в том, как возникают эти парадоксальные условия организации опыта и каково их соотношение с отображаемой опытом объективной реальностью.

Но какова бы ни была философско-гносеологическая интерпретация всей этой парадоксальной ситуации, само наличие обратимости психического сенсорного времени, базирующейся на сочетании последовательности, одновременности и длительности в непрерывно-целостном ряду изменяющихся состояний, является фундаментальным эмпирическим фактом, требующим своего научного объяснения. Вместе с тем именно свойство обратимости – и это особенно существенно для настоящего контекста анализа – воплощает в себе наиболее загадочную специфичность процесса памяти в ее психологическом своеобразии, ту ее наиболее таинственную сущность, которая приводила многих философов, в частности Августина и А. Бергсона, к выводу о тождественности памяти и души, памяти и духа.

Органическая связь обратимости сенсорного времени с памятью, обеспечивающая возможность возврата к исходным точкам опыта, представляет собой только одну сторону обратимости. Дело в том, что сама двунаправленность сенсорного времени имеет двойную природу. Обратимость может быть связана с памятью только в том случае, если движение совершается от настоящего к прошлому, и это как раз такое продвижение по оси времени от конца к началу, которое необходимым образом связано с преодолением естественной однонаправленности физического времени. Именно поэтому, очевидно, всякий возврат в рамках сенсорного интервала, выраженный, например, в обратном счете или в продвижении от конца речевой или музыкальной фразы к ее началу, связан со значительным усилием, отмечаемым всеми, кто делал этот вопрос предметом рассмотрения. Это усилие, по-видимому, необходимо для преодоления естественной асимметричности хода физического времени, но преодоления, конечно, только в структуре сенсорного времени, отображающего время физическое.

Совершенно, однако, ясно, что если целостная непрерывность последовательного ряда изменяющихся состояний в структуре сенсорного времени обеспечивает возможность движения от конца к началу, т.е. от настоящего к прошлому, то в еще большей степени она обеспечивает продвижение в противоположном, естественном направлении от настоящего к будущему. Анри Бергсон (1911), сделавший на основании парадоксальной природы психического времени свои ошибочные выводы, тем не менее совершенно справедливо утверждал, что то, что мы называем настоящим, захватывает одновременно часть прошедшего и часть будущего. Настоящее, по его словам, есть "почти мгновенная вырезка, которую наше восприятие производит в материальном мире".

Такое продвижение в структуре сенсорного времени от настоящего к будущему не требует преодоления однонаправленности временного ряда, поэтому оно не связано со специфическими усилиями. Это второе направление движения внутри структуры сенсорного времени (правда, его естественнее было бы назвать первым, поскольку именно оно отвечает основной закономерности хода времени) от настоящего к будущему вовсе не является только результатом теоретическидедуктивного вывода из принятой концепции природы сенсорного времени. Ему отвечают вполне определенные факты, почерпнутые из многосторонних исследований феноменов сенсорной экстраполяции и сенсорноперцептивной антиципации (предвосхищения). Здесь мы имеем дело с сенсорными корнями тех специфических форм психической организации, которые на высших ее уровнях получают свое выражение в целенаправленном поведении человека, в его целеполагающей деятельности, базирующейся на таком опережающем отражении.

Date: 2015-09-05; view: 320; Нарушение авторских прав