Глава третья. Максимов полулежал на столе, бессильно, по‑театральному раскинув длинные руки с тонкими пальцами

Максимов полулежал на столе, бессильно, по‑театральному раскинув длинные руки с тонкими пальцами, и рыдал. Рядом с его головой стояли бутылка коньяка и рюмка, к которой Виктор между рыданиями прикладывался.

Грязнов, стоя на стуле, угрюмо откручивал от крючка на потолке телефонный провод, на котором еще несколько минут назад пробовал повеситься актер.

– Вы мне жизнь... – с патетикой начал Максимов, приподняв голову от стола.

– Не болтайте ерунды, – отмахнулся от Виктора Денис. – Все равно бы сорвались...

– Это все гадская жизнь, – сказал Максимов. – Это все бабы, водка, сплошной тусняк... Я не могу больше... Я не могу!

Грязнов присел на корточки возле телефонной розетки, из которой Максимов вырвал с мясом провод.

– Если позвонить нужно, на кухне и из прихожей можно, – оживился актер. – Мобильник, в конце концов, возьмите. – Он вытащил из кармана брюк мобильный телефон.

– Шея болит? – спросил Грязнов.

– Не в этом дело, – досадливо ответил актер.

– А в чем?

– Душа болит... – Максимов присмотрелся к Грязнову. – Вы вообще‑то как здесь? Зачем?

– Да так... Хотел спросить. – Резко придвинув второй стул к столу, Денис сел напротив актера.

– Что?

– Вы пистолет не трогали?

– В смысле?

– Ну перед тем как Медведев взял его в руки?

– На кой?

– А к шкафу подходили?

– Не помню.

– Подходили, – сурово сказал Грязнов. – Зачем?

– А я помню? Может, курить, может, кофе хлебнуть. Пописать, в конце концов...

– В шкаф с оружием?

– Вот же блин! Это меня ведь хотели хлопнуть! Вы ведь помните – меня! – Губы актера снова нервно задрожали. – А тут какие‑то идиотские вопросы!.. Туда пошел, сюда пошел...

Он снова всхлипнул.

– Ладно, одевайтесь! – сказал Грязнов. – Пойдем. Потом поговорим.

– Куда? – испугался актер.

– Если вы помните, сегодня Кирилла похоронили. Поминки...

За поминальным столом сидела почти вся съемочная группа. Сидели мрачные, тихо позвякивали вилками, почти не говорили. На звонок в дверь отреагировала только вдова Медведева – Лена. Она открыла. На пороге стояли Грязнов и Максимов.

– Извини, Лена. Мы не поздно?

– Ничего‑ничего, помянуть Кирилла... теперь уже никогда не будет поздно... – Она не договорила, помешали слезы.

– Не плачь, Ленка, – выглянул из‑за плеча Грязнова пьяный актер. – Вдовьи слезы – это такая банальность.

В комнате Грязнов бегло оглядел собравшихся и увидел смуглого мужчину, похожего на цыгана. Денис неохотно кивнул ему. Цыган не ответил, но и взгляд не отвел. Денис сел напротив. Максимов плюхнулся в свободное кресло, стоящее чуть в стороне от общего стола, и страдальчески закрыл лицо руками.

– Ну что! – встал с рюмкой водки Вакасян. – Помянем еще раз нашего Кирилла. Он был высоким профессионалом. Это очень важно. Любил жизнь и, прости меня, Лена, женщин. И жизнь свою не жалел. Вот ярко жил, по‑киношному красиво, я б даже сказал – стильно. Любил сюрпризы...

– Ничего себе – сюрприз, а, да? – тихо проворчал Грязнову Варшавский.

Цыган, не дослушав тост, вышел на балкон.

Денис не хотел говорить с этим человеком, он его ненавидел, но сейчас было не до эмоций. Он встал и вышел вслед за Цыганом.

– Это сколько прошло, Цыган? Лет пять, наверное.

– А я как‑то не считал, – недобро сверкнул глазами Цыган.

– Да ладно, хорош! – Денис уже пожалел, что все‑таки решился поговорить с ним. – Чего сегодня старые счеты сводить? Медведь и твоим другом был. Верно?

Цыган усмехнулся.

– Моим‑то как раз и был...

– Был... – мрачно повторил Денис.

Цыган выбросил бычок с балкона.

– Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!

Лена беспокойно выглянула на балкон.

– Ну вы чего, ребята? – настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.

– Все нормально, Ленок, – грустно улыбнулся Цыган. – Кирилла вспоминаем.

А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:

– Вы вот не поверите, а я предчувствовала – только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела...

– И как грохнет, я чуть не умер от страха, – говорил тщедушный осветитель.

– Что же ты, Лилечка? – с усмешкой спросил Вакасян. – Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.

– А я ничего не видел, ничего, – с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.

– У нее все сикось‑накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, – перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.

– Ужас, прямо ужас какой‑то! – всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. – А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.

Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.

– Правда, Люся, хватит, – с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.

Помреж, вспыхнув, выскочила из‑за стола.

– Ужас – даже представить страшно, – снова сказала гримерша.

– Представить как раз можно было. Вот я как раз что‑то такое предполагал... – сказал Вакасян.

– Только смотрю – лежит уже весь в крови, ничего не видел, – все сокрушался ассистент.

– Он вам что‑нибудь говорил? – спросил Грязнов Вакасяна.

– Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело – пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким‑то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий – самоубийство. Да всегда на людях – эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят – какие темы бережешь, так и живешь.

– Или наоборот? – вставила операторша.

– Надо вообще без темы жить, – сказал Варшавский. – Так спокойнее, а, спокойнее?

– Ты бы помолчал, жучило, – вдруг пробурчал Максимов. – Здесь художники собрались, понял?

– Вить, а я что, я просто... давай не будем, – широко улыбался Варшавский. – Мне тоже несладко, да.

– А всем сладко, да? – поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. – Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!

– О, затянул по новой, блин, – тихо выругался Вакасян.

– Мы как раз сайнекс снимали, – сказал ассистент.

– Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! – продолжал бушевать Максимов. – Конечно, жрать‑то всем хочется! А я вам – настоящее кино!

– Как все это осточертело. – Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.

Ксения была красивой, чуть нервной блондинкой с большими черными глазами. Киношники про таких говорят – ее камера любит. Денис вспомнил, как Ксения обожгла его взглядом еще там, в павильоне, и сердце сразу как‑то сладко сжалось.

– Первый раз такой ужас вижу, – не слушала общего разговора гримерша.

– Да уж, поснимали настоящее кино, – сказала Ксения, криво улыбнувшись. – Дал ты нам работку, Витечка. Спасибо!

– А ты вообще заткнись. Дура. Когда джигит говорит, говно молчит, – вызверился на Ксению актер.

– Ублюдок! – тихо сказала Ксения и встала из‑за стола.

– Сидеть! – рванулся к ней Максимов, но не удержался, упал на Успенскую.

– Витя, я уже не в том возрасте, – хмыкнула операторша.

– Пошла ты на...

Успенская не дала ему договорить, влепила звонкую оплеуху – Максимов и свалился на пол.

Стол затих.

– Так, этого орла отпускать сейчас нельзя, – сказал Вакасян, поднимая бесчувственного актера с пола. – Нажрался так, что и родной дом не найдет.

– Не волнуйтесь, я довезу его, – успокоил Грязнов. – Адрес я уже знаю.

– Ксюш, ну не бузи! Иди лучше ко мне...

Они ехали в такси по улицам города. Грязнов на переднем сиденье, а сзади – Ксения с Максимовым. Актер клевал носом. На поворотах он открывал глаза и тут же лез обниматься к ней. Она отпихивала его от себя.

– Ага, счас...

– Если хотите, я могу сесть сзади, а вы вперед, – предложил Грязнов Ксении.

– Сама справлюсь.

Когда приехали, Грязнов не без труда втащил пьяного актера в квартиру. Ксения вошла следом.

– Господа! – актер рухнул на диван. – Располагайтесь. Чувствуйте себя как... хотите.

– Я его уложу? – сказала Ксения.

– Тогда я – чай. – Грязнов вышел на кухню.

– Какой чай, граждане? – расслышал‑таки пьяный Максимов. – У меня в баре отличный шнапс имеется.

– Давай быстренько разденемся – и баиньки. – Ксения начала раздевать Виктора.

– О'кей. И ты тоже. Давай и я тебе юбочку помогу задрать.

– Ну хватит, Витя! – оттолкнула она руки актера.

Грязнов появился в комнате с чашками и заварным чайником.

– А он мне жизнь спас... Ой, ребята, что‑то мне плохо, – страдальчески закатил глаза Виктор. – Ксюшка, выкупай меня в ванночке, – заканючил Виктор. – Ты же это умеешь.

Кое‑как удалось его угомонить, Максимов уснул, пуская детские слюни и звучно храпя. Зрелище не для слабонервных.

А Грязнов и Ксения сидели в комнате и пили чай, прислушиваясь к храпу из спальни.

– Ваш любовник? – спросил Грязнов.

Ксения внимательно посмотрела на Грязнова.

– Ого! Следствие серьезное и глубокое, – сказала язвительно.

– Извините.

– Экс, – выдохнула она. – Теперь уже экс‑любовник.

Грязнов допил чай, встал.

– Ладно, я пойду. – Он устало потер глаза.

– А стоит?

– В каком смысле? – опешил Грязнов.

– Да смысл всегда один...

Грязнов усмехнулся, с интересом рассматривая Ксению.

– Хм... А вы красивая... – сказал он чистую правду.

– Так что, слабо совратить красивую? Могу открыть тайну – сейчас это вам будет сделать нетрудно.

– Превышение скорости. Я так не езжу.

– Ну нет у меня сейчас сил разыгрывать любовные прелюдии.

– А вы уверены?

– Какой‑то у вас, юноша, гаишный лексикон. Не уверен – не обгоняй...

– А вы уверены? – снова спросил Грязнов.

– В тебе уверена... Я видела, как ты сегодня на меня смотрел. И сейчас так же смотришь...

Грязнов молча направился к выходу. Не дойдя до двери, резко развернулся и пошел обратно.

Она закрыла глаза, почувствовав сильное прикосновение его губ к своим.

Впрочем, действительно, у нее не было охоты заниматься прелюдией. Уже через минуту она в буквальном смысле содрала одежду с себя и с Дениса и неистово начала с того, что обычно женщина делает мужчине далеко не в первое знакомство.

– А? Нравится? – отрывалась она от своего занятия и поднимала на ошалевшего Дениса пьяные, шальные глаза. – Возьми меня за голову, с силой втолкни, не бойся!

Денис робко делал требуемое.

– Сильнее! Да сильнее же!

А дальше Денис уж и вовсе почувствовал себя мальчишкой, не знавшим женщины. Ксения была изобретательна и бесстыдна. В той самой порнушке, что смотрели Денисовы агенты, престарелая развратница и то на такое не решалась. Это была мука, но сладкая, порочная и безоглядная, и она все длилась и длилась. Денис думал, что это преувеличение – заниматься любовью часами, а теперь и сам потерял счет времени. Только когда они, потные и обессиленные отвалились друг от друга и раскинулись на постели, он увидел, что уже пять утра. Значит, они занимались любовью три с половиной часа.

– Я так и не могу понять, кто кого достал – ты меня или я тебя? – Ксения искоса взглянула на Грязнова в свете зажженной сигареты.

– Какая разница! – Денис поцеловал ее в плечо.

– А ты не похож на мента.

– А я и не мент. Я частный сыщик.

– А еще я слышала, что у тебя дядя какая‑то шишка милицейская.

– Хокку знаешь? Как надену портупею, так тупею и тупею.

– Хокка? Это что, ругательство?

– Хокку – это японцы. Нерифмованное трехстишие, – сказал Грязнов. Он помолчал, глядя на Ксению. – Но почему?

– Когда встречаю нового мужчину, пытаюсь представить себе его в постели. Как он целует, как обнимает, как заводит и от чего заводится сам. И почти никогда не ошибаюсь.

– И как часто у тебя эти «новые мужчины»?

– Дурачок. Новый мужчина – это действительно что‑то совершенно мне неизвестное. Кого в жизни еще не было.

– А ты, выходит, такая себе госпожа Христофор Колумб? – Грязнов не смог скрыть досаду.

– О ревность... Лучше поцелуй! – Она закрыла глаза, подставляя ему расслабленные губы.

Денис медлил, рассматривая ее. Тогда Ксения сама навалилась на Грязнова и стала целовать.

Все пошло сначала. Только еще безумнее.

– Ребята, я чего‑то не врубаюсь. Ксюш, ты мне что, рога наставила?

Хорошо, что они лежали, уже укрывшись простыней и смотрели, как за окном встает солнце.

Виктор постоял на пороге комнаты и присел на край кровати, подвинув ноги Ксении. Был он довольно свеж и уж во всяком случае весел.

– Пивка не желаете? – предложил он Денису открытую банку. – А меня сушняк давил всю ночь. Какие‑то пустыни снились, кэмэлы с горбами...

– Выйди, мне одеться надо, – недовольно сказала Ксения.

– А кого ты здесь стесняешься? Мы тебя теперь оба...

– Дай ей одеться, – тихо, но твердо проговорил Грязнов.

– Ой, какие‑то вы злые, ребята. Ухожу, ухожу, ухожу, – расхохотался Максимов.

Едва актер вышел, Ксения с остервенением стала натягивать на себя одежду.

– Подонок! Мразь! – В глазах ее показались слезы.

– Наверное, нужно было поехать ко мне...

– Да ты‑то тут при чем?

У Грязнова желваки обозначились на скулах.

– Ты хотела испортить ему настроение?

– А ты считаешь, ему можно испортить настроение?

– Ясно.

Они молча оделись.

– Ну не дуйся еще ты! – Ксения попыталась обнять Грязнова. – Мне эти дни так гадко, плохо... Этот кошмар с Кириллом. Все ведь на наших глазах...

– Надеюсь, я тебе облегчил... некоторые страдания? – усмехнулся Грязнов.

– Ну чего ты‑то злишься? Почему всегда нужно изображать какие‑то сумасшедшие чувства?

– Тебе, наверное, пора идти.

– Позвонишь мне?

Грязнов не ответил.

Ксения достала из сумки ручку, поискала листок, но, кроме сценария, ничего в своей сумке не нашла. Написала на первой странице телефон, бросила сценарий на кровать и вышла.

Грязнов закурил.

Актер что‑то напевал на кухне.

Запиликал сотовый.

– Да. Грязнов.

– Сочини мне хокку, – услышал он голос Ксении.

– Ты где?

– Я из автомата. Мне кажется, я даже влюбилась в тебя.

Грязнов поднял с кровати сценарий. И, открыв наугад, начал читать.

Лес. Натура. День.

Они с гиканьем вынеслись к реке, сдирая с себя одежду. – Ура‑а‑а!!! – На старт! Внимание!.. – Смертельный номер! – влетали один за другим в воду четверо подростков. Только девушка осталась на берегу. – Галь! Давай! – Ой, мальчики, что‑то мне не хочется, – попробовала ногой воду Галя. – Лови! – забрызгал девчонку Аркадий. – А ну, прыгай! Или мы тебе устроим день Нептуна! – орал из воды Антон. – Я и купальник не взяла. – Подумаешь! – плюхнулся рядом с ней на песок мускулистый Сабанов. – Тут же никого нет. – А вы? – А мы, – сказал застенчиво Женя Некрасов, – можем отвернуться. – И даже глаза закроем! – стукнул себя в грудь Сабанов. – Правда? – Не‑а! Я буду за Галкой подглядывать, – засмеялся Петров. – А мы тебя утопим! – бросился на Антона Сабанов и, хохоча, стал топить того в реке. – Смерть! – Утопить извращенца! – включились в игру ребята. – Пусть лучше смотрит! – хохотала Галя.

Лес. Натура. Ночь.

Уже стало темнеть. Четверо подростков сидели у костра, ели кашу из металлических мисок. Галя плескалась в реке. – Галка, выходи – сколько можно? – громко позвал Сабанов. – Тебя то не затащишь в воду, то не вытащишь. – Ой, ребята, вода – парное молоко, – блаженно ответила девушка. Она – голая – вышла из воды, спряталась за кустами, где была ее одежда. Ребята демонстративно отвернулись, только Антон продолжал смотреть в ее сторону. – Отвернись, – жестко сказал ему Сабанов. – Ух, – с трудом отвел взгляд от кустов Антон. – Секс‑бомба. – Перестань пошлить, – одернул Белоусов. – Это не пошлость. Это природа, Аркаша, – засмеялся Антон. – У тебя вся природа в одном месте. – Когда уделаете свою первую бабу, тогда и у вас все в другом месте будет. – А ты что, уже пробовал? – оживился Некрасов. – А Томочку, пионервожатую, помнишь? – спросил Антон. – Да врешь. Чтобы Томка тебе дала! – сгорая от любопытства, сказал Белоусов. – А‑а! – вдруг раздался крик Гали. Сабанов мгновенно сорвался с места. За ним – Антон. Белоусов и Некрасов некоторое время сидели, а потом тоже побежали на крик. – А‑а! – снова закричала девушка. Она выбежала навстречу ребятам. – Мамочки, там крыса! – Вот дура, – перевел дух Сабанов. – Ты даешь, Галка! Так же и в штаны сделать можно! – засмеялся Антон. Некрасов метнулся в кусты, взмахнул палкой, что‑то противно взвизгнуло. – Есть, – сказал Некрасов и вынес на палке сдохшую крысу. – Брось, дурак, брось! – закричала Галя. Некрасов пожал плечами, бросил крысу на землю. Они вернулись к костру. Галя села поближе к огню, зябко поежилась, несколько раз оглянулась на кусты. Сабанов снял с себя спортивную куртку, набросил ей на плечи, неловко поправил ее длинные волосы. Трое остальных ребят ревниво следили за его действиями. – Галка, да что тебе сабановская куртка? – усмехнулся Антон. – Иди ко мне, я тебя просто так погрею. – А я тебя сейчас огрею, – беззлобно сказал Антону Сабанов. – Лучше помогите мне вымыть посуду. – Пойдем, – встал Белоусов. – Аркашенька, ты прелесть и прелесть! – Вот хитрая ты рожа, Белоусов, – слегка пнул под зад коленом Белоусова Антон. Белоусов, ухмыляясь, собирал грязную посуду. – Все, ребята, собираемся, и надо двигать, – сказал молчавший все время Некрасов.

– Ну а серьезно, думаешь, я мог бы убить человека? – Максимов с удовольствием поедал свой завтрак – яичница, апельсиновый сок, сыр и ветчина.

– Не знаю. – Денис жевал вяло. После бурной ночи аппетита почему‑то не было. Впрочем, не было и усталости.

– Хотя, наверное, в состоянии аффекта мог бы. Бабу, например. Если доведет, – вдруг согласился Виктор.

– А тебя не так трудно довести, – усмехнулся Денис.

– Ой, что ты! Я тебе честно скажу, я им время от времени по морде даю. Натурально. А они после этого еще сильнее липнут. Знаешь, одна была...

– Ну так я опять про шкаф с оружием, – перебил Грязнов.

– Зануда, ей‑богу! С утреца – и такие вопросы. Не помню!.. Послушай, а ты на Ксюшку действительно запал или так – легкий перепих? – спросил вдруг Максимов.

– Любопытный? – вызывающе проговорил Денис.

– Да мне по барабану. Вот у тебя теперь самое оно и начнется. Это еще та штучка! Все жилы из мужика вытянет. Капризная стервоза. Хотя, конечно, она девочка сладенькая – ты, наверное, уже прочувствовал это. А?

– Ты что, занервничал?

– Я? Аж жуть! Да я ее уже давно в расход пустить собирался. Надоела. Еще и угрожает, представляешь? И с тобой она переспала назло мне. Это точно.

У Грязнова зазвонил сотовый.

– Да, слушаю...

Звонил следователь. Пришли результаты экспертизы. Ни на пакете, ни на оставшихся патронах отпечатков Линькова не было.

– А чьи пальчики? – Грязнов вышел в другую комнату. – Гарипова? Хорошо проверили? Ну ладно, ладно, не обижайтесь. Да, верю... А я вам тоже подарок сделаю, поезжайте на студию. Помните шкаф с оружием? Там должен быть лишний пистолет... Да, вот так просто... Дактилоскопию сделаете, ладно?

Лес. Натура. Ночь.

– Говорил, нужно было раньше двигать. – Некрасов светил перед собой фонариком. Антон шел позади девушки и постоянно в шутку дергал ее за рюкзак: – Галка, ты не устала? – Слушайте, по‑моему, нам левее нужно брать, – озадаченно проговорил Сабанов. – А по‑моему, надо туда, – указал вправо Белоусов. – Что‑то я не узнаю дорогу. – Некрасов осветил фонариком по кругу. – Галка, давай понесу. – На, – стала та скидывать рюкзак. – Не, только вместе с тобой. – Дурачок. – Так, ребята, стоп, сообразить надо, – скомандовал Сабанов. – А это не наш костер? – спросила Галя. – Нет, кажется... Сабанов шагнул в темноту и вдруг вынес на палке убитую крысу. – Так, ребята, мы сделали круг. – Блин! – Белоусов раздраженно бросил на траву рюкзак. – Может, снова искупнемся? – Антон опустился у воды. – Водичка сейчас – самый писк...

Машина, в которой ехал Грязнов, резко затормозила. Денис, оторвавшись от чтения сценария, удивленно посмотрел на водителя.

– Все, приехали! – сказал тот.

– Ага. – Грязнов открыл дверь машины и стал вылезать.

– Куда? – Водитель схватил его одной рукой за локоть, а другой выхватил из‑под сиденья монтировку.

– Да ты что, дед, опух? – оттолкнул его Грязнов.

Водитель проворно выскочил из машины вслед за Денисом.

– Плати, говорю, а то сейчас врежу! – угрожающе махнул он монтировкой перед лицом Грязнова.

– Железку на всякий случай убери. Дай деньги достану.

– В машине не мог достать? Знаю я вас. Из машины выйдут – и деру! Гоняйся потом за вами. Я тебе не мальчик!

– У меня штаны узкие, сидя достать не могу. – Грязнов извлек из сидящих в обтяжку джинсов полтинник. – Хватит?

– Вполне, – расслабился дед, забирая деньги и проверяя их на свет.

– Что, прокатывают часто?

– А то нет! То сбегут, то деньги фальшивые кинут. Ночью я вообще не везу, пока вперед не заплатят.

– Ты, дед, все‑таки с железкой не шути.

– Не боись, я еще никого не огрел. Так только, попугать.

Агенты опять прохлаждались. Но сейчас Грязнов на них полкана спускать не собирался – он был в благодушном настроении.

– Сидите, сидите, господа гусары, – кивнул развалившимся мужикам. Те, впрочем, и не собирались вставать.

– Шеф, – дурашливо вскочил Самохин, – разрешите доложить?

– Вольно. Где тут заключение экспертов?

– Вот! – протянул бумагу Самохин. – А еще вам повестка, шеф.

– Повестка?

– Э‑э... Кутузовская районная прокуратура... – прочитал по бумажке Самохин.

– Дай! – вскинулся Грязнов.

– С прискорбием сообщает, что она не существует в природе...

– Купил, – расслабленно улыбнулся Грязнов.

– Гарипов ваш очнулся, – в том же тоне сказал Самохин. – Следак звонил.

– Шутишь? – серьезно спросил Грязнов.

– Следак сказал: Гарипов теперь ваш, можете его допрашивать.

Пришлось снова бежать на улицу и ловить машину. Вообще‑то Денис мог доехать до больницы и на своей, но ему очень хотелось читать сценарий дальше. Он вообще никогда не читал того, что писал его товарищ Кирилл Медведев.

Лес. Натура. Ночь.

Некрасов оступился и скатился с тропинки в овраг. – У, зараза, – тихо выругался он. – Ты что, Женька? – спросил Сабанов. – Да ногу, кажись, подвернул. – Встать на нее можешь? – Белоусов спрыгнул в овраг и присел с фонариком к Некрасову. – Ой, нет! Добей меня, командир...

Лес. Натура. День.

Под утро они все так же брели по лесу. Белоусов поддерживал хромающего Некрасова. Тот немного опирался на больную ногу, страдальчески морщась от боли. Сабанов нес два рюкзака – свой и Жени. Галя все чаще и чаще останавливалась. – Давай мне! – Сабанов взял рюкзак у девушки. – Галка, все будет нормально. – Где – нормально? Всю ночь протопали! – В голосе Белоусова послышались истеричные нотки. – Все, не могу больше. Хочу жрать. – Антон резко сбросил рюкзак и лег на землю. Сабанов решительно, без слов попытался поднять Антона, но тот оттолкнул его от себя. – Отстань! – злобно закричал Антон. – Никуда не пойду! Иди сам. – И я больше не могу, – еле слышно проговорил Некрасов. Он опустился на землю, болезненно пробуя пальцами распухшую ногу. – Нельзя, нельзя, нельзя так! – с силой заговорил Сабанов. – Надо держаться. И только всем вместе. – Мы подохнем здесь, – сказал Антон. – Блин, смешно, заблудились в каком‑то поганом Подмосковье! – Есть охота... Сколько человек может прожить без еды? – Да вы что, с ума сошли? Никто не умрет, вы что! Вы слышите меня? – Сабанов заметался между друзьями. Галя громко всхлипнула. – Потом еще сто раз будем об этом вспоминать. И смеяться... – Смеяться, да? Смеяться? – Антон начал истерично хохотать. – Да мне уже смешно – до чертиков. – Хватит! Что вы как дети! Я вас выведу. Я вам обещаю. Клянусь! Только заткнитесь. Сабанов начал поднимать ребят, встряхивая, обнимая их, приводя в чувство. И уверенно, словно гипнотизируя своей силой, смотрел каждому из них в глаза: – Встать! Я вам сказал: встать! И, подталкивая их в спину, снова повторял обнадеживающе: – Все будет хорошо. Я вам обещаю! Я вас выведу! Только всем вместе! Держаться!

Медсестра поправила у Гарипова капельницу. Потом склонилась над ним, поправляя подушки.

Гарипов с трудом, но дотянулся забинтованной рукой до ягодиц медсестры.

– Перестаньте, вам сейчас нельзя. Я имею в виду, двигаться нельзя. – И медсестра удалилась, отчаянно виляя бедрами.

– Нет, ты видел ее, а? Какая цаца! Она меня вылечила! Чудо!

Грязнов сел на стул рядом с кроватью.

– Ну как вы?

Выражение лица Гарипова резко изменилось:

– Плохо. Очень плохо. Слушай, я сразу говорил, что это Линьков, да?

– Ну успокойтесь...

– Меня убить хотели, а я должен быть спокоен, да?..

– Давайте по порядку. Что там случилось?

– Так я уже следователю рассказал.

– Ничего, вы просто повторите. Итак, что случилось?

– «Что», «что»! Прибежал Линьков, полез меня бить, потом давай стрелять.

– Вот так прямо с порога и начал бить?

– Да фашист он, я же говорил. Всех людей ненавидит. Меня в первую очередь. Видел у него патроны?

– А Линьков говорит, что патроны подсунули вы...

Гарипов выкатил глаза:

– Вуа! Что говорит?! Он убийца, а ты ему веришь?! Он в меня стрелял, а ты ему веришь?! Если черный, так все, преступник, да?!

– Тут такая история, Гарипов: на патронах нет отпечатков пальцев Линькова. А вот ваши имеются. Это вам следователь сказал?

– Вуа! Откуда?

Грязнов пожал плечами.

– Чудо, наверное.

Гарипов закрыл глаза.

– А кто там еще был?

– Мои друзья.

– Фамилии, имена, место жительства.

– Не знаю. Я устал.

– А что вы делали ночью в цеху?

– Работал, – криво усмехнулся Гарипов.

– Стахановец?

– Вуа! Не хотел идти домой! У меня в семье проблемы. Интимного характера. Устраивает?

– Не устраивает. Гарипов, вы занимались в цеху изготовлением боевых пистолетов и взрывчатки.

– Докажи!

– Уже. – Грязнов достал из папки бумаги и протянул Гарипову: – Читать сможете?

Гарипов оттолкнул бумаги, тихо сказал:

– Ты что, такой крутой мент?

– Я не мент. Но я крутой.

– Не ищи моих друзей. Тебе же хуже будет.

– Это я устал от вас, Гарипов. А вот вы проходите по делу, как один из подозреваемых.

– В чем подозреваемый?!

– А вы не поняли? В убийстве Медведева.

– Я его не убивал, – выдавил из себя Гарипов.

– Ладно, ты сам напросился. – Грязнов склонился к самому уху Гарипова и негромко сказал: – Твой оружейный подпольный цех я выдаю ФСБ, мало не покажется. Понял?

– Утопить хочешь? – сузил глаза Гарипов.

– Хочу.

– Чего тебе от меня надо? – Гарипов заскрипел зубами.

– Кому ты на студии делал пистолеты?

– Никому...

Грязнов встал:

– Счастливо оставаться.

– Вуа! Один только делал! – неожиданно почти взвыл Гарипов.

– Кому?

– Медведеву делал. Мамой клянусь! Сценаристу этому!

Грязнов телефон Медведевых знал на память. Звонить решил из автомата – так дешевле, все‑таки мобильная связь у нас еще роскошь.

В телефонной трубке раздавались длинные гудки. Значит, на работе.

Грязнов поискал в своей телефонной книжке, набрал номер.

– ЦСДФ, – ответили на том конце провода.

– Будьте добры Медведеву!

– Кто ее беспокоит?

– Следователь Грязнов.

– Ой, а Лены не будет на работе. У нее муж умер.

– Не подскажете, где ее можно найти?

– Дома, – удивились на том конце провода.

– Странно, весь день ей звоню. И никто не берет трубку.

– Я только что с ней разговаривала... Хотя погодите... Вы ведь на квартиру мужа звонили?

– Ну да!

– Нет, она дома. Я имею в виду – у мамы.

– Спасибо.

Телефон Лениной мамы Грязнов на память не знал, поэтому попросил продиктовать.

– Да! – услышал Денис голос Медведевой.

– Здравствуй, Лена. Грязнов.

– А, Денис, здравствуй!

– Я по делу. Нам нужно кое‑что поискать в квартире Кирилла. Алло, Лен, ты слышишь?

– Ладно приезжай, обыскивай, – не сразу ответила Медведева. – Тем более что на это не нужно моего разрешения. Ваши и так там, наверное, все перерыли...

– Лично я ничего там не перерывал. А если перерыли – это милиция.

– Часа через три устроит?

– Да, конечно, но...

Однако Медведева уже положила трубку.

Времени было полно. Возвращаться в агентство не хотелось. И Денис поехал на студию. Может, пленку уже проявили.

Успенская чуть не сшибла Грязнова с ног. Как‑то испуганно метнула взглядом.

– О, Людмила Андреевна, здравствуйте.

– Привет.

– А я как раз насчет пленочки.

– Какое совпадение! – Успенская дымила папиросой, не вынимая ее изо рта.

– Не готова? Ведь срок был еще...

– А у нас в стране хоть что‑то делается в срок?

– Но они обещали?..

– До задницы им собственные обещания. У них на день сто пятниц!

– Может, как‑то нажать можно?

– Бесполезно. И вам здесь крутиться нечего. Я же сказала, что сообщу. И что вообще вы хотите увидеть?! Это кинопленка, ясно? Не видео! Мы снимали только дубль. От «камеры» до «стоп». Ничего вы не увидите интересного! Фон провалился – и все.

– Провалился?

– Недосветили, суки.

Грязнов закурил возле Успенской, продолжавшей нервно дымить папиросой.

– Тут курить нельзя. – Успенская показала на плакат. – Вон вахтерши вас сейчас заметут.

– А вас?

– Меня?!..

Грязнов быстро затушил сигарету, конечно, его заметут. А вот Успенскую поди попробуй. Бой‑баба.

Квартиру Кирилла еще не обыскивали. Лена зря волновалась. Ее обыскивать начали, как раз когда они с Денисом приехали. Словно нарочно.

«Ну вот, – подумал Денис, – теперь Ленка решит, что это я милицию позвал».

Следователь и трое оперативников обыскивали квартиру. Двое пожилых людей наблюдали за ними.

Лена сидела в углу в кресле. На оперов почти не смотрела, а вот Дениса просто прожигала взглядом.

– А соседей зачем позвали? – кивнула в сторону тех двоих Медведева.

– Так положено, Лена, – объяснил Грязнов, который почему‑то и в этом чувствовал себя виноватым. – Они понятые.

– Ну если положено...

– Лена, ты разрешишь позвонить?

Она кивнула. Грязнов вышел на кухню. Он достал сценарий сериала и набрал по нему номер телефона. Сработал автоответчик, и игривый голос Ксении выдал длинную фразу:

«Привет, ты действительно уверен, что я захочу тебя слышать?»

После длинного сигнала Грязнов произнес на автоответчик:

– Не уверен, но хотелось бы тебя услышать, а еще больше – увидеть...

Вошла Лена, и он спешно положил трубку.

– Знаешь, так странно, – сказала Лена. – Я почему‑то все время забываю, что Кирилла нет. Хожу, что‑то делаю, о чем‑то думаю – и вроде все по‑старому и ничего не случилось. А потом – бах! Его ведь уже нет!

– Бывает, – промычал Грязнов несуразное.

– Пытаюсь вспомнить что‑то из того дня. Должна же я была почувствовать, как‑то увидеть, что жить ему осталось совсем немного.

Заглянул следователь:

– Можно вас на минутку?

Они вернулись в комнату.

– А что здесь? – спросил следователь, указывая на ящик письменного стола.

– Это его личный ящик.

– Он закрыт на ключ. Он у вас есть?

– Нет. Это его личный ящик. Если он вас так интересует, взламывайте.

Оперативник аккуратно открыл отмычкой ящик стола.

Лена не стала смотреть, снова ушла на кухню. Грязнов поплелся за ней.

– Представляешь, какие были его последние слова мне? – продолжала Лена. – «Ленка, нажарь сегодня вечером картошки. Так хочется жареной картошки с солеными огурцами». Представляешь, и ничего больше! О какой‑то картошке сказал. Вот же глупость!..

– Это не глупость. Он ведь не раз говорил, что ты умеешь жарить картошку каким‑то особенным способом.

– Жарю как все...

– Он еще шутил: «За Ленкину жареную картошку родину продам!»

– Грязнов, – позвал следователь.

Грязнов заглянул в комнату. Следователь протянул ему документ.

– Что это?

– Разрешение на газовый пистолет.

– А сам пистолет?

– Нету.

– Лена, – Денис обернулся к вдове, – у Кирилла что, был пистолет?

– Да. Газовый. Он говорил – у мужчин те же игрушки, что и у детей, только настоящие.

– Где он его хранил?

– Да везде он валялся.

– А из дому он его выносил?

– Брал иногда... – сказала Лена и осеклась. Грязнов смотрел на нее как‑то странно, пугающе.

Следователь поймал этот взгляд Дениса, они переглянулись, и следователь кивнул.

– Поехали, – сказал он.

Следователь покопался в сейфе и выложил на стол два пистолета:

– Хватит?

Денис вынул свой и тоже положил рядом:

– Вот теперь сойдет.

Следователь накрыл пистолеты газетой, а Грязнов выглянул в коридор:

– Лен, заходи.

Медведева робко вошла в кабинет.

– Лена, ты только не волнуйся, это просто. Ты посмотришь сейчас на пистолеты. Если какой‑нибудь узнаешь, скажи, ладно?

– Я не разбираюсь в пистолетах.

– И не нужно. Просто посмотри, хорошо?

– Давай.

Следователь жестом фокусника сдернул газету с пистолетов:

– Смотрите.

Лена склонилась над столом. Потом неуверенно тронула пальцем лежащий посредине «макаров».

– А взять можно?

– Можно.

Лена подняла пистолет, повертела его в руках.

– Это пистолет Кирилла. – Она удивленно обернулась к Денису. – Откуда он у вас?

Следователь молчал, а Грязнов сел и подпер подбородок руками.

– Денис, откуда здесь пистолет Кирилла? – снова спросила Медведева.

– Я ничего не понимаю, – сказал Грязнов. – Из этого пистолета Кирилл застрелился.

– И что это значит?! – Лена испуганно оглянулась на следователя.

– Это значит – самоубийство, – развел руками Грязнов.