Полная функция управления

В границах ДОТУ предельно обобщающим понятием является понятие «полная функция управления».

Полная функция управления – как объективное явление – представляет собой преемственную последовательность разнокачественных действий, в которой реализуется процесс управления во всей полноте выявленных возможностей и детальности. Иначе говоря, полная функция управления вбирает в себя всю алгоритмику управления объектом (процессом).

Этапы полной функции управления представлены в таблице ниже. Столбец 1 – нумерация этапов полной функции. Столбец 2 – содержание каждого из этапов. Столбец 3 – параметры, которые необходимо контролировать в процессе управления по полной функции.

Таблица. Полная функция управления

Пункты «1» и «8» в полной функции управления присутствуют всегда. Промежуточные между ними можно объединить либо более глубоко детализировать, представив их как преемственную последовательность каких-то более мелких «этапов» соответственно потребностям практики.

Полная функция управления может осуществляться только в интеллектуальной схеме управления (разновидность схемы управления предиктор-корректор – предуказатель-поправщик), которая предполагает творчество системы управления – субъекта-управленца – как минимум в следующих областях: выявление факторов среды, вызывающих потребность в управлении или изменении его характера; формирование векторов целей; формирование новых концепций управления; совершенствование методологии и навыков прогноза при решении вопроса об устойчивости в смысле предсказуемости при постановке задачи управления и (или) в процессе управления по схеме предиктор-корректор.

Соответственно овладение эффективной личностной куль ту рой познания и творчества – объективная необходимость для управленца, если он не желает быть «зомби-автоматом», несущим возложенные на него извне некие функции в том или ином процессе управления, а желает действовать в русле Промысла Божиего (тем более, что только Бог властен над Различением как способностью – а без этого первый пункт полной функции управления в общем случае нереализуем, а в частных случаях реализуем с более или менее существенными ограничениями).

Если в реальном процессе управления какие-то этапы полной функции управления не проявляются, то это означает, что управление ведётся не по полной функции: т. е. некоторые этапы полной функции реализуются за пределами объекта (процесса), управляемого не по полной функции.

При описании любой из жизненных проблем в терминах достаточно общей теории управления, общее число одновременно употребляемых категорий не превосходит девяти:

1. Вектор целей.

2. Вектор состояния.

3. Вектор ошибки управления.

4. Полная функция управления.

5. Генеральная концепция управления (совокупность частных концепций управления в отношении каждой из целей).

6. Век тор управляющего воздействия.

7. Структурный способ управления.

8. Бесструктурный способ управления.

9. Балансировочный режим (либо манёвр).

(Подробно об этом можно прочесть в учебнике «ВНУТРЕННИЙ ПРЕДИКТОР СССР. Основы социологии». Санкт-Петербург. 2013 г.)

В нашем понимании достаточно общая теория управления – мера осознанного восприятия и осмысления управления как такового. Она необязательна для индивидов управленцев-практиков, чьи бессознательные уровни психики достаточно хорошо справляются с моделированием, выбором и осуществлением возможностей управления. Но она необходима для восстановления и обеспечения единства бессознательного и сознательного в процессах управления, каковыми являются все события жизни человека. Те же, кому она неприемлема, могут жить с той мерой единства и рассогласования сознательного и бессознательного, какая «сама собой» сложилась в их психике.

А теперь рассмотрим примеры форм управления. Найдем их сильные и слабые стороны.

Монархия – не лучший тип государственности (на примере Древнего Египта)

Неспособность решить проблемы подавляющего большинства населения страны, которые демонстрирует либеральная идея в своём практическом воплощении в постсоветской России на протяжении последних 20 лет, ведёт к тому, что некоторая часть населения, включая в основном представителей политической «элиты», рассматривает нынешнюю государственность в качестве переходного этапа к восстановлению монархии. И следует ожидать, что такого рода тенденции будут подогреваться по мере того, как Русская православная Церковь (отечественная и зарубежная) становится всё более активной политической силой, поскольку в её историческом прошлом монархическая традиция была практически безальтернативной, а лозунг «Москва – третий Рим, четвёртому не быть», возобновляется после каждого краха государственности.

По отношению к будущему опасность представляет то обстоятельство, что причины краха Московского царства Рюриковичей, а потом Российской империи Романовых не осмыслены обществом в терминах теории управления, хотя крах обеих монархий по своей сути представлял крах процессов управления социально-экономическими системами. И управленческие причины такого краха состояли в том, что субъекты-управленцы не смогли адекватно ответить на пресловутые «вызовы времени».

В достаточно общей теории управления (ДОТУ), как известно, введено понятие «полная функция управления». Она включает в себя: выявление проблем, целеполагание в отношении их разрешения, организацию процесса управления их разрешением, и собственно управление достижением целей. Причём необходимо отметить, что целеполагание в отношении разрешения проблем неотделимо от прогностики поведения объекта управления (в нашем случае общественно-экономической системы) под воздействием внешней среды, внутренних изменений и управления. И надёжность прогностики играет ключевую роль по отношению к успешному осуществлению всех последующих этапов полной функции. Нет прогностики – нет управления, хотя иллюзия управления возможна. Неадекватная прогностика – влечёт за собой дефектное управление, которое может привести к катастрофе. Если вместо своей прогностики опираться на чужую, то это марионеточный режим «управления».

Объективные закономерности управления предопределяют и результаты государственного управления. В управленческом осмыслении политики и истории интерес представляет, как специализированы органы государственной власти и как они связаны друг с другом, поскольку их функциональная специализация и коммутация определяют, способна ли государственность нести полную функцию управления либо же нет. Обратимся к истории, и посмотрим на архитектуру государственности Египта эпохи фараонов изображенную на рисунке ниже.

Высшее жречество Египта было представлено двумя группами по 10 человек во главе с верховным 11-м жрецом в каждой группе. Одна группа называлась «десятка севера», другая – «десятка юга». Высшее жречество в целом именовалась «иерофанты». Смысл этого названия – читающие судьбу или знающие будущее. Им был подчинён «Дом жизни»: в современном понимании это высшее научно-исследовательское учреждение страны, к тому же обладающее властными полномочиями, по первому требованию которого из любого района Египта доставлялось всё необходимое и выполнялись любые работы. Если проводить параллели с современностью, то это Академия наук и КГБ в одном лице.

Реализация полной функции управления в Египте времён фараонов

Если соотноситься с полной функцией управления, то именно эти две группы иерофантов несли на себе функции: выявления проблем, целеполагания в отношении их решения, и неотделимую от целеполагания функцию прогноситки – «предикции» – предсказания будущего. На представленном выше рисунке обе группы высшего жречества в соответствии с этой функцией, несомой ими в схеме управления «предиктор-корректор», обозначены блоками «Предиктор 1» и «Предиктор 2».

Наличие двух групп иерофантов и их первоиерархов программировало ситуации, в которых мнения по одним и тем же вопросам, выработанные в обеих группах могли быть взаимоисключающими. Поскольку количество участников обеих групп было чётным, а первоиерархи каждой из групп были равноправны, то были неизбежны ситуации, в которых решение не могло быть принято методом голосования. Философию, которая выразилась в построении такой структуры, мы опустим. Отметим только то, что такая структура была создана целенаправленно для того, чтобы в ситуациях расхождения во мнениях участники обеих групп иерофантов могли на основе специфических психолого-этических практик, отрицающих персональные авторские права (т. е. один из «краеугольных камней» современной культуры), могли вскрыть ошибки субъективизма, выразившиеся в расхождении во мнениях по одному и тому же вопросу, и освободившись от них, выработать некоторое третье мнение – лучшее, чем исходные два. Это можно назвать «тандемный принцип деятельности», и на схеме на рисунке упомянутая выше процедура преодоления разногласий и выработки взаимно приемлемого третьего мнения обозначена кругом «Тандем».

Любое управленческое решение может быть выработано либо единолично, либо коллективно. Но при воплощении его в жизнь координатор работ, несущий всю полноту ответственности за ход работ и их результаты, может быть один-единственный. Если принцип единоначалия в координации работ не обеспечен, то вступает в действие алгоритмика разрушения управления, описываемая всем известной поговоркой «у семи нянек – дитя без глазу».

В процессе реализации полной функции управления Египтом таким единоличным координатором работ был фараон. С одной стороны, он был полностью ответственен перед высшим жречеством и сам имел достаточно высокое жреческое посвящение, которое обеспечивало согласованность его миропонимания с миропониманием иерофантов, а с другой стороны, он был главой государственности и руководил работой государственного аппарата, который правил Египтом. Эта схема управления Египтом времён фараонов по полной функции управления и показана на вышепредставленном рисунке. Стрелки на ней обозначают прямые связи (отдание команд) и обратные связи (доклады об исполнении команд и о состоянии дел).

Схема рисунка в соотнесении её с полной функцией управления показывает, что архитектура государственности Египта времён фараонов несла полную функцию управления, и все этапы полной функции осуществлялись на профессиональной основе.

Совокупность тех видов деятельности, которыми были заняты иерофанты, можно назвать концептуальной властью, поскольку именно они вырабатывали концепцию управления Египтом как совокупность целей, путей и средств достижения этих целей. Однако между высшим жречеством и основной массой населения Египта, включая и «элиту», чьи представители были заняты в государственном аппарате, лежала мировоззренческая пропасть, к тому же целенаправленно поддерживаемая всей системой жреческих посвящений. Поэтому для того, чтобы концепция управления могла быть реализована, возникала необходимость трансформировать её в образы и понятия, которые были бы характерны и понятны для основной массы населения, мировоззренчески отличного от высшего жречества. Эту задачу решала идеологическая власть, которая в древнем Египте тоже осуществлялась жречеством, поддерживавшим религиозный культ и толковавшим политику в смысле осуществления «воли богов». И только после того, как концепция управления находила своё идеологическое выражение в приемлемой для общества форме, начиналась реализация концепции управления в практической политике и осуществлялись действия, которые впоследствии были отнесены к компетенции законодательной, исполнительной и судебной власти.

Из изложенного можно сделать первые выводы:

● совокупность законодательной, исполнительной и судебной власти в системе разделения властей не обеспечивает реализации полной функции управления на профессиональной основе;

● культура чувств и интеллектуальной деятельности, которая господствует в современных «демократических» обществах, не позволяет быть обществам концептуально властными и соответственно – ни суверенными, ни демократическими, поскольку суверенитет – концептуальная властность, а демократия – концептуальная властность, доступная всем, кто того пожелает.

Соответственно этим выводам кризис либеральной идеи при её воплощении – закономерное следствие несоответствия порождаемой ею архитектуры государственности полной функции управления.

Если обратиться к вопросу о том, как реализовывала себя монархическая идея во времена, когда Египет фараонов ушёл в политическое небытиё, то все они были представлены совокупностью блоков «Монарх» (фараон, царь, король), «Госаппарат», «Страна». И различные монархические государства отличались друг от друга только внутренней структурой блока «Госаппарат». Блоки, осуществлявшие функции концептуальной и идеологической власти в полной функции управления, исчезли. Кроме того, в ряде конституционных монархий функция непосредственного руководства работой государственного аппарата перешла от монарха к премьер-министру. Это не значит, что монарх стал фигурой чисто декоративной, поскольку наряду с публичной политикой, реализующей себя в процедурах, предписанных конституцией и законодательством, во всех обществах существует некая непубличная закулисная политика, которая подчинена той или иной корпоративной этике и, так или иначе, формирует публичную политику. И в этой непубличной политике, казалось бы, чисто декоративные монархи участвуют в ряде случаев весьма результативно, чему много примеров в истории Великобритании.

Фактически это означает, что монархии с такой «трёхблочной» архитектурой государственности (монарх-госаппарат-страна) не обладали и не обладают полнотой суверенитета, поскольку концептуальная властность требует определённых качеств, которые люди обретают в результате определённого по содержанию личностного развития, а не в результате ритуала «помазания на царство» или коронации. Концептуальная власть и идеологическая власть в таких монархиях осуществляются вне публичной политики и не всегда ко благу обществ, живущих под властью «трёхблочной» монархии. Именно в этом и лежат управленческие причины краха монархии Рюриковичей и пришедшей ей на смену после смуты монархии Романовых.

Однако есть мнение, что православная монархия, в идеале работающая в режиме «царь – помазанник и наместник Божий, а все прочие должны быть слугами царёвыми и через эту службу – слугами Божиими», – это наиболее совершенное государство из возможных. Широко распространён среди её приверженцев афоризм православного святого Иоанна Кронштадского «демократия в аду, а на небе царство».

Первым на Руси идеологом такого государственного устройства был преподобный Иосиф Волоцкий (1440–1515). Он писал: «Царь, по своей природе, подобен всякому человеку, а по своей должности и власти подобен Всевышнему Богу». Но он не возвеличивал царскую власть, в том смысле, что провозглашал её безгрешность, как его воззрения истолковывают многие, поскольку «самого царя Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, – и Царь подзаконен, и только в пределах Закона Божия и заповедей обладает он своей властью. А неправедному или “строптивому” Царю вовсе и не подобает повиноваться, он в сущности даже и не царь, – “таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь, а мучитель”». Однако, хотя Иосиф Волоцкий допускал возможность непромыслительного поведения монарха, он не оставил рецептов разрешения обществом такого рода кризисов монархического правления. Нет рецептов преодоления обществом кризисов монархического правления и в Ветхом завете, где речь идёт об учреждении Богом монархического правления у древних евреев, хотя на этот прецедент ссылаются многие монархисты (1-я книга Царств, гл. 8). Жизненно состоятельные рецепты преодоления такого рода кризисов не были найдены ни в период монархии Рюриковичей, ни в период монархии Романовых. Всё это в совокупности должно наводить на мысль о том, что монархия – не наилучший тип государственности.

Потребность в осуществлении государственного управления по полной функции у России была всегда со времён кризиса древнерусского языческого жречества. Эту потребность Иван IV Грозный искренне старался реализовать на практике, следуя концепции царской власти, основные положения которой в формулировке Иосифа Волоцкого приведены выше. Что получилось – известно: смута рубежа XVI–XVII веков, в которой выразилось концептуальное безвластие Руси, приведшее к реализации в её обществе политических концепций зарубежных и транснациональных политических субъектов.

В правление Алексея Михайловича имели место события, которые можно интерпретировать как попытку преодолеть управленческий порок «трёхблочной» монархии. Патриарх Никон одно время титуловался наравне с царём «великим государем». Однако ни у Алексея Михайловича, ни у патриарха Никона не было культуры чувств интеллектуальной деятельности и этических качеств, которые бы позволили им войти в тандемный режим управления, и в нём разрешать разногласия во мнениях в русле Промысла. В результате для Никона управленческий эксперимент завершился низложением, а для России – церковным расколом, последствия которого не преодолены и до настоящего времени…

В 1917 г. крах монархического правления закономерно повторился. Причины те же, что и в смуту рубежа XVI–XVII веков: невозможность реализации полной функции управления на профессиональной основе в «трёхблочной» монархической государственности и отсутствие в ней процедур, позволяющих вернуть поведение царя в русло Промысла, если он уклоняется от него в силу разных причин.

Именно поэтому ошибаются те, кто возлагает надежды на возрождение страны через реставрацию монархии и расценивает нынешнюю государственность России как временную переходную форму к «Третьему Риму», который будет стоять до конца веков – до Судного дня. Эти ошибки – результат игнорирования исторических уроков, но наш народ не желает, и не будет жить в «стране невыученных уроков».

Возрождение России требует построения культуры воспроизводства концептуальной властности широких народных масс, реализуемой в преемственности поколений. А концептуально властное общество породит качественно иную государственность, реализующую принцип управления на основе виртуальных структур и достигающую наивысших оценок народом качества управления, которого ещё не знала история.

Режим «великого инквизитора»: о доктрине «Москва – третий Рим»

В отечественной истории есть два литературных персонажа и одна историческая личность, социологические воззрения которых, будучи властными над теми или иными сегментами коллективного бессознательного, во многом определили события прошлого и определяют перспективы России в XXI веке. Это – великий инквизитор Ф. М. Достоевского, великий комбинатор Ильи Ильфа и Евгения Петрова и монах псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофей (годы жизни ориентировочно: 1465–1542), первый идеолог доктрины «Москва – третий Рим».

О великом инквизиторе Достоевского большинство слышало, но сюжета в подробностях не знает, а единичные интеллектуалы в своих исследованиях обращаются к этой теме чуть ли не со времён выхода в свет «Братьев Карамазовых». О великом комбинаторе знают практически все, но политических аналитиков и социальных философов он не интересует, хотя он кумир и образец для подражания миллионов. А доктрина «Москва – третий Рим» вызывает интерес у некоторой части политиков и политически активной части населения всякий раз, когда альтернативные ей концепции при попытке их воплощения в жизнь в России заходят в тупик.

«Легенда о великом инквизиторе» включена Ф. М. Достоевским в роман «Братья Карамазовы». По её сюжету великий инквизитор обращается к взятому им под стражу Христу, снова мирно явившемуся во плоти среди народа Севильи в XVI веке:

«Реши же Сам, кто был прав: Ты или тот, который тогда вопрошал Тебя? Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: “Ты хочешь идти в мир и идёшь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирождённом бесчинстве своём, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, – ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскалённой пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество, как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку Свою и прекратятся им хлебы Твои”. Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на Тебя дух земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: “Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!” Знаешь ли Ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. “Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!” – вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но всё же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своей башней! Они отыщут нас тогда опять под землёй, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: “Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали”.

И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Твоё, и солжём, что во имя Твоё. О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: “Лучше поработите нас, но накормите нас”. Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным? И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать – так ужасно им станет под конец быть свободными! Но мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твоё. Мы их обманем опять, ибо Тебя мы уже не пустим к себе. В обмане этом и будет заключаться наше страдание, ибо мы должны будем лгать. Вот что значит этот первый вопрос в пустыне, и вот что Ты отверг во имя свободы, которую поставил выше всего. А между тем в вопросе этом заключалась великая тайна мира сего. Приняв “хлебы”, Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе – это: “пред кем преклониться?” Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться.

Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: “Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!” И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами. Ты знал, Ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но Ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось Тебе, чтобы заставить всех преклониться пред Тобою бесспорно, – знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного. Взгляни же, что сделал Ты далее. И всё опять во имя свободы! Говорю Тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом Тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо Тебя – о, тогда он даже бросит хлеб Твой и пойдёт за тем, который обольстит его совесть. В этом Ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить.

Без твёрдого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы. Это так, но что же вышло: вместо того, чтоб овладеть свободой людей, ты увеличил им её ещё больше! Или Ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла? Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. И вот вместо твёрдых основ для успокоения совести человеческой раз навсегда – Ты взял всё, что есть необычайного, гадательного и неопределённого, взял всё, что было не по силам людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе, – и это кто же: Тот, Который пришёл отдать за них жизнь Свою! Вместо того чтобы овладеть людскою свободой, Ты умножил её и обременил её мучениями душевное царство человека вовеки. Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошёл он за Тобою, прельщённый и пленённый Тобою. Вместо твёрдого древнего закона – свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собою, – но неужели Ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и Твой образ и Твою правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора?»

Позиция великого инквизитора понятна, житейски прагматична, поскольку характеристика, данная им человеку толпы – адекватна, если забыть о способности людей к развитию, но великий инквизитор не стал положительным героем русской литературы. Признавая трагичность сделанного им выбора и его последствий, все, кто обращался к этому сюжету, находили его социологические воззрения неприемлемыми и отдавали предпочтение свободе, которую, однако, не могли воплотить в жизнь по причинам, названным великим инквизитором.

В отличие от воззрений этого персонажа Ф. М. Достоевского воззрения монаха Филофея до настоящего времени привлекательны для многих политиков России. Квинтэссенция их выражена в Послании великому князю московскому Василию III, датируемом 1530–1540 гг., к которому мы обратимся далее.