Глава 3. На следующее утро в семь пятнадцать я уже сидел за рабочим столом с чашкой кофе и рогаликом

На следующее утро в семь пятнадцать я уже сидел за рабочим столом с чашкой кофе и рогаликом. Столь же рано в операционном зале появились и многие другие, что меня совсем не удивило. Работы нам всем предстояло невпроворот.

Не без душевного трепета включил я компьютер. На большой сероватый экран монитора я мог вывести весь спектр цен, передаваемых Рейтер и Телерейтингом, а потом манипулировать ими как заблагорассудится. Рядом с ним стоял дисплей Блумберга,[5]который обеспечивал меня графиками, отражающими соотношение всего ко всему, что только может прийти в голову. Пока оживали их экраны, я посмотрел, что за ночь преподнес мне рынок.

Так, в Нью‑Йорке все без изменений, в Токио цены опять упали. Котировка акций «Рено», которые я приобрел вчера, слегка понизилась, моя сделка принесла небольшой убыток. Ничего страшного, еще не вечер. Грег на вчерашних долгосрочных тоже потерял, правда, совсем немного.

Я посмотрел в его сторону – он, положив телефонную трубку, заполнял бланк только что заключенной сделки.

– Грег, ты уж прости за вчерашние облигации, – обратился я к нему.

– Брось ты! Тут прямо как на весенней распродаже. Они подешевели еще на четверть пункта, так что я снова кое‑что прикупил!

Должен признать, Грег гораздо смелее и азартнее меня. В конечном итоге мы завершали год с одинаковыми финансовыми результатами, однако мои прибыли носили характер ежемесячных и примерно равных по сумме поступлений, в то время как у Грега сваливались огромными порциями, словно в результате колоссальных взрывов.

Пришел Эд, явно удивленный моим столь ранним появлением в операционном зале. Под глазами черные круги; увеличенные толстыми линзами очков, они становились особенно заметны.

– Не спал? – сочувственно спросил я.

– Почти, – смущенно признался он. – Названивал в Токио.

Современная техника позволяет отслеживать рынок двадцать четыре часа в сутки. Однако человеческий организм – штука тонкая и хрупкая, и всякий, кто пытается заниматься делами среди ночи, обречен на частые ошибки. Поэтому я лично ночью предпочитаю спать, а на рынке тем временем пусть все идет своим чередом.

Подошел Боб Форрестер.

– Ну, помогла тебе твоя машинка? – не без язвительности кивнул он на «Бондскейп».

Удар ниже пояса, и он знал это прекрасно.

– Судить пока еще рано, – сохраняя спокойствие, ответил я. – Потенциально у нас очень сильные позиции. Уверен, что свои деньги мы вернем.

– Уж постарайся, сделай милость. Ты неплохой агент, сынок. Не хочется, чтобы ты тратил все свое время на дорогостоящие забавы. Пусть эта железяка побудет здесь до конца недели, но если к тому времени у тебя не будет результатов, чтоб я ее в моем операционном зале больше не видел. Понял?

Я понял. Боб пошел восвояси, а я обернулся к Эду:

– Так, давай заряжать. Нам надо где‑то раздобыть два миллиона долларов. Придется попотеть.

Мы надели очки, подключенные к «Бондскейпу», и нам открылся знакомый ландшафт. Накануне мы искали облигации, котировки которых как‑то отличались от других. Сейчас я хотел сосредоточиться на тенденциях, порожденных повышением процентных ставок.

Сразу бросалось в глаза, что склоны почти всех холмов стали более пологими. Особенно это было заметно в американском секторе. Разница в доходности двухлетних и десятилетних государственных облигаций сократилась с 1,6 до 1,4 процента. Как я предполагал с большой долей уверенности, к исходному уровню она уже не вернется, напротив, эти показатели будут продолжать сближаться. До заявления Гринспэна процентные ставки в США были слишком низкими, и это порождало реальный риск того, что инфляция вновь поднимет свою голову. Теперь председатель ФРС, несмотря на политическую оппозицию министерства финансов, похоже, твердо намерен поднять процентные ставки по краткосрочным облигациям. Если он останется на этой своей точке зрения, а я считал, что именно так и произойдет, то они будут повышаться и повышаться, что в перспективе снизит инфляционные ожидания. Следовательно, Марк, валяй продавай двухлетние государственные облигации и покупай десятилетние.

Вот мы и продали двухлетних облигаций на четыреста миллионов долларов и купили на сто миллионов государственных обязательств со сроком погашения через десять лет.

Теперь нам оставалось только ждать.

* * *

Позже тем же утром мне позвонил брат.

– Я опробовал «Бондскейп». В боевых условиях, – горя нетерпением, выпалил я.

– Ну да! И как? – В голосе его слышалось столь же нетерпеливое ожидание.

– Потрясающе! Просто класс! Понимаешь, как будто я и вправду очутился внутри рынка, ощущал малейшее его движение.

– А как ландшафт? Помогает? Или только мешает работать?

– Да ты что! Еще как помогает.

Дело в том, что я и компания, производящая программное обеспечение по финансам, предлагали, чтобы «Бондскейп» отображал доходность облигаций в графиках. Ричард же настаивал на том, что пребывающий в постоянном движении ландшафт будет представлять информацию более наглядно и в той форме, что доступна интуитивному восприятию. Как всегда, он оказался прав.

Я принялся описывать в мельчайших подробностях, как работал с «Бондскейпом», Ричард послушал меня пару минут, после чего перебил, сообщив, что торопится на самолет в Лондон.

– У меня там важная встреча. Не возражаешь, если потом заскочу к тебе? Мне надо бы кое‑что спросить у вас с Карен.

– Конечно, Ричард! – Надо сказать, он меня заинтриговал. – А в чем дело?

– Сейчас говорить неудобно. Потом скажу, идет? Где встретимся? Во сколько?

– Давай в семь. Пропустим по стаканчику в «Виндзор‑касл», потом вместе поужинаем. А переночуешь у меня, если захочешь.

– Спасибо. Договорились. Значит, в семь.

Предстоящей встрече с Ричардом я страшно обрадовался. Я с упоением работал вместе с ним над «Бондскейпом» и теперь очень скучал по брату. Основанная им компания «Фэрсистемс» находится в Нью‑Тауне, графство Файф. Несмотря на разделявшее нас расстояние, духовную близость мы не утратили. Да и виделись чуть ли не каждый месяц, обычно в Лондоне, хотя иной раз и я отправлялся к нему в Шотландию на выходные.

Я расплылся в улыбке. Ричард остался доволен тем, как проявил себя «Бондскейп» на практике. А я всегда рад потрафить моему старшему братцу.

* * *

Грегу я сказал, что меня мучит жажда и перед уходом мне просто необходим хотя бы глоток воды. Он хмыкнул с понимающим видом, и мы задержались около титана. В группе Карен назревал скандал.

Упираясь кулаками в столешницу, жилистый мужик хорошо за сорок орал на совсем молоденькую девушку, сидевшую через пару стульев от него.

– Побойся Бога, Салли! Я же знаю, что у этих шотландских придурков есть акции «Кэрмарк». Это ж надо спятить, чтобы не сбыть их за такую цену. Тебе просто надо подсуетиться, чтобы они продали их мне!

Джек Тенко, прожженный маклер с невыносимо желчным характером, которого перевели в Лондон из Нью‑Йорка, поскольку там его выносить уже больше никто не мог, яростно чавкая жевательной резинкой, сверлил девушку злобным взглядом.

Ей только‑только перевалило за двадцать, короткие темные кудряшки, очки на аккуратненьком носике. Девчушка была явно испугана. Сидевшая рядом с ней Карен говорила по телефону, но в то же время внимательно следила за происходящим.

– Послушай, Джек, но они же не хотят говорить мне, что у них в портфеле, – чуть не плача, запротестовала девушка. – Заявляют, что подобную информацию никому не дают.

– Ах вот как! Так откуда же тогда, на хрен, я ее получил, а? Садись за телефон и давай мне этот хренов пакет сию же минуту!

Салли в полной растерянности перевела наполненные слезами глаза на телефонный аппарат. Она знала, что, если еще раз позвонит клиенту, тот будет, мягко говоря, недоволен. Если не позвонит, Джек озлобится еще больше. Она потянулась к телефону. Карен положила трубку и вскинула руку.

– Минутку, Салли!

Теперь горящий яростью взгляд Джека прожигал Карен.

– Джек, ты думаешь, что знаешь, какие акции у клиента Салли, только потому, что за обедом кто‑то что‑то сболтнул тебе в пабе. Так?

– У меня есть свои источники, – надменно буркнул Тенко.

– Тебе прекрасно известно, что и в лучшие времена с этими ребятами договориться непросто. Они имеют дело с очень узким кругом посредников, и нас в этом списке нет. Можешь орать на Салли сколько влезет, это ничего не изменит.

– Так пусть она обеспечит, чтобы нас в этот хренов список включили!

– Может, и обеспечит. Но ей нужно время. И твоя помощь.

– Ладно, хрен с вами! – пробормотал Тенко, смерив Карен и Салли испепеляющим взглядом. – Мне все равно, кто из вас двоих добудет эти «Кэрмарк». У меня огромный заказ, а рынок скачет, как угорелый.

Мы с Грегом посмотрели друг на друга и пошли прочь.

* * *

Мы сидели за стойкой в «Виндзор‑касл», приканчивая по второй пинте пива. Нам нравился этот небольшой старый паб в Кенсингтоне с его тремя тесно расположенными стойками и достаточным числом настоящих знатоков и ценителей выпивки, чтобы не допустить превращения царящей здесь душевной обстановки в атмосферу беспробудного тупого пьянства. Грег сказал, что хочет познакомиться с моим братом, и я взял его с собой на встречу с Ричардом. Пришли мы немного раньше назначенного часа. Нас, понимаете ли, мучила жажда.

Спустя некоторое время я увидел долговязую фигуру брата, проталкивающегося сквозь переполнявшую паб толпу.

– Пинту пива? – предложил я Ричарду.

– Да, пожалуйста, – обрадованно согласился он. – Как раз то, что нужно. Целых два часа убил на одного из наших японских клиентов. Господи, просто мрак какой‑то! Нет, парень, с которым я встречался, вполне нормальный, мне он даже понравился. Но вот его боссы в Японии… Ну, хоть столечко уступить не хотят, уперлись, и все тут.

Я получил пинту и вручил кружку Ричарду. Он залпом осушил чуть ли не половину. Когда мы рядом, в нас сразу можно признать братьев – носы и подбородки одной формы. Ричард, однако, на пять лет старше меня и выше на три дюйма, его рост зашкаливает за шесть футов четыре дюйма. У него отцовские голубые глаза и светлые волосы, у меня волосы темные и кудрявые, а глаза почти черные – в мать‑итальянку. Так что меня часто принимают за итальянца, а Ричарда за норвежца. Он у нас красавчик, к тому же чертовски обаятелен, что действует одинаково неотразимо как на мужчин, так и на женщин. Вне всяких сомнений, тот самый случай, когда старшим братом восхищаешься, завидуешь ему и стараешься во всем подражать.

Я познакомил его с Грегом.

– Так, значит, вы имеете несчастье работать с моим братишкой? – усмехнулся Ричард.

– И не говорите, – не стал возражать Грег. – Трудно мне с ним, вы уж поверьте. Но для твердолобого британца он не так уж и плох. Даже выручает меня время от времени. – Грег тепло мне улыбнулся.

– Да не может быть!

– Точно вам говорю. Я не успел проработать в Лондоне и двух недель, как чуть не прогорел по‑черному. Набрал долгосрочных государственных облигаций на миллиард долларов, а министерство финансов США возьми да и выстави их на продажу прямо в ходе торгов. Понимаете, им понадобились деньги, но вместо того, чтобы выпустить новые ценные бумаги, американское правительство решило продать те, что уже были в обращении. На восемь миллиардов долларов. Неудивительно, что мои облигации полетели ко всем чертям, – объяснял Грег Ричарду. – И тут подходит вот этот парнишка и предлагает взять у меня половину пакета. Ну, несколько недель, правда, нам с ним пришлось здорово попыхтеть, однако в конечном итоге выпутались мы целыми и невредимыми. Так что я все еще здесь, как видите, и по‑прежнему торгую облигациями.

Я был рад, что сумел тогда помочь Грегу, хотя рисковал при этом невероятно. Во многих компаниях, включая «Харрисон бразерс», агенты конкурируют между собой ради репутации и премиальных, я же придерживаюсь того мнения, что на рынке и без того работать крайне трудно, поэтому чем больше у тебя друзей, тем лучше. Грег, в свою очередь, тоже пару раз спасал меня от крупных неприятностей.

– Грег, кстати, второй на свете человек, который воспользовался «Бондскейпом» в трудную минуту, – с гордостью сообщил я.

– Правда? И что вы о нем думаете? – встрепенулся Ричард.

– Штука великолепная! – воскликнул Грег. – Пейзаж, все эти прелестные домики, целый день так бы и бродил среди них… Хотя у меня есть одно маленькое пожелание.

– Ну‑ка, ну‑ка! – оживился Ричард.

– Хорошо бы добавить роскошный пляж с белым песочком, ну там пальмочки всякие… И, конечно, пару‑другую шикарных девчонок. Это бы так дополнило общую картину! Понимаете, встретил блондинку, беги покупать, брюнетку – продавай, не медли…

– Ох, боюсь, для этого придется крепко поломать голову, – расхохотался Ричард.

– А я ради такой цели был бы просто счастлив помочь, чем смогу. – Грег подвинулся, пропуская к стойке какого‑то целеустремленного старикашку, жаждущего получить свои полпинты «Гиннесса». – А если серьезно, то ваш прибор работает просто прекрасно. Надеюсь, вы не собираетесь распространять эту систему для общего пользования?

– Думаю, на рынок она поступит не раньше чем через шесть месяцев.

– Вот и хорошо.

– Ах, даже так? – усмехнулся Ричард. – Неужели «Бондскейп» и вправду дает такое преимущество?

Грег только лукаво улыбнулся и отхлебнул большой глоток пива.

– И еще. Что вообще такое эта чертова виртуальная реальность? Имею в виду, что еще может ваш «Бондскейп»? – полюбопытствовал он.

– Ну, виртуальная реальность способна помочь вам в самых разных делах. И в большинстве случаев создает картины куда правдоподобнее ландшафта рынка облигаций.

– Например?

– Например, в медицине. Хирурги могут проводить виртуальные операции, а выздоравливающие после серьезных травм пациенты, прежде чем вернуться в реальную действительность, могут адаптироваться к ней в виртуальном мире. Архитекторы могут создавать виртуальные сооружения, скажем, спроектировать виртуальную кухню и походить по ней, попробовать, насколько удобно там управляться с кастрюльками и сковородками. Ну и конечно, весьма много может дать ее использование в военной области…

– Что?! Могу себе представить вояк, шныряющих по полю боя в этих фантастических шлемах!

– Вы меня не поняли. Весь фокус в том, что им на поле боя и появляться не надо. Вы просто создаете виртуальный театр военных действий, где экипажи смогут управлять танками, а пилоты станут вести воздушные бои. Так намного проще. И, что еще важнее, гораздо дешевле.

– Как в аркадных играх по телику,[6]что ли?

– И это тоже виртуальная реальность. К слову сказать, в сфере развлечений ее применение пока оказывается наиболее успешным.

– Да? – с сомнением хмыкнул Грег. – Так ведь небось для этого понадобится какая‑то гигантская машина…

– Вовсе нет. – Ричард видел, что Грег искренне заинтересовался темой, и охотно пустился в объяснения. – Большинство систем очень похоже на «Бондскейп», с которым вы уже знакомы. Чтобы очутиться в виртуальном мире, требуется лишь компьютер со специальным программным обеспечением. И еще очки с двумя маленькими мониторами вместо линз, наушники для воспроизведения стереозвука и датчик, отслеживающий направление вашего взгляда. Другими словами, если вы поворачиваете голову влево, то и в виртуальном мире изображение сдвигается в ту же сторону. Специальные перчатки для того, чтобы осязать предметы, к которым прикасаетесь. Таким образом, если создаваемый компьютером мир позволяет вам в полной мере пользоваться в нем органами зрения, слуха и осязания, это и есть виртуальная реальность.

– Классно. – Грег в задумчивости припал к кружке, и тут лицо его засветилось. – Значит, с помощью такой аппаратуры можно обзавестись симпатичной подружкой, а?

– Вот извращенец! – буркнул я.

– Отнюдь, просто забочусь о несчастных одиноких американцах, заброшенных в чужую страну, где своих добрых молодцев с избытком.

– Вообще‑то говоря, вы попали в точку, – согласился Ричард. – Виртуальный секс открывает массу возможностей, хотя большинство из них достаточно омерзительно. И называется это, между прочим, телеложство.

– И какие периферийные устройства для него требуются? – с гадкой ухмылкой поинтересовался Грег, изображая потерявшегося в Лондоне простака из Штатов.

– Нам пора, – решительно перебил его я, взглянув на часы. – Карен ждет к ужину. Тронулись.

Мы вышли из паба. Грег направился на юг, мы потопали на север, отсюда до моего дома всего минут пятнадцать ходьбы.

– Славный парень, – заметил Ричард.

– Ага, симпатяга.

Некоторое время мы шли в полном молчании.

– А я с папой встречался, – сказал наконец Ричард.

– Когда?

– Неделю назад. В Оксфорде.

– Как он? – К своему собственному удивлению, я обнаружил, что задал этот вопрос не просто из вежливости.

– Нормально. Хочет с тобой повидаться.

– Вот как…

Ричард не стал развивать тему. Он знал, что я не пойду на уступки. За последние десять лет с отцом я встречался лишь однажды, и то на похоронах мамы. И видеть его снова у меня не было никакого желания.

До того как мне стукнуло семнадцать, у нас была нормальная, типично университетская семья. Отец преподавал математику в Оксфорде, был специалистом в какой‑то темной и малоизвестной отрасли топологии.[7]С мамой, тогда очаровательной двадцатилетней студенткой из Милана, он познакомился, когда ему было двадцать пять. За исключением нескольких лет, проведенных в Стэнфордском университете в Калифорнии, мы росли в Оксфорде. Иногда родители ссорились, мама, если ей давали повод, вспыхивала как порох, и тогда только держись! Тем не менее, она сумела создать в доме атмосферу любви и душевного тепла, в которой, защищенные от всех опасностей бытия, росли два робких подростка, ищущих себе место в этом мире.

А в один прекрасный день отец от нас ушел. Совершенно неожиданно и для нас с Ричардом, и для мамы. Влюбился по уши в одну из своих выпускниц. Ей было двадцать четыре года, всего на год больше, чем Ричарду. Они перебрались в тесную хибару в Джерико в какой‑то миле от нашего дома. Мама была просто убита горем.

Через шесть месяцев у нее обнаружили рак груди. Еще через два года она умерла.

В отличие от Ричарда, простить отца я все еще не мог. Я унаследовал мамин характер, Ричард у нас куда более терпим. Несколько минут мы молчали.

– Как с работой? – прервал затянувшуюся паузу Ричард.

– Прекрасно. В прошлом году, когда рынок оживился, мы все заработали кучу денег. В нынешнем году рынок завянет, и все мы потеряем кучу денег. Все очень просто на самом деле. Им отправить бы нас на оставшиеся месяцы в отпуск, чтобы мы чего не наворочали. Тогда и ущерба никакого не будет.

– Ага, значит, на этот раз останешься без сказочных премиальных? – расхохотался Ричард.

– Не пропаду, – уверенно заявил я. – Они своих агентов в беде не бросят.

– Да, кстати! Спасибо, что выручил с деньгами в прошлом году.

– Не стоит. Был только рад потратить их на что‑то полезное.

Откровенно говоря, премии меня несколько смущали, я до сих пор чувствовал себя неловко, когда получал такие деньги. С другой стороны, если я за год заработал компании пятнадцать миллионов долларов, едва ли стоит удивляться, что они посчитали возможным поделиться со мной какой‑то частью этой суммы. Просто привыкать к этому мне не хотелось.

– А босс тебе не досаждает?

– Боб? Нет, с ним все в порядке. Поворчит иногда немного, а так нормально. Кстати, вот ему «Бондскейп» как раз не показался.

– Да ты что! – встревожился Ричард; ему вовсе не улыбалось, чтобы о его системе пошли дурные слухи.

– Да ты не беспокойся, мы с Грегом убедим его, что он не прав. А вообще в «Харрисон бразерс» мне нравится. И люди там есть неплохие. Грег вот, еще один парень по имени Эд, который мне помогает, ну и несколько других…

– В том числе Карен?

– Да, и она, – заулыбался я.

– Как у вас с ней?

– Все нормально. Сейчас гораздо лучше. По‑моему, у нее с ним все кончено.

– Имеешь в виду того типа, с которым она встречалась до тебя?

– Ага.

– Кто он хоть такой?

– Не знаю, она не говорила. Да Карен мне о нем вообще почти ничего не рассказывает.

– Странно.

– Чего ж тут странного? Наверное, слишком болезненная для нее тема…

– М‑да… Что же такое он с ней сотворил?

Этот вопрос я и сам задавал себе тысячи раз.

– Допускаю, что вообще ничего. Похоже, она его просто очень любила…

– Ревнуешь? – Ричард, видимо, уловил что‑то в моем голосе.

– Может, и так… Они встретились вчера на приеме. Для Карен это стало жутким шоком. Я, честно говоря, не думал, что это может на нее так подействовать.

Конечно, я ревновал. Однако не собирался признаваться в этом даже самому себе, не говоря уже о других. Надеялся в глубине души, что однажды любовь Карен ко мне одолеет ее страсть к нему. Но даже несмотря на то, что наши отношения с ней крепли, я серьезно опасался, что этого не произойдет.

– Прости, ради Бога. Мне, тупице, не следовало задавать такие вопросы, – укорил себя Ричард.

– Ладно, не переживай, все в порядке.

Меня действительно его слова нисколько не задели. Я всегда рад поговорить с братом еще и потому, что мы нередко касаемся тем, что очень важны для нас обоих, но которые не станешь обсуждать с посторонними людьми.

Мы вошли в дом, встретивший нас пряным ароматом приправ и специй.

– Привет, Ричард! – Карен подставила ему щеку для поцелуя; даже в вытертых джинсах и моей заношенной белой рубашке она ухитрялась выглядеть необыкновенно элегантной. – Да, Марк, Брайан собирается уходить. По‑моему, он хочет, чтобы с ним расплатились. А меня извините, там, на кухне, вовсю кипит и булькает! Ричард, плесни нам винца, бутылку я уже открыла.

Ричард долил вина в ее бокал, потом стал разливать нам, а я отправился искать Брайана. Он собирал уже отмытые кисти в гостиной. Жилистый коротышка, Брайан держал в ежовых рукавицах банду отпетых разбойников, которую сумел превратить в дисциплинированную бригаду классных мастеров. Он был настолько сражен обаянием Карен, что безропотно согласился внести кое‑какие изменения и переделки в уже выполненную в моем доме работу. Карен удалось выяснить, что в прошлом Брайан сидел, а сейчас завязал. Этот последний факт его биографии вызывал у меня сильные сомнения, но работала его бригада быстро, качество же оказалось выше всяких похвал.

– Счет оставил на кухонном столе, – не глядя на меня, буркнул Брайан. – Хотелось бы получить завтра вечером, если не возражаешь. И… это самое… наличными, да, Марк?

– Договорились, – согласился я, рассеянно соображая, каким образом раздобыть две тысячи фунтов наличными к завтрашнему вечеру. – Спасибо, Брайан. Поработали вы отлично. Спокойной ночи.

Когда я вернулся на кухню, ужин был уже на столе. Мы принялись за нежнейшего ягненка под соусом карри.

– А дом у тебя смотрится совсем неплохо, – заметил Ричард. – Во всяком случае, не сравнить с теми лачугами, где ты ютился.

Я довольно улыбнулся. Он был прав. В смысле социального статуса я определенно поднялся сразу на несколько ступеней.

– Еще бы ему не смотреться, шторы в каждой комнате! – гордо сообщил я, хотя вообще‑то на этом настояла Карен, поскольку стала проводить здесь почти все свое время. Больше того, теперь почти на всех лампочках, представьте себе, были абажуры.

– А что за шум был у вас сегодня утром? – спросил я Карен.

– Я же тебе говорила, все дрожат в ожидании реорганизации. Ну, Джек и прицепился к Салли. По‑моему, хочет ее уволить, чтобы продемонстрировать, как он печется о сокращении штатов и расходов. Гад такой! Опыта ей, конечно, пока не хватает, но со временем толк из нее будет, лично у меня нет никаких сомнений.

– Она заканчивала те же курсы, что и Эд. Он говорит, считалась одной из лучших.

– Вот видишь! – обрадовалась Карен. – Надеюсь, у нее будет шанс проявить себя. Ух, не выношу этого типа! Тебе хорошо, Ричард. Когда владеешь собственной компанией, с такими вещами даже не сталкиваешься.

– Ну, не знаю, не знаю, – рассмеялся Ричард. – Смею заверить, в мелких компаниях тоже все не так просто, там есть свои сложности.

– И как дела у нашей мелкой компании? – поинтересовалась Карен.

«Нашей» компанией «Фэрсистемс» она назвала отнюдь не случайно, нам с ней на пару принадлежало семь с половиной процентов ее акций.

– Совсем недурно. – Лицо Ричарда оживилось. – Пришлось здорово побороться, но сейчас мы почти у цели.

– Это у какой же?

– Помнишь, когда год назад вы решили вложить деньги в акции моей компании, я говорил, что намерен добиться, чтобы система виртуальной реальности, СВР, как мы называем, появилась в каждом офисе и в каждом доме? Ну вот, сейчас, похоже, мы довели технологию до такой стадии.

– И что, теперь можно выбрасывать микроволновки и тостеры? И обзаводиться машиной виртуальной реальности?

– Ну, пока нет, – усмехнулся Ричард. – Однако через год все, у кого сейчас персональный компьютер, смогут приобрести себе СВР. А через пять лет обойтись без нее будет невозможно.

– Значит, прорыв? А нельзя ли поподробнее? – попросил я.

– Нельзя. Секрет.

– Да брось ты! Мне‑то уж можно сказать…

– Извини, но информация действительно совершенно секретная. Даже не для внутреннего пользования. То, о чем я веду речь, изменит всю индустрию виртуальной реальности. Я просто не могу допустить, чтобы об этом прознали за пределами очень узкого круга сотрудников нашей компании.

Такая скрытность Ричарда меня несколько уязвила. Как будто я тут же побегу докладывать его конкурентам! Ведь прекрасно знает, что кому‑кому, а уж мне‑то доверять можно.

– Чудненько! – потирая руки, воскликнула Карен. – Значит, наши акции опять подскочат!

А дело было так. Почти год назад Ричард в отчаянии обратился ко мне за помощью. У «Фэрсистемс» не было наличности, и он рассчитывал выручить деньги за счет размещения на Лондонской фондовой бирже ее акций. Однако агенты компании вдруг заявили, что условия на рынке складываются для такого маневра неблагоприятно, и «Фэрсистемс» осталась ни с чем, без единого пенса. Перспективы у компании были блестящие, однако все наличные деньги, которые она выручала от продажи своей уже освоенной продукции, съедались расходами на новые разработки.

Тогда я сделал две вещи. Мы на пару с Карен вложили в компанию семьдесят пять тысяч фунтов, что помогло Ричарду продержаться несколько месяцев. Акции нам достались по пятидесяти пенсов за штуку.

Я также посоветовал Ричарду связаться с посреднической фирмой «Вагнер – Филлипс» из Сан‑Франциско, которая, по моим сведениям, специализировалась на торговле акциями мелких компаний, занимающихся высокими технологиями. «Вагнер – Филлипс» провела блестящую операцию, и в ноябре прошлого года акции «Фэрсистемс» появились на американской фондовой бирже НАСДАК. Они были выпущены по цене десять долларов за штуку, а за первую пару дней торгов подорожали до двенадцати долларов. Учитывая, что нам они обошлись по пятьдесят пенсов, или около семидесяти пяти центов, наша с Карен номинальная прибыль составила гигантскую сумму, примерно по восемьсот пятьдесят тысяч долларов на каждого. Шампанское лилось рекой.

Однако, приобретая акции компании, мы подписали обязательство не продавать их в течение двух лет. На протяжении трех месяцев их котировка оставалась довольно устойчивой, затем цены стали неуклонно падать и, наконец, достигли сегодняшнего уровня в шесть долларов за штуку. Но до того, как мы смогли бы продать наш пакет, оставалось еще полтора года.

– Да, должны подскочить, – поколебавшись, подтвердил Ричард, стараясь придать уверенности своему голосу.

По выражению лица Карен было ясно, что ей уже надоело выслушивать подобные заверения. По правде говоря, так оно и было. Ричард не уставал твердить, что «Фэрсистемс» будет стоить многие сотни миллионов, надо лишь немного потерпеть. Пока что я был склонен верить брату. Карен же одолевали сомнения.

Вкладывая свои средства в компанию, она знала, на что идет, сама, в конце концов, торговала акциями. И прибыль, пусть пока и на бумаге, получила вполне впечатляющую. Однако в компьютерном бизнесе восемнадцать месяцев – срок весьма большой, и у Карен не было никакой уверенности, что «Фэрсистемс» доживет до его истечения. За время своей недолгой карьеры она наблюдала множество случаев, как решившие заняться высокими технологиями компании прогорали прямо на глазах. Я знал об этих ее опасениях и чувствовал себя виноватым, поскольку идея инвестировать деньги в «Фэрсистемс» принадлежала мне.

– На самом деле мне хотелось поговорить с вами именно о ценах на акции «Фэрсистемс», – сказал Ричард. – Дело в том, что я проанализировал их движение со времени выпуска в обращение… С компанией творится что‑то странное.

– Что ты имеешь в виду? – Заинтригованные, мы с Карен склонились к нему через столешницу.

– Сейчас покажу.

Он щелкнул замками кейса, достал и разложил на столе распечатки, испещренные графиками и колонками цифр. В этом весь Ричард, статистику цен на акции компании он изучал столь тщательно, как никто на свете. Однако разобраться в ней не помогали даже его подробные комментарии.

– Ну и что все это значит? – озадаченно посмотрела на него Карен.

– Похоже, что столь значительное падение цен на акции «Фэрсистемс» не имеет никакого разумного объяснения.

– Так. – Кивнув, Карен разглядывала графики, таблицы и греческие буковки. – Ну и что?

– Был бы очень признателен, если бы вы именно это и выяснили. Понимаешь, я ведь имею дело лишь с цифрами. А у вас есть связи на рынке. Поговорите с вашими коллегами, может, кто‑нибудь что и знает.

– А с ребятами из «Вагнер – Филлипс» ты советовался? Как агенты «Фэрсистемс», они должны уметь объяснить любую вызывающую сомнения сделку с ее акциями.

– Советовался. Утверждают, что все дело в неудовлетворительной работе компании.

Мы посмотрели на Карен. Она, напряженно размышляя, рассматривала лежащие перед нами распечатки.

– И сколько наличности осталось у компании? – вдруг спросила она.

– Ну, как тебе сказать… Не так чтоб уж очень…

– Погоди, – вмешался я. – Всего полгода назад у тебя было шесть миллионов! Неужели все истратил?

– Почти, – признался Ричард. – Но мы ждем предоплаты от одного из наших покупателей, «Дженсон компьютер». Какое‑то время продержимся.

– А потом? – Я начал злиться – чертова компания опять остается без наличных средств.

Ричард только пожал плечами.

– А что говорят в «Вагнер – Филлипс»?

– От них толку не много. Намекают, что у них на мою компанию есть потенциальный покупатель.

– Это кто же?

– А вот этого мне открывать не хотят. Утверждают, что клиент настаивает на анонимности.

– Ну и?.. Будешь продавать?

Ричард принялся рассматривать свои руки – когда‑то он лишился первых фаланг на мизинце и безымянном пальце левой руки, и теперь, казалось, проверял, не отросли ли они у него вновь.

– Нет, не буду.

– Нет?! Ричард, ты ведь прогоришь!

– Сейчас продавать компанию не имеет никакого смысла, поверь мне.

– А я уверен, что нужно продать, пока есть такая возможность, – стоял на своем я. – Банкротство – дело серьезное. Есть риск, что ты навсегда потеряешь все свои идеи. Люди потеряют работу. Мы потеряем деньги.

При всем его уме Ричарду, по‑моему, не хватало чувства перспективы. Он обречен на провал, и ему необходимо вовремя выйти из игры, чтобы свести убытки к минимуму. Я, маклер, это прекрасно видел, а Ричард, изобретатель, понять не мог.

– Сам знаю, что банкротство дело серьезное! – взорвался Ричард. – И можешь не сомневаться, много об этом думаю. И о своих людях тоже. Некоторые из них рядом со мной уже пять лет. Работали без выходных и не раз буквально чудеса творили! Будь спокоен, я о них позабочусь. Знаю, будет тяжело, но мы справимся, вот увидишь. И тогда ваши акции будут стоить куда дороже, чем сейчас!

Наступило молчание. Мы с Карен слегка оторопели – Ричард никогда так не выходил из себя. Он перевел дух и обернулся к Карен:

– Так что, поспрашиваешь?

– Конечно, – успокоила его она. – Однако может оказаться, что акции «Фэрсистемс» сбывают просто потому, что опасаются твоего банкротства. Как только что‑нибудь узнаю, сообщу.

Я сварил кофе, мы быстро выпили по чашке и отправились спать. Я сердился на брата. Из‑за его беспечности в финансовых вопросах мы вот‑вот может потерять огромные деньги. Нет, я верил всему, что он рассказывал о виртуальной реальности. Не сомневался в его способностях, с технической точки зрения, достичь поставленной цели, хотя «великий прорыв», в подробности которого он не хотел посвящать даже родного брата, начал вызывать у меня подозрения. Ох, если бы ему хватило здравого смысла беречь наличность, пока она у него была!

Провожал я Ричарда, поднявшегося спозаранку, чтобы успеть на самолет в Эдинбург, в том же дурном расположении духа. А его прощальные слова мое состояние лишь усугубили.

– А Карен хорошенькая, правда?

– Да, очень, – не без гордости подтвердил я.

– Берегись ее, братишка, – бросил он и вышел на безлюдную ранним утром улицу.

Я был ошеломлен. Это еще что такое?! Карен выручила его, отдав все свои сбережения, а он их растранжирил. У него нет никакого права на подобные намеки, черт побери!

Не сдерживая раздражения, я с грохотом свалил в раковину оставшиеся после вчерашнего ужина грязные тарелки и принялся мыть посуду, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Однако меня неотвязно продолжала терзать мысль, которую я не мог прогнать, как ни старался.

Видите ли, дело в том, что, сколько я себя помню, мой брат всегда оказывался прав.