Глава восьмая. Клаус читал всю ночь напролет

Клаус читал всю ночь напролет. Вообще-то он любил это делать. Раньше, когда родители были живы, Клаус обычно брал с собой в постель фонарик и, закрывшись с головой, читал, пока глаза у него не слипались. Бывало, что отец, придя утром будить Клауса, заставал его крепко спящим, с фонариком в одной руке и с книгой в другой. Но этой ночью обстоятельства, разумеется, были совсем другими.

Клаус стоял у окна и при свете луны, прищурившись, читал похищенную книгу.

Порой он бросал взгляд на сестер. Вайолет спала прерывистым сном, иначе говоря беспокойно металась на бугристой постели, а Солнышко забралась поглубже в свое гнездо из занавески, так что все вместе выглядело как кучка тряпья. Клаус ничего не сказал сестрам про книгу. Он не хотел подавать им ложную надежду, поскольку не был уверен, что книга поможет им выпутаться.

Книга была длинная, читалась с трудом, и Клаус все больше уставал по мере того, как ночь шла. Иногда глаза у него сами собой закрывались. Порой он ловил себя на том, что читает и перечитывает одну и ту же фразу. Читает и перечитывает. Читает и перечитывает. Но вдруг он вспоминал, как сверкали крюки у олафовского сообщника, ему представлялось, как они рвут его тело, тогда он мгновенно просыпался и читал дальше. Он нашел небольшой обрывок бумаги, разорвал его на полоски и стал закладывать важные места.

К тому времени как за окном чернота сделалась менее густой, предвещая скорый рассвет, Клаус знал уже все, что нужно было знать. С восходом солнца надежды его окрепли. Наконец, когда послышались первые птичьи голоса, Клаус на цыпочках прокрался к двери и тихонько приоткрыл ее, стараясь не будить беспокойно спящую Вайолет и Солнышко, скрывающуюся в ворохе тряпок. Он прошел на кухню, сел и стал ждать Графа Олафа.

Долго ему ждать не пришлось – вскоре послышалось громыхание башмаков вниз по башенной лестнице. Граф Олаф вошел в кухню и, увидев Клауса, сидящего за столом, оскалился, что в данном случае означало «улыбнулся фальшивой недружелюбной улыбкой».

– Привет, сирота, – сказал он. – Рано ты встал.

Сердце у Клауса забилось сильнее, но выглядел он хладнокровным, как будто снаружи его одевала невидимая броня.

– Я не спал всю ночь, – сказал он. – Я читал вот эту книгу. – Он выложил ее на стол. – Она называется «Матримониальное право». Из нее я узнал много интересного.

Граф Олаф достал уже бутылку вина, собираясь налить себе стаканчик перед завтраком, но, увидев книгу, отставил бутылку и сел.

– Слово «матримониальный», – продолжал Клаус, – означает «брачный».

– Без тебя знаю, что это слово значит, – прорычал Граф Олаф. – Где ты ее взял?

– Нашел в библиотеке у судьи Штраус. Но это неважно. А важно, что я разгадал ваши планы.

– Вот как? – Бровь у Графа Олафа поползла кверху. – Ив чем же они состоят, недоросток ты этакий?

Клаус игнорировал оскорбление и раскрыл книгу на одной из страниц с закладкой.

– «Брачные законы здесь очень просты, – прочел он вслух. – Необходимые условия следующие: присутствие судьи, утверждение „да“ со стороны невесты и жениха и подпись невесты на договоре той рукой, которой она обычно подписывает документы». – Клаус положил книгу на стол и выставил вперед палец. – Если моя сестра скажет «да» и подпишет бумагу в присутствии судьи Штраус, она окажется в законном браке с вами. Вашу пьесу надо назвать не «Удивительная свадьба», а «Опасная свадьба». Бы не в фигуральном смысле хотите жениться на Вайолет, а в буквальном! Свадьба эта не понарошку, а самая настоящая, накладывающая законные обязательства.

Граф Олаф расхохотался грубым хриплым смехом:

– Да ведь твоя сестра еще не достигла возраста, когда выходят замуж!

– Она может выйти замуж, если получит разрешение от своего законного опекуна, действующего по родительскому праву, – возразил Клаус. – Это я тоже прочитал. Вам меня не обмануть.

– А на что мне сдалось жениться законным образом на твоей сестре? Она, безусловно, очень мила, но такому мужчине, как я, ничего не стоит заполучить сколько угодно красивых женщин.

Клаус открыл страницу, заложенную в другом месте.

– «Законный муж, – прочитал он вслух,– получает право контролировать все деньги, принадлежащие его жене». – Клаус торжествующе посмотрел на Графа Олафа: – Вы хотите жениться на моей сестре, чтобы иметь право распоряжаться бодлеровским состоянием! Во всяком случае таков был ваш план. Но когда я передам эти сведения мистеру По, спектакль не будет показан, а вас посадят в тюрьму!

Глаза Графа Олафа загорелись особым блеском, но он продолжал улыбаться. И это было удивительно. Клаус полагал, что когда он выложит Графу Олафу свои догадки, тот придет в ярость и начнет бушевать. Ведь из-за какого-то соуса он впал в настоящее бешенство. И сейчас, когда разоблачены его замыслы, он должен был прийти в еще большее бешенство. Однако он преспокойно сидел напротив Клауса, как будто они беседовали о погоде.

– Да, выходит, ты меня вывел на чистую воду, – только и сказал Граф Олаф. – Наверное, ты прав: я отправляюсь в тюрьму, а вы все становитесь свободными. Ну, чего ж ты не бежишь к себе в комнату, не будишь сестер? Они, я думаю, с удовольствием послушают про то, как ты одержал надо мной победу и разоблачил мои козни.

Клаус вгляделся в Графа Олафа – тот продолжал ухмыляться, как будто только что отмочил удачную шутку. Отчего он не угрожал Клаусу от злости? Не рвал на себе волосы от разочарования? Не бежал за вещами, чтобы поскорее скрыться? Всё шло совсем не так, как рисовал себе Клаус.

– Хорошо, я пойду и расскажу все моим сестрам, – сказал он и пошел в спальню. Вайолет еще дремала, а Солнышко по-прежнему скрывалась под складками занавески. Сперва Клаус разбудил Вайолет.

– Я всю ночь не ложился и читал, – выпалил он на одном дыхании, едва сестра открыла глаза. – Я выяснил, что задумал Граф Олаф. Ты и судья Штраус и все присутствующие будут думать, что так надо по пьесе, а он женится на тебе по-настоящему. А раз он станет твоим мужем, он будет иметь право распоряжаться деньгами наших родителей, и тогда он от нас избавится.

– Как он сможет жениться на мне по-настоящему? – прервала его Вайолет. – Ведь это просто пьеса.

– Единственное условие для заключения брака в нашем городе, – объяснил Клаус, показывая сестре «Матримониальное право» на нужной странице, – это чтобы ты сказала «да» и подписала документ в присутствии судьи – в данном случае судьи Штраус!

– Но я еще не могу выходить замуж, мне только четырнадцать!

– Девочки до восемнадцати, – Клаус перелистнул несколько страниц,– могут выходить замуж с разрешения своего законного опекуна. А это – Граф Олаф.

– Нет, я не хочу, – закричала Вайолет. – Как же нам быть?

– Мы можем показать эту книгу мистеру По, и он наконец поверит нам, что Граф Олаф замышляет недоброе. Скорее одевайся, а я разбужу Солнышко, и мы поспеем к открытию банка.

Вайолет, которая по утрам обычно с трудом вставала и двигалась, кивнула, быстро вскочила и бросилась к картонному ящику за подходящей одеждой. А Клаус подошел к комку тряпок, чтобы разбудить младшую сестру.

– Солнышко, – позвал он ласково и положил руку туда, где должна была находиться голова.

Никто не отозвался. Клаус еще раз крикнул: «Солнышко» – и сдернул верхние складки шторы. «Сол…» – начал он и замер: под верхним слоем материи не было ничего, кроме той же занавески. Он раскопал все до дна, но сестры не нашел. «Солнышко!» – завопил он, оглядывая комнату. Вайолет выронила из рук платье и тоже принялась искать. Они смотрели во всех углах, под кроватью и даже в картонном ящике – Солнышко исчезла!

– Куда она подевалась? – встревоженно произнесла Вайолет. – На нее это не похоже.

– Бот именно, куда же она подевалась? – раздался позади них голос.

Дети быстро обернулись. В дверях стоял Граф Олаф, наблюдавший за их поисками. Глаза у него блестели больше обычного, и он по-прежнему ухмылялся, как будто только что удачно пошутил.