Кончик языка

— Ты, доча, посиди пару часиков одна, а я схожу к тёте Томе, передам ей книги и сразу вернусь… — Софья Родионовна, стоя перед зеркалом в прихожей, надела на голову песцовую шапку, поправила выбивающиеся волосы и очки.

— Может, мама, не пойдешь сегодня к ней, — далековато ведь живет, за линией… И потом, темно на улице, а там фонарей, даже никаких нет! — двенадцатилетняя Олечка была обеспокоена.

— Да брось ты, Оля, зря волноваться! У железной-то дороги, никто и не ходит. Перейти на ту сторону, а там рукой подать до нужного дома… Наш ведь это, спальный район! Если бы, я куда-то далеко уехала, тогда понятно — страшновато. А здесь же мы, фактически, у себя дома. Садись лучше, позанимайся, и не заметишь, как время пролетит…

Мать надела, на худощавую фигуру, серое пальто, захватила сумку с книгами и ушла. Олечка осталась одна в трехкомнатной квартире. Понурившись, пройдя в свою спальню, включила настольную лампу и раскрыла учебник русского языка. Начала было, читать заданную главу, но ничего в голову не шло.

Вот уже три года, как их бросил отец. Мама так и говорит: «бросил». С обидой, нехорошими мыслями о нем. А для Олечки, он был лучшим другом. Всегда ласково разговаривал, интересовался ее проблемами, часто что-нибудь дарил. И что это, мать на отца взъелась? Ревновала, видите ли! И что, мало денег приносил. Дак разве, деньги главное?.. Но папа собрал вещи и ушел, оставив им всё. Пусть теперь, дура живет на свою зарплату учительницы! Интеллигентка, блин! А Оле, не хватает отца, хоть иногда и звонит ей… Короче, не поймешь этих взрослых! Хуже детей!..

Девочка поднялась, прошла в смежную комнату к серванту, открыла дверцу. Там лежали шоколадные конфеты. Развернула блестящий фантик, и положила конфету на язык.

«Да, училка, она есть училка… Даже дома, продолжает воспитывать, как у себя в классе. Это нельзя, да этого нельзя! Веди себя прилично, — ты ведь девочка! Достала уже! А сейчас вот, волнуйся за нее! Вечно куда-то нужно бежать. Хотя понятное дело, — без отца-то ей, совсем не весело. Поэтому, и не сидится. Ну, разве эти несчастные книги, нельзя было днем, когда светло, унести? В первую же смену работает!.. Нет, почему-то, именно сейчас отправилась, оставив ребенка одного! Ну, да я уже привыкла…».

Николай Тырин, по кличке «Сёма», невысокого роста, плюгавый невзрачный мужик, вернулся в старый дом к матери из зоны, всего полмесяца назад. Первые десять дней, пил беспробудно с друзьями, «отмечая» освобождение. Потом, выгнал халявщиков и призадумался. Что далыпе-то делать? Искать работу? Так от работы кони дохнут. Да и кто его, после отсидки возьмет?.. Хотя слесарить, конечно, умеет… Но куда спешить? Работа ведь не волк…

Кроме того, нужно было, что-то с бабьём решать. Ох, и истосковался по женской ласке у Хозяина! К Люське, что ли, сходить? Дак ведь, четыре года прошло! Нашла кого-нибудь, скорее всего. Но проверить не мешает…

Он отправился, через несколько кварталов, на Залесную к люськиному дому. На улице, уже было темно, морозило… На подходе, за воротами, залаяла собака. Постучал в окно. Спустя время, хлопнула дверь, послышались шаги на крыльце.

— Ну, кто там еще?

— Да я, Люся, аль не узнала?

— Сема?! Ты че, вернулся?!

— Да открывай, уже!..

Загремела щеколда, из дверей высунулось испитое лицо Люськи.

— Ой, Сема, рада увидеть!

— Так че, пройду? — Тырин взялся за ручку.

— Не-ет! Вот-вот, Беляй придет! Убьет, если что!

— Снюхаться, значит, успела?

— Так тебя столько не было! Муж мне, что ли?

— А я думал, посидим, вспомним молодость…

— Что теперь уже. Поезд ушел. Ну, давай, пошла я, а то холодно стоять.

Дверь закрылась. Сёма, не солоно хлебавши, отправился обратно домой. «Вот стерва! Строит из себя верную! А сама такая б…! А Беляй-то, за четыре года, наверно, десятый у неё! Но связываться не стоит. Здоровый, блин, боров! Башку-то живо оторвет… Что же делать-то? Бабу охота, хоть вешайся! А нету… Пойти, что ли, хапнуть для разрядки?».

Деньги у Семы были, и он забежал в небольшой магазин, неподалеку. Продавщица, отпустив водку, смутилась, когда увидела голодные Семины глаза. «Вот баба класс! Одно загляденье! Поиметь бы такую…» — только и сглотнул слюну и, повернувшись, вышел на темную улицу.

«Куда идти? Дома делать нечего, тоска… А тут, хоть люди шарахаются…» — он постоял, в нерешительности, и вернулся в магазин, купив стаканчик. Опять оценивающе, примеряясь, посмотрел на продавца.

— Что вы так смотрите, мужчина?

— Хотел спросить: можно, здесь у тебя остограмиться? А то, холодно на улице больно.

— Дак шли бы домой.

— Я друга жду, а выпить охота.

— Ну, пейте, только недолго, — продавщица поправила прическу. Хоть какой-никакой, а мужик! И ею заинтересовался.

Сема, в углу у ящиков, распечатал бутылку, налил 150 граммов, залпом выпил. От такой дозы, зашумело в голове, по телу пошли мурашки. Хорошо!.. Его потянуло на разговор. Подошел к прилавку, облокотился и уже хотел, было завести беседу по душам, с приглянувшейся бабенкой, но та, увидев исколотые татуировкой руки, заорала:

— Выпил, так иди! Че тебе, нужно-то?

— Так ведь я…

— Шагай, шагай! Много вас тут бродит!

И Сема, обидевшись, вынужден был уйти.

«Вот бабье! — чертыхался он, стоя у магазина на морозе. — Все равно, сёдня кого-нибудь, да подцеплю!».

Мимо прошла, какая-то, молодая женщина в очках, с сумкой. Мельком взглянула и заторопилась дальше. Сема, посмотрев вслед, бросил взгляд на полные ноги, одетые в зимние сапожки и… пошел за ней. На некотором расстоянии. Подбежать и познакомиться, было как-то не с руки. Хмель ударил в голову: все равно, он свое возьмет! А женщина, тем временем, уже сворачивала за угол. Видимо, направлялась к железнодорожной линии…

«Полпути пройдено… — отметила, про себя, Софья Родионовна, оставив позади деревянные дома здешнего микрорайона. — Теперь надо, только перейти через железку, а там, по тропинке, уже выйду к томиной девятиэтажке. Вон окна светятся…».

Она шла быстрым шагом, пар от дыхания, чуть поднимался вверх. Спустилась по лестнице к полотну и, вдруг, почувствовала, что кто-то за ней идет. Быстро обернулась, — какой-то мужчина, а вокруг ни души! И темно, даже фонарей нет! Одна луна светит… Стало не по себе, ускорила шаг. Опять оглянулась, — мужик приближался! Почти нагнал!.. И тогда, перепугавшись не на шутку, Софья Родионовна побежала!

Она почти не помнила, как перебралась через железнодорожные пути, как выскочила на тропинку. Сзади послышалось прерывистое дыхание догоняющего. О, боже! Софья Родионовна, резко остановившись, повернулась: «Что вам нужно?!». Но подбежавший мужик, ни слова не сказав, набросился и повалил в снег.

— Что вы делаете! Отпустите сейчас же! — учительница, уже лежала на спине, безуспешно пытаясь, оттолкнуть насильника и высвободиться.

Сема, надрывно дыша перегаром, молча, боролся с отчаянно сопротивляющейся жертвой.

— Отпустите! Я буду кричать! A-а! Помогите!

— Кричи, сколько хочешь, тут никого нет!

Наконец, распластав женщине руки так, что она не могла ими отбиваться, стал жадно целовать.

— Ах ты, гад! — отворачивала лицо Софья Родионовна. — Сдохни, скотина! Помоги-ите!

Сема разозлился и ударил бабу по лицу. Та сразу притихла.

— Ну, вот и молодец! Зачем противишься? Ты ведь хорошая девочка? Сразу видно, приличная…

Софья Родионовна промолчала, скрипя зубами. Они так и лежали в сугробе, возле тропинки, под удивленной луной, жадно хватая ртами морозный воздух, чтоб, успокоив дыхание, возобновить борьбу. Рядом, за спиной, простучала по рельсам электричка.

Сема опять взялся за свое. Обхватив вонючими губами губы задрожавшей учительницы, стал «ласкать» ее язык кончиком своего языка.

Та от омерзения и ужаса, чуть не потеряла сознание. И тут вдруг, Софью Родионовну, охватило бешенство. Она коварно, по-женски, сделала вид, что семины «ласки» разбудили в ней страстные чувства, даже обняла, ничего не подозревающего, любвеобильного насильника. А сама, как пантера перед прыжком, ждала подходящего момента. Еще немного, еще немного… Цап за кончик языка и… откусила! Учительница, зачем-то, даже пожевала «добычу» немного, — язык был соленым! Сема же, внезапно, остановил свою жаркую прыть, пораженный, как молнией. Он отпрянул от жертвы. Рот переполняла, полившаяся, в изобилии, кровь. «Ох!» — только и произнес насильник, в секунду почувствовав невыносимую боль. Как ненормальный, вскочил и побежал прочь, сломя голову! «А-а-а!» — услышала Софья Родионовна удаляющийся крик.

Она лежала в снегу и, долго, не могла придти в себя, — настолько сильным было потрясение. Наконец, приподнялась и, подгребая ногами снег под себя, села, — без шапки, без очков, растрепанная, жалкая. Из сугроба торчала сумка с книгами. И тут, учительница, внезапно, зарыдала как маленькая девочка, которую жестоко обидели мальчишки. Горькие слезы лились по ее отмороженным щекам.

Так, прошло четверть часа. В конце концов, она заставила себя подняться, выбралась на тропинку и, пошатываясь, пошла…

…Уже через час, Софья Родионовна с подругой Томой, подходили к местному отделению милиции.

— Так вас ограбили? Отобрали что-нибудь? — невозмутимо спрашивал капитан, заполняющий протокол.

— Да нет же! Ее хотели изнасиловать! Неужели, не понятно! — резко отвечала за молчаливую учительницу Тома, с виду интеллигентная, хорошо одетая особа.

— И вы, так вот прямо, и откусили злоумышленнику язык?

Тома взбеленилась.

— Да не язык! А кончик, кончик языка! А что ей оставалось делать?! Вы поймаете преступника?!

— Почему бы и нет, — спокойно бросил капитан. — Птица-то меченная. Куда ему теперь деваться? В больницу ведь, побежит. Ну, не сейчас, конечно, — позднее. Так что, успокойтесь и идите домой. Если что, мы вас, Софья Родионовна, вызовем…

И действительно, через пару дней, в медсанчасть № 5, что находилась на другом конце города, обратился некто В., по поводу сильного воспаления языка и начинающегося, его нагноения. Николай Тырин, он же «Сема», хоть и пытался залечить собственными средствами злосчастную «рану», но ничего у него, из этого, не вышло. Боли были страшные, и, не выдержав, испугавшись за себя, Сема вынужден был пойти к врачам…

Date: 2015-09-05; view: 240; Нарушение авторских прав