Глава 16. Все утренние газеты поместили сообщения о демонстрации, но отнюдь не на самом видном месте

Все утренние газеты поместили сообщения о демонстрации, но отнюдь не на самом видном месте. Относительно выдвинутых Дуги в наш адрес обвинений они проявляли большую осторожность. Так же, как и Рейтер, ссылались на «неподтвержденные сведения». Крохотную заметку опубликовала «Файнэншл таймс». Как поведала мне Сьюзен, небольшой сюжет по этому поводу показала региональная программа новостей «Шотландия сегодня». По словам секретарши, наша стычка с Дуги выглядела весьма драматично. Похоже, тот оставил о себе в компании недобрую память.

В одиннадцать ко мне в кабинет зашла Рейчел.

– Прекрасно выглядите, – заметил я.

– Вот какие чудеса могут творить с человеком двенадцать часов сна, – улыбнулась она. – Газеты видели?

– Видел. Неважные у нас дела, а? Хотя могло быть хуже. Во всяком случае, версию Дуги они ничем подтвердить не смогли.

– Никак не пойму, почему он не показал им письмо.

– Вы ведь не верите в его сказки о том, что семья якобы настаивает на анонимности?

– Конечно, нет. Чушь какая‑то.

– А знаете, я ведь вчера вечером опять с ним столкнулся.

– Где?

– У Инч‑Лодж. Заявился со своей псиной. Обещал уничтожить «Фэрсистемс». Посоветовал мне возвращаться в Лондон. В паре с этой зверюгой они выглядели очень убедительно.

– В полицию заявили?

– Заявил, хотя он и предупредил, чтобы я этого не делал. Сегодня утром зашел к сержанту Кокрину. Полицейские пообещали, что разберутся с Дуги. Однако свидетелей происшествия нет, так что возбудить дело они не могут. А от допросов в полиции Дуги, по мнению Кокрина, получает только одно удовольствие. Преследование со стороны властей утверждает за ним репутацию подлинного революционера. Да и права свои он знает досконально.

– И что вы теперь собираетесь делать?

– Во всяком случае, поддаваться на его угрозы не собираюсь. Не выношу, когда меня шантажируют.

– Будьте осторожны, прошу вас. Дуги непредсказуем, неизвестно, что он еще может выкинуть.

– За меня не беспокойтесь.

Рейчел собралась уходить, но тут в кабинет вошла Сьюзен.

– К вам опять Карл Дженсон.

– Дженсон? – Я недоуменно посмотрел на Рейчел, она в ответ пожала плечами. – Ладно, приглашайте. Рейчел, задержитесь, пожалуйста.

Через минуту Дженсон уже был у меня в кабинете.

– Привет, Марк, привет, Рейчел! Ну, как у вас дела?

Я жестом предложил занять ему кресло, однако он направился прямо к электронному «окну».

– Нет, ну до чего же мне нравится эта штуковина! – воскликнул он. – Вы заметили, что солнце в зависимости от времени суток перемещается по небу, а? Класс! А зимой продолжительность дня сокращается?

Я об этом не имел, конечно, ни малейшего понятия и ошеломленно посмотрел на Рейчел.

– Нет, – усмехнулась она. – Здесь у нас круглый год стоит месяц май.

– Клево! – кивнул головой Дженсон. – Надо раздобыть себе такое чудо!

Он наконец уселся в кресло, лицо его приняло серьезное выражение.

– Марк, меня тревожит положение вашей компании.

Черт, берет быка за рога.

– Вот как?

– Именно так. Очень скоро вы станете нашим ключевым поставщиком. В связи с этим хотелось бы знать, сумеете ли вы протянуть еще хотя бы пару лет. Что скажете?

Вот он, тот самый вопрос, что постоянно мучил меня со времени гибели Ричарда. Только сейчас его без обиняков задают прямо в лоб.

– Видите ли, только сегодня утром мы с нашим финансовым директором Уилли Дунканом смотрели цифры и…

– Бросьте вы эту чушь! – гаркнул Дженсон. – Я должен знать наверняка. Выстоит «Фэрсистемс» два года или нет?

– Думаю, да. – Как я ни старался, голос мой предательски дрогнул.

– Вы думаете, да. – Он уставился мне в глаза пронзительным взглядом. – А я думаю, нет. Мне не раз приходилось видеть, как прогорают подобные компании, а в вашем случае все признаки налицо: падение акций, угроза судебной тяжбы, слухи о попытках замять всякие неблаговидные делишки, замена первоначального учредителя управляющим со стороны… Мы это уже проходили!

– Погодите, сейчас я вам все объясню, – запротестовал я. – Нельзя же, в самом деле, винить нас в смерти Ричарда! Производство мы по‑прежнему наращиваем быстрыми темпами…

– Хватит вешать мне лапшу на уши, Марк! – грубо перебил меня Дженсон. – Вы по уши в дерьме, и мы оба это прекрасно знаем. Вам не вывернуться. Сами вчера сказали, что вам чертовски тяжело управлять «Фэрсистемс».

Перед глазами у меня все поплыло, потом завертелось в каком‑то жутком вихре. Если он старался вывести меня из равновесия, ему это блестяще удалось. Однако хуже всего то, что меня внезапно охватила неудержимая паника. Он хочет отобрать у нас проект «Платформа»! А без него нам точно конец. Я беспомощно взглянул на Рейчел. Судя по всему, она тоже была потрясена.

– Не волнуйтесь, – словно сквозь вату услышал я голос Дженсона. – Проект «Платформа» я вам оставлю. Просто мне пришло в голову, что будет лучше, если я придержу предоплату до сентября.

Нет, только не это! Нам отчаянно нужны эти пятьсот тысяч фунтов. В памяти у меня всплыли цифры, которые мы с Уилли проверяли сегодня утром, – к концу июня компания останется без наличности.

– Мистер Дженсон, – еще раз попытался урезонить я его. – Сами знаете, как для такой небольшой и только встающей на ноги компании, как наша, важны поступления наличных средств. Если мы вовремя не получим деньги, которые вы нам должны, то окажемся в крайне затруднительном положении. Отсрочка платежа является нарушением контракта, и мы будем вынуждены прекратить работы по проекту «Платформа».

Условий контракта я, конечно, не знал, но мне требовалось его как‑то припугнуть.

– Ну уж нет, братишка! Проект вы обязательно завершите, иначе вам крышка.

Меня загнали в угол, однако я еще пытался сопротивляться. Попробуем компромисс.

– Сделаем так, – предложил я. – Вы выплачиваете двести пятьдесят тысяч сейчас, а остальное в июле.

– Не пойдет, – стоял на своем Дженсон. – Через месяц вашей компании не станет, а я потеряю три четверти миллиона долларов. Допустить такое – это же полный идиотизм! А я, знаете ли, не идиот. Протянете до сентября – получите деньги. Вы же финансист, так что наличность найти сумеете. Просто позвоните своим дружкам с Уолл‑стрит.

– Карл, это же несерьезно, – угрюмо проговорила Рейчел.

– Что ты, это очень серьезно. Ты уж меня прости, Рейчел.

– Если вы отказываетесь платить причитающиеся нам деньги, мы аннулируем проект «Платформа», – вновь пригрозил я. – И подадим на вас в суд.

– Как вам угодно! – вскинул руки Дженсон. – Подумайте хорошенько. Сегодня я вылетаю в Штаты. Позвоните мне завтра и сообщите о своем решении. Всего доброго.

Через мгновение он исчез за дверью.

Я закрыл лицо руками. Черт, черт, черт! Вот и все. Нам конец. Теперь «Фэрсистемс» никак не выкрутиться. Не прошло и двух недель, как я возглавил компанию Ричарда, и все рухнуло. Я выпрямился. Рейчел, судя по ее виду, все еще не могла прийти в себя.

– Вы ожидали чего‑нибудь подобного? – спросил я ее.

– Нет. В голове не укладывается. Дженсон не может просто так от нас отказаться, мы для него слишком важны.

– Отказался же тем не менее.

– А что будет с проектом «Платформа»?

– Да пошел он к чертовой матери! – раздраженно выкрикнул я, но тут же одернул себя. – Нет, работы по проекту продолжаем. Только Дженсону ничего больше не поставлять. Это возможно?

– Наверное.

– Хорошо. Значит, проект идет своим чередом – на тот случай, если Дженсон передумает. Надеюсь, мне не придется опять иметь с ним дело, но у нас может не остаться другого выхода. Дженсон прав, проект наша единственная надежда. Теперь, полагаю, мне следует все рассказать остальным директорам.

Через пару минут к нам присоединились Дэвид и Уилли. Я сообщил им о случившемся.

Уилли шумно втянул в себя воздух и забормотал что‑то себе под нос – молился, судя по тому, что несколько раз произнес имя Божье. Дэвид же нисколько не взволновался, напротив, новость, казалось, его даже обрадовала.

– Что же нам теперь делать? – плачущим голосом проговорил Уилли.

– Сколько, по‑вашему, мы сможем продержаться без денег Дженсона?

Уилли разложил перед собой бумаги, которые держал в руках.

– Еще недели четыре. На июньскую зарплату средств уже не будет.

Сегодня девятнадцатое мая. Жалованье в «Фэрсистемс» выдают по пятнадцатым числам. У нас меньше месяца.

* * *

В тот вечер я возвращался в Керкхейвен в крайне подавленном состоянии. Медленно вел машину по набережной, отыскивая взглядом Дуги. А точнее, его псину. Потом прошелся по причалу, присел и погрузился в невеселые мысли.

Итак, полный провал, иначе не скажешь. Я проиграл и подвел самых близких мне людей. Карен. Отца. Ричарда. Дай Бог, если его компания переживет своего основателя хотя бы на два месяца.

Я понимал, что моей вины здесь нет. Однако я привык побеждать, привык к тому, что мне всегда везло, привык делать деньги. В глубине души я верил в то, что человек сам хозяин своего счастья, был убежден, что лишь неудачники пытаются объяснять все свои невзгоды «объективными обстоятельствами».

Надо смотреть правде в глаза – я абсолютно не разбираюсь в виртуальной реальности, не умею вести бизнес. Я изо всех сил старался игнорировать этот факт, полагаясь в решении проблем на свой опыт и здравый смысл. Однако в данный момент от моей уверенности в себе не осталось и следа. Соренсон, видимо, тоже поверил в меня совершенно напрасно.

И до сих пор я не имею ни малейшего представления, кто убил Ричарда.

Я обвел взглядом раскинувшееся передо мной море. Щек коснулся налетевший оттуда порыв ветра. До чего же холодно! Вдруг ощутил ледяные капли на щеках – вот, теперь еще и дождь пошел… Я зябко поежился.

Какого черта я здесь потерял?

В Лондоне сейчас не меньше семидесяти градусов.[23]Сидел бы у себя на террасе, пил пиво и ждал, когда придет домой Карен. Внезапно накатили воспоминания о суете операционного зала в «Харрисон бразерс», словно острая тоска по былой жизни в большой счастливой семье. Грег, Эд, другие мои коллеги, мониторы, сделки…

А еще там Карен. Она казалась такой от меня далекой! Допускаю, что это была лишь игра воображения, но я чувствовал, что разделяющее нас расстояние пагубно сказывается на наших отношениях. И если это так, то что я здесь делаю? Мне надо проводить с ней как можно больше времени.

Значит, решено. Субботу и воскресенье я побуду с Карен, а в понедельник отправлюсь в «Харрисон бразерс».

* * *

– Ну, давай рассказывай, – попросила Карен.

Она с бокалом вина в руке уютно свернулась на софе. Выглядела она обворожительно, пышные светлые волосы рассыпались по плечам, которые майское солнце уже тронуло легким загаром. Из‑под голубого летнего платья соблазнительно выглядывают стройные икры.

Все время после обеда мы провели на скачках в Сэндауне. День выдался удачным. Баскерс Бой впервые бежал двухмильную дистанцию, и я поставил на него сто фунтов. Он пришел вторым, но уступил в равной борьбе, отстав от победителя всего на корпус. Так что особой досады от проигрыша я не чувствовал. Зато Карен угадала три раза подряд, выиграла пятьдесят фунтов и пребывала в приподнятом настроении.

Когда мы вернулись домой, я приготовил ужин, и сейчас мы, попивая вино, болтали с ней о том о сем. Карен тщательно избегала говорить о «Фэрсистемс», за что я ей был весьма признателен. Однако теперь я сам хотел обсудить с ней сложившееся в компании положение.

– По‑моему, «Фэрсистемс» идет к банкротству, – признался я.

– Если цена ее акций упала до трех долларов, дела плохи, – согласилась Карен.

– Ну, полагаю, на рынке еще не знают, насколько они в действительности плохи. Последнее падение акций было вызвано шумихой насчет того, что виртуальная реальность убивает людей. Это само по себе неприятно. Но еще неприятнее то, что мы потеряли крупнейшего заказчика.

Я изложил ей подробности нашей встречи с Дженсоном и все, что знал сам о проекте «Платформа». Рассказал и об угрозах Дуги.

– Ты ни в чем не виноват, – выслушав меня, с сочувствием заметила Карен.

– Только я и виноват! – возразил я с такой запальчивостью, что Карен испуганно отпрянула. – Извини. Но ведь я тебя подвел. Это же я вас всех подвел!

– Глупость какая! Ты же ничего не мог поделать. И где твоя знаменитая непредубежденность, беспристрастность и независимость? Ты поддаешься эмоциям.

– А как же иначе? Это ведь компания моего брата, в конце концов!

– Ну ладно, хорошо, успокойся, – увещевающим тоном проговорила Карен. – Марк, я понимаю, как много значит для тебя «Фэрсистемс». Ты старался изо всех сил. Больше ты ничего сделать не можешь. Да и никто другой тоже. Смотри правде в глаза – эта сделка принесла тебе убытки. Что ж, надо уметь проигрывать. И постараться спасти хоть что‑нибудь, пока еще есть время.

Ее слова, полные здравого смысла и рассудительности, были как яркий луч, пробивающийся сквозь сгустившиеся надо мной черные тучи тревог и отчаяния.

– На сколько вам хватит наличности? – спросила Карен.

– На месяц, не больше.

– Значит, можно еще успеть продать компанию. Ты упоминал о каком‑то покупателе. Продай «Фэрсистемс» и забудь о ней навсегда. Забудь этого своего психа Дуги. Возвращайся в Лондон.

Я задумался над тем, что она сказала. Сейчас компанию на плаву может удержать только чудо. Если доведем дело до банкротства, никто ничего не выгадает. А вот если продадим, то по крайней мере сотрудники не останутся без работы, да и созданная Ричардом технология не пропадет втуне. Отцу такое решение может оказаться не по душе, Рейчел тоже. Но другого выхода нет.

– Ты права, – с облегчением вздохнул я. – Все, компанию я продаю.

* * *

Мы уже довольно давно не ласкали друг друга. Я страшно соскучился по Карен. И все‑таки этой ночью у нас опять получилось не очень. Из‑за меня? Из‑за нее? Я терялся в догадках.

– Я что‑нибудь не так сделал? – набравшись духу, спросил я Карен.

– Да что ты, милый! Ты был просто великолепен, – успокоила она меня.

Озадаченный, я повернулся на бок и приказал себе спать.

* * *

Удивительно, но как только я принял решение продать компанию, в голове у меня все сразу встало на свои места. Нет, я по‑прежнему очень переживал. Я не справился. Меня мучила совесть из‑за того, что я предаю Ричарда, желавшего, чтобы «Фэрсистемс» оставалась самостоятельной. И отца я подвел.

Я также потерпел сокрушительный провал в попытках прояснить обстоятельства гибели Ричарда. Меня не покидала уверенность, что его смерть каким‑то образом связана с «Фэрсистемс», однако дальше смутных догадок дело не шло. Да и как мне докопаться до истины, если это и полусотне полицейских Файфа оказалось не по силам?

Карен права. Я попал в тяжелое положение и ничего не могу поделать, чтобы его изменить. Надо смириться с убытками, выйти из этого бизнеса и искать другие возможности.

Единственное, что мне во всем этом по‑настоящему претило, так это то, что Дуги мог вообразить, будто он нагнал на меня такого страху, что я решил сбежать. Но это во мне говорит самолюбие. А если честно, то век бы мне эту чертову псину больше не видеть!

В воскресенье вечером я позвонил Соренсону и сообщил ему о своем решении. Когда я рассказал об отказе Дженсона выплатить нам аванс, он, естественно, понял, что положение безвыходное. Меня в происшедшем он, судя по всему, не винил и полностью поддержал мое предложение продать компанию. Пообещал переговорить с отцом, который и перезвонил мне уже через полчаса.

– Только что говорил с Уолтером, – сказал отец.

– Очень жаль, папа, но компанию придется продать.

– Понимаю, – тяжело вздохнул он. – Ужасно…

Тягостное молчание.

– Уолтер уверяет, что ты тут ни при чем. Спасибо, что старался помочь.

– Ну, о чем ты говоришь, папа.

Его слова, вероятно, должны были служить утешением, но меня не покидало ощущение, что я его крепко подвел. И, к величайшей моей досаде, меня это мучило.

* * *

Я с удовольствием окунулся в знакомую шумную суету операционного зала в «Харрисон бразерс». В радостном предвкушении направился к своему столу. Согласно данным на конец недели, операция, которую мы с Эдом начали в прошлом месяце, начала наконец оправдывать мои ожидания.

– Привет, Эд, – поздоровался я с ним, включая свои мониторы и выводя на них сведения о рынке государственных облигаций США.

Эд в это время говорил по телефону и в ответ только помахал мне рукой.

А я был прав! Разница в доходности двух‑ и десятилетних государственных облигаций США сократилась с 1,40 до 1,28 процента. Я мысленно произвел кое‑какие расчеты. Прибыль на вложенную нами в них сотню миллионов долларов составила чуть ли не миллион. Неплохо, совсем неплохо!

– Эй, ты только посмотри! – позвал я Эда, который уже положил трубку. – Красиво сработано, а?

Он смущенно заморгал и принялся чесать в затылке. Ого, здесь что‑то не так. Я пристально посмотрел ему в глаза.

– Надеюсь, у нас с этой сделкой все в порядке? – уже охваченный недобрыми предчувствиями, осторожно поинтересовался я.

– Не совсем, – потупился Эд.

– Как это понимать?

– Я ее закрыл на прошлой неделе.

– Вот оно что… И сколько на ней заработал?

Эд заерзал в кресле. У него, похоже, начался невыносимый зуд между лопатками, и он, сморщив лицо в болезненную гримасу, весь ушел в попытки дотянуться рукой до этого места.

– Скорее, понимаешь ли, не заработал, а вроде как слегка потерял, – промямлил он наконец. – Двести сорок тысяч убытка, если точно. Пару дней какой‑то крупный клиент продавал десятилетние, покупал трехлетние. Рынок маленько тряхнуло, тенденция наметилась для нас невыгодная, вот я и вышел из игры. А рынок тут же вернулся к прежним позициям.

Я не верил своим ушам. Я ведь ясно инструктировал Эда продолжать операцию. Как же он умудрился потерять такие деньжищи? Какой же я глупец, что доверился этому болвану!

Эд по выражению моего лица понял все, что я о нем думаю, и вновь сморщился как от боли.

– Ну, что ты на меня так смотришь! Это Этьен велел мне закрыть сделку.

– Этьен? А он‑то здесь при чем?

– При том, что после твоего отъезда он глаз с меня не спускал, следил за каждым моим шагом. И как только десятилетние пошли вниз, сразу распорядился принять меры по минимизации убытков.

– А почему ты не позвонил мне в «Фэрсистемс»?

– Да звонил я! Тебя не было на месте.

Тут я вспомнил, что получал сообщение с просьбой связаться с Эдом. А я оставил его без внимания, с головой ушел в дела компании.

– Этьен приказал избавляться от облигаций, не медля ни минуты, – продолжал оправдываться Эд. – А через два часа после того, как я продал наш пакет, они стали подниматься.

Я был взбешен, но злился не на Эда. В основном на самого себя. А Этьена я готов был просто убить.

– Ладно, Эд, не переживай, – попытался успокоить я его и отправился искать Этьена.

Эд понуро втянул голову в плечи, вновь схватился за телефонную трубку и вперился взглядом в мерцающий экран монитора.

Этьен стоял рядом с Грегом, перебирая какие‑то бумаги на столе.

– Этьен, можно тебя на пару слов? – обратился я к нему.

– Попозже, дружище, сейчас я занят, – ответил он с присущим только ему своеобразным акцентом.

По‑английски Этьен говорил отлично, однако некоторые слова в его произношении звучали, как невероятная смесь кокни[24] и парижского диалекта. При его лощеной внешности получалось это особенно забавно.

– Да нет, именно сейчас, – настаивал я. – Зачем ты велел Эду Бейлису продать мой пакет государственных облигаций?

– Сказал же, попозже. Сказал же, сейчас я занят, – даже не глядя на меня, надменно бросил Этьен и с демонстративно озабоченным видом поднял трубку телефонного аппарата Грега.

Я бесцеремонно выдернул шнур из розетки. Этьен повернулся ко мне, в глазах его плясали злые огоньки.

– На этой сделке мы могли бы заработать миллион долларов. А вместо этого потеряли две сотни тысяч! – При этих моих словах в операционном зале наступила мертвая тишина.

– С такой крупной сделкой Эд все равно бы не справился, – ответил он, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Он еще молокосос. Уже спустил двести тысяч долларов, когда я вмешался. Сколько еще я должен был ждать? Пока он не потеряет полмиллиона?

– За операцию отвечал я. Мог бы мне позвонить.

– А ты сам за последние две недели сколько раз сюда звонил, а?

На какое‑то мгновение я растерялся, не зная, что ему на это сказать.

– Ну, как бы…

– Ни одного! – театрально возопил он. – Ты оставляешь пакет стоимостью в четыреста миллионов долларов на попечение парня, который и трех месяцев не проработал. Да еще в самой сложной за многие годы ситуации на рынке. И даже не удосужился ему позвонить! С тобой просто опасно иметь дело, дружище. Смертельно опасно!

Я не стал с ним препираться. Если бы Этьен не вмешался, только одна эта операция во многом помогла бы нам компенсировать те 2,4 миллиона долларов убытков, которые мы потерпели после заявления Гринспэна. Я был зол на Этьена, но одновременно на чем свет стоит клял самого себя. Отчасти Этьен был прав, я должен был контролировать ход операции. Господи, ну что мне стоило перезвонить тогда Эду!

Я решил не вступать в дальнейшие пререкания с Этьеном, заставил себя повернуться к нему спиной и неторопливо зашагал к своему столу. Эд при моем приближении вновь заерзал в кресле. Этьен, не скрывая раздражения, пулей вылетел из операционного зала, а Грег решительно направился к нам.

– Похоже, с этой сделкой вы дали маху, а?

– Да иди ты, – буркнул я.

– Как ты, приятель?

– Бывало и получше.

– А как там в Шотландии?

– Не очень. «Фэрсистемс» скорее всего придется продать.

– Паршиво, – сочувственно проговорил Грег. – Значит, скоро опять к нам?

– Видимо, так.

– Вот это здорово. Мы по тебе уже соскучились. – Он кивком головы указал на Эда: – А он без тебя тут неплохо управлялся. Жаль, что я не смог помешать Этьену закрыть сделку. Кстати, Эд подсобил мне отыскать на твоем «Бондскейпе» пару‑другую отличных возможностей.

– Ну, тебе ж всегда везет.

– Нет, серьезно. Держался он молодцом. – С этими словами Грег двинулся к кофеварке.

– Признаю, это моя ошибка, – обернулся я к Эду. – С этого дня без согласования со мной ничего не продаешь и не покупаешь. А я обещаю регулярно тебе звонить. Договорились?

– Договорились.

– Так, и что же нам теперь делать? – задумчиво протянул я. – Начинать всю операцию с десятилетними и двухлетними заново сейчас уже не имеет смысла. Однако деньги, которые мы потеряли в прошлом месяце, как‑то возвращать все равно надо.

– Есть тут у меня одна идея, – неуверенно сказал Эд, с опаской заглядывая мне в глаза.

А Грег все‑таки прав, Эд у нас умница, с облегчением подумал я.

– Ну‑ка, ну‑ка, выкладывай. – Я старался казаться как можно больше заинтересованным.

– Взгляни сам, – показал он на подключенные к «Бондскейпу» очки.

Аппарат, судя по всему, прочно занял самое почетное место среди множества других, загромождавших его стол.

Я придвинул кресло, надел очки и перенесся в мир «Бондскейпа». Передо мной расстилались пологие зеленые холмы и рассыпанные по ним здания. Ощущение было одновременно волнующим и умиротворяющим. Вдохновляло то, что в буквальном смысле оказываешься в гуще мировых финансов, где оперируют головокружительными миллиардными суммами. Подавляли уже одни только размеры и могущество рынков мирового капитала. Когда они находились в быстром движении, впечатление создавалось просто пугающее – тебя грозили раздавить стремительно меняющиеся в размерах здания, одни взмывали ввысь над твоей головой, другие проваливались в бездну под твоими ногами.

Однако в такие спокойные дни, как сегодня, здания тихо и мирно нежились на склонах холмов под лучами виртуального солнца. В безоблачном небе с царственной вальяжностью парил орел.

Я очутился у подножия необыкновенно высокого здания, к которому лепились другие, гораздо меньших размеров. Над каждым из них развевался итальянский флаг. Небоскреб занимал на местности весьма внушительную площадь. Это означало, что он представляет крупный выпуск итальянских государственных облигаций, своей доходностью превосходящих другие аналогичные ценные бумаги.

– Это СКТ, август ноль один, – объяснил мне Эд.

Он имел в виду, что заинтересовавшие меня облигации называются «Сертификате ди кредите дель тезоро», а срок их погашения наступит в августе 2001 года. Они полностью обеспечивались итальянским государством.

Я «вскочил» на крышу здания и проверил доходность этих бумаг. На два с половиной процента выше курса, предлагаемого на межбанковских торгах в Лондоне. Невероятно! Другими словами, можно занять денег, купить эти облигации и практически без всякого риска получить прибыль в размере двух с половиной процентов. «Бесплатный завтрак», как мы говорили.

– А чего они такие дешевые? – удивился я, снимая очки.

– По многим причинам, – усмехнулся Эд. – Во‑первых, итальянцы решили взимать подоходный налог с держателей СКТ, и все тут же спешно принялись от них избавляться. Потом умникам из министерства финансов Италии пришло в голову выбросить в обращение крупнейший в истории выпуск СКТ.

– А разместить им его не удается, – догадался я.

– Точно, полный провал. Идут они по девяносто пять, а должны были бы продаваться по девяносто восемь.

– Вот черт, тут какой‑то подвох…

– Да нет здесь никакого подвоха, – заверил меня Эд.

Не меньше получаса я ломал голову над всевозможными вариантами, выискивая какую‑нибудь скрытую каверзу, на которой мы могли споткнуться при сделке с этими облигациями. Потом сдался. Эд прав, никакого подвоха не обнаруживается.

И мы купили СКТ на сто миллионов долларов, после чего я отбыл в Шотландию.