Глава 4. Зал Собраний все тянулся, тянулся и тянулся Томасу уже начинало казаться, что глухой стук от его подошв вибрирует

Зал Собраний все тянулся, тянулся и тянулся… Томасу уже начинало казаться, что глухой стук от его подошв вибрирует, нарастает, превращаясь в оглушительный гул, словно целая дивизия маршировала за мраморными стенами. И неожиданно двери оказались совсем рядом. Фрикке потянулся к золотой ручке в виде оскаленной головы горгульи, но, едва коснувшись её, отдернул пальцы, как будто металл был раскален. Он внезапно поймал себя на том, что чувствует собственное ничтожество, слабость, какую‑то «мелкость» и собирается робко протиснуться в полуоткрытый проход.

Нет! Пусть его вина огромна и не подлежит искуплению, он – нобиль ягеров. Сжав губы в тонкую линию, Томас ухватился за обе ручки и открыл двери, похожие на маленькие крепостные ворота – обе створки сразу. Это оказалось неожиданно легко – тщательно сбалансированный механизм сработал идеально и без шума. Пройдя по короткому коридору, ослепительно белому, с укрытыми за полупрозрачными узорчатыми панелями светильниками, Томас ступил в святая святых – место, где проходила ось мира, точка равновесия цивилизации.

В рабочий кабинет Координатора.

Кабинет бы огромен – Координатор, начинавший службу на подводных лодках, любил простор, обширные пространства, где взор мог разгуляться вдоволь, без препятствий. Зал, площадью почти шестьсот квадратных метров, незаметно сужался к тому концу, где располагался стол повелителя, так, чтобы у посетителя не возникало ощущения ничтожности Координатора в сравнении с его обителью. Вся стена, обращенная к посетителю, за спиной вождя Нации, представляла собой один сплошной книжный шкаф – своды законодательства, евгенические кодексы и справочники – строгие черные и коричневые тома, переплетенные в тончайшую кожу, с золотым тиснением и тончайшими, каллиграфическими нитями букв. На стене справа, строго по центру, висела картина известного живописца, имя которого Фрикке, к собственному стыду, запамятовал. Выдержанная в песочно–жёлтых тонах, она изображала подростка, воспитанника третьей ступени «Фабрики жизни», запускающего планер. Переданные филигранными мазками плавный изгиб крыльев модели, порыв мальчика, небо с редкими тающими облачками, как всегда, заставили сердце Томаса забиться чуть чаще. Слишком красиво, слишком выразительно кисть мастера отразила метафорический взлёт Нации, очищенной от вериг, столетиями сковывавших стремительное течение мыслей, чувств, возможностей.

Над картиной расположилась несколько меньшая по размерам черно–белая фотография, старая, но очень тщательно отреставрированная. Шестеро молодых людей, стоящих в два ряда, в шахматном порядке, строго и сдержанно смотрели в камеру. Одинаково светловолосые, подтянутые, спортивные, в строгих галстуках, с чеканными бляхами на широких ремнях. Рубеж двадцатых–тридцатых годов – молодёжная секция Евгенической Гвардии. Одним из юношей был нынешний повелитель Евгеники – крайний справа, во втором ряду.

– Во имя борьбы! – рявкнул Фрикке, выбрасывая вперёд правую руку и только по окончании заученного, сотни тысяч раз повторенного приветствия, понял, что приветствовал пустое кресло.

– Приветствую вас, Томас, – произнес глубокий, серьезный голос слева и словно чуть сзади.

Рефлексы опытного бойца, оказались сильнее протокольной привычки, Четким движением Фрикке развернулся в пол–оборота, чуть ссутулившись в готовности отразить нападение.

У каждого Координатора когда то были и имя, и собственная история. Но получив легендарные Регалии, он терял и то, и другое, отдавая себя беззаветному и безвозмездному служению. Даже внешне вожди традиционно стремились повторить облик Основателя, отращивая бородку и короткие бакенбарды. В первое мгновение Томасу показалось, что сам Юрген Астер восстал из Пантеона в Берлине, чтобы явиться во плоти своим верным и достойным последователям.

Координатор, стоявший слева от входа, на фоне огромного, во всю стену, окна, усмехнулся, оценив секундное замешательство гостя

– Приветствую вас, Томас, – повторил он все тем же глубоким, проникновенным голосом.

– Во имя борьбы! – вновь воскликнул Томас, охваченный благоговейным восторгом. Ведь Отец Нации крайне редко встречал кого‑либо лично, как правило, аудиенция проходила совершенно иначе – проситель стоял на порядочном отдалении от стола, излагая суть вопроса.

– Во имя, – полуответил, полусогласился хозяин кабинета. – Истинно так. Прошу вас, сюда.

Координатор указал на место рядом с собой, почти у самого окна – гигантской прозрачной пластины, единственной вещи, привезенной в Эсгарт из мира, пораженного грибком расовой скверны. «Водяные» были предсказуемо неразвиты технически, но все же некоторые вещи умели делать на удивление хорошо. В том числе большие листы сверхпрочного стекла, лишь немногим уступающего металлу. Впрочем, и сталь у них получалась гораздо качественнее, но это, конечно, являлось уже чистой случайностью, отрыжкой общего технологического упадка, не позволившего создать даже нормальный самолет.

– Я люблю смотреть на чистую, девственную природу этого святого места, – доброжелательно сообщил Координатор.

Томас добросовестно уставился в окно, но не увидел ничего чистого и природного – настоящая вьюга накрыла весь полуостров, за прозрачным стеклом бесновались серо–белые вихри, швыряющие пригоршни ледяной крошки. Нобиль мимолётно пожалел об этом, в ясную погоду отсюда действительно открывался великолепный вид. Но последующие слова Координатора вернули его обратно, из фантазий на землю.

– К сожалению, теперь это удовольствие выпадает все реже и реже, – строго заметил вождь, скрестив руки на груди. Бледные кисти рук с единственным перстнем в виде трикселя с бриллиантовой пылью четко выделялись на фоне угольно–черного костюма. – Вашими стараниями, Томас.

Фрикке стиснул зубы – до боли, до скрипа эмали – и вытянулся так, что, казалось, позвоночник стонет, как натянутая струна. Ему хотелось броситься на колени и молить вождя… нет, не о прощении, вина нобиля не могла быть прощена или искуплена.

Лишь немного понимания – вот все, о чем только мог мечтать ягер.

– Да, мой друг, – произнес Координатор, подходя на шаг ближе к стоящему навытяжку Фрикке. – Вы не оправдали моих надежд. Однако…

Вождь задумался, хмуря брови, словно перед ним воздвиглась титаническая, почти неразрешимая проблема. А Томас задержал дыхание, пораженный в самое сердце одним единственным словом.

«Однако».

Однако?..

– Да, – продолжил вождь, словно отвечая на невысказанный вопрос. – Однако я понимаю корни допущенной вами ошибки. Понимаю и… даю вам шанс искупить вину перед нашим обществом и нашими идеалами.

Прошла, должно быть, целая минута, а то и больше, прежде чем Томас со свистом вдохнул. Получив вызов в Эсгарт, он был готов к суровой и заслуженной каре, сколь бы тяжкой та не оказалась. Он задушил колебания и понятный, естественный страх, будучи готовым ответить за свой грех и непредусмотрительность перед Евгеникой. Что угодно – тюрьма, поселение на Востоке, казнь, пусть даже квалифицированная. Но второй шанс?.. Если бы сейчас великий человек в черном, с такой узнаваемой бородой и жёсткими чертами лица, приказал Фрикке немедленно покончить с собой, ягер исполнил бы указание с радостью, принося эту искупительную жертву.

– Я недостоин! – выдохнул он, воздух болезненно царапал враз пересохшее горло. – Я столько…

– Да, недостойны, – переход от отеческого понимания к суровой констатации был жёстким. Координатор неотрывно смотрел Томасу прямо в глаза, и, пожалуй, впервые в жизни нобиль почувствовал, что чужая воля способна согнуть его собственную.

– Недостойны, – повторил вождь, сделав несколько шагов параллельно матовой глади окна, словно обходя Томаса. – Но особые обстоятельства требуют особых мер… и пересмотра некоторых стандартов.

– Вы причинили нашему миру и великому делу огромный, катастрофический ущерб, – Координатор вновь развернулся к ягеру, по–прежнему не размыкая сложенных на груди рук, словно ставя невидимую преграду между собой и опальным военным. – И повинны самой жестокой каре. Тем не менее, вы слишком ценный специалист и расовый образец, чтобы просто утилизировать. Не сейчас.

Длинные руки вождя расправились, словно клешни богомола, и так же стремительно. Одну Вождь заложил за спину, а вторую устремил в грудь Фрикке, вытянув два пальца, словно стилет.

– Давно ли вы получали сводки с фронта? – вопросил он.

– Не получал с момента моего… моей изоляции, – растерянно проговорил нобиль.

– Понимаю, – Координатор заложил за спину обе руки и продолжил. – Мы добились немалых успехов, однако, к сожалению, пережили и некоторые неудачи. Нам так и не удалось выбить из войны Америку и её «Эшелон», который доставляет все больше проблем. Линия фронта продвинулась ещё дальше на восток, но до разгрома России ещё далеко. И нам пришлось отменить десанты, нацеленные на Ригу и Архангельск – не хватает свободных сил.

Томас затаил дыхание, вслушиваясь в скупые слова вождя Нации. Идея с «северным» десантом давно носилась в воздухе, в свое время Томас надеялся, что ему доверят её практическую реализацию – для таких операций ягеры с их опытом и привычкой к самостоятельным кампаниям подошли бы лучше всего. Однако, не сложилось. Теперь, выходит, что операция отложена.

– Это неприятно, но не смертельно, – говорил меж тем Координатор. – Точнее, было бы не смертельно. Но природа вновь подложила нам свинью.

Он вздохнул, словно показывая, сколь велик оказался природный урон, который заставил даже прибегнуть к непристойной речи низов общества.

– Изначально мы рассчитывали самое меньшее – на десять лет. Этого хватило бы для эвакуации примерно девяноста процентов чистокровного населения и большей части промышленного потенциала.

Координатор подошел к Томасу почти вплотную и замер, буравя ягера острым взглядом.

– Но у нас больше нет этого десятилетия, – тихо сказал он.

– Нет?.. – вскинулся Фрикке. – Но как же расчеты?..

– Ошибочны, – сказал, как отрубил вождь. – Из‑за зимы в Южной Америке вымерзают тамошние джунгли. Гибнет сибирская тайга. Но, что хуже всего, началось массовое вымирание биологической массы Мирового океана. Планктона в первую очередь.

С полминуты Томас честно старался совместить джунгли Южной Америки, тайгу и планктон, но так и не понял, в чем связь.

Координатор покровительственно усмехнулся.

– Это три основных источника кислорода на планете. Первоначальный расчет учитывал лишь климатические аномалии, запасы продовольствия, возможный ущерб промышленности и транспортной сети. Теперь приходится принимать во внимание, что ещё до исчерпания прочности цивилизации, мы все просто задохнёмся.

– Любопытно, – неожиданно спокойно произнес Томас и деловито уточнил. – Сколько?

– Пять–шесть лет. Самое большее, – столь же коротко ответил Координатор.

Казалось, они неожиданно поменялись местами. Уяснив масштабы грядущей катастрофы, поняв, что опала, так или иначе, закончилась, Томас неуловимо изменился, как будто оборотень, вынужденный вести себя как кролик, вновь накинул серую шкуру.

– Сколько мы успеем эвакуировать? – Фрикке как бы случайно вставил «мы», проверяя справедливость соображений о своем скором будущем.

– Не более пятидесяти процентов, и это не все, а исключительно первая категория евгенической чистоты.

– Неужели так и не нашли метод устранить последствия саботажа Айнштайна?

– Нет, – брезгливо поджал губы вождь. – Эти высоколобые дегенераты расписались в своем бессилии и предложили начать основание сети автономных убежищ, в надежде, что после окончания процесса разрядки можно будет колонизировать планету заново, как Эдемский сад, очищенный от всего нечистого. Идиоты, неспособные понять, что купола–убежища ненадолго переживут гибель индустриальной базы, их поддерживающей.

– Быть может, ученых спрашивали недостаточно тщательно?

– Оставьте это, Томас, – посоветовал Координатор. – Эксперименты в научно–технической сфере для вас закончены. Ваши истинные таланты лежат в совершенно иной сфере, и Евгеника использует их по назначению.

Если услышанное и было неприятно для Фрикке, на его лице это никак не отразилось.

– Что я должен делать? – кратко и четко вопросил он.

– Исполнить свой воинский долг, – без промедления ответил Координатор.

– У меня есть некоторые соображения относительно большой высадки в Салониках, с её помощью можно обрушить весь южный фланг империи….

– Нет, – одним коротким словом вождь оборвал нить рассуждений ягера. И, немного подумав, снизошел до более развернутого пояснения. – Раньше мы могли позволить себе сложную стратегическую игру на нескольких направлениях. Даже если бы многоходовое маневрирование не достигло всех поставленных целей, так или иначе мы остались бы в выигрыше. Хотя бы за счет полного тактического превосходства на поле боя. Сейчас это роскошь, которая нам совершенно не по карману. Нет времени.

Лидер Нации оборвал пояснение и вновь задумался. Каким‑то шестым чувством Томас понял, это ещё не конец и замер в терпеливом ожидании. От долгого стояния в напряжённо–вытянутой позе заболела спина, сильно ломило поясницу. Но он стоически терпел, обратившись в слух, готовый принять тайное знание и похоронить его в себе. Как бездонный, полный водоворотов омут навечно скрывает брошенный камень.

Координатор дёрнул щекой, он как будто балансировал между желанием как следует мотивировать исполнителя и соображениями общей конспирации. В конце концов первое победило.

– Мы в отчаянном положении, – вождь возобновил монолог, медленно, со скупой тщательностью отмеряя слова. – Два года непрерывных побед – это было бы прекрасно, ограничься мероприятие военной экспедицией. Но теперь наш мир гибнет, и есть только одна возможность спасти себя и Евгенику – эвакуация. Мы многого добились, но эта задача сродни перевозке в одной лодке овцы, волка и пастуха. Необходимо одновременно выжимать все мыслимые возможности из нашей индустрии, держать под контролем общество до самого конца Исхода, вести масштабные военные действия для захвата жизненного пространства, восстанавливать промышленность аборигенов, и так далее. Каждая задача в отдельности вполне решаема. Все вместе – они съедают и распыляют ресурсы, не позволяя достичь решающего успеха ни в чем конкретном. Самое опасное – нехватка продовольствия. Наша продовольственная база практически уничтожена, запасы провианта очень ограничены, а использование новых земель не даёт быстрого эффекта – сельское хозяйство нельзя восстанавливать так же быстро, как заводы. Необходимо кормить население, армию, полицейские силы и даже сервов, которые поднимают из праха заводы Франции и… – вождь снова дёрнул щекой, ощутив на языке неприятный привкус отвратительных слов. – Бывшего Пангерманского Союза. Грядёт большой голод.

– Можно купить у аборигенов, – осторожно вставил Томас, дождавшись, когда Координатор сделает паузу.

– Да. Был такой план, мы вели переговоры через Испанию и Италию с азиатами. Но Конфедерация и Империя пообещали выпустить кишки тому, кто отправит нам хоть один конвой с провиантом. К сожалению, пока нет возможности показать жёлтым обезьянам, что мы – гораздо страшнее. Что же, тем тяжелее будет наш гнев. Но сегодняшние проблемы завтрашнее возмездие не решит. Время игр с векселями на победу прошло, пора расплачиваться наличными, и немедленно.

Координатор бросил взгляд в окно, где серая круговерть урагана, казалось, поглотила весь мир. От напора урагана даже прочнейшее стекло чуть вибрировало, если максимально напрячь слух, то можно было услышать легчайшее дребезжание, словно гладкая пластина жалобно плакалась хозяину на беспросветную жизнь вечного защитника.

– Эта война должна быть закончена, быстро, – сказал он, затем. – Очень быстро. Вести боевые действия на добивание и развитие экспансии можно будет годами и десятилетиями, но это – после. Обозначить и утвердить нашу победу необходимо сейчас, в одной решающей операции.

Координатор быстрым шагом прошел за стол и сел в высокое кресло, обтянутое тончайшей кожей бежевого оттенка. Молча указал Томасу на небольшой, изящный стул, стоявший сбоку от стола. Ягер сел, чувствуя, как слегка подрагивают жилы над коленями, сзади. Слишком долго он стоял во фрунт, слишком серьезные и ответственные вещи услышал за несколько кратких минут.

Лидер лёгким движением подвинул к нему широкий альбом, стандартный штабной блок карт высокой детализации на замысел операции, задействованные силы и общее снабжение. Томас, который уже не один месяц узнавал о ситуации на фронте только по телевизионным сообщениям, жадно впился глазами в знакомые контуры.

– В конце весны мы начинаем новое наступление, – проинформировал вождь. – Никаких периферийных и отвлекающих действий. Все силы будут вложены в один сокрушительный удар. Цель – обрушить русский фронт, ликвидировать Варшавский выступ и полностью взять под контроль Польшу, – Координатор чуть приподнял брови, словно ожидая от Фрикке продолжения. Ягер все понял правильно.

– Понимаю, – тщательно подбирая слова, продолжил мысль Томас. – Польша – это географические ворота в Россию. Победив, мы ликвидируем крупнейший в регионе транспортный узел и запрём русских на прочный замок. Ну, и в очередной раз распылим их орды.

– Верно, – благосклонно кивнул хозяин кабинета. – Кроме того, Польша – крупнейший производитель сельскохозяйственной продукции, в первую очередь хлеба и картофеля. Не думаю, что аборигены додумаются до сколь‑нибудь масштабного вывоза или отравления пахотных земель, это за пределами их скудного разума. Выполнив задачу, мы сможем организовать полностью автономный анклав, который будет самостоятельно кормить себя и эвакуируемых, а так же частично заполнит цепочки производства вооружений. Дальше – вопрос времени и упорства, когда мы перейдем в фазу добивания. Их руководство не сдастся до последнего, они будут отдавать приказы по неработающим линиям связи разбежавшимся дивизиям, организовывать промышленность, разваливающуюся на каждом стыке, а потом умрут с оружием в руках на развалинах своих дворцов. Глупые храбрецы будут погибать, глупые трусы – обеспечивать бесполезность их гибели. Это наше славное будущее. Дело за малым – выиграть летнюю кампанию и срезать Варшавский выступ.

– Моя задача? – деловито спросил Томас, цепко всматриваясь в карты.

– Достаточно проста и одновременно крайне сложна. Отдельные батальоны ягеров преобразуются в полноценную дивизию.

При этих словах Фрикке оторвался от созерцания схем. Немногое могло удивить нобиля, и известие о том, что противопартизанские, мобильные части встанут в общий армейский строй, прозвучало как гром в разгар зимы.

Хотя, в нынешнюю зиму вполне можно ждать внезапную грозу, а летом, соответственно, снегопад.

– Да, это будет соединение нового образца – штурмовая дивизия. Много тяжелой бронетехники, артиллерии, бронетранспортёров и иного инструмента.

– Да… – протянул Фрикке, начинающий понимать, на его лице возникла тень страшноватой улыбки.

– Именно, – в такт ему улыбнулся Координатор, так могли бы пересмеиваться друг с другом волки над телом жертвы. – Подвижность здесь принесена в жертву ударной мощи. Задача таких соединений – прорывать любую оборону противника в любом месте, независимо от упорства и плотности войск, инженерного оборудования и прочего. Прямое подчинение командующему группы армий и поддержка специальными частями.

– Это будет… интересно.

– Сегодня и завтра можете предаваться размышлениям и наслаждаться всеми красотами и возможностями Эсгарта, – деловито подытожил Координатор. – Штатное расписание и все необходимые материалы ждут вас в гостиничном номере. Послезавтра ракетоплан доставит вас в Сибирь, там тренируются основные части. У вас четыре месяца на то, чтобы создать из отдельных пальцев единый кулак. Далее переброска в Испанию, манёвры в составе армии и – переход. Любые ресурсы, любые расходы – губернаторство исполнит все ваши требования. Можете устраивать свои вавилонские мистерии, приносить в жертву хоть все дикое население, или набирать из них же добровольцев. Мне неважно, что вы будете делать. Главное – через четыре месяца штурмовая дивизия должна быть на колёсах.

В голове Фрикке бешеным хороводом пронеслась череда мыслей и образов, складывающихся в два понятия. Первое – «невозможно!». Второе – «а почему бы и нет?». Сформировать за четыре месяца полноценную дивизию практически невозможно. Точнее, возможно, но это будет обычная пехотная дивизия средней руки. Никак не элитный таран, способный прорвать оборону любого мыслимого оппонента.

Но ведь это батальоны «волков», лучшей пехоты мира…

С ними можно все.

Штурмовая дивизия из ягеров, солдат, которые не знают страха, сомнений, слабости и преданы нобилю, как собственноручно выкормленные щенки–волкодавы.

– Я сделаю это, мой вождь, – выдохнул Томас, глядя в глаза Координатору с бесконечной верой и преданностью.

– Идите. И сделайте, – произнес вождь с той же непоколебимой верой.

Уже у самого выхода Фрикке остановил короткий негромкий возглас.

– Томас, – произнес Координатор.

Фрикке замер.

– Вы пойдете в бой на самом ответственном участке фронта, – по–прежнему негромко, почти задушевно произнес человек за широким столом. – Там, где не справится больше никто. Там, где будет решаться исход всей войны. И в этот час я буду ждать от вас победы. Принесите её, и вместе с немногими избранными, теми, кто в грядущей битве проявит себя с наилучшей стороны, вы сможете получить все, хоть личный протекторат, если пожелаете. Собственные законы, легализация… религиозных практик ваших бойцов. Собственная «Фабрика жизни».

Координатор сменил позу, чуть склонился вперёд, одинокий луч света переломился на бриллиантовой пыли перстня, словно на пальце зажглась трехлучевая звезда.

– Мне советовали утилизировать вас. Достойные и значимые люди считали, что после вашего провала эвроспиртовой котёл – самое мягкое наказание. Но я поверил в то, что вы ещё можете принести пользу Евгенике. Томас… И не распустил ваши батальоны, как требовали военные и «братья». Горе вам, если вы обманете моё доверие вторично.

После того, как нобиль вышел из кабинета, Координатор долго сидел, погруженный в раздумья. Небрежно перебрал стопку очередных сводок, уверенно и привычно выхватывая из общего текста значимые числа и слова.

Авиаторы били тревогу – износ реактивных двигателей в действующей армии достиг критических значений. Восполнить потери в ближайшие месяцы не представлялось возможным – станочный парк находился в состоянии демонтажа и перевозки на заводы той Европы. Решение о переносе производственной базы было рискованным, но для того, чтобы летом вновь захватить господство в воздухе, самолетов и двигателей хватит. А потом новое производство с использованием наработок аборигенов и их сверхпрочных сплавов восполнит любые потери.

Потом…

Координатор закрыл лицо руками, массируя мимические мышцы, стянутые спазмом усталости. Вызвал из памяти портрет русского императора. Лидер Евгеники прекрасно понимал, что абсолютной власти не бывает. Любой государственный деятель только выразитель воли своего сословия, класса, группы, спаянной едиными интересами и намерениями. Константин – всего лишь человек, представитель низшей расы, к тому же почти на двадцать лет старше вождя. Слаб, стар, косен.

И все же, в последний год Координатор начал воспринимать монарха как личного врага, персонализацию многоликого противника. Это была война между двумя людьми, первым умом Евгеники, и главарём плутократов. Надо признать, хитроумных плутократов. Хитрых, упорных, обладающих нерассуждающим тупым упорством, которое так легко и так ошибочно можно принять за смелость.

«Что ты приготовил на этот раз?$1 – спросил про себя Координатор, обращаясь к врагу через тысячи километров и неисчислимую бездну «нулевого пространства». Он вспомнил Томаса – изобретательного, умного, при этом фанатичного, правильно преданного учению и Нации. Под его, Координатора, началом – многие тысячи, миллионы таких бойцов.

А что осталось у Константина?

И сам же ответил:

«Что бы то ни было, тебе это не поможет».