Существуют следующие приемы информационной провокации

Намеренное усиление тезиса: например, возведение отдельного случая в систему Делается это для того, чтобы заставить обвиняемых оправдываться и доказывать, что данный случай – исключение, а не правило. Например, мои СМИ работают против партии КПРФ. Нам известен факт, что они продали место в списке на выборах в Государственную Думу. Мы пишем, что они всегда так делают и продали все места, чем вызываем волну оправданий. Если бы коммунисты промолчали, одну публикацию бы никто не заметил, но они сами в разных изданиях подняли волну, и тема вышла в «повестку дня». И сделал это сам противник за свои средства.

Намеренно слабая аргументация и искажение фактов: используется, чтобы вызвать ответную критику, разжечь дискуссию и тем самым поднять тему в рейтингах и укрепить ее на первых строчках «повестки дня». В книге «Код да Винчи» многие умники нашли тысячи неточностей и богословских ошибок. Они написали в интернете и в СМИ статьи по этому поводу, чем вызвали одно желание у потребителя: «надо купить, прочитать и самому разобраться». Поэтому автор не сильно заранее заботился об устранении этих ошибок, он знал, что они помогут продать книгу.

Третий прием: создание интриги вокруг объекта или явления. Например, целый сезон журналистам вбрасывают противоречивую информацию о том, кто возглавит список политической партии на выборах, и до последнего момента это остается тайной и загадкой № 1.

Четвертый прием: создание скандала. Жириновский плеснул Немцову стакан воды в лицо в передаче у Любимова. Что, передача сорвалась? Нет, ее рейтинг вырос. Или Жириновскому стало хуже? Нет, его поклонники сказали: «Молодец, так и надо!». Немцову стало хуже? Нет, его поклонники сказали: «Ты выглядел классно на фоне этого хама».

Перечислять все приемы провокации в книге бессмысленно. Суть их одна – вызывать реакцию. Чем она больше, тем больше у потенциального потребителя поводов сказать: «Я сам решу!» И он идет смотреть передачу, идет на выставку, смотрит фильм, покупает книгу.

Есть еще одна проблема: кроме того, чтобы попасть в «повестку дня», надо в ней удержаться. Допустим, ты вылез из кожи вон и даже сделал событие, информационный повод, о котором и так все написали. Это хорошо, но завтра про тебя забудут. Будет новый день и новая «повестка дня». Как сделать, чтобы ты не выпал из топа? Есть масса методов пролонгации события. Например, выяснение подробностей, которых не было в первом приближении, выяснение его закулисной стороны, выяснение, кому оно выгодно, сбор комментариев референтных лиц по его поводу и вообще откликов и мнений… Но это все поможет ненадолго.

Поэтому профессионалы работы в медиа придумывают целые сценарии, шоу, то есть долгоиграющие спектакли с кучей героев и участников, каждый из которых играет отведенную ему роль, но все вместе они заставляют зрителя или читателя следить за развитием серии событий.

Что заставляет человека прийти в черный зал и три часа смотреть, не отрываясь, на экран или три часа лежать и быть поглощенным книгой? Некие законы привлечения внимания, которые есть в искусстве. В СМИ, следовательно, для привлечения внимания также используются законы драмы.

Любая кампания по раскрутке какой‑то темы, товара, политика, партии – это спектакль, разворачивающийся не на сцене, а в СМИ, то есть в любом случае в голове у зрителя, слушателя, читателя. Драма же работает по следующему сценарию: завязка – кульминация – развязка. Естественно, внутри каждого акта есть свои подрубрики. Например, завязка распадается на первую часть (описание дислокации событий, некого мира с его законами), вторую часть (трансгрессия, переход через рамки и законы мира, некое преступление; попутно идет знакомство с главным героем и его союзниками. И так далее). Потом появляется антигерой и начинается борьба, в которой обязательно происходят перепады и чередования неудач и удач, побед и поражений, при этом ставки каждый раз возрастают. Потом «решающая битва» или некий разворот обстоятельств, перипетия, которая обнаруживает, что то, что мы считали злом, оказалось добром, а то, что мы считали добром, оказалось злом, хороший парень оказался ни причем, а главный злодей оказался замаскированным шпионом добрых сил, второразрядный персонаж – главным злодеем и так далее… Естественно, вариантов выстраивания интриг и сценариев очень много.

Один сценарий для примера. Маленькому ребенку нужна срочная операция, у него редкое заболевание в острой фазе. Журналисты показывают сюжет и обращение матери в надежде, что кто‑то откликнется на призыв и даст денег на операцию в Германии. На следующий день поступают первые взносы, но их мало, ситуация накаляется. Наконец, когда весь город уже на нервах, некий неизвестный человек заявляет, что он оплатит все расходы. Ура, ребенок спасен. Все следят за тем, как его провожают в Германию, далее идут сюжеты о встрече в Германии, далее все, затаив дыхание, следят за операцией, потом радуются после того, как она успешно прошла. Потом интервью с хирургом, и он говорит, что еще бы несколько дней, и все…

Потом девочка возвращается домой и ее встречают на вокзале. Но вот среди встречающих – неизвестный человек, не он ли оплатил операцию? Версии: кто мог оплатить… Разоблачение, доказательство того, что оплатил один из депутатов. И вдруг новый разворот событий: некий кандидат, соперник депутата‑героя по выборам, скандалист и мерзавец, трижды судимый, подает на депутата‑героя в суд и обвиняет его в подкупе избирателей.

Дело в том, что девочка и ее мама живут в избирательном округе этого кандидата. Глава избиркома говорит, что «закон суров, и если будет решение суда, он снимет данного депутата с выборов за подкуп избирателя». Известные люди города высказываются в поддержку депутата‑героя, другие люди собирают подписи под обращением к кандидату‑скандалисту: «Отзови свой иск». Депутат‑герой делает заявление, что помощь девочке для него дороже мандата, и если так – он готов сам сняться с выборов. На следующий день суд отклоняет иск кандидата‑скандалиста по формальной причине: заявление просто неправильно оформлено и он не заплатил пошлину. А на следующий день уже выходят сроки подачи иска. Все смеются над незадачливым скандалистом, а он еще раз пытается судиться теперь уже в более высоком суде по поводу действий суда первой инстанции. Спаситель девочки – герой, которому помог случай или сам Бог.

Вот целый сценарий с массой информационных поводов. Надо ли говорить, что тут все могли играть в одной команде. И девочка с мамой, и врачи, и кандидат‑герой и кандидат‑скандалист, который был подставным, и прочие. Если после первых репортажей и публикаций о том, что заболел ребенок, эту тему не подхватили другие СМИ, а часть публики бы тоже ее пропустила, то после подачи в суд тему подхватывают уже все СМИ и ею интересуется уже большинство публики.

Степень симуляции у каждого участника процесса может быть разной: мама с дочкой вообще могли сгустить краски насчет болезни, или это мог быть реальный ребенок, которому действительно нужна помощь, но которого бы никто не заметил, если бы его не нашли пиарщики из команды кандидата‑героя. Скандалист‑уголовник, возможно, был подставным техническим кандидатом, который специально подавал в суд, а может, его использовали втемную, просто внедрив к нему своего юриста, который неправильно подал иск. Когда все знают, что играть, меньше неожиданностей, но когда многие работают втемную, то больше искренности и меньше опасности разоблачения спектакля. Кстати, разоблачение подобных спектаклей тоже может быть частью новых спектаклей. И они могут идти бесконечно.

Спектакли могут быть сложными и простыми, все может уместиться в схему: позитивное событие – например, помощь кому‑то; атака со стороны злой силы – например подача в суд; победа здравых сил, в конце концов. Прикиньте, насколько бедней смотрится история, состоящая из одного акта.

Представьте, что какой‑то кандидат на выборах просто сделал информационный повод: помог детскому дому. И все. В лучшем случае его покажут с этим один раз, хотя, скорее всего, даже один раз не покажут. Но если покажут, то на следующий день тема будет забыта и забита другим информационным мусором. Но если зритель и не забыл этот сюжет, не факт, что он не скажет о кандидате: «Все они перед выборами детским домам помогают, хитрые какие, избираться хотят». То есть единичные информационные поводы, без разворота, без противодействующих сил, без борьбы, вообще не выводят в «повестку дня» и не застревают в голове как некий позитив.

Всякий информационный повод или событие не только могут, но и должны быть частью драмы. В этом смысле если ваш соперник просто делает информационные поводы, но не заботится о том, что с ними будет дальше, то есть не пишет драму, не делает спектакля, можно сделать спектакль за него и повернуть все, что он делает, против него.

Например, некий кандидат по всем телеканалам показывает ролики трех ветеранов и инвалидов, которые рассказывают о том, как он помог им в период своего депутатства. Он сделал это и забыл. Но команда соперника не дремлет: она находит трех персонажей роликов и показывает им море компромата на данного кандидата, причем реального: «Вот вы за него агитируете, вот он вам помог на копейку, а других людей обокрал на рубль. Как вам не стыдно! Вы его поможете избрать, а он завтра опять будет воровать». Из троих двое соглашаются сняться в ролике, где говорят, что на самом деле помощь от депутата была мизерной и только в качестве платы за то, что они его поддержат в роликах. Это тут же выдается в эфир. Те, кто только что выступал «за», теперь выступают «против», но более искренне. И люди верят именно второму ролику. Дальше больше: двум этим людям поступают анонимные звонки с угрозами и они подают заявления в милицию о том, что им угрожает их бывший депутат‑работодатель. Звонки может делать команда кандидата‑соперника, но ветераны‑то об этом не знают, они идут на пресс‑конференцию, костерят депутата… Вот так: то, что начиналось как твоя тема, вывернуто против тебя, потому что ты бросил тему на полдороги.

В офисах часто можно видеть такой плакат: аист проглатывает лягушку, но две ее лапы еще пытаются схватить аиста за горло. Под плакатом подпись: «Никогда не сдавайся». Это верно: нет такого момента в драме, когда можно сказать: «Время вышло, игра закончена». Всегда есть возможность продолжать бой, даже после выборов, которые проиграны, как нам показали «оранжевые революции», можно победу забрать себе. А если игра в разгаре, то любую, самую выигрышную для соперника ситуацию можно повернуть к его самой ужасной невыгоде. Причем, чем большим героем он казался, тем большим антигероем будет в случае разворота событий. Чем выше ты залез – тем больнее падать.

Например, представьте: какая‑то команда, работающая на соперника депутата‑героя из вышеприведенного примера, пошла по следу и раскопала, что все это пиар‑трюк, купила бы сотрудника штаба, который бы вынес бумаги со сценариями и дубли видеозаписей, или съездила бы в Германию и обнаружила, что врач, который делал операцию, оказывается, был предупрежден о ней за три месяца до самой операции, а значит, все подстроено. И вот герой, который «спонтанно помог девочке», опозорен на весь город как циничный мерзавец: всех надул, использовал чужое горе в своих политических целях или вообще инсценировал горе, играя на добрых чувствах людей. Только что был на коне и, казалось, недосягаем до других кандидатов, и вот уже он негодяй № 1.

Ага, скажет читатель, ну и как не опустить руки в такой ситуации, ведь теперь падшего клиента не вытащить… Неправда, и тут вытащить можно. Если сразу после репортажей о том, что он надул всех насчет девочки, появится пленка, где он сидит и ест младенцев, насилует еще десяток девочек, то очень легко будет представить эти, безусловно, фальшивые и смонтированные пленки, как череду черных пиар‑ходов соперника и в этой же череде и «фальшивые заявления немецкого хирурга» и прочее. И вот только что поверженный депутат‑герой опять себя неплохо чувствует, главное, чтоб все делалось быстро.

Только когда событие и герой прошли через ряд перипетий и вышли закаленными как сталь, а сталь закаляется переменным ее погружением то в лед, то в пламень, мы действительно будет иметь, в конце концов, некий исторический факт, который накрепко засядет в мозгах и будет определять дальнейшие условия игры.

Всякое великое дело тем более должно быть не просто воспринято и понято в своей позитивности, оно должно пройти горнило испытаний, через свое отрицание, а потом через отрицание отрицания. Как говорил великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель, развитие идеи проходит три стадии: тезис, антитезис, синтез или положение, отрицание, отрицание отрицания. При этом последний акт – отрицание отрицания – самый важный. Другой немецкий философ, во многом противоположный Гегелю – Фридрих Ницше, также говорил о необходимости «утверждения утверждения», то есть удвоения любого действия воли, его повторения, если оно хочет быть настоящим. Законы драмы, законы эстетики, законы прекрасного – это не просто законы пиара и медиасферы, это законы самого Бытия, которое мыслят философы. То есть не законы пиара, а пиар использует законы Бытия, и именно потому, что они законы Бытия, пиар и медиасфера их может использовать.

А теперь вернемся к Солженицыну. Когда мы победили фашистов в 1945 году, это был первый акт драмы, говоря словами Гегеля, – тезис. И мы, конечно, стали петь песни о победе, снимать фильмы, писать книги… То есть действовали как человек, который помог детскому дому и всем об этом рассказывает целый год. Это очень нравится ему самому, но не работает на внешнюю публику и на будущие поколения. Скажите, как должны реагировать европейцы на наши фильмы о войне и наши книги о солдатах‑героях, если европейцы – это мелкие трусы, испугавшиеся Гитлера? Да каждый такой фильм – это удар по их самолюбию. Вот они и старались игнорировать наши саги и былины, в лучшем случае.

Теперь возьмем молодое поколение нашей страны, которое не воевало. Им рассказывают, какие молодцы были их отцы и деды. А читается: «не то что вы», «не то что нынешнее племя, богатыри – не вы!»… Был такой феномен, получивший название «детей победителей». Эти дети героев вырастали «забитыми по шляпку» своими харизматичными отцами. Одержимые «эдиповым комплексом», они тайно ненавидели жестких и властных отцов и хотели только одного: чтобы надоевшая ненавистная отцовская пропаганда уже когда‑нибудь кончилась («Ой, опять фильм про войну… Давайте лучше посмотрим про ковбоев…»).

Именно «закомплексованные европейцы» и «сынки победителей» стали первыми жадными и благодарными читателями солженицынских книг. Это была сладкая месть отцам‑победителям в СССР. А в Европе это была месть русским, которые единственные не легли под Гитлера, и теперь кичатся этим.

Книги Солженицына и вообще вся «холодная война» – не что иное как второй акт всемирной драмы (переводя на гегелевский язык: «этап отрицания»), И это отрицание доходит до самой страшной кульминации: антигерой фактически побеждает героя, тот лежит поверженный, а антигерой‑злодей наслаждается тем, что делает наложницами жен и дочерей героя, грабит его имущество, оскверняет его святыни…

Развал СССР и есть такое унижение. Кто не придет в отчаяние от того, что стало с нашей страной, победившей зло полвека назад и спасшей мир? При этом антигерой, взять того же Солженицына как его воплощение, – просто глумливый предатель‑дезертир‑стукач, добродетельная маска которого шита белыми нитками и достаточно внимательного взгляда, чтобы увидеть его сущность. Антигерой и антисила‑Америка, которая называла нас «империей зла», сама ведь и оказалась таковой «империей зла», как только ей дали волю. Она понаставила везде военных баз, поработила Европу. Она меняет власть в суверенных государствах, бомбит мирных жителей. Она убивает собственных граждан ради того, чтобы сделать всемирное шоу с разрушением небоскребов‑«близнецов», лишь бы получить карт‑бланш на установление нового мирового порядка. Это ведь то же самое, что и поджег фашистами собственного рейхстага, для того, чтобы был повод начать преследовать коммунистов в Германии. Новый американский фашизм в новом обличии устанавливается на планете…

Но вот что важно понять: это все только второй акт, только кульминация. Проиграна не «холодная война», проиграна битва, и впереди еще третий акт! Впереди еще «отрицание отрицания», впереди еще «утверждение утверждения»! Мы должны выиграть войну у мирового фашизма еще раз, мы должны выиграть ее в головах у всего человечества! И это должно произойти через разоблачение антигероев и негодяев, тем более, что эти негодяи только и созданы для того, чтобы их разоблачали.

Если бы Солженицын был настоящим героем‑фронтовиком, настоящим «невинно пострадавшим от репрессий», действительно прошедшим через страшную каторгу, как Достоевский, если бы вся его дальнейшая жизнь была полна метаний, исканий, страданий, а не самопрезентаций и клеветнических выступлений, сопровождающихся овациями и гонорарами, то воевать с таким святым было бы невозможно. Это бы и означало, что наше дело неправое, раз такие люди выступили против него. Но если выступали законченные мерзавцы типа Солженицына, значит дело было правое, и значит, в основе, в фундаменте лежит добрый камень, без червоточин и трещин.

Когда пиарщики пишут сценарии и сами планируют нападки на себя, они специально подбирают на роль негодяев людей с явным или скрытым пороком: судимых, скандалистов, извращенцев, именно для того, чтобы потом показать, что все разоблачения из уст такого субъекта ничего не стоят.

Тут ничего придумывать не надо: Солженицын идеальный скандалист и прохвост. И он тем больше подходит для этой роли, чем лучше маскировался и чем выше забрался на поприще общественного признания. Чем выше залез – тем больнее падать. Перипетия в отношении к нему, а следовательно, и в отношении «дела всей его жизни», должна быть максимально крутой: пик признания должен смениться пиком падения в крутую и бездонную пропасть.

Если бы руководство СССР не было помешано на науке и технике, а больше внимания уделяло гуманитарному знанию, оно бы само придумало Солженицына, вело бы его по всем дорогам судьбы и, в конце концов, привело бы к великому и окончательному разоблачению. Для чего? Во‑первых, для победы в «холодной войне»: будь Солженицын разоблачен уже в начале 1980‑х, никакой перестройки бы не было, и вся история пошла бы иначе. Имеется в виду весь комплекс спецопераций «холодной войны», а не только роль Солженицына. Во‑вторых, это надо было для того, чтобы показать драму в трех актах, а не в одном. Это надо для того, чтоб не повторить судьбу несчастных троянцев, которые выиграли войну с греками, потом бездарно бросили свою победу и о ней никто не узнал за 3000 лет.

Но если нечто появилось само собой и работает втемную, это получается более настоящим. Лучшего негодяя, чем тот «естественный Солженицын», который есть, не придумаешь. Будь он еще и педофилом, это был бы дурной тон и перебор. Мы должны быть благодарны ему за то, что он сделал сам всей своей судьбой, за свой счет (имеется в виду не денежный, а экзистенциальный) огромный подарок России – он сыграл большую роль во втором акте пьесы (возможно, без него и не состоялся бы этот акт). Он сделал так, что Россия находилась в «повестке дня» всю вторую половину XX века. Да, пусть с отрицательной стороны, но, как мы помним, отрицательные упоминания тоже важны. Наши остолопы, стоявшие у руля страны, проспали второй акт – Солженицын работал за них. Проблемы «мирового коммунизма» определяли всю мировую политику в течение послевоенного периода времени, весь мир также внимательно следил и за перестройкой, и за нашими бурными 1990‑ми. Мы стали неинтересны только после 11 сентября, когда стала меняться мировая «повестка дня», в которой нам уже не было места.

Реально это означает, что мы всерьез утрачиваем мировое лидерство. Мы его еще имели даже в 1990‑е хотя бы в качестве пугала, но сейчас на наш спектакль просто никто не смотрит, а это значительно хуже.

Date: 2015-09-05; view: 319; Нарушение авторских прав