Я люблю тебя больше, чем подушку, - нежно сказал я, - честное слово!

Просто ты уже пресытился ее обществом, - рассудительно заметила Меламори. - А моим - еще нет. Узнаю старого доброго Макса.

Это хорошо, что узнаешь, - улыбнулся я. - Я стал очень старый, да?

Не очень. В самый раз. - Она пожала плечами. - Просто теперь ты не так похож на мальчишку, как прежде. Если тебе не нравится, наколдуй себе какую-нибудь другую внешность. Хотя, будь моя воля, я бы оставила все как есть.

Как скажешь, - согласился я. - А ну-ка дай зеркало, посмотрю, что из меня получилось...

Потрясающе! - фыркнула она. - Вообще-то считается, что попросить зеркало, вернувшись с того света, может только женщина.

Я о тебе забочусь. Моя рожа - это твое достояние. Тебе на нее еще долго смотреть придется. И на людях со мной появляться. И вообще...

Я с удовольствием появлюсь с тобой на людях, даже если ты превратишься в волосатое пятиногое чудовище, - отмахнулась Меламори. - Возможно, в этом случае я буду появляться с тобой на людях даже с большим удовольствием, чем сейчас. Ты же меня знаешь!

***

Да уж, - вздохнул я, вспомнив, как служащие Городской Полиции разбегались, когда на их половину Дома у Моста как бы случайно сворачивала леди Меламори Блимм с арварохским хубом на плече... Хороший, кстати, был хуб, хоть и смахивал на шерстяного паука. Ласковый, послушный и певучий - в отличие от меня.

Ты не рассердишься, если я еще некоторое время не буду превращаться в чудовище? - на всякий случай спросил я. - Все бы ничего, но перед соседями как-то неудобно. Я же, в сущности, мирный обыватель... Кстати, если уж заговорили о чудовищах, дай мне все-таки посмотреть, на кого я теперь похож.

Что-то я нервничаю.

Ну и зря. Внешность - это всего лишь внешность, - спокойно возразила Меламори.

Она все-таки дала мне зеркало. Рожа моя действительно переменилась. Прежде я выглядел моложе своих лет, теперь - несколько старше. Не старик, конечно, но лет сорок на моей "исторической родине" мне бы вполне могли дать (здесь, в Ехо, в связи с тем, что нормальный среднестатистический человек живет лет триста, с возрастом творится такая путаница, что я не решаюсь оперировать какими-то цифрами).