Книга II 5 page

— Вас не смутила его репутация? — спросил Джордж, удив ленно приподнимая брови.

— Я сама оцениваю людей, Джордж. Их репутация для меня не имеет значения, — ответила она с ноткой обиды. — Он сказал, что любит меня, я и поверила.

— Мало ли, что он скажет…

— Более того, — крикнула она, — он говорил, что хочет на мне жениться!

А вот это ложь, подумал Джордж, тем не менее спросил:

— А вы что ему ответили?

Что это невозможно, конечно. Мы ведь только познакомились. Откуда мне было знать…

— Что он обручен с другой женщиной?

— Да. — И Джейни отвернулась, будто ей было больно об этом вспоминать.

Джорджа подмывало расхохотаться, но у него было правило не вести себя жестоко без необходимости. И он спросил бесстрастно:

— И вы с ним переспали?

— Джордж! — укоризненно сказала она, изображая смущение. Тогда он посуровел лицом.

— Джейни, вы хотите, чтобы я вам помог. Значит, я должен знать всю правду.

— Так оно и было, да. — Джейни одарила его соблазнительным смелым взглядом, и ему показалось, что она уже готова расстегнуть молнию у него на брюках. — У меня не было причин не переспать с ним. Я думала, он встречается только со мной, что серьезно ко мне относится. А потом он, наверное, почувствовал неуверенность. Хуже всего, когда мужчина становится неуверенным…

— Особенно Комсток Диббл, — поддакнул Джордж.

— Он предложил мне помощь. Идея, чтобы я написала сценарий, принадлежала ему. А тридцать тысяч он мне дал на аренду дома на лето. — Она вдруг зажала себе ладонью рот и наклонилась, словно сдерживая дурноту. — Я только сейчас поняла, как ужасно это звучит. Вы можете подумать…

Джордж оперся о стену и задумчиво покивал:

— Тридцать тысяч долларов — что ни говори, большие деньги.

— Но я ни в чем не виновата! — возмутилась Джейни. — Я понятия не имела… Я действительно считала, что он хочет мне помочь.

— Но сценарий-то вы написали? — спросил Джордж вкрадчиво.

— Дело не в этом! — Она уже сожалела, что рассказала ему все. — Я забросила это занятие, когда узнала на свадьбе своей сестры, что у него есть невеста. И после этого не вспоминала о нем, пока не получила письмо. — Джейни говорила все тише, и Джорджу приходилось к ней наклоняться, чтобы разобрать слова. — Вы богаты и влиятельны, Джордж. Вы понятия не имеете, что значит быть одинокой женщиной. Такие вещи происходят постоянно, а у нее нет никого, кто бы ее защитил. Мне оставалось только пожать плечами и жить дальше.

— Понимаю, — сказал Джордж.

— Он не может вытерпеть, что я вышла замуж, что я счастлива. Увидев меня на вручении гуманитарных премий мэра, он пря мо заявил, что хочет снова стать моим любовником. Я, естествен но, рассмеялась ему в лицо. А потом стали приходить эти письма.

— Так вы подозреваете, что он вас шантажирует?

— Конечно, шантажирует! — Стоило Джейни произнести эти слова, как она поверила в их истинность. — Я бы с удовольствием вступила с ним в бой, — продолжила она, водя пальцем по своему колену, — поскольку знаю, что права. Но тогда это обязательно просочится в прессу. Вы только представьте, как к этому отнесется Селден!

— Представляю, — сказал Джордж. — Его жена будет выглядеть шлюхой.

Джейни ахнула. Раньше она не задумывалась, какой предстает ситуация на взгляд других людей, ведь была полностью поглощена собственными переживаниями. Ее глаза мгновенно наполнились слезами. Она смотрела на Джорджа с выражением потрясения на заплаканном лице.

Джордж не знал, что подумать. Он был склонен считать ее слезы театрально фальшивыми, но представление не оставило его равнодушным.

— Тут вот какое дело, Джейни, — заговорил он. — Какими бы ни были истинные побуждения Комстока, он вправе прислать вам это письмо. Наилучший способ избавиться от Диббла — за платить. Сделайте вид, что возвращаете долг, и дело с концом.

Джейни побледнела и схватилась за живот, как будто ее тошнило от одной мысли о том, чтобы заплатить. Глубоко вздохнув, она встала.

— Да, способ хорош — для вас, — осуждающе проговорила она. — А вот у меня нет денег.

— Бросьте! У вас должны найтись деньги. Вы же знаменитая модель. Уж тридцать-то тысяч наскребете, я полагаю.

— Нет, не наскребу, — ответила она холодно. — Модели зарабатывают не так много, как принято считать. Агентство забирает у меня двадцать пять процентов, потом правительство оттяпывает еще половину. Я считаю везением, когда мой годовой заработок достигает пятидесяти тысяч чистыми. Может, вы запамятовали, но в Нью-Йорке этого едва хватает на аренду жилья.

— Зато я помню, что у вас есть Селден, — спокойно сказал он

— По-моему, женщине не годится полностью полагаться на мужа, — заявила Джейни, многозначительно глядя на него.

Господи, подумал он, приглаживая ладонью волосы. Если она так понимает гордость, то никогда не вернет эти деньги. Глядя, как она нарочито медленно забирает письмо и прячет его в сумочку, он разрывался между желанием ей помочь и побуждением умыть руки.

— Если все сводится к тридцати тысячам… — начал он. Она обернулась.

— Я не приму деньги у лучшего друга моего мужа! — отчеканила она. Ирония ситуации заключалась в том, что раньше она взяла бы, еще как взяла! Сейчас она твердила себе, что дело не в деньгах, а в принципе. Ей осточертели все комстоки дибблы на свете. — И потом, разве не ясно, что если я с ним расплачусь, то ему ничто не помешает снова чего-то от меня потребовать? — И она направилась к двери.

— Есть небольшая загвоздка, — бросил Джордж ей вслед. '

— Да? — Джейни остановилась, но пока не обернулась.

— Одно дело, если бы я сам что-то не поделил с Комстоком Дибблом. И совсем другое — вступиться за другого человека. Если я позвоню Дибблу, он скорее всего пошлет меня куда подальше.

Теперь она стояла вполоборота и поглядывала на него.

— Отлично понимаю, — холодно проговорила она. — И все же хотела бы попросить вас о небольшой услуге, если не возражаете: не могли бы вы сделать вид, что у нас не было этого разговора?

Джордж в ответ засмеялся. Она действительно оказалась не такой, как он представлял: ей не занимать самообладания. Он встал и шагнул к ней.

— Признайтесь, вам просто хочется засветить этому ублюдку промеж ног.

Их глаза встретились. Они отлично друг друга понимали.

— Очень хочется, — согласилась Джейни, опуская голову.

— С этого и надо было начинать, — грубо брякнул Джордж.

— Я бы с радостью, но вы мне не дали.

— Тогда договорились. — И он сунул руку в карман за ключа ми — жест, подразумевавший, что он готов уйти. — Я велю своим адвокатам посоветовать его адвокатам посадить собак на цепь.

Оба замолчали. Он был уверен, что она готовится броситься ему на шею, и предпочел бы, чтобы этого не случилось, поскольку она успела слишком сильно ему понравиться, к чему он оказался не готов. Он зашагал к лифту, она — за ним. Их шаги гулко разнеслись по пустым комнатам.

— Не представляю, как можно жить в таких хоромах, — сказала Джейни, озираясь.

— Наверное, Мими — одна из немногих женщин на свете, которая с этим справится. Это не значит, что вам это не по плечу…

— Нет, я совершенно не разбираюсь в домах и обстановке, — скромно возразила Джейни. — Я владею только одним талантом — демонстрировать бюстгальтеры.

Входя в лифт, он подумал, что если она намеревалась привлечь этими словами его внимание к своей груди, то добилась цели. Джордж решил поменять тему:

— Можно попросить вас о небольшой услуге?

Он собирался попросить ее не рассказывать о квартире Мими, но она решила, что речь пойдет о сексе, подошла к нему вплотную (хотя в тесной кабинке они и так стояли почти впритык) и, чуть ли не касаясь губами его уха, ответила:

— Конечно, я всегда готова, Джордж. Я всегда буду вам благодарна. Вам остается только попросить.

В следующую секунду дверь лифта открылась, и они вышли в холл. Бушвелл распахнул для них дверь.

— Доброй ночи, мистер Пакстон.

— Доброй ночи, Бушвелл. Я загляну на следующей неделе.

Стоя на тротуаре, он протянул Джейни руку, но она подставила ему щеку для поцелуя, потом слегка повернула голову — он решил, что нарочно, — и его поцелуй пришелся почти ей в губы.

— До свидания, Джордж, — сказала она весело и зашагала прочь. Один раз она обернулась, чтобы помахать ему рукой, и у него появилось чувство, что его умело использовали. В данном случае это чувство нельзя было назвать неприятным.

— Не уверен, что это подходящий наряд для поездки в Гринвич, — сказал Селден.

— Этот? — Джейни разглядывала свое платье, изображая невинность. — Чем он плох? — Она наклонилась к зеркалу и повернула голову, укрепляя в мочке уха большое золотое кольцо.

— Просто он немного… — Селден беспомощно смолк, не найдя надлежащих портновских терминов.

— Немного что? Шикарное платье!

— В таких ходят скорее в ночные клубы, — сказал он.

— Туда тоже, — ответила Джейни, хмурясь. — Но я его берегла для особого случая.

— Понимаю. — И Селден, покачав головой, ретировался из ванной комнате. Он не собирался ссориться с женой из-за платья. С другой стороны, он не мог допустить, чтобы его жена вы глядела на корпоративной вечеринке в Гринвиче как русская шлюха. — Может, наденешь что-нибудь сверху? Какой-нибудь свитер? — предложил он.

— Не говори глупостей, Селден. — Она вышла из ванной комнаты в серьгах. — Представь, как нелепо будет выглядеть свитер поверх этого платья! У твоих друзей будет впечатление, что мне стыдно его носить.

«Хорошо бы!» — подумал он и тут же испытал стыд.

Спорное платье было белым синтетическим мини, выпрошенным Джейни несколько дней назад у модельера Майкла Корса. Всего пять таких платьиц сшили в середине восьмидесятых годов; это был выставочный образец, но стоило Джейни его увидеть, как ей приспичило стать его обладательницей. Не обращая внимания на слабые возражения добряка Майкла, она его примерила. Эффект был сногсшибательным: можно было подумать, что платье шили специально для нее. Естественно, у Майкла не осталось выбора: ему пришлось «одолжить» его Джейни — с ее точки зрения, навсегда.

Любуясь собой в зеркале в полный рост, она мысленно называла платье безупречным оружием против других жен из «Сплатч Вернер», способом напомнить им, что она — знаменитая Джейни Уилкокс, модель «Тайны Виктории». Мужья будут пускать слюни, жены — скрежетать зубами. Пусть помучаются!

Только бы Селден перестал нервничать! Думая об этом, Джейни искала в шкафу подходящие сапожки. Хотя так даже забавнее… Найдя сапоги под большой стопкой коробок с туфлями, она в очередной раз порадовалась тому, что ее мужа так просто шокировать. Это неизменно доставляло ей удовольствие, лишний раз подтверждая, что она — рулевой и держит его под контролем.

— Что скажешь вот об этом? — Она показала ему пару белых кожаных сапожек с серебряными пряжками «Гуччи» на подъеме и, не дожидаясь ответа, уселась на кровать, натянула сапоги и застегнула молнию. — Я купила их в девяносто четвертом году. Тогда они показались мне страшно дорогими: восемьсот долларов, а денег у меня было в обрез, но сейчас я так счастлива, что их купила… Коллекционная модель!

— Неужели? — Селден не знал, что еще сказать. Он никогда не испытывал большого интереса к одежде, а Джейни в последние дни только об этом и болтала.

Она встала, демонстрируя весь ансамбль. Теперь, в кожаных сапогах, она была точь-в-точь шлюха с Шестой авеню. Селден злился все сильнее. Он давно предвкушал этот вечер, мечтал, как будет гордиться женой, как продемонстрирует ей образ жизни, которого они с ней достойны, а она снова умудрилась все испортить. Он предпочел бы, чтобы она надела что-нибудь поскромнее Почему она всегда ставит свои желания выше его? Ему виделся в ее поведении умысел: она знала, чего хочется ему, но не собиралась с этим считаться.

Но не умея выразить свои мысли, он всего лишь спросил:

— Сколько стоило платье? — Вопрос был законным, потому что он только что оплатил счет «Американ экспресс» и был поражен суммой, которую она истратила в Милане на одежду, — около 40 тысяч … Он считал, что иметь столько одежды-просто блажь. А она взяла и купила еще одно платье!

— Дурачок! — Она рассмеялась. — Это все, что тебя волнует? Представь, платье досталось мне даром: модельер мне его подарил.

— О! — только и сказал Селден, досадуя, что жена снова оставила его в дураках. Надо было срочно выходить из этого мрачного настроения. — Пора ехать. — Он посмотрел на часы. — Машина ждет внизу.

Видимо, она догадалась наконец, что он ею недоволен, потому что подошла к нему, изобразила покорность и сказала:

— Что с тобой, Селден? Ты не хочешь, чтобы я выглядела сексуально? — Ее тон был дразнящим.

— Да. но…. — Он думал, что сейчас сумеет уговорить ее без слез сменить наряд, но она неожиданно опустилась на колени и быстро расстегнула ему молнию на брюках.

Джейни с рвением профессионалки принялась за дело. После встречи с Джорджем она находилась в приподнятом настроении. Теперь избавившись от страха разоблачения Комстоком Дибблом, она собиралась припеваючи.

Со вздохом, в котором должно было звучать наслаждение, Селден положил руки ей на голову, надеясь, что это быстро кончится и они не опоздают на ужин. Спустя минуту он невольно застонал. Какой же он осел! Любой американец пожертвовал бы правой рукой, чтобы оказаться на его месте: заиметь жену, которая не только вызывает вожделение, но и сама охотно занимается сексом, доставляет мужу наслаждение, даже когда ее не просят!

Марк Макейду и его жена Додо Бланшетт Макейду жили в чудовищном новом доме, прозванном в насмешку Мак-Мэншн. Дом вырос на дорогом мысу, вдающемся в залив Лонг-Айленд. Архитекторы, проектируя его, желали воспроизвести колониальную виллу, если, конечно, таковые когда-нибудь существовали. К парадному входу между четырех колонн вели ступеньки, по бокам которых развевались флаги. В доме было четыре камина, шесть спален, оранжерея (правильнее сказать, пристроенная теплиц выросли пока только два глубоких кресла). Сзади раскинулась главная диковина — современнейшая кухня площадью пятисот квадратных футов.

Посреди кухни в окружении кастрюль, сковородок, медных сосудов, двух кухонных комбайнов, в луже красного вина, от которой к задней двери вела, отклоняясь к раковине, дорожка из муки, стояла Додо Бланшетт, колдовавшая над обедом и напоминавшая сейчас мясника у его колоды-плахи. Додо все в жизни делала решительно и серьезно, как подобает настоящей деловой женщине; не переставая совершенствоваться, она недавно окончила двухнедельные поварские курсы в Американском институте кулинарии. Специализировалась она на телятине, неудивительно поэтому, что кухня сейчас больше всего смахивала на бойню.

Рядом с Додо стояла со смесью ужаса и восхищения на лице Салли Стамак, девочка-подросток, жившая по соседству. Рослая Салли каким-то образом сочетала неуклюжесть и обстоятельную надежность; у нее были длинные светлые волосы в завитушках и очки на носу, которые она носила с независимым видом девушки, твердо решившей не участвовать в конкурсах красоты. Изобретательная Додо «нанимала» Салли себе в помощь, когда готовилась принимать гостей, ценя в ней послушание: она могла безнаказанно помыкать девочкой.

— Салли, сбивалку! — Додо изготовляла маленькие оладьи, которые собиралась увенчать ломтиками копченой лососины с несколькими зернышками икры.

— Где она? — спросила Салли, мечась по кухне, как крупная неуклюжая мышь.

— В раковине? — предположила кулинарша, выливая в миску молоко. При этом она залила молоком каталог «Тайны Виктории», открытый на фотографии Джейни, рекламирующей золотистый купальник. Додо смахнула капли молока со страниц в миску. — Не могу поверить, что Селден Роуз притащит эту модель, — повторила она в пятнадцатый раз.

— Разве она ему не жена? — пискнула Салли. Она выудила сбивалку из мусорной корзины и тщательно ее споласкивала. Додо уже час перемывала косточки Джейни Уилкокс, и Салли мечтала, чтобы она успокоилась. Сама она еще никогда не встречалась с моделями «Тайны Виктории» и предвкушала это событие.

— Дело в том, — не унималась Додо, отнимая у Салли сбивалку, — что эта модель полностью нарушит равновесие сил. На нес будут таращить глаза все мужчины, включая моего мужа. Между прочим, я его предупредила: пусть хоть раз посмотрит в ее сторону — и ему на целый месяц будет отказано в оральном сексе. Мужчины, знаешь ли, как собаки: они четко реагируют на поощрения и наказания.

— Не знаю, что вас так тревожит, — сказала Салли. — Вы не уступаете ей красотой.

— Вот и я толкую Марку о том же. — Приступ взбивания массы в миске был недолог, потом Додо посмотрела на большие круглые часы над двойной фарфоровой раковиной. — Смени меня ненадолго, хорошо? Мне надо пойти наверх и переодеться. — Она вытерла руки фартуком и убежала.

— Я не знаю, что мне делать! — крикнула Салли ей вслед.

— Размешивай! — донесся издалека голос Додо. Пробегая через столовую, она задержалась перед зеркалом, взбила себе волосы и громко сказала: «Хороша!» Додо была молода и уверена в себе, но не красавица: мужеподобное лицо, бледная кожа и веснушки. Впрочем, она была твердо убеждена в своей неотразимости, так что некоторые в итоге даже ей верили и корили себя за слепоту.

В прихожей она столкнулась со своим мужем Марком, только что вернувшимся домой. У Марка была густая курчавая шевелюра, и он до сорока лет успешно сохранял привлекательность и подтянутость, но потом растолстел, выгнал первую жену и через четыре года женился на Додо. Он был импульсивным и чутким, все считали его милым, а он часто сожалел, что женился на сумасшедшей.

— Привет! — сказал он, бросая на столик «Нью-Йорк пост».

— Привет, мой великан! — Великаном его, при росте пять футов пять дюймов, можно было назвать разве что в шутку. — Я быстро — в кухне Салли.

Додо взбежала вверх по лестнице, миновала застеленный ковром холл и метнулась в спальню. Первым делом она заперла на ключ тяжелую дубовую дверь. Потом схватила сумочку и принялась рыться в старых рецептах, клочках салфеток с номерами телефонов, пузырьках с лаком для ногтей, тюбиках губной помады, использованных платках, кисточках для бровей, исписанных и пачкающихся шариковых ручках. Еще она наткнулась в процессе поисков на битком набитый бумажник, четыре отдельно валяющиеся стодолларовые купюры, черную косметическую палочку и щетку для волос, забитую обесцвеченными волосами. В отчаянии она вывалила все это на кровать и, покопавшись, нашла то, что искала: тоненькую пластмассовую пудреницу с белым порошком.

Запустив туда мизинец, Додо извлекла микроскопическую дозу порошка на длинном накладном ногте. Подобно Джейни Додо тайно грызла ногти и тщательно скрывала свои еженедельные сеансы у маникюрши, ухаживавшей за ее фальшивыми ногтями. Зажав одну ноздрю, она сделала вдох, потом другой. Гора барахла осталась на кровати. Додо убрала пудреницу в ящик с бельем и зашла в ванную, чтобы привести в порядок нос.

Додо Бланшетт считала себя очень современной молодой женщиной. Ей было тридцать три года, и она полагала, что добилась в жизни успеха: она не скрывала, что амбициозна, игрива, любит конкуренцию, называла себя неофеминисткой. Додо придерживалась принципа женской взаимопомощи (потому и нанимала себе в помощь Салли) и непрерывно думала о том, как продвинуться в карьере, завоевать мир и попасть в газеты. У нее было много подруг, девиз ее был «Власть — женщинам», и она произносила его с поднятым кулаком. Подобно многим молодым женщинам своего поколения она не имела предрассудков по части использования секса для продвижения вперед и переспала со всеми своими боссами, наткнувшись в конце концов на Марка.

Но все это требовало слишком много сил. Будучи репортером местного филиала Си-би-эс и занимаясь всем, от кинопремьер до лучших салонов искусственного загара и падающих из окон котят, она вставала в шесть утра, мчалась в гимнастический зал, потом час добиралась вместе с Марком до города, читая в машине свежие газеты, в офисе прорабатывала очередной сюжет, занималась прической и макияжем, потом выезжала на съемку, возвращалась в студию для редактирования отснятого материала, выходила в эфир, а затем общалась с подругами, потребляя в модных барах бесчисленные коктейли. За ужином Додо выпивала несколько бокалов белого вина или возвращалась домой готовить ужин для Марка и неизбежных гостей, важных для карьеры обоих супругов.

Она была поборницей упорного труда, считала, что делать все надо только наилучшим образом, и часто повторяла, что с ней за одну неделю происходит больше событий, чем с большинством людей за целую жизнь. При всем этом необходимо было заботиться о внешности и о фигуре, то есть непрерывно находиться в процессе избавления от лишних десяти фунтов.

Телосложение у Додо было спортивное, в школе она играла в женский футбол, а в университете Тафта даже была включена в состав сборной страны. У нее были крупные груди, которые она приподнимала бюстгальтером, чем всю жизнь покоряла мужчин, но этого ей казалось недостаточно, и она уже дважды удаляла жир с талии и бедер. В двадцать два года, стажируясь в «Нью-Йорк Таймс», она открыла для себя кокаин и могущество своих грудей. Через полгода ее уволили. Предлогом увольнения была ее неспособность появиться на работе раньше одиннадцати часов, а истин-ной причиной — роман с женатым боссом, жена которого застукала их и заставила мужа уволить Додо. С тех пор Додо контролировала вое пристрастие к кокаину, но взять под контроль свою сексуальную тягу к влиятельным мужчинам было свыше ее сил.

На подсознание Додо оказывали сильное влияние рекламные изображения красивых женщин, и она старалась на них походить, хотя и ужасалась, думая о власти безмозглых красоток над мужчинами. Одна из ее любимых книг называлась «Красота: как мужские ожидания губят женскую жизнь», и она то и дело цитировала на званых ужинах сентенции оттуда вроде того, что «недавняя приверженность мужчин женской красоте в немалой степени ответственна за разрушение семьи». При этом Додо очень хотелось привлекать влиятельных мужчин собственной красотой…

Стоя перед зеркалом в ванной, она покрасила губы красной помадой, потом приблизила лицо к зеркалу и придирчиво изучила результат, приподнимая пальцем верхнюю губу. Несколько инъекций коллагена — и она сравняется красотой с Джейни Уилкокс, подумала она. Впрочем, о чем беспокоиться? Джейни Уилкокс — самая настоящая безмозглая красотка, к тому же в их кругу красота женщины стоит на втором месте: если она не блистает умом, не способна рассуждать о бизнесе и политике, ничем толком не занята, то мужчины теряют к ней интерес и забывают о ее существовании.

Впрочем, даже выполнение всех трех условий еще не гарантирует постоянного мужского внимания, с горечью подумала Додо. В последние полгода муж проявлял к ней все меньше интереса. Раньше он непременно смотрел ее репортаж в пять часов, но в последнее время говорил, что забыл посмотреть. Приходилось ему напоминать, что его жена не из тех, кого можно забыть, как ключи от двери. Раньше ее приступы возмущения давали надежный результат, но теперь он только закатывал глаза и брел в другую комнату смотреть телевизор. Пришлось ей стать любовницей его лучшего друга Пола Лавледи. Сам виноват!

Пол Лавледи и его жена Каролина, концертирующая пианистка, утверждавшая, что происходит из русского княжеского рода (Додо ей не верила), были среди гостей предстоящего ужина, и Додо весь день, не забывая про Джейни Уилкокс, гадала, как поведет себя Пол. В последний месяц Пол и Додо занимались любовью дважды — оба раза в выходные, когда Марк был в спортом ном зале, а Каролина — на репетиции в Линкольновском центре сценических искусств. Кроме того, они по часу в день разговаривали по телефону. Пол называл ее блестящей и красавицей, и Додо не чувствовала себя виноватой, хотя Каролина считалась одной из лучших ее подруг. Она уже давно решила, что вина бесполезное чувство, и относилась к женатым мужчинам просто если жена не может предотвратить измену своего мужа это ее проблема.

Додо добавила губам блеска и, почмокав, поспешила обратно • спальню, на мощный зов маленькой пудреницы с кокаином. Еще две крошечные дозы — как раз то, что нужно, чтобы взбодриться и продержаться весь долгий вечер. Таковы были ее планы на ближайшее время, то есть до завтра.

В это время Марк Макейду заглянул в кухню. Ему было тревожно, и он то и дело принюхивался, чтобы вовремя учуять назревающую беду. За три года брака с Додо он научился постоянно быть настороже, поскольку несколько раз заставал в кухне занимающийся пожар. Марк до смерти боялся, как бы его дом не сгорел дотла, но Додо оставалась беспечной, твердя, что кухонные пожары — это образ жизни дипломированного повара, каковым она теперь стала. Он не верил, что две недели занятий превращают неумеху в квалифицированного повара, но Додо стояла на своем, а он уже убедился, что с ней проще соглашаться, даже если она отстаивает полнейшую чушь.

Впрочем, в этот вечер все было спокойно. В кухне, разумеется, царил кавардак, но Марк к этому привык. Малышка (та еще малышка…) Салли, соседская девушка, что-то размешивала в миске, из духовки тянуло жареным барашком.

— Здравствуйте, мистер Макейду, — пропищала Салли.

— Привет, Салли. — Марк направился к холодильнику за бутылкой белого вина. — Можешь называть меня Марком. Я не твой папаша…

— Знаю, мистер Макейду.

Такой диалог повторялся всякий раз, когда они встречались. Отыскав в ящике штопор в виде черного кролика, Марк удалился с довольным видом, размышляя о том, какая приятная и цивилизованная жизнь в пригороде по сравнению с городом.

Каролина и Пол Лавледи прибыли ровно в 7.30. Каролина расцеловала Додо, спросила:

— Она уже здесь? — и, получив отрицательный ответ, прошептала Додо на ухо:

— У тебя что-нибудь есть?

— В ящике с бельем, — так же шепотом ответила Додо. За последние два года они с Каролиной подружились. Цементом их дружбы стал кокаин — тайна, которую они тщательно скрывали мужей.

Видя, как женщины шепчутся, и боясь, как бы Додо не призналась Каролине, что встречается с ним, Пол спросил:

— О чем это вы секретничаете?

— Ни о чем, — ответила Додо. — Делимся впечатлениями об этой манекенщице.

— Пол о ней весь день мечтал, — сказала Каролина. — Он никогда не признается, но я-то всегда точно знаю, что у него на уме. Разве не так, дорогой? — И она потрепала мужа по щеке.

Пол испытал новый приступ паники и пожалел, что спал с Додо. Сначала он думал, что это невинный романчик, но после второго раза она стала ежедневно названивать ему на работу. Он собирался положить этому конец, порвать с ней уже сегодня, но стоило ему взглянуть на ее грудь — и решение было отложено. На Додо был пиджак, под ним — только бюстгальтер, лакомые округлости в синем кружеве. Она надела тот самый бюстгальтер, который был на ней, когда они в первый раз занялись сексом. Пол тут же вспомнил прикосновение ее грудей и пришел к мысли, что еще один разок никому не повредит, тем более что его жена по этому параметру сильно уступала подруге. Каролина была очень элегантна, но после года брака Пол уже не находил ее сексуальной.

— Между прочим, я — американец из плоти и крови. Ничего не могу с собой поделать… — сказал он вслух.

— Главное, держи застегнутыми штаны, — ответила Додо, со значением глядя на него.

— Я иду в ванную, — доложила Каролина, поднимаясь по лестнице.

Росс и Констанс Джард приехали через несколько минут после четы Лавледи. По мнению Додо, Констанс оделась, как всегда, странно — в синюю гофрированную блузку и бархатистую юбку ниже колен. Можно было подумать, что она все еще изображает невинную девицу в память о том, какой она была, когда поступила в балет. Каролина считала Констанс странной, но Додо ее всегда защищала, говоря, что она очень мила, просто не такая, как все, поскольку всю жизнь проводит в балетных тапочках. Главной причиной симпатии Додо к Констанс была молчаливость, позволявшая Додо выигрышно смотреться на ее фоне.

Три пары перешли в гостиную, где стояли блюда с орешками и оливками и поднос с мягкими французскими сырами. Минут пятнадцать мужчины разговаривали о политике, а Додо и Каролина обсуждали сослуживицу Додо, молодую особу, бросавшую на нее, по утверждению Додо, грязные взгляды. Потом раздался звонок и дверь, разговоры прервались, но почти сразу возобновились, словно беседующим не было никакого дела, кто там пришел.

Дверь открыла Салли. Додо всегда утверждала, что это ей только полезно, учит искусству встречать гостей, но Салли в такие моменты всегда чувствовала себя служанкой. Впрочем, этим вечером она не возражала против подобной роли: ведь она позволяла ей первой увидеть Джейни Уилкокс, заранее ставшую героиней вечера.

Додо предупреждала, что Джейни — сногсшибательная стерва. Салли уже сталкивалась с такими штучками у себя в частной школе, и ей не терпелось познакомиться с тем же вариантом взрослой женщины. К тому же ей еще не доводилось видеть живую модель. Додо каркала, что та окажется гораздо хуже, чем на фотографиях, но Салли не очень ей верила. Так или иначе, она поразилась зрелищу, которое ждало ее в дверях. От неожиданности она отшатнулась и едва не грохнулась, зацепившись ногой за толстый восточный ковер.

Салли знала, что модель высока; в самой шестнадцатилетней Салли было 5 футов 10 дюймов, но Джейни оказалась созданием с пропорциями амазонки. Салли еще не видела женщин с такой безупречной фигурой и не могла предположить, что возможна такая высокая степень совершенства. Стоило Джейни открыть рот — и ее голос обволок Салли, как сливочный крем.

Date: 2015-09-18; view: 243; Нарушение авторских прав