III. Слабые места в таксономии Остина

Остин предлагает свои пять категорий весьма гипотетично— скорее как основу для дальнейшего обсуждения, чем как сводку окончательных результатов. Он сам пишем (см. с. 120): «Я не счи­таю свою классификацию... окончательной». Мне кажется, эти кате­гории дают прекрасный отправной пункт для обсуждения, но ука­занная таксономия должна быть серьезным образом пересмотрена, поскольку в некоторых отношениях она несовершенна*. <...>

Бросается в глаза, что списки Остина являются классификаци­ей не иллокутивных актов, а английских иллокутивных глаголов. Видимо, Остин полагает, что классификация различных глаголов уже сама по себе является классификацией видов иллокутивных актов, то есть любые два несинонимичных глагола должны описы­вать два различных иллокутивных акта. Но нет оснований счи­тать, что это действительно так. Как мы увидим далее, некоторые глаголы, например, указывают на способ или образ осуществления

* Далее следует краткое перечисление классов перформативных глаголов по Остину (см. наст. изд., с. 118—128).— Прим. перед.

иллокутивного акта, например, глагол "объявлять". Можно объявлять приказы, обещания и сообщения, но акт объявления не совпадает с актами приказа, обещания, сообщения. Забегая несколько вперед, можно сказать, что объявление — это не имя неко­торого типа иллокутивного акта, а название способа, которым осу­ществлён некоторый иллокутивный акт. Объявление не бывает ни­когда просто объявлением: оно должно быть одновременно ут­верждением, приказом и т. д.

Даже если принять, что названные списки дают просто иллоку­тивные глаголы, а не иллокутивные акты, представляется, что про­тив них можно выдвинуть следующие критические замечания.

(a) Начнем с менее существенного, но достойного упоминания. Не все глаголы в этих списках могут быть даже названы иллоку­тивными. Например, sympathize 'симпатизировать', regard as 'рас­сматривать как', mean to 'иметь в виду', intend 'намереваться' и shall 'должен' (вспомогательный глагол для образования форм будущего времени). Так, возьмем глагол "намереваться": он явно неперформативный. Сказать "Я намереваюсь" не значит намере­ваться. В третьем лице этот глагол также не называет какой-либо иллокутивный акт: фраза "Он намеревался..." не сообщает о ре­чевом акте. Разумеется, существует иллокутивный акт выражения намерения — но соответствующее глагольное сочетание иллоку­тивного характера будет "выразить намерение", а не "намеревать­ся". Намерение никогда не бывает речевым актом; выражение же намерения обычно им бывает, но не всегда.

(b) Наиболее существенным недостатком этой таксономии яв­ляется то, что она не построена на каком-либо ясном или последо­вательном принципе или множестве принципов. Только в случае комиссивов Остин использует ясным и недвусмысленным образом понятие иллокутивной цели в качестве базиса для определения этой категории. Экспозитивы — в той степени, в какой их характе­ристика доступна для понимания, — у Остина скорее определяют­ся в терминах дискурсных отношений (мой признак (7)). Экзерситивы, по крайней мере частично, определяются, видимо, через понятие "употреблять власть". В их определении просматривают­ся и фактор статуса (у меня—признак (5), и фактор установле­ния (у меня—признак (10)). Бехабитивы же не устанавливаются сколько-нибудь определенно (думаю, в этом Остин со мной согла­сился бы), но их характеристика, видимо, опирается на понятие того, что хорошо или плохо для говорящего и слушающего (мой признак (6)), а также на выражения личностных отношений (у ме­ня — признак (3)).

(c) Поскольку нет никакого чётко сформулированного принци­па классификации, а также поскольку в этой концепции постоян­но смешиваются иллокутивные акты и иллокутивные глаголы, то выделяемые категории в значительной степени пересекаются, а внутренний их состав часто неоднороден. Проблема даже не в том, что имеются пограничные случаи, — любая таксономия, имеющая дело с реальным миром, как правило, сталкивается с пограничны­ми случаями, — и даже не в том, что в нескольких (достаточно не­ординарных) случаях приходится объект характеризовать как от­носящийся одновременно к нескольким категориям. Дело же зак­лючается в том, что огромное число глаголов попадает в ядро двух разных категорий из-за несистематичности принципов классифика­ции. Возьмем, например, глагол describe 'описывать', очень важ­ный для любого варианта теории речевых актов. Остин относит его одновременно к вердиктивам и к экспозитивам. Исходя из его определений, это объяснимо: «списывание» может быть одновре­менно сообщением о результатах изысканий и актом изложения. Но тогда любой «акт экспонирования, включающий в себя изло­жение взглядов» мог бы быть, в остиновском специфическом пони­мании, «передачей результатов изысканий, официальной или не­официальной, опирающейся на подтверждающие данные или дово­ды». И действительно, взглянув на его список экспозитивов (см. наст. изд., с. 126—128), мы сразу же обнаружим, что большинст­во из глаголов в нем подпадает и под определение вердиктивов наряду с глаголом "описывать". Таковы глаголы affirm 'подтверж­дать', deny 'отрицать', state 'утверждать', class 'характеризовать', identify 'отождествлять', conclude 'заключать' и deduce 'выводить'. Все они отнесены к рубрике экспозитивов, хотя могли бы быть с тем же основанием отнесены к классу вердиктивов. Несколько слу­чаев явных невердиктивов — это те глаголы, значение которых связано исключительно с отношениями внутри дискурса, напри­мер, begin by 'начать с', turn to 'перейти к', — или когда речь идет не о свидетельствах или доводах, как в случае postulate 'постули­ровать', neglect 'пренебречь', call 'назвать' и define 'определить (как)'. Но тогда имеющийся состав класса недостаточен для того, чтобы выделить особую категорию, особенно если учесть, что мно­гие из названных глаголов (например, "начать с", "перейти к" и "пренебречь") не называют вообще никакого иллокутивного акта.

(d) Кроме чрезмерного пересечения категорий, имеет место внутренняя разнородность постулируемых классов глаголов. Так, Остин зачисляет dare 'вызывать (на бой)', defy 'вызывать (на спор)' и challenge 'вызывать (на дуэль, на соревнование)' и т. п., наряду с thank 'благодарить', apologize 'приносить извинения', deplore 'сожалеть, находить предосудительным' и welcome 'привет­ствовать', в разряд бехабнтивов. А ведь первые три связаны с по­следующими действиями слушающего и могут быть объединены — как я постараюсь показать далее—с order 'приказывать', com­mand 'командовать', forbid 'запрещать', как на синтаксических, так и на семантических основаниях. Но вот взглянем на семейство глаголов order, command и urge 'понуждать, убеждать'. Здесь они характеризуются как экзерситивы наряду с veto 'накладывать ве­то', hire 'нанимать' и demote 'разжаловать'. А они опять-таки, как я постараюсь показать ниже, относятся к двум различным катего­риям.

(е) Ещё одно затруднение связано с предыдущими: не всегда глаголы, отнесённые к тому или иному классу, удовлетворяют оп­ределению, даваемому этому классу, — если даже брать эти оп­ределения в их приблизительном и незавершенном виде, как они даны у Остина. Так, nominate 'назначать на должность; выдвигать кандидатуру', appoint 'назначать' и excommunicate 'отлучать' не являются «принятием решения в пользу или против некоторого хо­да действий», — в еще меньшей степени они «оправдывают» этот ход событий. Скорее это, как выразился бы сам Остин, осуществ­ление таких действий, не оправдание чего-либо. Иначе говоря, в том смысле, какой мы вкладываем в «оправдание» какого-то действия — как при приказе, команде и настоянии (с чем мы можем согласиться), — в этом смысле нельзя согласиться, что назначе­ние на должность и просто назначение — это тоже оправдание. Когда я назначаю вас председателем, я не оправдываю ту точку зрения, что вы должны быть или стать председателем, — я делаю вас председателем.

Итак, остиновская таксономия приводит по меньшей мере к шести взаимосвязанным затруднениям, а именно (по возрастанию важности) к следующим: здесь постоянно смешиваются глаголы и акты; не все глаголы на самом деле являются иллокутивными;

слишком велики пересечения между категориями; слишком неод­нородны категории; многие из глаголов, отнесенных к тем или иным категориям, не удовлетворяют определению этих категорий;

наконец — самое главное — отсутствует какой-либо до конца вы­держанный принцип классификации.

Возможно, я не полностью обосновал все эти шесть обвинений: я этого и не буду делать в рамках данной работы: у нее другие цели. Но я полагаю, что мои сомнения относительно таксономии Остина получат большую ясность после того, как я представлю альтернативное решение. В качестве основания для классифика­ции я предлагаю избрать иллокутивную цель и вытекающие из нее понятия: направление приспособления и выражаемые усло­вия искренности. В такой классификации остальные свойства — роль авторитета, дискурсные отношения и т. п. — займут соответ­ствующее место.

^ IV. АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ТАКСОНОМИЯ

В этом разделе дается предлагаемый мною список базисных категорий иллокутивных актов. При этом я кратко остановлюсь на том, как моя классификация связана с остиновской.

Репрезентативы. Смысл, или цель, членов класса репрезентативов — в том, чтобы зафиксировать (в различной степени) ответ­ственность говорящего за сообщение о некотором положении дел, за истинность выражаемого суждения. Все элементы класса репрезентативов могут оцениваться по шкале, включающей истину и ложь. Используя знак Фреге для утверждения, чтобы показать иллокутивную цель, общую для всех этих элементов, а также сим­волы, введенные выше, данный класс можно обозначить так:

-| | В (р)

Направление приспособления здесь — «слова — реальность»; вы­ражаемое психологическое состояние — убеждение (что р). Важно подчеркнуть, что слова типа "убеждение" и "ответственность" (commitment) здесь используются для того, чтобы указать на со­ответствующие измерения; они скорее, так сказать, определимые параметры, чем определенные величины. Так, между предложени­ем, что р, или высказыванием в качестве гипотезы, что р, с одной стороны, и настаиванием, что р, или торжественной клятвой, что р, с другой, имеется различие. Степень убеждения и ответственно­сти может приближаться к нулю или даже быть ему равна; но яс­но (или станет потом ясно), что гипотетическое утверждение, что р, и простая констатация, что р, находятся в одной и той же плос­кости, в которую не входят, скажем, просьбы.

Признав, что репрезентативы образуют совершенно отдельный класс, основанный на понятии иллокутивной цели, мы легко объ­ясним существование огромного числа перформативных глаголов, обозначающих иллокуции, таких, которые укладываются в проти­вопоставление «истинно — ложно», но при этом не являются про­сто «утверждениями»: они будут толковаться как глаголы, указы­вающие на такие признаки иллокутивной силы, которые являются дополнительными к свойству иллокутивной цели.

Например, рассмотрим boast 'хвалиться' и complain 'жаловать­ся'. Оба они обозначают репрезентативы с тем дополнительным признаком, что они соотнесены в какой-то степени с интересами говорящего (условие (6), см. выше). Conclude 'заключать' и dedu­ce 'выводить' — тоже репрезентативы с дополнительным призна­ком: они указывают на некоторые отношения между иллокутив­ным актом «репрезентатива» и остальной частью дискурса, или контекстом высказывания (см. выше условие (7)). Этот класс со­держит большую часть остиновских экспозитивов и многие из его вердиктивов—все по той же причине, что, как я пытался пока­зать, они обладают одной и той же иллокутивной целью, а разли­чаются по другим признакам иллокутивной силы.

Самый простой тест для репрезентативов — следующий; може­те ли вы буквально оценить высказывание (кроме прочего) как истинное или ложное. Сразу же добавлю, что это — ни необходимое, ни достаточное условие, — что будет видно, когда дойдем до пятого класса.

Сказанное относительно репрезентативов станет, надеюсь, бо­лее очевидным, когда мы рассмотрим второй класс, который — с некоторыми колебаниями — я бы назвал:

Директивы. Иллокутивная направленность их состоит в том, что они представляют собой попытки (в различной степени, а поэ­тому точнее было бы сказать, что они суть конкретные значения параметра, определяемые действием "пытаться") со стороны гово­рящего добиться того, чтобы слушающий нечто совершил. Дирек­тивы могут быть и весьма скромными «попытками», как в случае, когда я приглашаю вас сделать нечто или предлагаю вам это не­навязчивым образом; но они могут представлять собой и весьма агрессивные попытки, если я, например, настаиваю на том, чтобы вы совершили это. Используя для обозначения иллокутивной це­ли данного класса восклицательный знак, имеем:

! | W (Н делает А).

Направление приспособления — «реальность — слова»; условие искренности — желание (или пожелание, или потребность). Про­позициональное содержание всегда состоит в том, что слушающий совершит некоторое будущее действие А. Глаголы, обозначающие акты этого класса — "спрашивать"', "приказывать", "командо­вать", "запрашивать", "просить", "молить", "умолять", "закли­нать", а также "приглашать", "позволять" и "советовать". Ду­маю также, что и "вызывать (на бой)", и "вызывать (на спор)", и "вызывать (на дуэль)", отнесенные Остином к разряду бехабитивов, очевидным образом попадут в класс директивов. Многие из остиновских экзерситивов также относятся сюда.

Комиссивы. Остиновское определение комиссивов мне представ­ляется приемлемым, я просто перейму его в том же виде—с ого­воркой, что некоторые из глаголов, им сюда помещаемых в каче­стве комиссивных глаголов, к таковым отнесены быть не могут, — как shall 'должен (буду)', intend 'намереваться', favor 'относиться благосклонно' и др. Итак, комиссивы -- это те иллокутивные ак­ты, цель которых — в том, чтобы возложить на говорящего обя­зательство (опять-таки в определенной степени) совершить неко­торое будущее действие или следовать определенной линии пове­дения. Используя С в качестве имени для членов этого класса, имеем в общем случае:

С |! (S совершает А).

' Вопросы представляют собой частный случай директивой, поскольку это — попытки со стороны говорящего сделать так, чтобы Н ответил, — то есть произ­вел некоторый речевой акт. — Прим. автора.

Направление приспособления здесь — «реальность — слова», а условие искренности — I (намерение, интенция). Пропозицио­нальное содержание всегда при этом — в том, что говорящий S выполнит некоторое будущее действие А. Поскольку направление приспособления для комиссивов то же, что и для директивов, мож­но было бы получить более простую таксономию, если мы смогли показать, что они действительно являются членами одной и той же категории. Однако сделать это я не могу: в то время как цель обещания — возложить на говорящего обязательство совершить некоторое действие (и при этом не обязательно, чтобы он пытал­ся заставить себя совершить это действие), у просьбы иллокутив­ная цель — попытаться заставить слушающего совершить нечто (и при этом требуется возлагать на него обязательство сделать это). Для того чтобы подвести обе категории под одну рубрику, нужно было бы показать, что обещания на самом деле представ­ляют собой просьбы к самому себе (таково решение, предложен­ное мне Джулианом Бойдом), или же попытаться показать, что просьбы налагают обязательства на слушающего (это — предло­жение Вилльяма Элстона и Джона Кернза). Мне не удалось осу­ществить ни одного из этих предложений, — так что мы остаемся при этом неэлегантном решении, в котором две различные кате­гории обладают одним и тем же направлением приспособления.

Четвертую категорию я назову

Экспрессией. Иллокутивная цель этого класса — в том, что­бы выразить психологическое состояние, задаваемое условием ис­кренности относительно положения вещей, определенного в рамках пропозиционального содержания. Образцовыми глаголами для экспрессивов являются: thank 'благодарить', congratulate 'поздрав­лять', apologize 'извиняться', condole 'сочувствовать', deplore 'сожа­леть', welcome 'приветствовать'. Отметим, что экспрессивы не об­ладают каким-либо направлением приспособления. Производя экс­прессивный акт, говорящий не пытается «приспособить» ни реаль­ность к словам, ни слова к реальности, скорее при этом предпола­гается истинность выражаемого суждения. Так, например, когда я извиняюсь за то, что наступил вам на ногу, в мою цель не вхо­дит ни сообщить о том, что я наступил вам на ногу, ни сделать так, чтобы на вашу ногу наступили. Это обстоятельство находит свое четкое отражение в синтаксисе (английского языка): указан­ные образцовые экспрессивные глаголы в своем перформативном употреблении не допускают при себе придаточных с союзным сло­вом that 'что', а требуют, чтобы произошла трансформация герундивной номинализации (или чтобы при них было какое-либо другое имя). Нельзя сказать *I apologize that I stepped on your toe, но можно сказать I apologize for stepping on your toe 'Прошу проще­ния за (букв.) наступление на вашу ногу (букв. на палец вашей ноги)'. Аналогично, нельзя сказать *I congratulate you that you won the race 'Я поздравляю, что вы выиграли на скачках' или *I thank you that you paid me the money 'Я благодарю вас, что вы выплатили мне деньги', — допустимым было бы:

I congratulate you on winning the race (congratulations on winning the race);

I thank you for paying me the money (thanks for paying me the money).

Эти синтаксические факты, как я полагаю, являются следствием того, что экспрессивы не обладают направлением приспособления. Истинность суждения, выраженного экспрессивом, входит в его пресуппозицию. Этот класс может поэтому быть символически представлен так:

Е0(Р) (S/H+свойство),

где Е — иллокутивная цель, общая для всех экспрессивов, 0 — нулевой символ, указывающий на отсутствие направления приспо­собления, Р — переменная, область определения которой — раз­личные психологические состояния, выражаемые в ходе осуществ­ления иллокутивных актов данного класса, а пропозициональное содержание приписывает некоторое свойство (не обязательно дей­ствие) либо говорящему, либо слушающему. Так, я могу поздра­вить вас не только с победой на скачках, но и с тем, что вы хоро­шо выглядите. Но при этом определяемое в пропозициональном содержании экспрессива свойство должно быть соотнесено либо с говорящим, либо со слушающим. Так, я не могу (без каких-либо очень специальных допущений) поздравить вас с открытием нью­тоновского первого закона движения.

Было бы очень экономно, если бы мы могли включить все ил­локутивные акты в рамки этих четырех классов; кроме того, это было бы дополнительной поддержкой для того общего направле­ния анализа, который выдвинут в моих «Речевых актах», — тем не менее, наша классификация пока что не полна. В ней еще от­сутствует один важный класс случаев, когда положение вещей, представленное в пропозициональном содержании, реализует или получает свое существование посредством конкретного показате­ля иллокутивной силы. Это — случаи, когда некоторое положение дел получает существование в результате объявления об этом су­ществовании, случаи, когда, так сказать'«говорение конституиру­ет факт». Примеры таких случаев: I resign 'Ухожу в отставку', You're fired 'Вы уволены', I excommunicate you 'Отлучаю вас', I christen this ship, the battleship Missouri 'Именую этот корабль «Линкор Миссури»', I appoint you chairman 'Назначаю вас предсе­дателем' и War is hereby declared 'Объявляю военное положение'. Эти случаи в ранних работах использовались в качестве эталон­ных образцов перформативов, — но мне они предоставляются все еще недостаточно адекватно описанными в литературе, а их связь с остальными видами иллокутивных актов обычно, по-моему, не­правильно понимается. Назовем этот класс

Декларации. Определяющим свойством этого класса является именно то, что осуществление какого-либо акта из этого класса ус­танавливает соответствие между пропозициональным содержанием и реальностью; успешное осуществление акта гарантирует дейст­вительное соответствие пропозиционального содержания реально­сти: если я успешно осуществляю акт назначения вас председате­лем, то вы становитесь председателем; если я успешно осуществ­ляю акт выдвижения вас кандидатом, то вы становитесь кандида­том; если я успешно произвожу акт объявления состояния войны, то начинается война; если я успешно осуществляю акт бракосоче­тания с вами, то вы связаны брачными узами.

Поверхностно-синтаксическая структура многих предложений, используемых для осуществления деклараций, скрывает от нас эту их цель, поскольку в таких предложениях нет поверхностно-синтаксических различий между пропозициональным содержанием и иллокутивной силой. Так, "Вы уволены" и "ухожу в отставку", очевидно, не позволяют провести различие между иллокутивной силой и пропозициональным содержанием; однако, я думаю, когда они употребляются для осуществления деклараций, их семантиче­ская структура такова:

"Я заявляю: ваш трудовой договор (настоящим) расторгается". "Я заявляю: мой пост (настоящим) объявляется свободным". Декларации вносят изменения в статус или условие указыва­емых объектов уже в силу самого того факта, что декларирова­ние было осуществлено успешно. Это свойство деклараций отлича­ет их от остальных классов. В истории споров по поводу разли­чий между перформативами и констативами, начиная с остинов-ского введения указанного различия, это свойство деклараций не получило правильного освещения. Первоначально предложенное различие между констативами и перформативами, как считали, было различием между высказываниями двух типов: одни пред­ставляли собой простое «говорение» (констативы, констатации, ут­верждения и т. д.), другие — «совершение действия» (обещания, заключение пари, предупреждения и т. д.). То, что я называю де­кларациями, включено в класс перформативов. Основной мотив остиновской книги — в том, что это различие нельзя провести до конца последовательно. Точно так же, как высказывание опреде­ленных слов конституирует бракосочетание (перформатив), а вы­сказывание других слов составляет обещание (еще один перфор­матив), — так и произнесение определенных слов конституирует совершение утверждения (предположительно — констатив). Остин считал эту параллель точной, а многие философы до сих пор отка­зываются принять это положение. Совершение утверждения — в той же степени осуществление иллокутивного акта, как и совершение обещания, заключения пари, предостережения и т. п. Любое высказывание состоит в осуществлении одного или нескольких ил­локутивных актов.

Показатель иллокутивной силы в предложении действует над пропозициональным содержанием и указывает, кроме прочего, на­правление приспособления между этим пропозициональным содер­жанием и реальностью. В случае репрезентативов направление при­способления — «слова — реальность»; в случае директивов и комиссивов — «реальность — слова»; в случае экспрессивов нет во­обще никакого направления приспособления, осуществляемого дан­ной иллокутивной силой, поскольку существование соответствия уже входит в презумпцию. Высказывание вообще не осуществля­ется без такого соответствия. Но вот мы наталкиваемся на нео­бычный вид отношений в случае деклараций. Осуществление де­кларации устанавливает соответственность самим уже фактом ус­пешного проведения акта декларации. Как это происходит?

Заметим, что все до сих пор рассмотренные примеры связаны с некоторым внеязыковым установлением, — с системой консти­туирующих правил, в дополнение к конституирующим правилам языка, что обеспечивает успешное осуществление декларации. Вла­дения теми правилами, которые составляют языковую компетен­цию говорящего и слушающего, еще недостаточно, вообще гово­ря, для осуществления акта декларирования. Дополнительно к это­му должно существовать внеязыковое установление, в котором го­ворящий и слушающий должны занимать соответствующие соци­альные положения. Именно при наличии таких установлений, как церковь, закон, частная собственность, государство, и конкретно­го положения говорящего и слушающего в их рамках, можно, со­ответственно, отлучать от церкви, назначать на пост, передавать и завещать имущество, объявлять войну. Единственное исключение из этого принципа составляют те случаи декларирования, которые затрагивают сам язык, — например, когда говорят: "Я определяю, сокращенно обозначаю, называю, именую, даю прозвище". Остин иногда выражается в том духе, будто все перформативы (а в об­щей теории, все иллокутивные акты) требуют некоторого внеязыкового установления, — но это, очевидно, неверно. Декларации представляют собой очень специфическую категорию речевых ак­тов. Структуру деклараций можно обозначить так:

D | 0 (Р),

где D — обозначение декларационной иллокутивной цели; направ­ление приспособления — одновременно и «слова — реальность», и «реальность — слова» (в силу необычного характера деклара­ций); условие искренности отсутствует, поэтому в позиции условия искренности стоит символ нуля; р— обычный символ пропозицио­нальной переменной.

Причиной для указания вообще направления приспособления в данной формуле является то, что декларации на самом деле пы­таются «приспособить» язык к реальности. Но делают они это, не пытаясь описать некоторое существующее положение дел (как в случае репрезентативов), а также не пытаясь сделать так, чтобы кто-либо в будущем создал такое-то положение вещей (как в слу­чае директпвов и комиссивов).

Некоторые элементы класса деклараций являются одновремен­но и членами класса репрезентативов. Это происходит оттого, что в определенных ситуациях в рамках некоторых установлений для того, чтобы удостоверить факты, необходимо наличие авторитета, который решил бы, каковы факты на самом деле (после того как проведена процедура обнаружения фактов). Так, спор когда-то должен быть завершен и привести к решению, — вот почему су­ществуют судьи и арбитры. И судьи, и арбитры делают утвержде­ния о фактах типа: "Вы вне игры", "Вы виновны". Такие утверж­дения явно лежат в плоскости соотнесения слова и реальности. Был ли игрок в действительности осален мячом вне базы(в бейс­боле)? Действительно ли человек совершил преступление? Оба во­проса относятся к измерению «слова — реальность». Но в то же время оба высказывания обладают силой деклараций. Если спор­тивный арбитр объявляет вас вне игры (и отклоняет апелляцию), то в рамках игры в бейсбол вы — вне игры, вне зависимости от фактического положения дел; и если судья объявляет вас винов­ным (после апелляции), то в рамках юридических установлений вы виновны. В этом нет ничего таинственного. Социальные уста­новления обладают тем свойством, что обычно требуют, чтобы бы­ли совершены определенные иллокутивные акты (со стороны ав­торитетов различного рода) и чтобы эти акты обладали силой де­клараций. Некоторые установления требуют, чтобы были сделаны заявления-репрезентативы, имеющие силу декларации: тогда толь­ко спор относительно какого-либо вопроса завершается на опреде­ленном этапе обсуждения, после чего могут быть осуществлены по­следующие иституционные действия (которые были бы невозмож­ны до решения вопросов, связанных с фактической стороной дела). И тогда обвиняемый освобождается или препровождается за ре­шетку, боковой игрок направляется на скамью штрафников, гол засчитывается. Такие случаи можно назвать «репрезентативами-декларациями». В отличие от остальных видов деклараций, они обладают общим с репрезентативами условием искренности. Судья, жюри и арбитр, вообще говоря, могут и лгать, но человек, объяв­ляющий войну или назначающий на какую-либо должность, не может лгать в процессе совершения этого своего иллокутивного акта. Для этого класса репрезентативов-деклараций имеем следу­ющее символическое представление:

Dr || В(р),

где Dr обозначает иллокутивную цель при совершении акта репре-зентатива, обладающего силой декларации; первая стрелка указы­вает на направление приспособления как у репрезентатива, вто­рая — как у декларации; условие искренности — убеждение; р — пропозициональное содержание.