Мышление

(1)Я полагаю, что в нервной системе, детерминированной состоянием, нейрофизиологический процесс, состоящий в том, что нервная система взаимодействует с некоторыми из своих собственных внутренних состояний, как если бы они были независимыми сущностями, соответствует тому, что мы называем мышлением. Такие внутренние состояния нервной активности, в остальном подобные другим состояниям нервной активности, участвующим в спецификации поведения, как это имеет место, например, в рефлекторных механизмах, порождают поведение, вызывая в нервной системе специфические изменения состояния. Как понятое таким образом мышление, так и рефлекторные механизмы представляют собой нейрофизиологические процессы, предопределяющие поведение; однако они и различаются между собой, так как в случае рефлекторного действия мы в своем описании можем проследить цепочку нервных взаимодействий, которая начинается со специфического состояния активности на сенсорных поверхностях, а в случае мышления цепочка нервных взаимодействий, приводящая к данному поведению (изменению в эффекторных поверхностях), имеет своим началом некоторое, поддающееся различению состояние активности самой нервной системы, независимо от того, как оно могло возникнуть. Соответственно мышление представляет собой такой модус работы нервной системы, при котором ее внутренняя анатомическая проекция (возможно, многократная) функционально отражается на самое себя.

(2) Процесс мышления, как он охарактеризован выше, по необходимости не зависит от языка. То, что это так даже в случае того, что мы называем «абстрактным мышлением», очевидно из наблюдений за человеческими субъектами с расщепленным мозгом. (Gazzaniga, Bogen and Sperry, 1965). Эти наблюдения показывают, что несмотря на то, что у неречевого полушария отсутствует способность к речи, в нем... могут совершаться операции, которые наблюдатель назвал бы абстрактным мышлением, и что «безъязычие» этого полушария означает лишь то, что оно не может порождать дискурс. Рассуждая о понятиях или идеях, мы описываем собственные взаимодействия с репрезентациями своих описаний, а благодаря операциям в языковой области мы мыслим. Трудность возникает вот почему: вместо того, чтобы присмотреться к тому функциональному процессу, благодаря которому описания оказываются возможными, мы рассматриваем мышление через наше описание в терминах понятий, как если бы мышление было чем-то специфически человеческим и при этом было бы изоморфно представлениям, воплощенным в описаниях.