Народ и власть

Статьи

выступления

письма

УДК 82/89 ББК 84.7 Ар 434

роЗА РЕВОЛЮЦИЙ

Редакционная коллегия серии

Г. Г. Водолазов, К. В. Майданик, В. Н. Миронов,

А. Н. Тарасов, А. Л. Эбаноидзе

Составители К. Майданик, А. Тарасов Предисловие, общая редакция К. Майданик Послесловие В.Миронов

Перевод с испанского Е. Воронова (с. 55-57,99-111,161-171,209-218, 462-474), О. Горин (с. 178-185,192-208,260-265,320-329,375-407, 419-431), К. Майданик (с. 123-133,186-191, 493-513,531-572), Н.Мар-чук (с. 43-54,134-143,236-259,283-296,367-374,449-461,475-492), М. Морозова (с. 79-98,144-160,219-235,266-280), А. Пятаков (с.408-418), А.Тарасов (с.330-348,514-530), С.Терехов (с.58-78,112-122), А.Харламенко, Е.Харламенко (с. 297-319,349-366,432-448).

Оформление И. Бернштейн

Че Гевара, Э.

Статьи, выступления, письма / Пер. с исп. Е.Вороновой и др.—М.: Культурная Революция, 2006.—(Розареволюций).—632 с, ил.

ISBN 5-902764-06-8

В издании собраны статьи, выступления, письма и критические за­метки легендарного латиноамериканского революционера Эрнесто Че Ге-вары (1928-1967). Большинство текстов публикуется на русском впервые.

© Культурная Революция. 2006

© К. Майданик. Составление, научная редактура, предисловие, 2006 © А. Тарасов. Составление, 2006 © В. Миронов. Послесловие, 2006 © И. Бернштейн. Оформление, 2006

Содержание

Введение. К. Майданик................................................... 7

Предисловие. К. Майданик........................................... 12

Народ и власть

Статьи и выступления 1959-1962 годов

Социальная программа Повстанческой Армии.............................. 43

Вид Америки с афроазиатского балкона....................................... 55

Университетская реформа и революция....................................... 58

Роль университета в экономическом развитии Кубы..................... 69

Политический суверенитет

и экономическая независимость................................................. 79

Речь на открытии

Первого Съезда латиноамериканской молодёжи............................ 99

Выступление на открытии

Курсов идеологического воспитания

Министерства народного здравоохранения................................. 112

«Народ и власть должны быть единым целым»............................ 123

Заметки к изучению идеологии Кубинской революции................. 134

Сообщение о поездке в социалистические страны....................... 144

Куба—историческое исключение

или авангард борьбы с колониализмом?...................................... 161

Против бюрократизма.............................................................. 178

Выступление на чествовании генерала Листера.......................... 186

Коллективное обсуждение,

персональные решения и ответственность................................. 192

Выступление на пятой пленарной сессии

Межамериканского экономического и социального Совета........... 209

Речь при вручении премий рабочим-передовикам

Министерства Промышленности............................................... 219

Влияние Кубинской Революции на Латинскую Америку............... 236

Кадры — становой хребет революции........................................ 260

Каким должен быть молодой коммунист..................................... 266

Поколение самопожертвования Статьи и выступления 1962-1965 годов

Тактика и стратегия латиноамериканской революции.................. 283

Марксистско-ленинская партия................................................ 297

О партийном строительстве...................................................... 307

Некоторые соображения о себестоимости................................... 320

Партизанская война как метод................................................. 330

Заключительная речь

на Международной встрече студентов-архитекторов................... 349

О понятии стоимости............................................................... 359

Заключительное выступление

на неделе солидарности с Южным Вьетнамом............................ 367

О системе бюджетного финансирования.................................... 375

Молодежь и Революция............................................................ 408

Социалистическое планирование, его значение........................... 419

Новое отношение к труду......................................................... 432

Выступление на Генеральной Ассамблее ООН

по праву предоставления слова для возражения......................... 449

Речь на втором экономическом семинаре

солидарности стран Азии и Африки........................................... 462

Социализм и человек на Кубе.................................................... 475

Из выступлений на заседаниях руководства

Министерства промышленности................................................ 493

Я сделаю это

Статьи и заметки 1966 г. Письма

Из «Записок о революционной войне: Конго»............................... 501

Письмо Армандо Харту Давалосу............................................... 505

Отрывки из экономических рукописей 1966 г.

(«Пражских тетрадей»).............................................................. 509

Послание народам мира

через Конференцию трёх континентов....................................... 514

Письма (1959-1966 гг.)............................................................ 531

Из текстов, не вошедших в собрания сочинений

(письма и интервью)................................................................ 566

Приложения

Основные вехи жизни, борьбы и творчества Эрнесто Гевары... 575

Послесловие. В. Миронов.............................................. 586

Предметно-именной указатель................................................... 615

Введение

Эта книга—первое по существу обращение к теоретическому и про­пагандистскому наследию одного из классиков революционной прак­тики XX и XXI веков, осуществлённое в нашей стране на русском язы­ке. Надо признать, что СССР и Россия опоздали с этим почти на со­рок лет (в Италии объёмистый четырёхтомник работ Эрнесто Гева-ры вышел уже в 1969 г., через два года после его гибели), что опоз­дание это было глубоко закономерным. Че был в равной мере подо­зрителен и (ли) ненавистен и для псевдомарксистов квазисоциализ­ма и для псевдодемократов квазикапитализма, для самодовольных чиновников, воинствующих националистов, апологетов любого ста­тус-кво. Был и остаётся.

Называя это издание «пионерским», необходимо сделать две оговорки. Отдельные работы Э. Гевары, связанные с тематикой наци­онально-демократической революционной войны 1956-1959 гг., вы­ходили в СССР в 1961 и 1974г.¹; в 1968г. был стыдливо (в Приложении к журналу «Новое время», с огромными купюрами) опубликован «Боливий­ский дневник». 20 лет спустя (перестройка?) впервые была опублико­вана в СССР теоретическая работа Че². Во-вторых же, несколькими годами позже вышел сборник³, включивший более десятка статей Че на экономическую и смежную (административную) тематику, кото­рый в принципе и мог бы считаться первым ознакомлением нашего читателя с теоретическими взглядами Че.

Беда, однако, в том, что переводы 1987 и 1990 гг. были зача­стую достаточно низкого уровня, подчас искажающими смысл, по­рой—с произвольными сокращениями и, что уж вроде совсем было ни к чему, с ритуальными дополнениями и «округлениями». Кроме того, будучи по определению «однотемными», эти переводы, конеч­но, не ставили своей задачей дать представление ни о взглядах Эрне­сто Гевары, взятых в их целостности, взаимосвязи и эволюции, ни о личности самого Че.

В какой мере эту задачу выполнит данный том—судить чита­телю. Но то, что сама она, наконец, назрела, представляется сегод­ня очевидным. И не только потому, что невежество по отношению к фигуре, ставшей знаковой для сотен миллионов людей двух веков, не красит и не «внушаеть». Но в силу очевидного и интенсивного ро­ста интереса в мире к революционеру, убитому четыре десятилетия назад. Интереса, пробудившегося, наконец,—парадокс истории! — и в нашей стране, судьба которой так восхищала и так тревожила Эрнесто Гевару сорок лет назад. Парадоксом стали при этом не столь­ко внешние проявления этого интереса—они-то как раз сближают сегодняшнюю молодёжь России с нонконформистами (да и с частью конформистов) всего мира, — сколько другое: несоответствие рас­тущей популярности Че—и господствующих представлений о клад­бищенской политической стабильности в современной России. Так или иначе: откладывать знакомство с подлинным Эрнесто Геварой до момента, когда миллионы россиян достигнут социальной зрело­сти Европы и Латинской Америки, не стоит. Во всякой случае—по­скольку речь идёт о думающей и чувствующей, социально ответ­ственной части нашего населения. О тех загадках и неожиданно­стях, с которыми это познание связано—кое-что в других статьях.

Теперь пришло время сказать о структуре самой книги. Под­черкнём, что речь ни в коей мере не идёт о чём-то, подобном «Со­бранию сочинений»—пусть и неполному. Начнём с того, что «ПСС» Э. Гевары вообще не существует. Что же имеется в наличии?

I. Два «общедоступных» издания работ Э. Гевары, вышедшие на Кубе в 1970 (двухтомник) и 1977 (9-томник) годах¹. Второе—бо­лее полное, чем первое.

II.Издание «El Che en la revolucion cubana», подготовленное в Министерстве сахарной промышленности Кубы ближайшим помощ­ником Че Орландо Боррего. В этот многотомник вошёл ряд объёми­стых материалов, ранее не публиковавшихся, прежде всего—высту­пления Че на заседаниях коллегии руководимого им Министерства промышленности. Издание было напечатано ограниченным тира­жом¹ для узкого круга партийного и идеологического актива, не пе­реиздавалось и, отсутствуя в книжных магазинах и библиотеках, дав­но уже стало библиографической редкостью².

III.4-томник (Ernesto Guevara, Ореге), выпущенный издатель­ством Фельтринелли в Италии уже в 1969 г. Пока—наиболее полное из «открытых» собраний сочинений Че.

IV.Изданные в 90-х годах в Испании и Италии «Заметки о Ре­волюционной войне: Конго», написанные Геварой в январе-феврале 1966 г.

V. Опубликованные тогда же «Дневники» Че, датированные 50-ми годами (те, по которым был снят нашумевший фильм 2004 г.).

VI.Опубликованные в 1987 г. в Буэнос-Айресе письма Че ро­дителям (в Аргентину) «Aqui va un soldado de America».

VII. Значительная (возможно, большая часть «Пражских тетра-
дей»³ Че интегрирована в изданную в 2001 г. книгу О. Боррего «Ог-
ненный путь» («Camino del fuego»).

VIII. С 2000 г. Центр Че Гевары (Гавана), руководимый вдовой
Че Алейдой Марч⁴, в сотрудничестве с издательством «Осеап Press»
(Австралия) приступил к изданию ранее не публиковавшихся текстов
Эрнесто Гевары. Часть из них уже опубликована в 2000-2003 годах,
другая—выходит в 2005 и 2006 г.

IX. Несомненно, какие-то материалы хранятся непосредствен-
но в архиве ЦК КПК.

X. Наверное, отдельный, хотя и не слишком объёмистый томик могла бы составить подборка стихов Че.

XI.И, наконец, многие фразы, высказывания, словечки Че раз­бросаны в воспоминаниях его соратников и современников.

Этот краткий перечень показывает, думается, насколько дале­ко отстоит данное издание от «Собрания сочинений» и от претензии дать полное представление о духовной жизни, об идеях погибшего революционера, которому сама вовлечённость в историческую прак­тику почти не оставляла времени, чтобы организовать тот «немно­го более продвинутый, чем хаос (на первый или второй день творе­ния)», мир сталкивающихся и перекрещивающихся идей, о которых он писал в 1964 г.¹

Стремясь расширить круг читателей, редакция приняла реше­ние сузить число включённых в том материалов, в частности за счёт «военных» работ Эрнесто Че Гевары, переведённых у нас в СССР в 1968 и 1974 гг. и изданных тогда относительно большими тиража­ми. Наиболее трудым решением для редакции был, наверное, отказ от публикации (в новом переводе) полного текста «Боливийского дневника», однако выход в начале этого (2005 г.) года тома «воен­ных работ» Че стал окончательным аргументом в пользу такого ре­шения.

С другой стороны, те материалы Че, которые будут впервые опубликованы в 2005-2006 гг. (в частности, полный текст «Праж­ских тетрадей» и философские заметки), «Культурная Революция» предполагает издать в будущем году.

В итоге читателю предлагается книга, основой которой стал второй том кубинского издания 1970 г. (с не очень большими выче­тами), дополненный некоторыми материалами издания 1977 г., ита­льянского издания (письма) и отрывками из публикаций последую­щих лет (издания О. Боррего, статьи К. Таблада и некоторые другие материалы).

См. с. 559.

Первый его том как раз и составляют «военные тексты», включая «Боливийский дневник».

Без раздела «Взгляд на национальную историю» и нескольких тек­стов из раздела «Международное значение Революции».

Материалы тома примерно поровну состоят из речей Че (в значительной мере «пропагандистского» и критического порядка) и его статей (в основном помещённых в журналах «Verde 01ivo», «Cu-ba Socialista», «Nuestra Industria»). В первоначальном варианте при­нят хронологический принцип расположения материала¹. Разнород­ность тематики в какой-то мере компенсируется при этом возможно­стью проследить определённую эволюцию интересов, акцентов и ре­шений Че—при преемственности основных подходов и идей².

Все переводы сделаны заново³, при этом в нескольких статьях по экономической тематике сохранены большие фрагменты перево­дов, осуществлённых О. Гориным в 1989-1990 гг. Сверка и первич­ное редактирование переводов, а также работа над научным аппа­ратом проведены К.Майдаником; им же написано предисловие.

Редакция выражает глубокую благодарность Алле Тарасовне Белоконь за самоотверженную работу по перепечатке материалов.

***

В букве испанского текста (особенно это относится к речам) порой «отсутствуют», но подразумеваются и соответственно воспри­нимались кубинскими (латиноамериканскими) слушателями отдель­ные слова, обороты и чуть ли не строчки; немало намеков на изве­стные им (и читателям) события — или поговорки. Для облегчения восприятия текста русскоязычными читателями в этих случаях «про­пущенное» фигурирует в квадратных скобках. Иногда приводятся и термины, использованные в подлиннике.

И последнее.

«Послание» Эрнесто Гевары настоящему и будущему, его соб­ственной—и последующей исторической эпохе; «тайна» его воздей­ствия на эти эпохи—в неразрывном и едва ли не уникальном един­стве трёх «составляющих»: жизненного пути, личностных качеств и идей. Каждый из этих векторов—мысли, действия и этики—усили­вал друг друга; каждый может быть по достоинству понят и оценён лишь в сочетании с другими. О чём, думается, стоит помнить каждо­му, читающему эту книгу, хотя подавляющее большинство её стра­ниц говорит лишь об одном из этих трёх слагаемых.

с. 13

Предисловие

Чтобы избежать разочарования и упрёков тех, кто решил начать чтение «Избранных работ» Эрнесто Гевары со вступления, должен предупредить: разговор не пойдёт ни об уникальной личности Че, ни о его жизненном пути—до и после его физической смерти. Об этом я уже писал—и несколько десятилетий назад, и совсем недав­но¹; эти же сюжеты затронет—по замыслу—и эпилог книги. Здесь же хотелось бы сказать о том, что и является по существу основным содержанием данного тома: о мире идей Че, о Геваре- теоретике. Сказать «до»—именно для того, чтобы имело место «после», чтобы недоумения и предрассудки не стали непреодолимым препятстви­ем для потенциального читателя раньше, чем он начнёт знакомить­ся с книгой. Или «споткнётся» на первой сотне её страниц.

***

Писать предисловие к любой книге «статей, выступлений и писем» —всегда дело сложное: слишком легко сбиться на пересказ и таким образом «сплющить», обеднить её содержание и тем самым—поми­мо прочего—лишить читателя радости первой личной встречи (и притупить его интерес к ней).

Применительно же к наследию Эрнесто Гевары—как и иных марксистов прошлого—трудность эта усугубляется и тем, что в со­временной России марксизм не в моде. И потому, что им (пароди­ей на него) значительная часть читающего населения была в свое время перекормлена (кстати, это в полной мере относится и к соот­ветствующим предисловиям). И, что важнее, в силу того, что исти­ны XIX—или XX века—по распространённому мнению (во многом справедливому) сегодня перестали быть таковыми. (А ведь многи­ми марксизм и за бывшую истину не почитается). Постмодернисты теоретически отрицают научную ценность любых «тотализирую-

См. «Эрнесто Че Гевара, его жизни, его Америка». М. 2004 г. (особен­но с. 13-22,112-132,135-141,354-382); «Свободная мысль», 2003 г., №9, с.44-55.

щих концепций», «меганарративов», а нормальные люди точно зна­ют, что читать стоит только детективы и рекламные объявления.

Спрашивается: зачем же (в переводе на нормативную лекси­ку) сегодня тратить время на автора, убеждённого в истинности марксизма, в его объяснении мира и его прогнозах на будущее. А убеждённость эта, сначала—романтическая (найденная, наконец, истина), потом—как реалистическое руководство к действию, впос­ледствии—«аналитическая» и, наконец, стоическая — пронизыва­ет всё, что было написано, сказано, сделано Эрнесто Геварой (никог­да, правда, не превращаясь для него в догму раз навсегда познанной истины. «Но об этом—потом»).

Так уж лучше,—говорю о тех, кто не уверен, что Че—это кли­чка бандита, людоеда, кровожадного фанатика, авантюриста-терро­риста, персонажа комиксов и т.п.¹—почитать о жизненном пути ле­гендарного революционера через страны и континенты, о его делах — на войнах и вокруг власти (один «уход» из неё чего стоит!), чем о ска­занном и написанным им. И даже сам взгляд Че—с тиражирован­ных футболок, платков и постеров—наверняка более впечатляющ, чем изложение его взглядов. Да и вообще, что понимал в теории и что мог дать теории Гевара—самоучка, дилетант, любитель погово­рить и пострелять? И что, мы не знаем, чем «всё это» закончилось,— и для него самого, и для теории, и «вообще»? А, стало быть, и предис­ловие, оно—ни о чём, вроде тех, которые писались у нас для томов больших и малых вождей в прошлые десятилетия—хоровод вокруг пустого места...

Я намеренно смешал воедино голоса россиян разных настрое­ний и поколений. И должен признать, что некоторые страницы кни­ги могут вроде бы цитироваться в подтверждение рулад этого хора. Верно и то, что даже в «Большом мире» из «триады» послания Че: лич­ность, путь, идеи —последний компонент не являлся и не является ни наиболее известным, ни самым мощным—по силе, долговремен­ное™ и массовости воздействия.

Но вместе с тем именно этот, идейно-теоретический, вектор Послания придаёт остальным двум историческое объяснение, под­линный исторический смысл, «знак» перед абсолютной величиной. Без него меньшей становится и сама эта величина; вне этого компо­нента легче воспринять—или изобразить—Геварулишь как«геро-

Взято из отечественных mass media.

ического партизана» или современного Савонаролу; искателя при­ключений, «не способного к созидательной деятельности» или дон­кихотствующего мечтателя¹.

Или—жёстче: Эрнесто Гевара, лишённый «пути» (реальной биографии, жизненных «выборов»)—это честный, талантливый по­литик, организатор, пропагандист лево-марксистского толка, не чуж­дый теоретизирования, не удовлетворённый ритуальными ответа­ми на «проклятые вопросы» реальной жизни.

АЧе вне своего теоретического поиска —герой; что-то вроде Чапаева глобального масштаба; человек действия, последовательно противостоящий и «мировому империализму» и — объективно — выжидающему («зрелости предпосылок») большинству в рядах сво­их «вроде бы единомышленников».

Но лишь соединение одного с другим придаёт полнокровный смысл и тому, и другому, мысли и действию; позволяет понять глу­бину, смелость и—через несколько опосредующих звеньев— акту­альность его теоретического поиска. И конечный смысл того, что стояло за многообразием интересов Че и географией его передвиже­ний по глобусу, за бескомпромиссностью его требовательности к себе и соратникам, за его сегодняшней востребованностью².

И точно так же можно наверное сказать, что сугубо незауряд­ные личные качества Эрнесто Гевары, так выделявшие его из числа сверстников³, могли воплотиться и в совсем иной биографии (врача или исследователя, путешественника, благородного бандита или тай­ного агента)—если бы не то воздействие духовного (теоретическо­го) поиска, которое в огромной мере определило выбор пути. Пути, придавшего этим качествам ту огранку, которая и создала образ Че, третий и, быть может, самый долгосрочный компонент «триады»...

Все это и возвращает непосредственно к проблеме формирова­ния взглядов Эрнесто Гевары, к общей оценке идейно-теоретическо­го наследства Че.

***

Стоит, пожалуй, начать с того, что медик по университетскому об­разованию Эрнесто Гевара с раннего детства (астма!) и до последних (буквально) дней жизни и борьбы был одержим жаждой знания¹'. И прежде всего был страстным читателем и почитателем книг ²¹. На­верное, большую часть написанного им составляют выписки, замет­ки, словари (философский и др.), которые оседали у него после чте­ния и размышления о прочитанном. Определённое представление об этом даёт список авторов, книги которых прочитал Че в после­дние месяцы своей жизни—в Конго, Танзании, Праге, на Кубе (ав­густ—октябрь 1966 г.) и в Боливии³¹, между боями и между двумя войнами.

Когда Эрнесто (Тете) Геваре было 15 (или 16) лет, в этом «ши­роком бредне» (испано- и франкоязычном) впервые оказались ра­боты Маркса и Энгельса. Мало что поняв в них тогда, он вернулся к Марксу (и встретился с Лениным) четыре года спустя, в университе­те. И хотя на этот раз Гевара разобрался в содержании прочитанного и даже поставил Маркса в один ряд со всегда высоко ценимым им

Фрейдом—решающей, «озаряющей» эта встреча в ту пору (1948 г.) не оказалась. Специфическая, связанная прежде всего с феноменом перонизма ситуация в Аргентине (на стыке десятилетий) не способ­ствовала «открытию ставен в собственном доме». Ни через осмыс­ление социальной борьбы в стране, ни через личное участие в борь­бе политической Гевара «выйти на Маркса» тогда не мог¹¹. А «на ве­ру» он уже в те годы ничего не принимал.

Восприятие марксизма как «своей истины», ответа на свои вопросы пришло к ироничному аргентинцу позднее—в ходе и в ре­зультате его странствий 1950-1953 гг. по Латинской Америке. Они и послужили для него тем личным опытом, который превратил зна­ния, данные чтением,—в мировоззрение. Важно подчеркнуть, что Гевара пришёл к марксизму индивидуально —и через первоисточ­ники (не «за компанию» и не через учебники). Пришёл, ведомый двумя главными импульсами— гуманистическим (социально-гума­нистическим), от непримиримости к «страданию бедных», к угнете­нию, к попранию и утрате человеческого достоинства—и антиим­периалистическим (антисевероамериканским²'). И находя в марк­сизме очевидный ответ на все «почему?», «кто?», «против кого?» и «как?» (революция), вытекающие из этого «кипения возмущённого разума».

К концу 1953 г. в Гватемале 25-летний Эрнесто Гевара осозна­ёт себя революционером—и социалистом. Еще через год в письме к матери (из Мексики³') непочтительный скептик и постоянный спор­щик пишет о своих коммунистических убеждениях. Первый этап поиска заканчивался. Путь к своей истине был долог, зато, как по­казало будущее, основателен. Но, отнюдь не завершён: сразу же— сначала в Гватемале, затем в Мексике, в одиночку, совместно с под­ругой⁴', потом—параллельно с военной подготовкой (с Кастро и его

Немалую роль в этом сыграли и особенности Компартии Аргенти­ны—оплота «догматизма и начётничества», практики «объяснения мира»—в противовес изменению его — в коммунистическом дви­жении региона.

Это, очевидно и был первичный импульс, который превратил бо­гемистого книжника — бродягу, «ни в малейшей мере не участво­вавшего в политической и студенческой борьбе в своей стране», в бунтаря. См. с. 556.

Потом—женой (Ильда Гадеа).

соратниками) Эрнесто Гевара, с середины 1956 г. уже—Че, углублён­но изучает марксистскую литературу, включая тексты по философии и политэкономии.

О становлении Гевары (Че) —марксиста дают представление некоторые из писем, публикуемых в третьем разделе тома. И изве­стный, едва не ставший фатальным для судьбы революционера эпи­зод, когда вопреки жёстким указаниям Фиделя Кастро аргентинец на допросе в мексиканской полиции (после ареста) утвердительно отве­тил на вопрос «есть ли тут марксисты?» («Я не мог солгать»,—объяс­нил он потом Фиделю¹')...

Таким—убеждённым и «самостоятельно пришедшим» к сво­ему мировоззрению марксистом—вступал Че в Кубинскую револю­цию. Вступал «левофланговым» 82-х с "Гранмы"»...

Два года вооружённой борьбы сыграли свою роль в становле­нии Че как марксиста (и коммуниста). Оно происходило в ходе пер­вого общения Че с реальностями социальной борьбы (крестьянства) и борьбы внутриполитической, через нараставшую интенсивность его связей с кадрами компартии (PSP) —и, опять-таки, через чтение и чтение²¹. К этому времени относится, по-видимому, и рождение осознанного антидогматизма Гевары, и ригоризм его «стиля», и эс­киз того, что через пару лет станет по существу теорией латиноаме­риканской революции. Возможно, что именно тогда, в годы, кото­рыми не датируется ни одна из включённых в этот том работ, при­ходит к Че и сознание необходимости гораздо более углублённого, а, быть может, и критического усвоения марксизма—во всем реаль­ном многообразии его тенденций... Но все это пока — между про­чим, между боями, в которых Гевара участвует как постоянный боец авангарда, лучший командир Повстанческой Армии, ближайший помощник Фиделя (особенно в 1958 г.).

«Я хотел обругать его—говорил Фидель сорок лет спустя дочери Че— но когда я его увидел, и он мне сказал это («не мог лгать»)—знаешь, что? Я его понял потому, что твой папа был таким...» (См. N.Kohan, op. cit. p. 268)

«Я спросила его, сделаны ли буквы (заголовка книги, которую читал Че) из золота»,— вспоминала подруга Че (крестьянская девушка из Сиерры) Соила Родригес.—«Он рассмеялся и сказал: это книга, она о коммунизме». «А я была слишком застенчива, чтобы спросить его, что это значит—ведь я никогда прежде не слыхала этого слова.» (см. Jon Lee Anderson, Che Guevara, A revolutionary life, New York, 1997, p. 312).

В первый год после победы Революции Че, подчиняясь такти­ческой линии Фиделя, практически не выступает ни как марксист, ни вообще как «теоретик слова». Его теория—в его делах, он—на «острие копья» перерастающей, «перманентной» кубинской рево­люции и её полномочный представитель в «третьем мире» (затем— в странах «реального социализма»).

Ситуация в данном плане довольно резко меняется в 1960-1961 гг.

С одной стороны, Че учится —в промежутках между все (по­чти все) поглощающей работой по развитию кубинской промышлен­ности—с большей интенсивностью и напряжением, чем когда-либо в прошлом. Семинары по «Капиталу»—в правительстве и Министер­стве промышленности. Чтение—сквозное—классиков марксизма. Знакомство с работами Троцкого, Альтюссера, польских экономис­тов и североамериканских марксистов.

С другой, именно Че становится провозвестником и теорети­ком перерастания Кубинской революции: за много месяцев до «офи­циального» объявления о её социалистическом характере (16 апре­ля 1961 г.), он по существу уже говорит об этом—и на Кубе, и в Мос­кве (в частности в Колонном зале Дома Союзов), избегая лишь са­мого слова-определения.

Все эти годы Гевара продолжает начатый ранее теоретичес­кий анализ Кубинской революции, обеих её фаз (до—и после взя­тия власти), её уроков для Латинской Америки, развития её новых международных связей.

Впоследствии многие его выступления посвящены экономи­ческим, «административным» идеологическим («воспитательным»), в меньшей мере—политическим¹' проблемам социалистического строительства на Кубе.

И, наконец, уже тогда—через начавшуюся (в 1961-1962 гг.) полемику в левом движении региона—Че выходит к проблематике, которой суждено будет стать главной, узловой в «его» марксизме: к вопросу о соотношении объективных условий—и действия истори-

ческих субъектов; о роли личности сознания в выборе исторической альтернативы, к теме революционного гуманизма...

Не касаясь прямо содержания написанного и сказанного Че в эти годы, подчеркну лишь два момента. Это—решающее значение его работ для понимания истории —Кубинской революции, Латин­ской Америки 50—60-х годов, дискуссий в её освободительном дви­жении". И то, что мысль Гевары постепенно, но неуклонно движется к границам тогдашнего «официального марксизма»²' («марксизма-ленинизма», через дефис); по-существу вступая уже в противоречие с некоторыми—тоже официальными—его новациями 50-х годов³' и находя точки (потом—плоскость) опоры в «активистском» марк­сизме первой трети века. Подобная двойственность теоретической эволюции («движение без выхода за пределы») в значительной мере была обусловлена реальным, поступательным развитием событий на Кубе, в Латинской Америке и во всем мире⁴' в 1959—1961 гг. (восхо­дящая—все еще!—ветвь альтернативного капитализму и колониа­лизму процесса). В свою очередь ситуация эта давала Геваре возмож­ность непротиворечиво объяснять и анализировать это развитие⁵'. Отражением создавшейся ситуации и стало то сочетание «оптимиз­ма воли» и «оптимизма разума», которым проникнуты выступления и статьи Че в 1960—1961 гг.

Конец 1962 г. и, особенно, 1963 г. приносят изменение этой ситуации: читатель без труда убедится, в том, что в эти годы общие теоретические поиски Че выходят за границы «марксистско-ленин­ского» единомыслия; согласия—пусть и не провозглашаемого вслух

—с постулатами внешней политики СССР". С 1963 года Гевара всту­пает в ту «экономическую дискуссию», которая окончательно опреде­ляет его место во «внутримарксистской» идейной борьбе и трактовке теории.

Еретическое, бунтарское, стоическое начала в его теоретичес­ком мироощущении окончательно становятся ведущими, что делает ещё более бескомпромиссным «оптимизм воли» революционера— строителя, мыслителя, а впоследствии—снова бойца.

Конечно не только—и не столько—«теоретическое чтение» (ночное) объясняет этот сдвиг²'. Главным стимулом новых «поисков и находок» служил ход событий, ситуация «встречного боя» (1962-1968), сменявшая фазу поступательного подъёма освободительно­го движения и альтернативного развития (в регионе и мире). Пла­ны латиноамериканских революционеров (1962-1963 гт.) остают­ся нереализованными.

В дни и недели Карибского кризиса США жёстко обозначают границы своего отступления, а СССР — границы своей поддержки революционных движений региона и (по убеждению Че) мира, что заставляет Гевару взглянуть на стратегию мирного сосуществова­ния по-иному, чем год-два назад. Сомнения в правильности курса строительства нового общества в СССР (и в переносе его на Кубу) становятся все более глубокими и «теоретичными», [постепенно пе­рерастая в уверенность «по es eso!» («это не то»!) —и в разработку соответствующей альтернативы].

Раскол мирового коммунистического движения воспринима­ется как свершившийся факт. На самой Кубе стихийный стремитель­ный рост сознательности народных масс замедляется³¹, наталкива­ясь— на разных уровнях—и на «свойства человеческой натуры», и на трудности снабжения, и на неистребимость бюрократии, и на влияние советских учебников...

Перед лицом всех этих проблем и их возможных альтернатив­ных решений¹' выбор Че—и на практике, и в теории—определяется «оптимизмом воли», стремлением до конца использовать и наращи­вать не иссякший пока импульс «подъёма» (революции)²', и возмож­ности сознания (субъективного фактора) воздействовать на разви­тие событий...

Мне уже приходилось писать³' о том, насколько этот подход, эта ментальность соответствует пафосу ленинизма —от постановки Лениным проблем революции 1905 г. («долг партии—научить ре­волюцию») до его предсмертного анализа закономерностей Октяб­ря («О нашей революции»). Вместе с тем у Че установка на отказ от фетишизации материальных предпосылок развития и объективно­го фактора в целом, категорическое неприятие установки «ждать, пока...»—сочеталось с максимальным влиянием к проблеме лично­сти, её роли и возможностям в революционном процессе; личности, как средству и как главной цели революции (разотчуждение).

И «антиаттантистский», и революционно-гуманистический комплексы Че определяют его объективную принадлежность тому течению марксистской мысли, расцвет которого пришелся на пер­вую треть XX века⁴'. Связанное с именами Р.Люксембург и А. Грам­ши, X. Мариатеги и А. Понсе, Л.Троцкого и Д. Лукача⁵' течение это к середине 30-х годов сходит (точнее—было сведено) на нет—во вся­ком случае в рамках «официального» коммунистического движения. На смену его поискам пришло обоснование post factum «генераль­ной линии» (и зигзагов сталинской политики) и катехизис «кратко­го курса». Но и 20 лет спустя «оттепель» 50-х данное течение не вос­кресила (в тех же рамках). Ни официальные новации XX съезда, ни нео-догмы маоизма, ни полуеретические построения левых струк­туралистов (Альтюссер и др.), ни лево-либеральные и либерально-гуманистические поиски складывающегося евро-коммунизма не от­вечали—или прямо противостояли—установкам революционного гуманизма («активизма», «философии и практики»). Иначе говоря —идейных союзников, «резонансную камеру» в основных течени­ях коммунистического движения (и мысли), эволюционировавших в 50-60-х годах в разные стороны от революционного марксизма, Че обрести не мог. Но это до определенной степени компенсировалось более интенсивным, чем когда-либо поиском плоскости опоры в на­следстве мыслителей прошлого (см. выше). А, с другой стороны — тем откликом, который нашло послание Че в «неокоммунистиче­ской» и некоммунистической левой" и, особенно, в новых, послево­енных поколениях (что в полной мере выявилось уже после смерти Гевары).

Впрочем об этом, наверное, расскажет эпилог книги. Во всту­пительной же статье отмечу, что этим, «гуманистически-активист­ским» посылом проникнуты почти все материалы второго и третье­го разделов книги; и поисковая их часть, и те выводы, к которым приходит Гевара в 1964—66 гг. Выводы, отмеченные неизменным культом правды (освобожденной от чужих «табу»—и собственных иллюзий), героическим стоицизмом и все тем же «оптимизмом во­ли». («Lohare»...)

***

Таковы те основные посылки и «направляющие», вокруг которых складывался «в голове» Че тот «мир перекрещивающихся, сталкива-

Включая экзистенциалистов, единомышленников Ф. Фанона, евро­пейскую и североамериканскую «новую левую», сторонников Ман­делл — среди троцкистов и, главное, «повстанческую левую» Латин­ской Америки (и Африки).. ^ ющихся, а иногда и организующихся» идей, которые сам он уподо­бил в известном письме (Ш. Беттельхейму) «хаосу на первый или второй день творения» (с. 559). Придать этому, к 1967 году—дос­таточно внутренне упорядоченному «хаосу идей» внешний облик, соответствующий хотя бы «пятому дню творения» Че не успел¹'. И цельность —в глазах мира—его послания возникла уже как резуль­тат биографии Че, а не его теоретического творчества.

Общий же итог своих отношений с «философией практики» в «кубинские» годы Че Гевара подвел строчкой прощального письма (родителям). «Мой марксизм укоренился и очистился»—формули­рует он единственную существенную разницу между собою 1956 — и 1965 гг.

Че и догмы

С учётом всего сказанного выше нет, думается, нужды возвращать­ся¹' к глубокомысленным суждениям о «дилетантизме» Гевары, о его «пренебрежении к теории», «склонности к демагогии» и т.п. Заме­чу—сугубо «в скобках»—что по своей натуре Че, конечно, был ско­рее «пропагандистом», чем «агитатором»; по общему правилу ему не очень нравилось выступать перед большими аудиториями и вообще там, где трудно было идти вглубь проблемы или вести дискуссию. И в этой связи хочется сказать немного об обвинениях Гевары в догма­тизме, повторении затертых и обветшавших лозунгов, непререкае­мых истин, которые он напыщенно возвещает³'...

Позволю себе длинную цитату—именно об этом «... В струк­туре мироощущения/ мировоззрения Че явственно проступают три слоя.

Ядро, жёсткий стержень ценностных ориентации; аксиом, не предполагающих «внутренней дискуссии» — с собой и своими. Та­кие категорические императивы, как внутренняя свобода и личная ответственность, «не брать, а давать», единство слова и дела, интер-

Хотя его тексты 1965-1966 гг., включая «пражские тетради» (1966 г.— см. отрывки из них на с.), над продолжением которых он работал на боливийских бивуаках, бесспорно были шагом в этом направлении. Во всяком случае—до знакомства с самими текстами Че. Именно таким—увы!—он предстал при своём единственном появле­нии на сцене отечественного театра (Вахтанговского) в 70-х годах.

национализм мысли и действия—и далее по киплинговскому «If». Убежденность в том, что капитализм—это строй эксплуатации, от­чуждения, унижения достоинства личности и народов — и высшей экономической эффективности; в том, что революция—сознатель­ное творчество масс, состоящих из личностей—представляет собою путь решения критических проблем человечества и т.п. Иными сло­вами— все, что касалось конечной цели борьбы и своего места в этой борьбе.

Второй слой — это идеи в истинности которых сам Че был в данный момент совершенно уверен, которые он отстаивал в дискус­сиях, но которые не представлялись ему аксиомами, нуждались в обсуждении и проверке — окончательной проверке— практикой. Которые он нередко сам же и ставил на обсуждение (концептуаль­ные проблемы стратегии—путей революции и строительства новой жизни).

И, наконец, третий... Те суждения, которые были изначально открыты для обязательной дискуссии; «зоны эксперимента»; реше­ния, по которым вердикт практики заведомо может оказаться нега­тивным¹'. Но которые нельзя откладывать на снимающие сомнения завтра; нельзя, исходя из (не подлежащего обсуждению) чувства личной ответственности перед этим самым завтра.

В целом же теория, адекватно отражающая действительность (и альтернативные пути её развития), была для Че важнейшей целью поиска, а не уже готовым фундаментом (и каркасом), подлежащим систематическому освежению новым опытом. А путь к этой цели тре­бовал постоянного мыслительного усилия и отсутствия шор.

Можно спорить о том, в какой мере подобная теоретическая (да и психологическая) открытость связана с особенностями индивиду­ального пути Эрнесто Гевары к марксизму²'—или с чётким (и объяв­ленным)³' осознанием неполноты своих знаний и незавершённости анализа и концепций, или вытекала из его убежденности в принци­пиальной невозможности адекватного представления об окружаю­щем мире в рамках раз навсегда познанной и провозглашённой Г тем

Может оказаться, что «estoy comiendo mierda»—нередкая формули­ровка Че в этом контексте. См. выше.

О себе Че говорил как о «теоретике не из крупных» («по soy teorico ■ч de gran talla»).

менее—назначенной! истины... Но сам факт воинствующего и орга­ничного антидогматизма Че несомненен: недаром ещё в 1962 г. он призывал молодёжь относится к классикам «со смесью почитания и непочтительности»¹⁾... И как всегда «проповедуя примером», Че крити­ковал не только конкретные ошибки Маркса-журналиста, но и реше­ния им (и Лениным) некоторых коренных вопросов теории—и стра­тегии (социалистического строительства).

Ну, а об общем отношении Че к дискуссии и теории, читатель может судить по его письму X. Медеро Местре (с. 551-552)²'. Из двух наиболее частых вариантов поведения «неофита»³'—догматическо­го экстремизма (большего паписта, чем папа) и инерции многолет­него поиска. Че безусловно представляет второй. Иначе, наверное, и быть не могло. И с учётом того, что индивидуальный путь Эрнесто Гевары к марксизму стал своего рода равнодействующей влияния не­скольких культурно-политических сред, воздействия марксистской мысли трёх регионов, нескольких «типовых мотивов» идейно-поли­тического самоопределения (см. выше). И потому, что внутренняя свобода в выборе своего бытия и своего сознания с ранней юности была его основополагающей максимой: киплинговский «If» трудно сочетается с отчуждением мысли.

Сознание (Че) и бытие (его мира)

Признаю, однако, что у тех, кто познакомится непосредственно с выступлениями и статьями Че, могут возникнуть определенные не­доумения (и сомнения) насчёт сказанного в предисловии. Да и по поводу самих текстов—их отбора и некоторых акцентов, «ранящих слух» в свете нынешних представлений—и того, что мы знаем об ис­тории истекшего сорокалетия.

«Свободная мысль», 1998, №7, с. 46-47.

Характерны в этой же связи последнее указание Че-министра: опуб­ликовать в журнале его министерства статью своего оппонента (см. с. 497-498) — и его письмо А. Харту (с. 505-509). Автор предисловия имел счастье лично убедиться, что декларированным положениям Че на этот счет полностью соответствовала его «практика» (см. К. Май­даник, цит. соч. с. 16-20).

Напомню, что Гевара идейно-политически «самоопределился» лишь на двадцать шестом году жизни.

Так может вызвать недоумение публикация в данном, «теоре­тическом» томе нескольких статей, рассказывающих о становлении и структуре государственных (и общественных) институтов на Кубе в 1960-1963 гг. Материалы эти преимущественно посвящены админи­стративно-технической тематике и, строго говоря, со стержневыми проблемами идейно-теоретического поиска Че связаны лишь опосре­довано.

Но вот для характеристики личности Че (и в качестве источ­ника по истории Кубы) они важны, отражая его «рабочие качества», давая какое-то представление о деятельности, которой «товарищ министр» отдавал львиную долю своего времени и сил в послевоен­ные годы на Кубе. И—походя—разрушая дух и букву измышлений о «романтике, чуравшемся повседневной практической работы, тя­готившимся ею, неспособном к ней».

Другая из возможных претензий связана с повторениями. По­чему столько раз об одном и том же, столько раз — одно и то же? (Это касается в первую очередь анализа особенностей, закономер­ностей, истории революционной вооруженной борьбы на Кубе—и в Латинской Америке).

Стоит, однако, учесть, что не сам Че готовил свои «собрания сочинений»; он был лишен возможности отбора и сокращения тек­стов (некоторые из них Гевара вообще не видел опубликованны­ми...) Ещё важнее другое: как победа Кубинской революции, так и её поворот на социалистические рельсы стали для большинства пол­ной неожиданностью, а для «сознательного меньшинства»"—ере­сью, противоречащей всему, чему их обучали, каноническим тек­стам... В этой ситуации выступления Че снова и снова разъясняли кубинцам (и пробудившимся массам региона), что и почему про­изошло с ними... И одновременно эти объяснения должны были «аги­тировать», подготавливая кубинцев к последующему развитию рево­люционного процесса, а латиноамериканскую молодёжь—к тому, чтобы следовать путем Кубы. Между тем к основным теоретическим выводам по этой теме сам Че пришел несколькими годами раньше, ещё к концу войны... Отсюда, по-видимому, и повторения, тем более неизбежные, что и сам стиль Че—жёсткий, логичный, лишённый фиоритур и разговорных интонаций не способствовал семантическо­му разнообразию текстов, единых по своему основному содержанию.

Имею в виду прежде всего «коммунистов и сочувствующих».
27 Предисловие >^,J>

Но критические суждения могут относиться и к самому этому содержанию, к «существу дела».

Первое из них касается «не оправданного и не оправдавшего­ся оптимизма прогнозов» Че — будь-то уверенность в неизбежнос­ти революции в Латинской Америке и её победы или в неуклонном росте коммунистической сознательности народа Кубы; гипотеза о возможности—на этой основе—одновременного строительства со­циализма и коммунизма.

Другое—в связи с тем, что представляется многим главным парадоксом, противоречием, непоследовательностью—и далее по уничижительной нарастающей—установок Гевары. Настойчиво под­черкивая «личность-центричную» систему своего «послания», своего марксизма; любовь (к людям) как непременное и основополагаю­щее качество революционера, Че одновременно—и много раз—де­монстрирует чуть ли не маоистское отношение к человеческим жиз­ням, готовность принести на алтарь освобождения любые жертвы; превращает свою многократно доказанную способность к самопо­жертвованию в императив для миллионов. И подчеркивая необхо­димость готовности к лишениям, и требуя участия в добровольном неоплачиваемом труде, и призывая к вооруженной борьбе, которая —как он сам признает—неминуемо потребует «большой крови»... Как всё это совмещается с исходной посылкой—и императивом— гуманизма в «проекте Че»?

Подобное обличение «волюнтаристской, субъективистской, антигуманистической и т.д.» составляющей послания Гевары явля­ется общим местом либерально-реформистской (и ортодоксально"-коммунистической) критики в его адрес. Именно отсюда—считают некоторые из обличителей—вытекает еще один изъян «мира идей» Че: в нём, действительно, почти не встречается тема политической демократии и даже само упоминание о ней (см. ниже). Из всего этого и делается однозначный вывод: Гевара стремился «загнать народ в свой рай», вопреки его, народа, воле; навязать ему, народу свои уто­пии («нового человека» и т.д.) —если не физическим принуждени­ем, то принуждением моральным, если не насилием, то силой («гип­нозом») примера, но в любом случае—не желая считаться с реаль­ными, сегодняшними настроениями, мироощущением, слабостями и т.д. большинства, с его правом на эти слабости...

Имеется в виду «ортодоксия» 1956-1991 гг. 281 К. Майданик

Ответ Че своим будущим критикам в значительной мере содер­жится в тексте книги. Дискуссия о проблеме «требовательности»—и «права на эгоизм» продолжается. Но кое о чём надо, по-видимому, сказать и в предисловии, используя преимущества, которые даёт нам историческая перспектива, взгляд из следующего века, знание того, что и как произошло за истёкшие сорок лет.

Во-первых, о мере оправданности «оптимизма интеллекта»— вначале и «оптимизма воли»—до конца.

Да, сегодня мы—и современники Че, дожившие до 2005 года, и те, кто родились уже после его смерти—точно знаем, что волна революционного движения в Латинской Америке, на исходе кото­рой погиб Эрнесто Гевара, и следующая волна этого движения—на стыке 60-х и 70-х годов, и третья (центральноамериканская) его вол­на—разбились (за пределами Кубы), так и не прорвав до конца валы сопротивления статус-кво. Однако не заемным знанием из будущего руководствуются те, кто реально желают изменить настоящее ⁰: объективная оценка степени их реализма (авантюризма, волюнта­ризма и т. п.) —требует сопоставления взглядов (и действий) «про­фессоров» с тенденциями их исторического времени. И с этой точки зрения «оптимизм воли» Че представляется совершенно оправдан­ным, а оптимизм интеллекта (уверенность в возможности победы) опирался на вероятностный характер объективного прогноза на ру­беже середины 50-х годов.

Как мне приходилось уже писать «в прошлом веке», главной чертой той, специфической фазы мирового развития²¹, которая при­шлась на годы исторического действия Эрнесто Гевары (почти со­впадая с ним во времени), была «глобальная ситуация высокого уровня альтернативности». Иначе говоря—максимальная выражен­ность—и напряженность, сила и подъём тенденции альтернативно­сти мирового развития, которое пребывало (или во всяком случае— воспринималось, как пребывающее) в ситуации своеобразной би­фуркации, относительного равновесия путей человечества в буду­щее. Ситуация эта возникла (возникала) как равнодействующая процессов послевоенного десятилетия (включая качественное ос­лабление обуславливающих возможностей центра мировой систе­мы¹')—и того нового этапа альтернативного развития и освободи­тельного движения, которым были отмечены 1956-1961 гг.

Это были годы, когда страны альтернативного развития — и прежде всего СССР (и КНР)—объективно доказывали свою способ­ность к соревнованию с Западом—будь-то в космосе, в становящем­ся «третьем мире» или (пока ещё) на идеологическом и даже эконо­мическом поприще. Годы максимальных темпов и напряженности антиколониальной борьбы (в Северной, а затем Тропической и Юж­ной Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии), пере­росшей во многих странах каждого из этих регионов в борьбу за полную политическую независимость и свободный выбор пути раз­вития. Годы начала второй национально-революционной войны во Вьетнаме и поисков новых путей антикапиталистической борьбы на Западе, созревания «гроздьев гнева» 1968 г...

На острие же этого, третьего за XX век подъёма борьбы про­тив системного статус-кво²' оказалась именно Латинская Америка, где закономерности и тенденции, порожденные ситуацией глобаль­ной альтернативности развития, преломлялись и «умножались» им­пульсами, шедшими от ситуации «пика альтернативности» в разви­тии региона... Пройдя через свой «надир» в середине 50-х годов (символом чего для Гевары стали события в Гватемале³') освободи­тельные процессы в регионе вновь устремились из глубины к повер­хности социально-политической жизни⁴'.

За боями в Сиерра-Маэстра последовали события в Колумбии и Венесуэле¹'; рушились диктатуры, гибли или бежали диктаторы, вспыхивали очаги повстанческой борьбы... «Затянувшийся на деся­тилетия кризис структур (последний раз прибегну к «оптовому» са­моцитированию) вступал в свою решающую фазу... Возникла объек­тивная возможность полярного решения комплекса проблем и про­тиворечий «среднеразвитого зависимого капитализма». Эта истори­ческая ситуация превращала народы далёкого (от прежних магистра­лей исторического прогресса), «экзотического» континента в совре­менников и субъектов глобального развития. «Сто лет одиночества» остались позади. История и здесь обретала общечеловеческое дыха­ние, упиралась в глобальные структуры и новейшие проблемы мира, в равнодействующую решения которых Латинская Америка была призвана внести свой вклад—культурой, мыслью, действием...

Поэтому в отблеске борьбы героических десятилетий родилась великая латиноамериканская литература второй половины XX века. Поэтому переместился сюда (60-е годы) центр мировой марксистс­кой мысли. И поэтому юноши 20-х и 30-х годов рождения вырастали здесь в революционных деятелей всемирного масштаба²'...»

Цель этих, затянувшихся «воспоминаний и размышлений» об объективной ситуации в Латинской Америке и мире на стыке 50-х и 60-х годов прошлого века—в том, чтобы снять с Че обвинения в волюнтаристском субъективизме прогнозов и оценок. То, к чему он призывал и что он предсказывал, вполне вмещалось в рамки «объек­тивно возможного». (См. с. 423). Тогда...

Но сказанное выше лишь частично отвечает критикам из ла­геря «антиволюнтаристского гуманизма». Ибо они могут ответить, что в подобной ситуации как раз и не надо было вооруженной борь­бой пришпоривать ход событий. Раз объективные условия в целом —благополучно созревают, надо дожидаться полной их зрелости, а не форсировать ход событий кровью и жертвами...

Чтобы понять логику Че³', надо взглянуть на проблему с дру­гой стороны. Даже с двух.

Во-первых, механизм народной революции второй половины XX века¹', перерастания антиколониальных и антидиктаторских (а впоследствии и «либертарных»—а 1а 1968 г.) движений в борьбу за альтернативный—зависимости и капитализму—путь развития ока­зался иным, нежели соответствующие «механизмы», известные из истории 1917-1923 или 1944-1949 гг.²' Теперь процессы перераста­ния были лишены той социальной, антифашистской или «компар-тийной»³' направляющей, которая в прошлом обеспечивала всту­пившему в бой авангарду поддержку широких масс и даже большин­ства. Возникали многочисленные факторы социальной и политичес­кой блокировки начавшегося процесса⁴'. Они дополнялись внешней его блокировкой — народные революции зарождались и развива­лись в отдалении от евразийского ядра альтернативного развития (а в Латинской Америке—и в непосредственной близости от противо­стоящего ему полюса силы). Все это означало, что инициирующая сила и деблокирующая роль субъективного фактора движения объек­тивно возрастала (конечно, если думать о целях борьбы всерьез), превращалась в непременное условие победы движения.

Но было еще одно обстоятельство, заставлявшее революцио­неров «третьего мира» торопиться, подчас действительно жертвуя собой, своими товарищами, экономическими и иными интересами стран «альтернативного» («социалистического») блока. Речь идёт о той дискретности исторического развития, осознание которой при­шло (в полной мере?) к Че после Карибского кризиса, трудностей и поражений, с которыми в 1962-1964 гг. столкнулись революционные и освободительные движения в Латинской Америке и Тропической Африке. Затем сознание это было усилено отмежеванием Че от тео­рии и практики «реального социализма», расколом мирового ком­мунистического движения, «одиночеством Вьетнама». Возлагать в подобной ситуации все—или главные—надежды на «поступатель­ный ход исторического развития»¹', не считаясь с вероятностью гло­бального перехода империализма в контрнаступление и реставрации капитализма в Восточной Европе—значило для Че и его единомыш­ленников предать интересы человечества и дело своей жизни. Ажер: твы. которых требовала борьба Г если они станут результатом созна­тельного выбора народа) представлялись им—на фоне гекатомб в Алжире, Гватемале, Конго, Индонезии, Вьетнаме—тяжёлой, но не­избежной ценой освобождения, гарантией от будущих гекатомб...

О конкретике выводов, которые следовали — по Че — из дан­ной, сложной ситуации середины 60-х годов в Латинской Амер