IX. Золотая осень цивилизации

ОТ НАДЛОМА К «РАСЦВЕТУ»

Фаза надлома, которой мы уделили столько внимания, в Европе хронологически совпала с эпохой Возрождения — временем, которое принято считать «расцветом культуры».

Как видно из приведенных примеров (а все прочие им не противоречат), эту фазу снижения пассионарного напряжения трудно считать «расцветом». Во всех известных случаях смысл явления заключается в растранжиривании богатств и славы, накопленных предками. И все же во всех учебниках, во всех обзорных работах, во всех многотомных «историях» искусства или литературы и во всех исторических романах потомки славят именно эту фазу, прекрасно зная, что рядом с Леонардо да Винчи свирепствовал Савонарола, а Бенвенуто Челлини сам застрелил из пушки изменника и вандалиста — коннетабля Бурбона.

Очевидно, широкий диапазон поступков, от подвигов до преступлений, действует на эстетические струны души исследователя и романиста. А поскольку каждому человеку свойственно помнить светлые полосы спектра и забывать темные пятна, потому-то и называют эти жуткие эпохи «расцветом».

Чаще всего такой «расцвет» вызывает реакцию — стремление к ограничению распрей и убийств. Этому стремлению способствует и то обстоятельство, что представители популяции индивидуалистов столь интенсивно истребляли друг друга или гибли во внешних войнах, манивших их богатой добычей, что процент их снижается, и тогда один из них, победивший, слегка модифицирует принцип общежития, заявляя: «Будь таким, как я».

Возникает общезначимый идеал новой фазы. В некоторых случаях идеал персона, чаще — это отвлеченный идеал человека, на которого следует равняться и которому надо подражать. В том и другом случаях смысл дела не меняется, а вариации соотношения между физическим и моральным принуждением для этнологического анализа несущественны.

В Англии общезначимым стал идеал джентльмена; в Византии был идеал святого; в Центральной Азии — идеал богатыря; в Китае — просвещенного крестьянина, грамотного, читающего философские книги. Римляне сделали идеалом своего первого императора — Октавиана Августа и сказали: «Вот идеал, ему надо подчиняться». А когда Октавиан умер, его заместил следующий, причем было предложено даже переменить название месяцев, первый месяц (июль) они назвали в честь Юлия Цезаря, второй, август — в честь Октавиана Августа, третий хотели назвать Тиберий, в честь очередного цезаря (жуткие подхалимы были римляне), но Тиберий был человек сухой, очень деловитый. Он сказал: «А что вы будете делать, когда дойдете до тринадцатого цезаря? Пусть месяц останется сентябрем». Но и Тиберий принял почитание себя как бога. После этого в Римской империи от Тиберия до Константина императоры почитались как боги, кем бы они ни были, потому что император стал мерой всего, эталоном, на который должен был равняться каждый римский гражданин или подданный империи.

Любое отклонение от общепринятого императива, где бы оно ни происходило — в Европе, в мусульманском ли мире, в восточно-христианском, на Дальнем Востоке или у индейцев Центральной Америки, — рассматривается как что-то очень одиозное и неприятное. Если человек говорит: «А я не хочу быть на него похожим», — это уже нехорошо, это уже уклонение от нормы, это или лень, или крамола, и то и другое преследуется. А если человек говорит: «Я в общем-то хочу, но у меня не получается, да и некогда», — это небрежение обязанностями, за это положено наказание. Человек должен все время стремиться к достижению идеала, он не должен стремиться быть лучше своего идеала, потому что тогда он претендует на большее, чем ему положено, выше идеала никто не может быть, а если хочет — это дерзость, и это должно быть тоже наказано. Таким образом, это порядок, который обеспечивает возможность спокойно жить и существовать в меру своих обязанностей, никогда не претендуя на достижение решающего успеха. И даже лучше вообще не стремиться к слишком большому успеху.

Этот императив является естественной реакцией на те кровавые излишества, на те ужасы, которые люди пережили в предыдущую эпоху, поэтому он встречает большое одобрение основной массы населения: подавляющее большинство предпочитает любую регламентацию, позволяющую надеяться на защиту от произвола сильных, поэтому отличительной чертой инерции является сокращение активного пассионарного элемента и полное довольство эмоционально-пассивного и трудолюбивого обывателя. Склад обывателя встречается во всех стадиях развития этноса, но на ранних стадиях он подавляется рыцарями или индивидуалистами, а здесь его лелеют, ибо он никуда не лезет, ничего не добивается и готов чтить господ, лишь бы они оставили его в покое.

И вот эту-то фазу этногенеза мы будем называть осенью, причем «золотой», в отличие от последующей, дождливой и сумрачной. В эту осень собирают плоды, накапливают богатства, наслаждаются покоем, нарушаемым только внешними войнами, расширяют территории своих государств и терпят, пусть нехотя, великих мыслителей, художников, писателей, и даже иногда не дают им умереть с голоду. Транжирится только пассионарность. Но кто на это обращает внимание!

Но если с гармоничными людьми дело обстоит просто, то факт снижения пассионарности в мирное тихое время способен вызвать удивление: «Как же так? Войны-то нет!» Попробуем разобраться.

ИЗДЕРЖКИ «РАСЦВЕТА»

Как правило, во время войны пассионарии не успевают завести семью, но они все-таки оставляют незаконных детей, которые, собственно, и поддерживают систему на довольно высоком уровне пассионарности. И, наоборот, в мирное время комплиментарность меняет свой знак. Если женщины во время войны ценят героев, а герои часто гибнут, то в спокойные эпохи они ценят положительных, основательных людей, которые способны обеспечить их и потомство.

Французский историк Вуасье написал прекрасную книгу «Оппозиция при (римских) цезарях»[130](это ее французское название), где он показывает, что в Римской империи в эпоху самых жестоких цезарей подавляющая масса населения была довольна. Все у них было: и пища в изобилии, потому что не было техники и труд не шел на изготовление машин, а шел непосредственно на изготовление пищевых продуктов. Они ели так, как у нас не едят миллионеры, вкусно. Дома у них были исключительно удобные, потому что опять-таки без особых фокусов с водопроводами, телевизорами и всякими газами. Они имели атриум, бани, бассейн, жили в прекрасном климате, могли купаться в море. У них не было дорогостоящего мыловаренного производства, зато они натирались естественными маслами и потом смывали их — это лучше мыла действовало, укрепляло кожу.[131]

Карта. Создание Австро-Венгерской империи

Если они никуда не вылезали, ни к чему особенному не стремились и не пытались жить в Риме, где действительно было очень плохо, ибо в столице все очень обижали друг друга, а жили в провинции, так никто их не трогал. Римская империя буквально набухала сытостью,[132]и тем не менее в эту эпоху все историки, и римские и поздние, отмечают исключительную жестокость казней, исключительное зверство, которые касались очень небольшого слоя пассионарных людей и тех, кто был с ними связан. И даже не класса какого-нибудь, нет, можно было быть сенатором, римским патрицием, но если ты живешь у себя на вилле, то тебя, пока у государства не будет нужды в деньгах, не тронут. Почему в деньгах? Потому что каждая казнь вела за собой конфискацию имущества. И когда нечем было платить легионам,[133]тогда сразу оказывалось огромное количество богатых преступников. А если человек в среднем достатке живет, живи себе на здоровье. Вот те, которые устремлялись в Рим и не могли удержаться от того, чтобы не принять участия в политике, в играх, в ухаживании за дамами (а это тоже было предметом спорным в Риме), они бросались в глаза, и их, конечно, казнили. Казнили исключительно нехорошо. Подробности можно найти у римских авторов эпохи империи.[134]

Но энергичные римляне, несогласные с мнением цезаря или недостаточно осторожные в выборе друзей и подруг, были далеко не единственным объектом преследования.

Преследовались и христиане — зародыш нового этноса — «византийского», находившегося в фазе подъема. Религиозные гонения тоже начались в инерционной для римского этноса фазе. А почему? Да потому что вели себя христиане вовсе не так, как предписывал новый императив: они не только кесарю, но и простым римлянам не подражали. Вместо того чтобы выпить, закусить или поспать в свое удовольствие, они где-то собирались, о чем-то непонятном говорили, чужих к себе не пускали. Их тоже предавали казни.

В древности повсеместно (в Риме, в Индии и в Центральной Азии) распространено было поверие, что существуют колдуны и духи покойников, вроде вампиров, которые могут нападать на живых. Верили в колдунов и колдуний, которые якобы могут летать по воздуху и наводить чары. При императорах колдунов и гадателей начали высылать за пределы Рима. А если те возвращались, то их сжигали. Обычай сжигать людей, не похожих на нас, ввела, таким образом, вовсе не христианская церковь. Он, как мы видим, родился в языческой Римской империи.[135]

С чем мы это можем связать? Колдун или ведьма считались людьми необыкновенными, людьми с особенными индивидуальными качествами. А поскольку после гражданских войн наступило время, когда все из ряда вон выдающееся стало раздражать массу, когда лозунгом стала «золотая посредственность» (это слова Горация, друга Августа), то и эта категория людей пострадала на общих основаниях. Знаменательно, что в предшествующую эпоху Мария и Суллы, восстаний Катилины и Брута, убийств, которые произвел Антоний, никто никого не преследовал за религиозные убеждения или за какие-то особенные качества, тогда не трогали ни колдунов, ни гадателей, которых было много. Никто ими не интересовался.

Существует соблазн подумать, что весь наступивший вслед за этим позор и ужас свойствен исключительно грубому древнему миру. А так ли это? Посмотрим в аналогичную эпоху на просвещенные европейские страны. В Европе инерция началась в конце XVI в. И что же?

Французы изгнали гугенотов, англичане резко ограничили католиков, но Германии было не до того, потому что там был такой ущерб в населении, что в городе Нюрнберге даже разрешили двоеженство, для того чтобы пополнить как-то количество людей. В Испании была учреждена инквизиция. В протестантских странах, в Голландии например, существовали суды с теми же правами и с теми же функциями, что и у инквизиции. Именно в XVI в. началась та инквизиция, о которой мы читаем в книгах и которой в Средние века еще не было.[136]

В Средние века была первая инквизиция, основанная для борьбы с врагами Церкви — альбигойцами и ложнокрестившимися евреями. Донос в первой инквизиции требовал доказательств, а следствие не было тайным. Наряду со многими приговорами, осуждавшими виновных к наказаниям, эта инквизиция вынесла и много оправдательных приговоров.[137]

В XVI в. работала вторая инквизиция, которая не оправдывала ни в каком случае, а для доноса не требовалось никаких доказательств. И дожила она до наполеоновских войн. Предметом ее деятельности, так же как и у юстиции римских императоров, было преследование ведьм и колдунов.[138]

Как видим, этот момент — важный индикатор, характеризующий сдвиги в этническом сознании, порожденные новой фазой этногенеза. Ведь в европейском Средневековье, как и в республиканском Риме, отношение к проблеме было диаметрально противоположным: ведьм и колдунов не преследовали.

Так, в лангобардском и франкском законодательстве IX в. за донос на женщину, что она летала по воздуху и наводила какое-то колдовство, доносчика наказывали: лангобарды тюремным заключением, а франки смертной казнью, т. е. такой донос заведомо считался злостным оговором и клеветой, ибо каждому нормальному человеку здесь было ясно, что женщина на помеле летать по воздуху не может. И наказывали доносчиков! В XI в., правда, перестали наказывать, но и дело к рассмотрению не принимали. В XIII в. дела стали принимать к рассмотрению, но по большей части оправдывали. Но пришла эпоха Возрождения, и всех, кто отклонялся от следования идеально-средней норме, стали истреблять. 200 лет пылали костры, и только наполеоновские войны прекратили эту охоту на ведьм в просвещенной Западной Европе: предпоследнее сожжение произошло в Севилье в 1792 г., а через два года в протестантской Швейцарии сожгли какую-то несчастную женщину (в последний раз по такому доносу).

Как видно из этого примера, занимались этим одинаково усердно и католики, и протестанты. Следовательно, причина действительно лежала не в области религиозных разногласий, а в общем поведенческом сдвиге всех членов расколотого «Христианского мира».

Таким образом, инерционный период бесспорно имел как свои отрицательные стороны, так и свои достоинства. Теперь немного о положительных сторонах. Гармоничные люди, которые удовлетворялись своей судьбой и своим положением, имели полную возможность делать великолепную карьеру. Они выполняли свои обязанности и получали за это огромную мзду: в европейский период — с колоний, в римский период — с провинций; в общем, за счет захваченных территорий. Если их число, скажем, превысило бы возможное количество благ, то что бы им оставалось делать? Англичане, как мы знаем, нашли великолепный выход — майорат. Только старший сын может наследовать имущество своего отца лорда, а остальные, пожалуйста, служите в колониальных войсках. Большая часть не вернется, а кто вернется — с деньгами, их и обеспечивать не надо.

Так определился у европейцев в этой фазе склад пассионарности и наклонность к колониальным захватам, потому что при такой технике и, самое главное, при том уровне пассионарности, какие были у англичан, голландцев, французов и даже у испанцев и португальцев, они имели колоссальный перевес над народами более старыми, родившимися ранее, чем они, и поэтому еще менее пассионарными, менее энергичными.

Date: 2015-09-19; view: 273; Нарушение авторских прав