Историческая правда состоит в том, что вот уже два года, как Германия низвергает одного противника за другим

Я этого совершенно не хотел. После первого же столкновения я снова подал им руку. Я сам был солдатом и знаю, как тяжело достаются победы, сколько связано с этим крови и нищеты, лишений и жертв. Мою руку оттолкнули еще резче, и с тех пор мы увидели, что любое мирное предложение с моей стороны тут же было интерпретировано Черчиллем и его сторонниками перед обманутыми народами как доказательство немецкой[285] слабости. Якобы это доказательство того, что мы не в состоянии больше бороться и стоим накануне капитуляции. И я отказался от таких попыток. Тяжелым путем пришел я к следующему убеждению:

Наконец должно быть завоевано абсолютно ясное решение, решение всемирно-исторического значения на сто лет вперед!

Всегда стремясь ограничить военный размах, я решился в 1939 г. на то, что прежде всего вы, мои старые партийные соратники, понимаете с трудом, на то, что могло бы быть воспринято почти унижением человеческого достоинства: я послал тогда своего министра в Москву. Это было тяжелейшим преодолением моих чувств, но в моменты, когда речь идет о благополучии миллионов, чувства решать не могут. Я пробовал добиться взаимопонимания. Вы сами прекрасно знаете, как честно и неуклонно я выполнял свои обязательства. Ни в нашей прессе, ни на наших собраниях не было произнесено ни одного слова против России или большевизма.

К сожалению, другая сторона с самого начала этого не придерживалась. Следствием этих договоренностей стало предательство, которое ликвидировало прежде всего весь европейский северо-восток. Что для нас тогда означало быть молчаливыми свидетелями того, как задушили маленький финский народ, это все вы сами знаете. Однако я молчал. Каким ударом стал для нас наконец захват балтийских государств, может постигнуть только тот, кто знает немецкую историю и знает, что нет там ни одного квадратного километра, который не был бы однажды приобщен к человеческой культуре и цивилизации немецкими первопроходцами.

Я молчал и по этому поводу. Лишь тогда, когда от недели к неделе я все сильнее стал ощущать, что Советская Россия уже видит тот час, когда она выступит против нас, когда неожиданно в Восточной Пруссии собрались 22 советские дивизии, в то время как наших там было от силы три, когда я постепенно стал получать информацию о том, что на[286] нашей границе возникает аэродром за аэродромом, когда через всю гигантскую Советскую империю сюда начала катиться дивизия за дивизией, вот тогда я почувствовал себя обязанным принять меры со своей стороны.

Потому, что история не признает извинений за недосмотр, извинений, которые состоят в том, что задним числом объясняют: я это не заметил, или я в это не поверил. Стоя во главе Немецкой империи, я чувствую себя ответственным за весь немецкий народ, за его существование, за его настоящее и, насколько это возможно, за его будущее.

Поэтому я был вынужден принять защитные меры. Они были чисто оборонительного характера. Все же в августе и сентябре прошлого года нам пришлось сознаться в том, что мы не можем вести на западе войну с Англией, в которой прежде всего была бы задействована вся немецкая военная авиация, потому что за нашей спиной стояло государство, с каждым днем все более готовое к тому, чтобы напасть на нас в такой ситуации.

Date: 2015-09-05; view: 328; Нарушение авторских прав