Правда Виктора Суворова 2 page

Да что там академики и генералы! Что там избранники народные и душ человеческих инженеры! У нас на борьбу с фальсификаторами истории войны подняты Вооруженные силы. У нас органы недремлющие этой проблемой озаботились. Да у нас глава правительства... Мало того... У нас сам Верховный главнокомандующий поднял карающий меч правды в готовности обрушить его на голову любого прохвоста, который посмеет очернительством заниматься. Размах борьбы таков и таков накал страстей, что незаметно для самих борцов их святое и правое дело уже стало национальной идеей новой, свободной, демократической России. Мудрецы в пыльных учебниках искали Идею, а она нежданно воссияла над их головами. У нас вновь появилась Великая Цель, и заключается она в том, чтобы уберечь наше светлое прошлое от очернения. Великая Цель хороша тем, что близка. Всего только написать новый десятитомник! Еще одну конференцию собрать! Сочинить комплексную программу патриотического воспитания! И миллиардов на ее выполнение не пожалеть! Книжку доходчивую заказать лихому сочинителю! Фильм отснять да раскрутить! Раскрыть документ архивный, да им и припечатать мерзавцев к стене позора!

И в то же время Великая Цель — недостижима. Сколько конференций ни проводи, не уйти от факта: сталинские людоеды и головорезы, истребившие десятки миллионов собственных граждан, никому никакой свободы дать не могли. Просто потому, что не было им резона убивать свободу в своей стране и тут же нести ее соседним народам. Не было им толку одной рукой загонять своих людей за решетки и колючую проволоку, а другой — срывать оковы с соседних народов. Незачем им было держать своих мужиков в колхозах, а зарубежных землепашцев награждать землей и правом свободного творческого хозяйствования. Никакие десятитомники не смогут никому доказать, что орды коммунистических рабов, подгоняемые в затылок пулеметными очередями заградительных отрядов, могли быть освободителями. Не могли! И не были. Просто потому, что не имели о свободе никакого понятия. Просто потому, что результатом разгрома Германии стало невиданное усиление вертухайско-стукаческой власти в собственной стране. И сколько ни издавай популярных статей и книжек, не замазать того факта, что товарищ Сталин вступил в войну союзником Гитлера, вместе Европу делили и терзали. Не увернуться нам от прошлого, не отстирать забрызганные кровью мундиры завоевателей, не перекрасить их в радостные тона: в 1941 году главные силы Красной Армии вступили в войну на оккупированных территориях растерзанных и покоренных соседних стран и в 1945 году завершили войну оккупацией, которую замышляли на вечные времена.

Итак, Великая Цель — сокрушение фальсификаторов — и близка, и принципиально недостижима. Как морковка на веревочке перед мордой ишака. В этом вся прелесть и заключается. Бороться за правду истории можно вечно. Борцам за Идею гарантированы хлебно-масляные должности, почетные звания, эфирное время и новые миллиарды на патриотическое воспитание. Я на себя, мелкого враженка, с гордостью взираю: скольких генералов работой обеспечил! Граждане генералы, да ведь я же ваш кормилец! Не будь меня, как не впасть вам в отчаяние! А так — никакого отчаяния: премии, ордена, тиражи, хлебосольные симпозиумы и пожизненные гарантии от безработицы.

Есть и еще одна причина, которая не позволит сразить фальсификаторов истории Второй мировой войны железным кулаком государственной идеологии. Заключается она в том, что главные борцы с фальсификацией являются одновременно и главными фальсификаторами. У нас во всем так заведено: с воровством борются воры, да не мелкие, а центровые; с продажностью чиновников — самые из них продажные; и правду истории защищают те, кому по должности положено ее извращать. Генерал-полковник Д.А. Волкогонов, к примеру, был главным военным историком. А чуть раньше — начальником управления спецпропаганды Главпура,[22,23] т.е. главным вралем Советской Армии. 40 лет Волкогонов преподавал марксизм-ленинизм, а потом его бросили на военную историю. Считалось, раз идеологически подкован на все четыре ноги, то ему и карты в руки.

И до Волкогонова, и после нашей военной исторической наукой заправляли не стратеги, а агитаторы и горлопаны. Генерал-лейтенант П.А. Жилин, к примеру. Он вам и доктор наук, и профессор, и член-корр, и лауреат всяческих премий. А перед тем как возглавить Институт военной истории Министерства обороны СССР, сей ученый муж занимал высокую должность проректора Академии общественных наук при ЦК КПСС, т.е. курсов марксистского словоблудия.

Военная история в нашей стране проходит по разряду агитации и пропаганды. В нормальных странах военная история — повелительница и мать всех военных наук, а у нас она — прелестница идеологического борделя. Под водительством Тельпуховских, Жилиных, Волкогоновых в нашей стране выросли целые поколения полностью безграмотных генералов и маршалов. Примеры — смотри выше. А история войны на каждом новом историческом этапе предстает в совершенно новом, непохожем, но всегда — обольстительном виде. Наша история войны мгновенно меняет свою внешность в соответствии с желаниями каждого нового похотливого клиента.

Сталин понимал, что правдивую историю войны между Советским Союзом и Германией написать нельзя. Слишком уж история эта выходила неприглядной и неприличной. Оставалось либо молчать, либо врать безмерно, безгранично и беспредельно. Сталин выбрал молчание. При нем попыток написать историю войны не предпринималось. Вместо этого вышел сборник выступлений товарища Сталина: «Братья и сестры... К вам обращаюсь я, друзья мои!» И это все.

А после Сталина на трон вскарабкалась сразу целая ватага вождей — коллективное руководство. К осени 1957 года после непрерывной череды яростных побоищ на вершине власти остались двое. Вот они-то, Жуков и Хрущев, и решили написать историю войны, наперед зная, что правду сказать нельзя. 12 сентября 1957 года началась работа над капитальной пятитомной «Историей Великой Отечественной войны». Это грандиозное произведение должно было утвердить в веках простую истину: вопреки Верховному главнокомандующему победу одержал его заместитель...

Через три недели после начала работ Жуков отбыл с визитом в Югославию, на этом его правление завершилось, соответственно, завершилась и работа над грандиозным историческим исследованием. Вместо несостоявшегося пятитомника через три года начал выходить шеститомник, и главный герой там был уже иной.

Но кое-кто успел проскочить — еще до свержения Жукова выпустить труд, угодный величайшему стратегу всех времен и народов. 24 сентября 1957 года была подписана в печать книга «Танковые сражения» германского генерала Меллентина, редактор — Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск А.П. Панфилов. В книге этой содержалась оценка Висло-Одерской операции Красной Армии: «Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времен гибели Римской империи».

Собственно, из-за этой цитаты книгу переводили и издавали. Не возразишь — фраза звонкая. По признанию битого гитлеровского генерала, в этой операции войска Жукова и Конева продемонстрировали такой уровень военного искусства, какого Европа не знала за последние полторы тысячи лет. В этой фразе совершенно ясно сказано, что на завершающем этапе войны полководческий талант советских маршалов и генералов достиг такого расцвета и уровня, с которым не сравниться ни Бонапарту с Кутузовым и Кромвелем, ни Фридриху с Тюренном и Конде. Фраза лестная. Уже 8 октября 1957 года Жуков, выступая перед диктатором Югославии, ее впервые зачитал. Озвучил, как выразились бы новоявленные ревнители изящной словесности.

А пока стратег расслаблялся в кругу югославских и албанских товарищей, кремлевские паханы учинили толковище[24,25] и вышибли великого полководца из своей шайки. Жуков вернулся домой никому не нужным пенсионером. Его тут же вызвали на разборку и высказали все, что о нем думали. Стратег, бия себя в грудь, лебезил и унижался, а в доказательство своих заслуг повторял цитату: «Невозможно описать... Европа не знала со времен гибели...»

Эту цитату Жуков твердил множество раз из года в год. Вот, ради примера, отрывок из письма Хрущеву от 18 апреля 1964 года: «Висло-Одерская операция, как Вам известно, является одной из грандиознейших операций. Советские войска провели ее блестяще, чем и заслужили всеобщее восхищение. Даже враги – и те вынуждены были признать...» И Георгий Константинович победно, как козырного туза из рукава, швыряет на стол цитату о том, что Европа не знала ничего подобного со времен гибели Римской империи...

Вслед за Жуковым эту цитату десятилетиями долбят наши генералы, маршалы и академики. Висло-Одерская операция считается вершиной военного искусства и предметом особой гордости нашего военного руководства. Не проходит года, чтобы в официальных военных трудах десятки раз не прозвучало: «...со времен гибели Римской империи»... И кто только эти слова не повторял! Как только заходит речь о выдающихся военных достижениях, вспоминают Меллентина: «Невозможно описать...» Вот и новое тысячелетие на дворе. И Красной Армии давно нет, а начальник Генерального штаба Российской армии генерал армии Ю.Н. Балуевский описывает грандиозную Висло-Одерскую операцию Красной Армии словами германского генерала: «Невозможно описать... Европа не знала ничего подобного со времен...» («Красная звезда», 7 мая 2005).

Все вроде бы здорово. Битый гитлеровец признает невероятно высокий уровень стратегического мастерства высшего командного состава Красной Армии на заключительном этапе войны, в частности – Жукова и Конева, которые в тот момент командовали войсками двух фронтов на главном стратегическом направлении войны. Почему бы не повторить столь лестные для нашего военного самолюбия слова?[27]

Да потому, что это не похвала, а обвинение.

В немецком оригинале и во всех переводах речь идет вовсе не о блистательных победах Красной Армии: «Это была трагедия невиданного масштаба. В старых германских землях – Восточной Пруссии, Померании и Силезии – русские проявили звериную жестокость. Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времен гибели Римской империи».

Сразу после войны недобитый гитлеровец обвинил Красную Армию в варварстве, вандализме, в бесцельном и массовом уничтожении людей и материальных ценностей, воровстве, грабежах, насилии, мародерстве. Нашим генералам и маршалам следовало или ответить на обвинения, или помолчать. Но Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск А.П. Панфилов в угоду величайшему стратегу всех времен и народов, подобно мелкому шулеру, передернул карту. В русском переводе слова о звериной жестокости выпали, и обвинение превратилось в гимн. И мы полвека тешим себя фальшивой похвалой, которая сотворена с помощью ловких рук и длинных ножниц. За полвека ни один офицер, ни один генерал, ни один маршал, профессор или академик не удосужился прочитать эту книгу в оригинале или в переводе на любой язык, кроме русского. Никто фальши не усмотрел. Скажу больше. Начальник Генерального штаба РФ генерал армии Балуевский не читал эту книгу и на русском языке. И есть тому доказательство. Когда-то давно, лет 30 назад, кто-то по ошибке написал имя германского генерала – О. Меллентин. Так и прилипло. Цитату Меллентина референты не из книги переписывают, а друг у друга. Ребята, которые писали статью генерала Балуевского, написали именно так – О. Меллентин. И это доказательство того, что цитата списана из чужой статьи или доклада. Ибо если бы они переписывали цитату из книги, пусть и фальсифицированной, то написали бы – Ф.В. фон Меллентин.

Возразят: в данном случае генерал армии Балуевский просто жертва шулеров, вралей и неучей, которые[28] заправляли нашей наукой полвека назад, которые в 1957 году, на радость величайшему полководцу всех времен и народов, выпустили фальсифицированный перевод книги Меллентина, вылепив из негожего материала конфетку.

На это возражаю: генерал армии Балуевский обязан знать, что представляла собой советская военно-историческая наука во времена правления выдающихся полководцев Жукова, Хрущева, Брежнева, Андропова. Поэтому, заняв высокий пост начальника Генерального штаба, он был обязан отдать распоряжение о проверке правильности переводов всех военных книг, изданных в нашей стране. И пока данная книга такой проверки не прошла, следует воздержаться от ее публичного цитирования. По крайней мере, не проверяя всех книг, можно было проверить по оригиналу только те цитаты, которые сам генерал решил повторить в своей статье.

Я вовсе не настаиваю на том, чтобы каждый наш генерал, маршал, профессор и академик читал в оригинале военные книги на чужих языках. Но не могу считать нормальной ситуацию, когда за полвека тысячи раз стратеги самого высшего уровня как заводные повторяли одну набившую оскомину цитату, и ни один из них не удосужился прочитать книгу в оригинале или в переводе на любой язык, кроме русского. Да и на русском языке ее, как видно, читали не все, кому по должности положено.

Ситуация предельно проста: мы единственная в мире страна, в которой история Второй мировой войны на государственном уровне не изучается. За 60 лет упорных трудов Военно-историческое управление Генерального штаба, Институт военной истории Министерства обороны, множество кафедр в военных академиях и училищах не удосужились даже пересчитать наши дивизии. Они даже приблизительно не представляют, сколько и какого оружия армия имела накануне германского вторжения и сколько получила в ходе войны. И было бы простительно, если бы они держались одной какой-то линии. Тогда было бы ясно — люди ошибаются и заблуждаются. Так нет же. Наши стратеги называют одновременно и 300 тысяч орудий, и 490 тысяч, и 825 тысяч, и два миллиона. Думаю, что даже пьяный дебил мог бы сообразить: тут что-то не так. Только одна из этих цифр может быть правильной. Но все четыре одновременно правильными быть не могут. А вот наши Московско-Балуевские стратеги на такое умственное усилие не способны.

Если так, то решение напрашивается простое: запретить любые выступления официальных лиц России по вопросам, связанным с историей Второй мировой войны, изъять из продажи и библиотек все мемуары безграмотных советских генералов, адмиралов и маршалов. Когда будет наведен элементарный порядок в военно-исторической науке, когда будут собраны, обработаны и проверены самые основополагающие сведения о войне, тогда запрет можно будет снять. Иначе министр обороны, его прямые и непосредственные начальники и его подчиненные выглядят глупейшим образом в глазах всего мира.

Что же делают высшие руководители Министерства обороны и Генерального штаба? Они делают прямо противоположное тому, что требует обстановка. Они поощряют грандиозные конференции безграмотных, безалаберных генералов, адмиралов и академиков от военной истории. Материалы этих сборищ широко публикуются, демонстрируя миру невероятную степень незнайства и возмутительную безответственность высшего командного состава Российской армии. Такого военного невежества Европа не знала со времен гибели Римской империи.

В Советском Союзе свирепствовало военно-историческое варварство. После крушения коммунизма государство Российское не сделало ничего для борьбы против этого зла. Наоборот, государство это невежество насаждает.

Начиная с 1917 года из нашего народа планомерно вышибали интерес к истории вообще и к военной истории в частности. А между тем нельзя постигнуть современную военную науку, не изучая постоянно и упорно опыт прошлых веков и тысячелетий, так же как нельзя постигнуть интегральные исчисления, не зная арифметики. Россия проиграла[29] XX век. Просадила. Прошляпила. Товарищ Сталин на этот счет выражался и еще круче. И одна из главных причин распада Советского Союза и грядущего распада России — военная дикость высшего стратегического и политического руководства страны.

Самое ужасное в том, что незнание элементарных основ военных наук, и военной истории в частности, никого не пугает и не возмущает. А знание кажется странным и подозрительным. Граждане критики, разоблачайте меня, обличайте и опровергайте. Но не забывайте и наших стратегов, на погонах которых сияют звезды первой величины. Если я допустил ошибку, в этом нет ничего страшного. Это никому не повредит. А вот их безалаберное и безответственное отношение к военной истории и своим публичным выступлениям отраженным светом выдает столь же безответственное отношение к выполнению прямых служебных обязанностей. А ведь в их руках судьба России.

Странная вещь: против «Ледокола» написано уже 32 книги, защищено несколько десятков докторских диссертаций. И в чем меня только не уличали, и к чему только не придирались. Но почему-то никто не желает замечать бронебойнозубодробительного невежества наших генералов, помноженного на безалаберность мегатонного класса!

Правильность любой теории измеряется ее объясняющей силой. Моя теория разъясняет многое из того, что раньше объяснению не поддавалось. Прочитайте «Ледокол», и вы найдете ответы даже на те вопросы, которые в моих книгах не затронуты. Моим оппонентам не надо меня ни разоблачать, ни уличать. Им надо найти другое — простое, понятное, логичное объяснение тому, что случилось в 1941 году. Пока они другой теории не придумают, «Ледокол» будет продолжать свое победное плавание.

Михаил Мельтюхов {4}

Преддверие Великой Отечественной войны 1939-1941 гг.:
становление великой державы

С конца 1980-х годов военно-политические события кануна Великой Отечественной войны стали объектом оживленной дискуссии в российской историографии, в ходе которой в научный оборот было введено большое количество новых, еще недавно секретных документов, появилось немало исследований, более объективно освещающих этот период отечественной истории. В результате ныне совершенно очевидно, что созданная еще в советский период концепция событий 1939 — 1941 гг. нуждается в существенной модернизации. Прежде всего, следует отрешиться от навеянной советской пропагандой совершенно фантастической идеи о некоем патологическом миролюбии СССР, благодаря которой в историографии сложилась довольно оригинальная картина. Если все прочие государства в своей международной политике руководствовались собственными интересами, то Советский Союз занимался лишь тем, что демонстрировал свое миролюбие и боролся за мир. В принципе, конечно, признавалось, что у СССР также есть собственные интересы, но обычно о них говорилось столь невнятно, что понять побудительные мотивы советской внешней политики было практически невозможно.

Рассмотрение международной ситуации в рамках историко-политологического анализа развития систем международных отношений показывает, что советское руководство в начале 1920-х гг. столкнулось со сложной, но довольно традиционной проблемой. В годы Революции и Гражданской войны Советская Россия утратила завоеванные Российской империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню своего влияния в Европе страна оказалась отброшенной на 200 лет в прошлое. В этих условиях советское руководство могло либо согласиться с региональным статусом СССР, либо вновь начать борьбу за возвращение в клуб великих держав. Сделав выбор в пользу второй альтернативы, советское руководство взяло на вооружение концепцию «мировой революции», совмещавшую новую идеологию и традиционные задачи внешней политики по усилению влияния страны в мире. Стратегической целью внешней политики Москвы стало глобальное переустройство системы международных отношений, что делало основными противниками Англию, Францию и их союзников.

В 1920-е гг. Советскому Союзу удалось добиться дипломатического признания, но попытки усилить свои позиции в Европе и на Дальнем Востоке не дали заметных результатов. Кроме того, события конца 1920-х гг. высветили целый ряд внутренних проблем СССР, ограничивавших внешнеполитическую активность страны. Поэтому период мирового экономического кризиса был в целом удачно использован советским руководством для начала радикальной экономической модернизации с опорой на новейшие технологические достижения Запада.

В 1930-е гг. международная ситуация существенно изменилась в связи с началом открытой борьбы ряда великих держав за пересмотр Версальско-Вашингтонской системы. Сделав ставку на неизбежность возникновения нового межимпериалистического конфликта, СССР стремился не допустить консолидации остальных великих держав, справедливо воспринимая это как главную угрозу своим интересам. Советское руководство умело использовало официальные дипломатические каналы, нелегальные возможности Коминтерна, социальную пропаганду, пацифистские идеи, антифашизм, помощь некоторым жертвам агрессоров для создания имиджа главного борца за мир и социальный прогресс. Борьба за «коллективную безопасность» стала внешнеполитической тактикой Москвы, направленной на усиление веса СССР в международных делах и на недопущение консолидации остальных великих держав без своего участия. Однако события 1938 г. наглядно показали, что СССР не только все еще далек от того, чтобы стать равноправным субъектом европейской политики, но и продолжает рассматриваться европейскими великими державами как объект их политики. В этих условиях только новое обострение кризиса в Европе позволяло СССР вернуться в большую политику в качестве великой державы.

Этим устремлениям Москвы способствовало то, что в ходе политических кризисов 1930-х гг. Версальско-Вашингтонская система в Европе и на Дальнем Востоке оказалась практически разрушенной, что не могло не привести к очередному столкновению между великими державами. В этом смысле можно говорить о том, что Вторая мировая война была закономерным явлением в период смены систем международных отношений и вряд ли могла бы быть предотвращена, поскольку неравномерность экономического развития вела к изменению баланса сил великих держав, каждая из которых в той или иной степени оказалась заинтересованной в реорганизации Версальско-Вашингтонской системы международных отношений. Германия, США и СССР стремились к полному переустройству системы международных отношений, Англия и Франция были готовы на некоторые изменения, не затрагивающие их ведущего положения в мире, а Италия и Япония старались расширить свое влияние на региональном уровне. Вторая мировая война явилась отражением столкновения интересов великих держав в условиях краха Версальско-Вашингтонской системы и так же, как и предыдущие конфликты великих держав, носила империалистический характер, дополняемый[32,33] освободительной борьбой оккупированных стран и территорий. Таким образом, мы рассматриваем Вторую мировую войну как совокупность войн великих держав между собой и другими странами за расширение своего влияния и пересмотр границ, сложившихся в 1919 — 1922 гг.

Разрыв Германией Мюнхенского соглашения (оккупация 15 марта 1939 г. Чехии и провозглашение независимости Словакии), оккупация Германией Мемеля (Клайпеды) 22 марта, а Италией Албании (7 апреля) положили начало предвоенному политическому кризису. Естественно, что в этих условиях каждая великая держава рассчитывала использовать ситуацию в собственных интересах. Англия и Франция стремились направить германскую экспансию на Восток, что должно было привести к столкновению Германии с СССР, их взаимному ослаблению и упрочило бы положение Лондона и Парижа на мировой арене. Естественно, Москве вовсе не улыбалась роль «жертвенного агнца», и советское руководство сделало все, чтобы отвести угрозу втягивания в возможную европейскую войну, которая должна была ослабить Германию, Англию и Францию. Это, в свою очередь, позволило бы СССР занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависит исход войны, и максимально расширить свое влияние на континенте. Со своей стороны Германия, прекрасно понимая невозможность одновременного столкновения с коалицией великих держав, рассчитывала на локальную операцию против Польши, что улучшило бы ее стратегическое положение для дальнейшей борьбы за гегемонию в Европе с Англией, Францией и СССР. Италия стремилась получить новые уступки от Англии и Франции в результате их конфликта с Германией, но сама не торопилась воевать. США была нужна война в Европе, чтобы исключить возможность англо-германского союза, окончательно занять место Англии в мире и ослабить СССР, что позволило бы им стать основной мировой силой. Япония, пользуясь занятостью остальных великих держав в Европе, намеревалась закончить на своих условиях войну в Китае, добиться от США согласия на усиление японского влияния на Дальнем Востоке и при благоприятных условиях поучаствовать в войне против СССР.

В ходе политического кризиса 1939 г. в Европе сложилось два военно-политических блока: англо-французский и германо-итальянский, каждый из которых был заинтересован в соглашении с СССР. Со своей стороны, Москва получила возможность выбирать, с кем и на каких условиях ей договариваться, и максимально ее использовала, балансируя между этими военно-политическими блоками. Международные отношения весны — лета 1939 г. в Европе представляли собой запутанный клубок дипломатической деятельности великих держав, каждая из которых стремилась к достижению собственных целей. События параллельно развивались по нескольким направлениям: шли тайные и явные англо-франко-советские, англо-германские и советско-германские переговоры, происходило оформление англо-франко-польской и германо-итальянской коалиций. Москва в своих расчетах исходила из того, что возникновение войны в Европе — как при участии СССР в англо-французском блоке, так и при сохранении им нейтралитета — открывало новые перспективы для усиления советского влияния на континенте. Союз с Англией и Францией делал бы Москву равноправным партнером со всеми вытекающими из этого последствиями, а сохранение Советским Союзом нейтралитета в условиях ослабления обеих воюющих сторон позволяло ему занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависит исход войны. Исходя из подобных расчетов, был определен советский внешнеполитический курс.

Продолжая действовать в рамках концепции «коллективной безопасности», советское руководство попыталось добиться заключения союза с Англией и Францией. Однако неудачные англо-франко-советские переговоры, показавшие, что Лондон и Париж не готовы к равноправному партнерству с Москвой, и угроза англо-германского соглашения заставили Советский Союз более внимательно отнестись к германским предложениям о нормализации двусторонних отношений. Подписанный 23 августа 1939 г. советско-германский договор о ненападении стал значительным успехом советской дипломатии.[34,35] СССР удалось остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Восточной Европе и более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах. Благодаря соглашению с Германией СССР впервые за всю свою историю получил признание своих интересов в Восточной Европе со стороны одной из великих европейских держав. В 1939 г. Европа оказалась расколотой на три военно-политических лагеря: англо-французский, германо-итальянский и советский, каждый из которых стремился к достижению собственных целей, что не могло не привести к войне.

Вместе с тем следует помнить, что никаких реальных территориальных изменений или оккупации «сфер интересов» советско-германский договор не предусматривал{5}. К сожалению, теперь, зная дальнейшие события, некоторые исследователи склонны полагать, что Гитлер и Сталин уже тогда, в ночь на 24 августа, заранее знали, что именно произойдет в ближайшие 38 дней. Естественно, что в действительности этого не было. Вообще ситуация конца августа 1939 г. была столь запутанной, что политики и дипломаты всех стран, в том числе и Советского Союза, старались подписывать максимально расплывчатые соглашения, которые в зависимости от обстановки можно было бы трактовать как угодно. Более того, 24 августа никто не знал, возникнет ли вообще германо-польская война или будет достигнут какой-то компромисс, как это было в 1938 г. В этой ситуации употребленный в секретном дополнительном протоколе к договору о ненападении термин «территориально-политическое переустройство» Восточной Европы мог трактоваться и как вариант нового Мюнхена, то есть позволил бы Москве заявить о своих интересах на возможной международной конференции. А понятие «сфера интересов» вообще можно было трактовать как угодно{6}. В любом случае советско-германский пакт был соглашением, рассчитанным на любую ситуацию.

Конечно, Москва была заинтересована в отстаивании своих интересов, в том числе и за счет интересов других, но это, вообще-то, является аксиомой внешнеполитической стратегии любого государства. Почему же лишь Советскому Союзу подобные действия ставят в вину?

Важной проблемой историографии событий 1939 г. является вопрос о связи советско-германского пакта с началом Второй мировой войны. В этом вопросе мнения исследователей разделились. Многие авторы вслед за западной историографией, которая основывается на позиции английского руководства, сформулированной 30 августа 1939 г., что «судьба войны и мира находится сейчас в руках СССР» и его вмешательство может предотвратить войну{7}, полагают, что пакт способствовал началу Второй мировой войны{8}. По мнению других, пакт не оказал никакого влияния на начало германо-польской войны (и Второй мировой тоже), поскольку оно было запланировано еще в апреле 1939 г.{9}. Р.А. Медведев полагает даже, что пакт заставил Англию и Францию объявить Германии войну{10}, никак, впрочем, не аргументируя этот тезис. Чтобы дать аргументированный ответ на этот, вероятно, наиболее важный вопрос, следует обратиться к рассмотрению событий, произошедших с 23 августа по 1 сентября в Европе.

В августе 1939 г. вопрос о выяснении позиции Англии и СССР в случае войны в Польше вступил для Германии в решающую фазу. 2—3 августа Германия активно зондировала Москву, 7 августа — Лондон, 10 августа — Москву, 11 августа — Лондон, 14—15 августа — Москву. 21 августа Лондону было предложено принять 23 августа для переговоров Геринга, а Москве — Риббентропа для подписания пакта о ненападении. И СССР, и Англия ответили согласием! Исходя из необходимости прежде всего подписать договор с СССР, 22 августа Гитлер отменил полет Геринга, хотя об этом в Лондон было сообщено только 24 августа. Пока же английское руководство, опасаясь сорвать визит Геринга, запретило мобилизацию. Выбор Гитлера можно объяснить рядом факторов. Во-первых, германское командование было уверено,[36,37] что вермахт в состоянии разгромить Польшу, даже если ее поддержат Англия и Франция. Тогда как выступление СССР на стороне антигерманской коалиции означало катастрофу. Во-вторых, соглашение с Москвой должно было локализовать германо-польскую войну, удержать Англию и Францию от вмешательства и дать Германии возможность противостоять вероятной экономической блокаде западных держав. В-третьих, не последнюю роль играл и субъективный момент: Англия слишком часто шла на уступки Германии, и в Берлине, видимо, в определенной степени привыкли к этому. СССР же, напротив, был слишком неуступчивым, и выраженную Москвой готовность к соглашению следовало использовать без промедления. Кроме того, это окончательно похоронило бы и так не слишком успешные англо-франко-советские военные переговоры.

Date: 2015-09-05; view: 337; Нарушение авторских прав