О. Шпенглер

Шпенглер Освальд (1880-1936) – родился в Бланкенбур-ге, в семье почтового служащего. В 1899 г., по окончании гимназии Франке, славившейся изучением древних языков, он поступает в Галльский университет, где изучает математику и естественные науки. С 1901 г. Шпенглер обучается в Мюнхене и Берлине, а в 1904 г. защищает докторскую диссертацию на тему «Основная метафизическая идея гераклитовской философии».

1908-1911 – годы службы в реальной гимназии в Гамбурге. Полученное в 1910 г. небольшое наследство позволяет Шпен-глеру реализовать давнишнюю мечту и стать свободным писателем. С этого момента он серьезно занимается своим фундаментальным трудом «Закат Европы», первый том которого выходит в свет в 1918 г., а второй – в 1922 г. Огромный успех книги приносит Шпенглеру необычайную популярность. Он избирается в президиум Архива Ницше, выступает с докладами на остро политические сюжеты, вынашивает планы немецкой Директории. Несмотря на годы усиленной и плодотворной работы, философ впадает в немилость. После публикации книги «Годы решения» на него начинаются нападки национал-социалистов, и даже имя его запрещается упоминать в печати.

Шпенглер умер в мае 1936 г., оставив после себя книги, заставившие задуматься не одно поколение. Это упоминавшийся уже труд «Закат Европы», метафизическое исследование «Первовопросы», книга «Человек и техника», сборник статей «Политические сочинения» и др.

Появление столь необычного для европейской историографической и историософской науки исследования как «Закат Европы» сделало имя его автора почти нарицательным. О Шпен-глере заговорили как о пророке, вещающем день и час трагического, но неминуемого конца европейской культуры. Несмотря на то, что западная мысль уже давно доросла до сакральной истины, что все рожденное достойно смерти, в философии истории царила линейная модель исторического развития, которая Шпенглеру представлялась подобием «ленточного червя, неустанно откладывающего эпоху за эпохой».

Культурологическая концепция немецкого философа зиждется на глубоком убеждении в том, что «безрадостную картину линеарной истории» можно поддерживать только «закрывая глаза на подавляющую груду фактов». Настоящая история есть грандиозный «спектакль множества мощных культур», каждая из которых имеет собственные форму и идею, страсти, жизнь, воления, чувствования, смерть.

В самом деле, пишет Шпенглер, до сих пор история представляла собою свод иллюстраций, в массе которых тонула целостная картина исторического бытия. Собственно говоря, истории не было, была историческая «природа» – свод знания, аналогичного любой естественной науке. При этом всегда затушевывался очевидный факт, о котором никто не потрудился задуматься: прикладные и точные науки не озабочены будущим, – они всегда имеют дело с готовыми пространственно обозримыми формами, не вдаваясь в смысл и символическое значение того или иного явления. Естествознание занято протягиванием каузальных нитей, применимых только к Природе (первый космос), в которой господствуют закон и необходимость, История же (второй космос) есть царство становления, полное случайности и уникальности.

Мир-как-природа и мир-как-история существуют в непересекающихся плоскостях и требуют разной ментальности. К первому космосу применимы идеи «протяженности», «механического числа», «систематики», «закона», «истины», второй космос постижим только как тотальное становление, адекватно передаваемое понятиями «органическое», «символ», «картина», «гештальт», «факты». Таким образом, история не утверждается (соответственно, отвергается) как доказуемое положение, а переживается сообразно творческой силе и образному мышлению каждым индивидуально.

Шпенглер всегда некатегоричен в своих концептуальных положениях, полагая, что истина не является целью и смыслом исторического. Его осторожность в решении самых глубоких метафизических вопросов выражается прежде всего в том, что он не доводит поднимаемые онтологические проблемы последнего основания исторических процессов до высот развитой философской системы. То, что «плетет нити в глубине» свершающегося, по мнению немецкого историка, может быть названо и Провидением и волей Божьей, – не название определяет суть. Важно прочувствовать идею предназначения, Судьбы как истинного «пространства» культуры, ибо дело, считает он, не только в том, что представляют собою конкретные факты истории, а в том, что они означают и обозначают своим явлением.

Это положение символично для шпенглеровской культурологической концепции. Обозначенность (явленность) процесса значима в смысле потенции органических проявлений: либо событие культуры способно дать плоды, либо символизирует угасание. Культуры, по Шпенглеру, суть организмы... а всемирная история – их биография. И коль скоро мы это признаем, вполне логичен вывод о том, что эти организмы имеют свое детство, свою юность, возмужалость и старость.

Целостность культурного организма Шпенглер обозначает понятием Душа. Культура умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей. Как только цель достигнута, – культура коченеет, надламывается и становится цивилизацией.

Цивилизация (а в эту пору вступила Европа) – «неизбежная судьба культуры», фаза увядания после полнокровного цветения. Эта фаза неизбежна для любого культурного организма, о чем свидетельствуют многочисленные исторические примеры. Немецкий философ предпринимает попытку сравнительного (морфологического) анализа восьми выделенных им культур (античной, западной, индийской, вавилонской, китайской, арабской, египетской и мексиканской), прослеживая созвучность жизненных ритмов. Каждая культура имеет определенную, со значимостью символа периодически возвращающуюся длительность. Эти длительности обозначены им как древность, культура и цивилизация. При более детальном исследовании, пишет Шпенглер, их можно обнаружить в духовных, политических эпохах, а также при обстоятельном знакомстве с искусством.

Шпенглер настаивает на том, что Душа каждой культуры есть Имя Собственное. Вся история – это мир собственных имен, мир уникальности. Мы можем ощутить «аполлоническую душу» (античная), «фаустовскую» (западная), «дорическую (послемикенская), «отважную» (египетская), «магическую» (арабская). В этом и заключается «последняя великая задача западной философии», – задача проникновения в мирочувство-вание не только собственной, но и всех душ, выражением которых в картине действительного выступают отдельные культуры.

Каков адекватный способ подобного обращения с живой исторической действительностью? Ни один естественнонаучный метод здесь не работает. Культурные лики (вызываемые нами картины памяти) воссоздаваемы только физиогномическим методом, единственным методом, передающим своеобразие органического. Шпенглер проводит демаркационную линию между двумя типами понимания мира, пренебрегая традиционным делением дисциплин на естественные и гуманитарные. В общем и целом нас должна интересовать прежде всего морфология механического и морфология органического, все остальное несущественно.

Примененный к истории физиогномический метод позволяет отказаться от пустых, бессодержательных схем, вроде тех, которыми до сих пор пользуются историки (Шпенглер приводит пример распространенной европоцентристской модели, по которой мир разбивается на три стадии: древний мир – средние века – Новое время). Взамен мы получаем свежий взгляд на существо социальных процессов: идея «общецивилизацион-ной судьбы», стягивающая все культуры к Европе, сменяется идеей судьбы индивидуальной (в равной мере и трагичной, и милостивой), а идея всемирного исторического пространства-времени – идеей времени и пространства локальных культур.

Date: 2015-09-18; view: 515; Нарушение авторских прав