Историк-медиум

Чтобы хоть как-то подкрепить наши силы, Стивен купил гранолу*, а я в это время разглядывала столпившихся переворотами людей. Харитини и Джордж должны были познакомить нас с экскурсоводом, но в этом не было никакой необходимости. Этого человека я заметила бы даже среди переполненного стадиона — до того яркими были его аура, личность и рубашка. Последняя пылала пурпурным пламенем, словно заявляя: «Мой хозяин — сторонник Нью-Эйдж!»

* Гранила — блюдо, напоминающее мюсли, запеченные в растительном масле с медом. Приготовляется из геркулесовых хлопьев, мелко нарезанных бразильски» орехов, миндаля, проросшей пшеницы или ржаных хлопьев, подсолнечных и кунжутных семечек, изюма, сушеной клюквы, подсолнечного масла и меда. — Прим. ред.

Первым делом он взял с меня обещание никогда не упоминать в печатных изданиях его подлинного имени. Я согласилась называть его Николасом, надеясь, что когда-нибудь он сам решится открыть широкой публике свое настоящее имя. Николас опасался, что информация, которой он xoтел поделиться со мной, может причинить вред ему и его профессиональной деятельности.

Николас оказался весьма энергичным, а говорил немного «в нос», так что его речь напомнила мне Энди Кауфмана из телешоу «Такси». Информацию об истории и духовной жизни Древней Греции он выдавал с такой скоростью, что даже я не успевала записывать. Когда же я не понимала его английского произношения, — а такое случалось частенько,— он брал мой блокнот и собственноручно записывал сказанное, проговаривая слова вслух.

Жил Николас неподалеку от Парфенона, и уже несколько лет приходил сюда медитировать. В храме Николас получал духовные послания. Кроме того, он изучал древние тексты, содержащие немало исторических сведений и легенд. Николас — автор нескольких книг о выдающихся людях Древней Греции. Одна из этих книг повествует о прошлой жизни самого Николаса, хоть и написана как исторический трактат.

Николас оказался страстным почитателем богини Афины, в честь которой назван город. Я уже наводила справки об Афине, когда собирала материал для книги «Archangels & Ascended I Wasters» («Архангелы и Великие Мастера»), тем не менее услышала о ней немало нового для себя. На террасе у подножия Парфенона Николас сказал:

«Парфенон» означает «храм Девы», это храм Афины. Большинство людей неправильно произносят ее имя — с ударением на втором слоге. На самом деле ударный слог — третий. Мне хотелось расспросить Николаса о многом. Я быстро записывала его слова, пытаясь не отстать. Стивен, Джерри и Став шли следом, не зная, что делать: то ли вмешиваться в нашу ученую беседу, то ли умерить шаг.

— Видите стаю туй? — спросил Николас, указывая на что-то.

— Стаю туй? — переспросила я.

— Не стаю туй, а стаю туй !— возразил он.

Я переспросила еще несколько раз с тем же эффектом, пока в наш разговор не вмешалась Став и не объяснила, что Николас говорит о «статуях», Я попросила ангелов помочь мне правильно истолковывать его слова, произносимые с сильным греческим акцентом, и очень скоро стала понимать почти все, что говорил наш экскурсовод.

— Афина — богиня мудрости, — рассказывал Николас. - Ее символы — оливковое дерево и черный голубь. Большинство людей считают ее атрибутом сову, поскольку сова отождествляется с мудростью. Но на самом деле это черный голубь.

Николас указал на множество изображений этой птицы вокруг Парфенона и добавил:

— Белый голубь — символ мира, а черный — мудрости. Он подвел меня к древнему изображению черного голубя, вырезанному в стене ниже Парфенона. Я прикоснулась к стене рукой и на мгновенье словно перенеслась в иное время. Темные пыльные окрестности храма превратились в цветущий сад. Словно соединяя прошлое и настоящее, мне на ладонь вспорхнула бабочка...

— Над Парфеноном древние возвели пирамиду из эфира, — произнес Николас и жестом указал на верхнюю часть храма. — Она не дает птицам садиться на крышу. Эту энергетическую сетку птицы ощущают как твердую субстанцию. Пирамиду называют «aornos petra», или «камень без птиц».

И правда, в окрестностях храма летали, сидели и ходили десятки голубей, но в непосредственной близости от Парфенона ни одной птицы не было видно. На его крыше голуби тоже не сидели. Разумеется, старинному сооружению это шло только на пользу.