Совершенно дурацкий футбол и любимая Барби

Дочка пришла сердитая из новой школы, ситуация стала ясна с первых же ее фраз:

– Они дураки! Они играют в свой дурацкий футбол, а мне это совсем не интересно! Я больше к ним не пойду!

– Какая прелесть! Славно, но у меня к тебе несколько вопросов. Первое, ты сказала, что они все — дураки. Расскажи, пожалуйста, почему ты приняла про них такое решение.

– А что они в свой футбол дурацкий играют! Конечно, дураки!

– Ага. Я правильно тебя понял — те, кто играет в футбол, все — дураки? Или они в какой-то особенный, дурацкий футбол играли?

–... (Через молчание.) Ну я же не умею, что мне с ними делать, а?

– Конечно, ты не умеешь играть в футбол. Но теперь у тебя есть два варианта: первое — обижаться на них, что они дураки и в футбол играют, а второе — ножками по мячику стукать, смотреть, что из этого получается и потихоньку в футбол учиться играть.

– Все равно я к ним больше не пойду!

– Великолепно! Все нормально, только давай обсудим: если ты к ним туда больше не пойдешь, чем другим полезным ты займешься после уроков?

– Буду играть в Барби.

– Хорошее дело, я твою Барби тоже очень люблю. Только как долго ты собираешься это делать? Я так понимаю, что это не самое сложное дело, может быть, тебе стоит забросить все другие дела, ведь там бывает трудно, и все вечера играться — то в Барби, то телевизор смотреть, то еще как-нибудь развлекаться! Слушай, ведь так же — приятнее!

– Вечно ты со своей психологией! Надоело! (Повернулась обиженно, надулась.)

– Ой, какая прелесть! Слушай, у меня к тебе вопрос, точнее, два, и оба очень серьезных (интонация серьезнеет по нарастающей). Первый: я вижу, что у тебя кто-то стал плохим. Просьба рассказать, кто и почему. А второй вопрос такой: давай теперь, если мне тоже что-нибудь не понравится, я тоже перестану нормально разговаривать, надуюсь и буду думать про всех плохо. Тебя это устроит? И с какого дня и часа мне это начать? Может, с сегодняшнего?...Короче, иди сюда (успоко­итель­но и легко). Тебе от меня три щелбана и много раз поцелую. И пойдем пить вкусный чай: ты варенье какое хочешь? Клубничное или смородину?

– Клубничное...

– Правильно, я его тоже больше люблю!

* * *

...Здесь папа был — веселый и требовательный. Папа может быть и другой — например, теплый и душевный, тогда краски и содержание разговора будут совсем другими. Например, такими:

– (Начало от дочки то же, пропускаем, в общем, все дураки!)

– (Папа, обняв.) К тебе пришла Обидка. Какая она — теплая или колючая?

– Ну, такая... Только немного теплая, а так холодная и колючая...

– Хорошо, ты тогда ее согрей и побудь вместе с ней. Она пригреется и потихоньку растает. А Грустинка маленькая в душе есть?

– (Кивает головой.)

– Где она у тебя?

– (Прислушивается к себе, потом показывает на плечики.) Она мне на плечики легла!

– Вот и погладь свои плечики, Грустинке будет приятно, она станет легкой — и упорхнет! Давай с тобой вместе! Ты же у меня — самая любимая и замечательная!

– Нет, папа, это ты у меня самый замечательный! (По-моему, забыв уже про все свои огорчения!)

* * *

Мне нравятся оба разговора, и я убежден, что психолог по жизни обязан уметь легко беседовать и так, и так. Пока я не умел быть мягким, я только напрягал и был беспомощен, когда детям душевная помощь действительно была нужна. Но пока я не научился быть требовательным, я только гладил и не учил быть честным и сильным.

Но я не скрываю своих личных предпочтений, как дети и психологи не скрывают предпочтений своих. Детям и психологам безусловно ближе не первый, а второй — мягкий и при­нимающий, психотерапевтический стиль. Если разрешите — женский стиль. А мне ближе — мужской, и я обычно с детьми разговариваю не мягко, а как я.

Почему? Хочется верить, что это не моя ограниченность, а мой выбор, имеющий неслучайные основания.