Глава 25. Га-нор резко осадил взмыленного коня на лесном перекрестке

Га-нор резко осадил взмыленного коня на лесном перекрестке. Гнедой Лука тоже устал — ноги у него тряслись. Еще пять минок такой скачки, и животные потеряют последние силы.

Северянин проворно выскользнул из седла, упал на землю и приложил к ней ухо.

— Скоро будут. Минок через пять, — сухо произнес он.

— Они нас нагонят. Их-то коняги гораздо свежее наших, лопни твоя жаба!

— Придется научить, что некоторых лучше оставить в покое.

— Что ты задумал? Двое против шестерых!

— Семерых. Спрячься хорошенько. Я уведу жеребцов.

Лук не спорил. Спрыгнул, сорвал закрепленный у седла арбалет. Затем взял точно такой же у рыжего. За спиной стражника висел небольшой круглый щит, а широкий пояс сильно оттягивал тяжелый «морской еж» и узкий трехгранный кинжал. Нагруженный оружием, он направился к растущим у дороги кустам орешника, достаточно густым для того, чтобы спрятать целый отряд, не говоря уже об одном человеке.

— Не наследи! — предупредил следопыт.

Лук пробурчал что-то неразборчивое и, не оглядываясь, скрылся в зарослях. Послышалась возня, а затем тихо лязгнула взявшая арбалетную тетиву «козья нога». Сын Ирбиса нашел старую ветку с высохшими листьями и быстро замел оставшиеся на дороге отпечатки сапог.

— Стрелять придется тебе. Смотри, не промахнись.

— Разберусь, лопни твоя жаба. Не долго там. А то никого не достанется.

Га-нор влетел в седло, взял под уздцы коня товарища и, свернув направо, проскакал по дороге еще ярдов двести. Кусты здесь были гораздо реже, чем возле перекрестка, и он без труда ввел животных в лес. Привязав их, бросился через затихшую пущу обратно. Следопыт прекрасно запомнил место, где засел Лук. Сам он спрятался в орешнике на противоположной стороне дороги. Чуть левее логова солдата.

Друзья смогли прорваться через кольцо, избежали сдисских разъездов, миновали разрушенное Воронье Гнездо, возле которого едва не нарвались на большой отряд набаторских латников, и лесами добрались до опустевшего тракта на Альс. Казалось, все опасности позади, но им не повезло, и на пустой дороге они нос к носу столкнулись с патрулем летучей кавалерии набаторцев. Какое-то время северянин думал, что удастся уйти, но их жеребцы проигрывали быстроногим скакунам, выращенным в Лунных долинах.[31]

Вытащив клинок из заспинных ножен, следопыт положил его рядом. Ждать пришлось совсем недолго.

Стук копыт. Крики. Свист.

Преследователи вылетели к перекрестку и осадили нетерпеливых, разгоряченных коней. Один из всадников спешился, разглядывая свежие следы лошадиных копыт.

Лук, зажав в зубах болт, выбрал цель. С пятнадцати шагов промазать сложно даже неопытному стрелку. Правда, стражник оказался исключением. Он целился в незащищенную шею, но взял чуть выше. Болт угодил офицеру, отдававшему приказ, прямо в лицо. Отбросив разряженное оружие в сторону, Лук подхватил второй арбалет, положил приклад на плечо. Выстрелил.

И вновь промахнулся.

Хотел пробить голову здоровяка, а вместо этого попал гарцевавшей лошади в глаз. Та крутанулась на месте и завалилась на бок, придавив всаднику ногу.

— Там! — заорал кто-то из набаторцев.

Двое кавалеристов спешились и бросились к кустам. Лук с трудом зацепил козьей ногой тетиву, разогнулся, взводя арбалет. Он слышал боевой клич Га-нора, звон стали, треск кустов. Выхватив из зубов болт, дрожащими руками утвердил его на ложе и только после этого поднял взгляд. Ближайший враг находился в пяти шагах от него.

Стражник упал на правое колено и нажал на спусковой крючок еще до того, как окончательно поднял арбалет. Болт ударил человека в нижнюю часть живота. Второй набаторец оказался рядом, и Лук едва успел подхватить с земли щит, когда тот атаковал.

Сражаться в густом орешнике оказалось сложно. Ветки мешали набаторцу размахивать длинным мечом. Лук отразил щитом довольно слабый удар сверху, тут же пихнул врага снизу вверх и едва не разбил ему лицо. Но молодой парень ловко поднырнул под щит, собираясь ткнуть противника мечом под ребра, однако забыл о кинжале и проворонил короткий удар в ухо.

Сорвав с пояса кистень, стражник выскочил на дорогу, на ходу разматывая лязгнувшую цепь. У края леса лежала лошадь с перерубленной передней ногой, а рядом с ней ее обезглавленный хозяин. Га-нор сражался с двумя уцелевшими всадниками. Один из них оказался опытным бойцом, второй был ранен в бедро.

Лук заметил, что здоровяк, по-прежнему придавленный убитой лошадью, дотянулся до арбалета и пытается натянуть его. Стражник крутанул кистень, заставив тяжелый шипастый шар описать в воздухе неправильный круг, и с размаху опустил его на незащищенную голову набаторца. Смачно и мерзко хрустнуло. Стараясь побороть неожиданно подступившую тошноту, Лук потянул рукоять на себя, высвобождая окровавленный шар из месива, в которое превратилась человеческая голова. Он знал, что поступил правильно, добив покалеченного, остававшегося опасным, но все равно чувствовал себя донельзя гадко.

Раненый кавалерист бросился на стражника, но тому удалось, вовремя раскрутив «морского ежа», отогнать набаторца назад. И, когда Га-нор разобрался со своим противником, всадник развернулся и, нахлестывая коня, помчался прочь.

— Упустили! — прорычал сын Ирбиса.

— Ну и Бездна с ним!

— Он может посадить нам на хвост весь Набатор. За век не сбросим.

— Эй! Да ты же ранен, лопни твоя жаба!

По левому боку рыжего расползалось кровавое пятно.

— Ничего. Царапина. Не опасно. Сейчас зашью. Попытайся поймать их коней. Только осторожно. Они с норовом. И сходи за арбалетами. Давай. Не стой столбом. Нечего здесь торчать.

Луку удалось поймать трех из пяти скакунов. Затем он слазил в кусты за арбалетами.

Га-нор уже порыскал в набаторских сумках, разорвал на бинты чью-то чистую рубаху и теперь орудовал кривой иглой:

— Собери еду. Все, что найдешь.

— Может, помочь?

— Оставь. Сам справлюсь.

— Куда мы теперь?

— На север. Если все сложится удачно, обойдем Альс по дуге и выйдем к западным склонам Слепого кряжа. Предгорья помогут спрятаться от чужих глаз. Проберемся к Орлиному гнезду, а там уже и до Катугских гор рукой подать.

— Между кряжем и горами полно чужих войск.

Рыжий усмехнулся в усы:

— Места там дикие. Я знаю тропы.

— Все равно мы не пройдем Лестницей Висельника.

— Возможно. Подумаем об этом позже. Собирайся в дорогу. Нечего здесь рассиживать.

— Если Лестница взята, что мы тогда будем делать, скажи на милость, лопни твоя жаба? — не успокаивался Лук.

Но Га-нор ему так и не ответил. То ли не знал, то ли просто не хотел расстраивать раньше времени…

— Не ожидать тебя видеть вновь, человече, — произнес Гбабак, как только стражники ушли.

Признаться честно, я тоже не ожидал. Но меня и Шена (сейчас запертого по соседству) вернули в темницу. Лаэн увела Ходящая-отступница, и где теперь держат мое солнце я, к сожалению, не знал. Мы едва успели обмолвиться парой слов, прежде чем нас разлучили.

— Юми говорить, что твой невесел.

— А с чего мне веселиться?

— Твой жить. А это бес-цен-но. Разве не таква?

— Так, — подумав, согласился я. — Все так, блазг.

— Тогда глядеть весело. Все не таква уж и плохо. Нам оставить фонарь.

Не знаю, к чему жителю болот понадобился свет. Блазги прекрасно видят в темноте. Но Гбабак — особенный парень. И, судя по всему, большой оптимист.

— Еще не вечер. Вот кваквак я вам сказать.

— Ты что? Намереваешься отсюда выбраться?

— Со временем.

— И как, если это не секрет?

— Юми делать подкоп.

— О-о-о, — глубокомысленно протянул я. — И как успехи?

— Юми говорить, что больше девяти ярдов проквапать.

На этот раз я задумался надолго. Что-то не сходилось.

— Стены каменные.

— Ну и что? Квамень можно грызть. А за ним земля рыть. Беда в том, что туннель невеликва. Для Юми. Не для меня. Я никвак в него не пролезть.

— Вот так, собака! — грустно пискнул вейя.

— Сочувствую.

Могу представить, какой коридор следует прокопать, чтобы туда можно было вместить тушу взрослого блазга-воина.

— Эй! Нэсс! — окликнул меня Шен. — С кем это ты там разговариваешь?

— С блазгом, — потянулся я. — И с вейей, что бы это ни означало.

Целитель заткнулся, как видно, решая — не разыгрываю ли я его.

— Ладно, — наконец раздалось с той стороны коридора. — Поговорим позже.

— Позже? Парень, а ты уверен, что это позже будет?

— Если твой бояться меня, человече, то не думать о такваквой глупость. Мне твой тайны ни ква чему, — добродушия у Гбабака было на целое болото. — Юми говорить, что и ему тоже.

— Вот так, собака!

Я подгреб соломы и сел на пол, прислонившись спиной к холодным прутьям:

— Ну? Шен, ты скажешь, что тебя тревожит или я пойду спать?

Целитель не слишком-то поверил про «сон». Дураку ясно, что сейчас никто из нас не заснет.

— Что ты думаешь о предложении Проказы?

— Хм… — я порылся в карманах, пытаясь найти какую-нибудь монетку. — Можем подбросить сол. Император — согласимся. Корона — пошлем ее в Бездну.

— Хватит паясничать!

— А что ты хочешь от меня услышать?

— Правду.

— Чью правду? Мою или твою? Моя — очень проста. У нас больше нет причин переться в долину. Заклинание Матери Лаэн не угрожает. Не надо больше плясать под флейту Башни. Я достаточно понятно изъясняюсь?

— Да, — неохотно ответил он. — Вполне. Думаешь, здесь вам будет лучше и безопаснее?.. С ней…

— Лучше нам будет в Золотой Марке. Как можно дальше отсюда.

— Тогда почему?!

— Ты странный человек, малыш, — я устало закрыл глаза. Казалось, в них насыпали целое ведро раскаленного песка. — Сам же недавно говорил, что я грязный продажный гийян. С момента нашего прошлого разговора ровным счетом ничего не изменилось. Я все также трясусь за свою поганую шкуру. Хочу выжить. Точнее, попытаться это сделать. А здесь мне предоставляется такая возможность. Как тебе такое объяснение? Никакой романтики, никакой светлой цели, никакой помпезности, реющих на ветру флагов и прочей дряни. Мною движет всего лишь жалкое желание остаться в живых.

— Я знаю, что ты врешь. Пытаешься спасти жизнь Лаэн, а не свою. И я не вижу в этом ничего постыдного.

— Да ну?! — я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал как можно насмешливее. Не собирался показывать ему, что он попал в самую точку. — Ты меняешься на глазах. Что собираешься делать сам? Пошлешь Проказу в далекие края?

— Она — враг.

— Не стоит говорить очевидные вещи. Даже мой друг Юми знает, что одна из Шести — опасная гадина.

— Вот так, собака! — подтвердил вейя.

— Если я буду с ней, то совершу предательство.

— Ну да. Ну да. Человек чести и все такое… Предательство перед кем, позволь узнать? Перед Башней? Ты, конечно, можешь умереть за нее и свою ненаглядную Мать. Твое право. Не собираюсь мешать. Только хочу напомнить, что ты предал их в тот момент, когда стал учеником Лаэн. Теперь они вряд ли будут с тобой любезны.

— Я говорю не о Башне, а о своей стране. Встать на сторону Проказы — значит, предать Империю.

— Ну, тогда, конечно, стоит сдохнуть. Империя это оценит. Если когда-нибудь узнает о твоей великой благородной жертве.

— Да при чем тут узнает?! Это вопрос совести!

— Я на подобные вопросы даже отвечать не буду, — несколько кривя душой хохотнул я. — К тому же, не помню, чтобы Проказа просила тебя выступить против Империи.

— Как ты можешь?! Ты ведь солдат! И воевал!

— Да! Воевал! — разом рассвирепев, заорал я. — Воевал! И поэтому знаю, что говорю! Слышишь меня?! Знаю! Я убил на эту проклятую войну часть жизни! Я сражался с Высокородными ублюдками в их гребанном лесу, а наши славные красавцы-маршалы в дорогих чистеньких мундирах говорили мне, что я герой. И жрали наши жизни, не отходя от походных шатров! Я был обычным солдатом, мальчик! Без всей твоей патетики! О ней как-то забываешь, находясь по колено в дерьме, крови и с тварями из Дома Бабочки на шее. А ты знаешь, что когда война кончилась, многих из тех, кто ковал в Сандоне победу, выбросили в выгребную яму?! О нас забыли! Мы остались ни с чем! Однажды я прошел жернова битвы «за страну» и стал тем, кем стал. Неужели думаешь, что сделаю это и второй раз? Ну, так ты ошибаешься. Мне не за кого сражаться, кроме себя и Лаэн!

— В таких вопросах мы плохо понимаем друг друга. Давай не будем больше спорить, — Шен неожиданно предложил перемирие.

— Ты точно решил отказаться? — угрюмо проговорил я, когда тишина стала уж очень невыносимой.

— Нет, — нехотя ответил он. — Не точно. Представь себе — я ужасно боюсь умирать.

— Этого нечего стыдиться, человече, — прогудел блазг. — Я думать, что тот, квато не бояться смерти — пустой. Ему нечего терять.

Я отошел от решетки и улегся на солому.

— Нэсс? — донеслось до меня.

— Да.

— А ты? Ты боишься смерти?

— Когда ходил по Сандону — не боялся. На той войне к ней очень быстро привыкали. Она всегда была где-то рядом.

— А теперь?

— Теперь? Теперь я просто не собираюсь умирать. Вот и все.

— Из-за Лаэн?

— Поспи, малыш, — наконец сказал я ему, смягчив тон. — Завтра все станет ясно. Уверен, что уж ты-то найдешь нужное решение и поступишь правильно. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Я врал. А на душе у меня скребли кошки.

Date: 2015-09-20; view: 292; Нарушение авторских прав