Отель «Мира», Натан‑Роуд, Гонконг 3 июня 2013 года, понедельник

Не хочу жить в мире, где все, что я говорю, все, что делаю, каждый, с кем я общаюсь, каждое выражение творчества, любви или дружбы записывается…

Эдвард Сноуден

Это началось с электронного послания.

«Я – высокопоставленный сотрудник разведывательного сообщества…»

Никаких имен, указаний на занимаемую должность, вообще никаких подробностей. Переписку с этим таинственным источником начал Гленн Гринвальд, обозреватель английской Guardian, проживавший и работавший в Бразилии. Кто же это был такой? О себе источник ничего не рассказывал. Он был неосязаемым, своего рода онлайн‑призраком. Возможно, даже фикцией.

В конце концов, как это вообще могло произойти? Ведь прежде никаких крупных утечек из Агентства национальной безопасности не было. Все знали о том, что эта американская организация, занимающаяся сбором разведывательной информации по всему миру и территориально расположенная в Форт‑Миде, неподалеку от Вашингтона, просто неприступна. Деятельность АНБ была покрыта плотной завесой тайны. Наружу не просачивалось ни слова. «АНБ? Нет такого агентства», – как говорили некоторые умники из вашингтонских политических кругов.

И все же у этого странного человека, как оказалось, был доступ к некоторым весьма примечательным сверхсекретным документам. Источник отправил Гринвальду образец строго засекреченных файлов АНБ. Он как бы помахал ими перед его носом! Как «призрак» смог выкрасть их, было непонятно. Если принять подлинность этих документов, то они, казалось, содержали в себе сведения глобальной важности. Получается, что Белый дом шпионил не только за своими противниками (преступниками, Аль‑Каидой, прочими террористами, русскими, китайцами), а также верными союзниками (Германией, Францией), но и держал (и держит!) на крючке миллионы обычных американских граждан!

Вместе с США в этой массовой слежке участвовала и Великобритания. Британская копия АНБ, Центр правительственной связи (GCHQ), базируется в английской сельской глубинке. У Великобритании и США давно, еще со времен Второй мировой войны, наладились близкие отношения в области разведки. Как бы жестоко это ни звучало, но Великобритания всегда была надежным прислужником США. Согласно переданным документам, АНБ платило англичанам миллионы долларов за их шпионскую деятельность.

И теперь Гринвальду предстояло встретиться с этой Глубокой Глоткой.[2]Обещая новые разоблачения, источник предлагал ему покинуть свой дом в Рио‑де‑Жанейро и вылететь в Гонконг, находящийся на территории коммунистического Китая и за тысячи миль от Бразилии. Гринвальду такое место встречи показалось слишком уж экзотическим.

Встреча была назначена в отеле «Мира» в Коулуне, в прекрасном, современном здании в самом сердце туристического района. Гринвальда сопровождала Лаура Пойтрас, также американская гражданка, кинодокументалист по профессии и в известной степени источник постоянного раздражения для американских военных. Она‑то, собственно, и стала той «свахой», которая уговорила Гринвальда обратить внимание на неизвестного отправителя.

Эти двое журналистов получили от анонима весьма подробные инструкции. Им предстояло встретиться в менее оживленной, но не самой уединенной части гостиницы, рядом с большим пластмассовым аллигатором. Они должны были обменяться заранее согласованными фразами. Отправитель таинственных писем должен был держать в руке кубик Рубика. Ах да, и звали его Эдвард Сноуден…

Казалось, их таинственный собеседник – опытный шпион. Либо шпион и заодно талантливый актер. Все, что Гринвальд до сих пор знал о нем, явно указывало на то, что перед собой он должен увидеть седовласого ветерана разведывательного сообщества. «Я думал, это будет какой‑нибудь пожилой сотрудник», – позже сказал Гринвальд. Лет шестидесяти с лишним, в спортивной куртке со сверкающими золотыми кнопками, редеющей сединой, в практичных черных ботинках, в очках, в клубном галстуке… Гринвальд явственно представлял себе этого человека. Возможно, это должен был оказаться сам резидент ЦРУ в Гонконге, кто знает?

К такому предположению, как оказалось ошибочному, его подталкивали два факта: весьма привилегированный уровень сверхсекретного доступа, которым, казалось, обладал этот источник, и изощренность его политического анализа. Вместе с первой порцией разоблачений аноним направил и свой личный манифест. В нем он раскрыл свои мотивы: показать масштабы того, что сам он расценивал как государство тотального наблюдения и слежки. И утверждал, что технология слежки за людьми уже вышла за рамки закона. Не замечать этого и дальше просто невозможно.

Амбиции АНБ просто огромны, подчеркивал источник. За последние десять лет невероятно вырос объем цифровой информации, курсирующей между континентами. На таком фоне агентство постепенно отклонилось от своей первоначальной миссии – сбора иностранных разведданных. Теперь АНБ собирало данные на всех и вся. А также записывало и хранило эти данные. Сюда входили сведения, почерпнутые и на территории США, и за их пределами. АНБ тайно занималось не чем иным, как массовой электронной слежкой. Так утверждал источник.

Парочка подошла к пластмассовому аллигатору заранее. Они уселись и стали ждать. Гринвальд принялся размышлять о том, не связан ли символ аллигатора с китайской культурой. Точно он этого не знал.

Ничего не происходило. Таинственный незнакомец не появлялся. Это было странно.

В случае, если первоначальная встреча не состоится, они планировали вернуться позднее тем же утром в тот же самый коридор между блестящим внутренним торговым центром отеля «Мира» и одним из его ресторанов. Гринвальд и Пойтрас возвратились туда. Они ждали во второй раз.

А потом они увидели его – бледного, худощавого, с виду нервного, невероятно молодого человека. Потрясенный, Гринвальд даже подумал, что этот юноша еще слишком молод, чтобы бриться. Он был одет в белую футболку и джинсы. В правой руке держал кубик Рубика. Может быть, это какая‑то ошибка? «На вид ему было года двадцать три, не больше. Я был совершенно сбит с толку. Все мои былые предположения рухнули», – позже напишет Гринвальд.

И этот молодой человек – если он и в самом деле был тем таинственным источником – прислал ему инструкции по поводу того, как должна проходить проверка при личной встрече:

Гринвальд. Во сколько открывается ресторан?

Источник. В полдень. Но не ходите туда, еда – полный отстой…

Обмен фразами выглядел довольно смешно. Гринвальд, уже нервничая, произнес свои строчки, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.

Затем Сноуден просто сказал: «Следуйте за мной». И все трое направились к лифту. Вокруг никого больше не было, по крайней мере, они никого не заметили. Они поднялись на второй этаж и проследовали за человеком с кубиком в руке в номер 1014. Он открыл дверь с помощью своей магнитной ключ‑карты, и они вошли.

– Пришлось смириться, – сказал Гринвальд.

Их миссия уже в самом начале выглядела довольно странной. Но теперь она уверенно обретала характер сумасбродной затеи. Этот худощавый парень, с виду обыкновенный студент, конечно, был слишком молод и с виду мелковат, чтобы иметь доступ к сверхсекретным материалам. Некоторый оптимизм Гринвальд пока сохранял – он предположил, что парень мог оказаться сыном настоящего разоблачителя или его личным помощником. В противном случае эта встреча превращалась в пустую трату времени, в мистификацию жюль‑верновских масштабов.

Пойтрас тайно общалась с источником в течение четырех месяцев. Она чувствовала, что узнала его – или, по крайней мере, его онлайн‑версию. Она также изо всех сил пыталась подстроиться под увиденное. «Я чуть в обморок не упала, когда увидела, какой он молодой. Мне потребовались сутки, чтобы целиком перестроиться».

Однако за день Сноуден успел о себе кое‑что рассказать. Ему 29 лет, и он работал по контракту в Агентстве национальной безопасности, в региональном оперативном центре АНБ в Куниа на Гавайях. За две недели до этой встречи он взял отпуск, а по сути, бросил работу, простился со своей подругой и тайно улетел в Гонконг. С собой он захватил четыре ноутбука.

Вся информация на ноутбуках была тщательно зашифрована. С их помощью Сноуден получал доступ к документам с внутренних серверов АНБ и GCHQ. Фактически это десятки тысяч документов. Большинство – с грифом «Совершенно секретно». Некоторые были с пометкой Top Secret Strap 1 – согласно британской классификации сверхсекретных перехваченных материалов – или даже Strap 2, что соответствовало наивысшему уровню секретности. Никто – кроме ограниченного круга сотрудников службы безопасности – никогда прежде таких документов не видел. Сейчас, по собственным словам Эдварда Сноудена, он становится источником самой крупной утечки разведывательной информации в истории.

Войдя в номер, Гринвальд сразу же заметил следы многодневного пребывания постояльца: неубранные подносы, тарелки с остатками пищи, грязные столовые приборы. Сноуден рассказал, что с тех пор, как две недели назад поселился в этой гостинице под собственным именем, отваживался выйти в город всего трижды. Он присел на кровать, а в это время Гринвальд начал засыпать его вопросами: где именно он работал, кто был его боссом в ЦРУ? На кону была репутация Гринвальда. И заодно репутация его редакторов в Guardian. А если бы Сноуден оказался тем, за кого себя выдавал, то в любой момент сюда могли ворваться спецагенты ЦРУ, конфисковать ноутбуки, а его самого увести прочь.

Но и у Гленна Гринвальда, и у Лауры Пойтрас возникло стойкое ощущение, что Сноуден не фальшивка, что он не водит их за нос. Его информация вполне могла оказаться правдой. Выглядели убедительными и мотивы разоблачителя. Он четко, убедительно и спокойно объяснил, что в качестве системного администратора получил представление об исключительных шпионских возможностях АНБ и в итоге разглядел множество темных сторон деятельности этого агентства.

АНБ может прослушивать «кого угодно», сказал он. Теоретически, шпионское ведомство должно вести радиотехническую разведку (SIGINT – от англ. Signals Intelligence) иностранных целей. На самом же деле, со слов Сноудена, все обстояло далеко не так: АНБ уже выуживало информацию у миллионов американцев. Данные о телефонных разговорах, заголовки сообщений электронной почты, предметные строки прослушивались и читались без какого‑либо подтверждения или согласия. Из всего этого можно было составить электронный комментарий о жизни того или иного человека – узнать о его друзьях, возлюбленных, о радостях и печалях.

Вместе с британским GCHQ АНБ тайно подключило устройства перехвата информации к подводным стекловолоконным кабелям, окружающим весь мир. Это позволило США и Великобритании читать большую часть всемирной переписки. Телекоммуникационных провайдеров обязали передавать информацию спецслужбам. Более того, по словам Сноудена, с АНБ связана почти вся Кремниевая долина – Google, Microsoft, Facebook, даже знаменитая Apple Стива Джобса. АНБ утверждало, что у него есть «прямой доступ» к серверам технологических гигантов.

Наделив себя беспрецедентными возможностями тотальной слежки, американское разведывательное сообщество скрывало правду о своей истинной деятельности, рассказал Сноуден. Если Джеймс Клэппер, директор Национальной разведки, преднамеренно лгал конгрессу о программах АНБ, то тем самым совершал уголовное преступление. АНБ самым наглым образом нарушало американскую конституцию и права на неприкосновенность частной жизни. Оно даже устроило секретные лазейки в программах онлайн‑шифрования – используемых для проведения безопасных банковских платежей – и тем самым ослабило эти системы для всех и каждого.

По мере того как Сноуден вел свой рассказ, деятельность АНБ, казалось, перекликается с мрачными фантазиями XX столетия. На эти мысли наталкивают произведения Олдоса Хаксли или Джорджа Оруэлла. Но окончательная цель АНБ, казалось, простиралась еще дальше: собрать все у всех и повсюду и хранить это у себя неопределенно долго. Наступил поворотный момент. Это выглядело как полная ликвидация частной жизни. Шпионские службы отняли у людей Интернет – когда‑то надежную платформу для проявления собственной индивидуальности и самовыражения. Сноуден использовал понятие «паноптикум». Его придумал британский правовед, философ, экономист и общественный деятель Иеремия Бентам. Он описал это в форме круговой тюрьмы, где тюремщики могли всегда видеть своих заключенных, а те не догадывались о том, что за ними ведется наблюдение.

И именно поэтому, утверждал Сноуден, он и решил предать огласке деятельность АНБ. А заодно распроститься с прежней жизнью и карьерой. Он сказал Гринвальду, что не хочет жить в мире, «где все, что я говорю, все, что делаю, каждый, с кем я общаюсь, каждое выражение творчества, любви или дружбы записывается».

В последующие недели заявления Сноудена спровоцируют эпохальные дебаты. Они приведут в ярость Белый дом и Даунинг‑стрит. Они вызовут международную панику, когда Сноуден ускользнет из Гонконга, попытается получить убежище в Латинской Америке и в итоге осядет в путинской Москве.

В Америке и Европе (хотя и не в Великобритании Джеймса Бонда) возникли оживленные споры о надлежащем балансе между безопасностью и гражданскими свободами, между свободой слова и частной жизнью. Несмотря на лихорадочную поляризацию американской политики, правые либертарианцы и левые демократы объединились в поддержку Сноудена. Даже президент Барак Обама признал, что дебаты стали запоздалыми и необходима реформа. Хотя это не помешало американским властям аннулировать паспорт Сноудена, обвинить его в шпионаже и потребовать от России его выдачи.

Борьба за публикацию истории и документов Эдварда Сноудена высветила перед журналистами ряд проблем – юридических, материальных, редакционных. Это столкнуло известную во всем мире газету, ее веб‑сайт и некоторых союзников в СМИ с рядом самых могущественных людей на планете. И привело к уничтожению жестких дисков Guardian в цокольном этаже под присмотром двух экспертов британского GCHQ. Разрушение дисков – это особенно сюрреалистический эпизод в истории западной журналистики и ее битвах с государством.

Когда Сноуден сидел в своем гостиничном номере в Гонконге и рассказывал о желании запустить разоблачительную кампанию, он был спокоен. По мнению Гринвальда, он интеллектуально, эмоционально и психологически был убежден в правильности своих действий. После начала разоблачений Сноуден признал, что его, скорее всего, ждет тюремное заключение. Но в те важнейшие в своей жизни летние месяцы он излучал спокойствие и хладнокровие. Он добился непоколебимой внутренней уверенности. Ничто уже не могло заставить его свернуть с избранного пути.