Состав древних прибалтийско-финских племен к эпохе возникновения Русского государства

Влияние Рима имело следствием громадное оживление торговли везде, куда проникало. Этим оживлением были захвачены и древние прибалтийские финны. Та пушнина, которая раньше шла в основном на удовлетворение их собственных скромных потребностей, теперь стала товаром, на который предъявлялся усиленный спрос. Нет сомнения, что мехами, добытыми прибалтийско-финскими охотника­ми, нередко щеголяли римские красавицы. Эта торговля, раз проложив себе пути, сохранила их и тогда, когда Рим пал.

Оживление торговли было связано с перестройкой отношений на старых территориях и с освоением новых. Новые территории осваивались следующим образом. Сна­чала на эти территории ездили в сезонном порядке, в порядке ежегодных „экспедиций" за пушниной, а попутно и за другими вещами, представлявшими ценность. В пунктах, удобных для организации промыслов и торговли, с течением времени появлялись поселения. Постепенно на новых землях формировались целые новые племена. Места на Севере было много, и завоевывать новые земли не приходилось. Были на Севере лопари, но они, сла­бые и численностью, и культурой, да к тому же, как кочевники, не слишком тесно связанные с территорией, не оказывали деятельного сопротивления и откочевывали дальше.

Каково бы ни было разделение древних прибалтий­ских финнов в прежние времена, но в описываемое время оно не могло сохраниться без перемен. Разделение древ­них прибалтийских финнов в описываемое время не мог­ло не оказаться существенно новым разделением.

О племенах описываемого времени, оставшихся на старой территории или оказавшихся вблизи ее, мы не будем распространяться. Укажем лишь, что на территории современной Эстонии сформировался ряд племен, которые позднее составили эстонский народ, по побережью Риж­ского залива распространилось племя Liivi, остатки ко­торого продолжаются в маленьком современном ливском народе (на небольшом участке Курляндского берега Латвии — около того места, где Рижский залив откры­вается в Балтийское море), а в углу между Чудским озером и восточной частью Финского залива укрепилось племя Vakja (позднее — Vagja и далее Vad'd'a), остатки которого продолжаются в маленьком современном водском народе (в нескольких селениях вблизи Эстонии).

Больше следует сказать о племенах, освоивших но­вые территории в северном и северо-восточном направ­лениях. Именно с этими племенами нам придется иметь дело в дальнейшем.

1) Вскоре после начала н. э. на крайнем юго-западе современной Финляндии, около современного Турку (Або), сформировалось племя Soomi (позднее — Suomi), которое в позднейших русских известиях выступает под названием Сумь. Это небольшое племя занимало исключительно удоб­ное для торговли место: здесь сливались воды Финского и Ботнического заливов, совсем близко были, с одной стороны, земли к югу от Финского залива, а с другой стороны — Швеция. Минусом этих мест была слабая защищенность от нападений со стороны моря — оживленная торговля тогда была неизбежно связана с жестоким морским разбоем, и нападения были часты. Следует думать, что данное племя установило какие-то формы сожительства с германцами, имевшими здесь исстари колонию и полезными в деле обороны от нападений. Этнический состав данного племени был сложный. Он был тем сложнее, что, судя по языковым данным, в него проникали все новые и новые элементы со старой прибалтийско-финской территории.

2) Приблизительно тогда же невдалеке, внутри стра­ны, у ближайшей группы крупных озер, сформировалось племя Hämes (позднее Hämeh, Häme), которое в позднейших русских известиях выступает под названием Ямь или Емь. Это первоначально небольшое, но с течением времени все разраставшееся племя заняло мес­то, достаточно удобное для торговли и исключительно удобное для широкой организации пушного и других промыслов. Удобства торговли обеспечивались тем, что из группы озер, около которых обосновалось данное племя, можно было по реке Kyminjoki легко попасть в Финский залив, а по реке Kokemäenjoki — в Ботнический залив. Удобства промыслов обеспечивались тем, что на север и восток от группы озер, около которых обосно­валось данное племя, открывались безграничные лесные просторы. В этих лесных просторах можно было и эксплоатировать кочевавших там лопарей. Едва ли не данное племя впервые установило институт так называе­мой „лопской дани". К указанным удобствам прибавлялась хорошая защищенность от нападений со стороны моря. Этнический состав данного племени был, несом­ненно, менее сложен, чем этнический состав Суми.

3) Приблизительно с VI в. промышленники из Ями в своих поездках в восточном направлении стали дости­гать Ладожского озера. Археологические находки VI—VIII вв. на западном побережье Ладожского озера показывают, что в это время эти места имели связь преимущественно с Ямью. Постепенно сюда же стекались, однако, и люди из юго-западных прибалтийско-финских племен. В IX в. здесь составилось довольно значительное население, которое сорганизовалось как отдельное племя. В первых известиях это племя выступает как Kirjala. Только гораздо позднее, при обстоятельствах, с кото­рыми мы познакомимся дальше, пошло в ход название Karjala, откуда русское Корела. Это племя заняло тер­риторию, во всех отношениях не менее удобную, чем территория, какую занимала Ямь. Это было северо-западное и северное побережье Ладожского озера со средото­чием при впадении р. Вуокси в это озеро. В то время из Финского залива в Ладожское озеро можно было попа­дать не только по Неве, но и по водному пути, ныне уже не существующему — из Выборгского залива по небольшим рекам и озерам на р. Вуокси, впадавшую в Ладожское озеро около современного Кякисалми. Это была важная торговая артерия, обеспечивавшая Кореле торговые выгоды. Что касается промысловых выгод, то их обеспечивали не только огромные лесные пространства по соседству, но и один замечательный водный путь. Из Ладожского озера, преодолев нетрудный волок, можно было попасть в систему бесчисленных озер, озерных про­токов и рек и доехать до большого озера Pielisjärvi. Отсюда можно было ехать по озерам, озерным протокам и рекам, с одной стороны, до Белого моря, а с другой стороны — до северной части Ботнического залива. Если беломорское ответвление данного пути Корела стала усиленно эксплоатировать только гораздо позднее, то по ботническому ответвлению этого пути она устремилась очень рано, затрудняя распространение Ями в далеких северных местах.

4) С некоторых пор население прибалтийско-финского происхождения стало скопляться еще в одном месте, у юго-восточного побережья Ладожского озера, в углу между Волховом и Свирью. Судя по данным языка, в состав этого населения вошли отчасти те же элементы, что в состав Корелы, однако элементы с юго-запада были представлены гораздо сильнее. В IX в. данное население оказалось довольно значительным и усвоило организацию отдельного племени. Это племя называлось Vepsä, откуда русское Весь. Территория, которую заня­ло это племя, была также очень удобной. Как раз в этих местах были пути из Ладожского озера в систему волжских вод, — а путь на Волгу стал функционировать раньше, чем путь на Ильмень и дальше на юг. Естественно, данное племя рано стало хозяйствовать не только в направлении Онежского озера, но и в направлении Белого озера, находившегося уже в Волжском бассейне. Ко времени возникновения Русского государства Белое озеро получило для Веси даже большее торговое значе­ние, чем основная территория. С Белого озера Весь установила торговые связи с государством волжских бул­гар, возникшим при впадении Камы в Волгу в начале второй половины 1 тысячелетия нашей эры. Близость богатого пушниной Заволочья (громадной страны по ре­кам, стекающим в Белое море) обеспечивало белозерский рынок громадным количеством товара.

ПРИМЕЧАНИЕ. Термины системы Häme — Kar­jala.

Древние литво-латыши делили свою территорию на „Низовую землю" и „Верховую" или „Горную" или „Лесную землю". Это бы­ло географо-культурное деление, не имевшее прямого отношения к племенному делению. „Низовая земля" называлась Жеma- „Низкая" или Жеmees „Низовья" — при Жеmее —„земля, низ". Ср. на­ше зeмля. „Верховая" или „Горная" или „Лесная земля" назы­валась в разных местах по-разному. Можно думать, что одним из названий в этом случае было girja или garja „гора, лес" (оба ва­рианта отражаются в позднейших литво-латышских языках). Ср. наше гора при сербском гора — „лес". Древние прибалтий­ские финны, подвергшиеся в свое время, как мы знаем, сильней­шему воздействию древних литво-латышей, преломили представле­ние последних о разделении на „низовых" и,,верховых" или „гор­ных" или „лесных" как о разделении на западных и восточных, усвоив соответствующую терминологию применительно к своим обстоятельствам. Древнее литво-латышское Жеmа- или Жemees отразилось сначала как Шämä или Шämes (у древних прибал­тийских финнов звонкие шумные согласные заменялись через со­ответствующие глухие, значит, ж через ш), а затем как Hämä или Hämes (у древних прибалтийских финнов в свое время прои­зошел переход ш в h). Что касается древнего литво-латышского girja или garja, то оно отразилось как Kirja-la или Karja-la (y древ­них прибалтийских финнов звонкие шумные согласные заменялись через соответствующие глухие, значит, g через к). С течением времени оба термина оказались использованы в роли племенных названий: Hämä-laiset или Hämes, Hämeh, Häme и Kirjala (iset), Karjala (iset) — Ямь и Корела.

Один термин данной системы получил отражение у лопарей. Древнее прибалтийско-финское Шämä, когда в нем еще звучало ш, у лопарей отразилось как Saamme и т. п. (у лопарей ш в то время заменялось через s, a ä в то время заменялось через а, аа). Так лопари стали называть свою землю, а потом и себя.

На этом цепь не оборвалась. Когда на сцену выступили древ­ние германцы, они сначала не проводили различия между прибалтийскими финнами и лопарями (как, скажем, русские допетров­ской эпохи не проводили различия между разными народами северо-западной Европы, подводя их под общее название „немцы"). Тех и других они называли одинаково fenna-, позднее finna,-вследствие чего современные шведы называют финнами финнов-суоми, а норвежцы — лопарей. Можно думать, что у тех древних германцев, которые имели колонии на восточном побережье Бал­тийского моря, в частности около современного Турку (Або), бы­ло и другое название для тех и других, отражавшее самоназвание лопарей, именно Sooma- (у древних германцев аа заменялось последовательно через оо). Это название в устах германцев сошло со сцены: потомство древнегерманских колонистов „потонуло" в волнах позднейших колонистов-шведов. Но раньше, чем исчезнуть в устах германцев, оно получило отражение у древних прибалтийских финнов в виде Soоma-laiset, Soomi, откуда после перехода оо в uo — Suoma-laiset, Suomi. Это название затем оказалось са­моназванием племени, обосновавшегося около современного Турку (Або). Небезинтересно, что Sooma- проникло к латышам в гораздо менее определенном значении — стало обозначать вообще крайние западные группы прибалтийско-финского населения, почему мы находим у них, например, Saamu sala „остров Эзель" (у латышей оо закономерно перешло в аа); через латышей и ливы усвоили свое Saame maa „остров Эзель". Небезинтересно такие, что то же Sooma- проникло к русским не только в том значении, которое соответствовало позднейшим обстоятельствам, т. е. для обозначе­ния племени Сумь, но и в более древнем значении и в послед­нем случае могло обозначать лопарей; ср. Сумозepо, р. Сума, Сумостров, Сумский посад и т. п. как раз в местах, где долго держались лопари.

Как видно, термины системы Häme — Karjala охватывают очень много. Те из интересных для нас пока терминов, которые выходят за ее рамки, неясны. Неясен, в частности, термин Vepsä.

Термин Vepsä требует следующего указания. У русских он представлен как Вьсь, род. п. Вьси (откуда позднее Весь, Вси). Так как русское ь некогда отражало иноязычное i, но не е, возникает затруднение. Следует думать, что данный термин у русских отравил влияние скандинавов, у которых замена е через i была в порядке Вещей. Адам Бременский (XI в.) упоминает, на основании скандинавской информации, о племени Vizzi.