Глава 36. Февральским утром в девять часов Бен сидел в своем кабинете, разглядывая новую рекламу своей галереи

Февральским утром в девять часов Бен сидел в своем кабинете, разглядывая новую рекламу своей галереи. Он нажал кнопку звонка и подождал, когда в кабинет войдет Салли. Салли вошла с кучей бумаг. Бен хмуро посмотрел на нее.

– Салли, что ты думаешь об этой рекламе? Как по‑твоему, она сработает?

– Наверное, – с сомнением сказала Салли. – Только тебе не кажется, что снега многовато?

Бен согласно кивнул и бросил листок на стол.

– Я думал о том же. Созвонись с Ким Хаутон. В одиннадцать я встречаюсь в Сосалито с одним художником, узнай, сможет ли Ким встретиться со мной где‑то в четверть первого в «Морском еже».

– В Сосалито? – переспросила Салли.

Бен рассеянно кивнул, и Салли ушла. В следующий раз она просунула голову в дверь около десяти часов.

– Ким встретится с тобой в «Морском еже» в половине первого, она просила принести макеты рекламы. У нее есть еще несколько вариантов, она их тоже захватит.

– Хорошо.

Бен рассеянно улыбнулся, посмотрел на груду бумаг на столе и вздохнул. Работы было много, и иногда Бену казалось, что она никогда не закончится. Этой зимой он добавил в свой реестр еще нескольких художников, но нельзя сказать, чтобы он был в большом восторге от их творчества. Их работы были лучшими из всего, что Бен видел, но все равно это были не шедевры, художникам было далеко до Динны Дюра. Его все еще спрашивали о Динне, и он старался что‑то объяснять, говорил, что она отошла от дел. Бен снова вздохнул и с головой ушел в работу. Он вел такой образ жизни с сентября, и это почти помогало. Почти. По ночам и рано утром он не мог заставить себя не вспоминать Динну. Теперь он понимал, что она чувствовала после смерти Пилар. Он узнал это страшное чувство, сознание, что ты никогда больше не прикоснешься к любимому человеку, не обнимешь его, не услышишь его голос, никогда не рассмеешься с ним вместе, никогда ничего ему не расскажешь, не увидишь его улыбку. Бен оторвался от работы и постарался отмахнуться от нежелательных мыслей. В этом деле он в последнее время преуспел. Еще бы, ведь он тренировался целых пять месяцев.

В пятнадцать минут одиннадцатого Бен вышел из галереи. У него в запасе было ровно столько времени, сколько нужно, чтобы пересечь мост, доехать до Сосалито и припарковаться. Художник, с которым Бену предстояло встретиться, ему хотя бы нравился. Это был молодой человек с хорошо развитым чувством света и поразительным чутьем, но в целом он был далеко не так хорош, как Динна. Бен пока еще не сделал молодому художнику предложения о сотрудничестве, но уже решил, что сделает. До сих пор работы этого художника продавала галерея, расположенная неподалеку от его дома. Это была небольшая уютная галерея, в которой было представлено самое разное искусство. Когда Бен впервые увидел картины молодого художника, почтя погребенные среди прочих, получше и похуже, он сразу понял, что художник получает за свое творчество смехотворно мало. Сто семьдесят долларов – таков был его потолок. Бен бы с ходу поднял цену до двух тысяч и знал, что художник будет в восторге.

И тот действительно пришел в восторг.

– Господи! Мне надо порадовать Мари! – Художник широко улыбнулся и потряс руку Бена. – О Боже... Кажется, мы для разнообразия сможем позволить себе приличный обед.

Бен довольно рассмеялся, и оба медленно пошли к выходу. Просторная студия художника занимала половину бывшего амбара. Теперь старое здание со всех сторон обступили дома в псевдовикторианском стиле, но место все равно было приятное и очень подходящее для работы. По дороге молодой человек спросил:

– Между прочим, что сталось с той художницей, с которой вы имели дело прошлым летом? С Дюра?

«Имел дело». Интересный подбор слов. Но ведь он не знал правды, как и все остальные.

– Мы больше не выставляем ее работы, – сказал Бен очень спокойно.

Он произносил эту фразу уже сотни раз.

– Я знаю, но, может быть, вы подскажете, где она выставляется?

– Нигде. Она отошла от дел.

Бен знал свою речь назубок. Но молодой человек с сомнением покачал головой:

– Вы уверены? По‑моему, это не так.

– Я уверен. Она сама мне об этом сказала, когда забирала свои работы из нашей галереи. – Однако что‑то во взгляде художника насторожило Бена. – А что?

– Готов поклясться, что позавчера я видел ее картину в галерее «Чайка» – вы знаете это место, там выставлялись мои картины. Я не уверен на сто процентов, и у меня не было времени спросить, но мне показалось, что картина ее. Обнаженная натура, прекрасная работа. За нее просили какую‑то совершенно смешную цену.

– Сколько?

– Вроде бы кто‑то упомянул сто шестьдесят долларов. Давать такую цену за настоящий шедевр – просто преступление. Мне кажется, вам нужно взглянуть на картину, вы поймете, ее это работа или нет.

– Я так и сделаю.

Бен посмотрел на часы: была только половина двенадцатого. До ленча с Ким у него оставалось еще довольно много времени.

Мужчины снова пожали друг другу руки, затем последовал долгий обмен благодарностями и улыбками. Наконец Бен сел в машину и поехал – чуть быстрее, чем следовало ездить по такой узкой улочке. Хорошо зная, где находится галерея, он оставил машину на углу. Бен хотел просто зайти в галерею и оглядеться. Но ему не пришлось долго искать – картина Динны была выставлена у самого входа и сразу бросалась в глаза. Бен видел ее прямо с того места на тротуаре, на котором он застыл как вкопанный. Молодой художник не ошибся, это была действительно работа Динны.

Некоторое время Бен стоял в нерешительности, не зная, что предпринять, и раздумывая, войти ли внутрь. Он уже хотел было пройти мимо, но словно какая‑то сила затянула его в галерею. Он должен был подойти ближе – и подошел. Бен видел, как создавалась эта картина – Динна рисовала ее у него на террасе, в начале июля. Он мысленно перенесся в прошлое лето.

– Сэр, вас что‑нибудь интересует?

На Бена смотрела хорошенькая блондинка в форменной футболке, джинсах и босоножках. Ее волосы были собраны на макушке широкой кожаной лентой, в каждом ухе блестело по нескольку сережек.

– Я просто смотрел.

Бен кивнул на картину Динны.

– Это работа местного художника, стоит сто шестьдесят долларов.

– Местного? Наверное, вы хотели сказать, из Сан‑Франциско?

– Нет, из Сосалито.

Девушка явно что‑то путала, но спорить было бессмысленно.

– У вас еще есть ее картины?

Бен был уверен, что нет, но, к его изумлению, девушка кивнула:

– Да, кажется, есть еще две.

Как выяснилось, было еще три. Одна, выполненная тем же летом, и две более ранних, ни за одну не просили дороже двухсот долларов.

– Как они к вам попали?

У Бена возникло подозрение, что работы были украдены. Будь картина всего одна, можно было бы предположить, что кто‑то купил ее раньше в его галерее, а теперь, срочно нуждаясь в деньгах, вынужден был продавать за гроши, но это казалось маловероятным. А поскольку в галерее было так много картин Динны, то это становилось и вовсе не реальным.

Вопрос Бена, казалось, удивил миниатюрную блондинку.

– Мы берем их у художницы на реализацию.

– Вы... что? – Теперь изумился уже Бен. – Но почему?

– Простите, не поняла...

– Я имею в виду, почему они продаются именно у вас?

– Это очень уважаемая галерея!

Девушка казалась обиженной вопросом Бена, и он попытался скрыть растерянность под улыбкой.

– Простите, я не хотел вас обидеть. Просто... просто я знаком с этой художницей и очень удивился, увидев у вас ее работы. Я думал, она уехала... за границу.

Бен не знал, что еще сказать. Вдруг ему пришла в голову одна мысль, он посмотрел на блондинку и улыбнулся:

– Не важно, я их покупаю.

– Какие?

Наверное, сумасшедший. Или обкурился.

– Все.

– Все четыре?

Нет, не обкурился, определенно сумасшедший.

– Да, все четыре.

– Но это будет почти восемьсот долларов.

– Отлично. Я выпишу чек.

Блондинка кивнула и удалилась. Менеджер получил в банке подтверждение, что чек действителен. Через десять минут Бен ушел, а Динна и галерея стали богаче почти на четыреста долларов каждый. Бен сложил картины в машину. Он сам не вполне понимал, зачем купил их, он знал только, что ему хочется иметь ее работы. Но цены были просто нелепыми, и этого Бен не мог понять. Он в своей галерее продал бы эти четыре картины гораздо дороже, и Динна получила бы за них гораздо больше. Как будто это имело для нее значение... Бен спросил себя: что он вообще пытается доказать?

Бен злился на самого себя. В таком настроении он и затормозил возле «Морского ежа», где должен был встретиться с Ким. Купить все четыре картины Динны было с его стороны серьезным поступком: если она узнает, то, наверное, страшно разозлится. Но во всей этой ситуации было нечто такое, что не давало Бену покоя. Почему в галерее сказали, что Динна – местная художница из Сосалито?

Ким ждала его за столиком возле окна и любовалась на город, раскинувшийся по ту сторону залива.

– Вы не возражаете, если я к вам подсяду?

Ким вздрогнула, обернулась и, увидев Бена, засмеялась:

– А я было подумала, что ко мне пристал какой‑то ловелас‑Ким усмехнулась, и Бен улыбнулся в ответ. Он выглядел так же представительно, как всегда: собранный, хорошо одетый, в брюках свободного покроя, рубашке в тонкую полоску и блейзере, однако Ким показалось, что сегодня в его взгляде сквозит тревога.

– Даже не надейтесь, мисс Хаутон, ловеласы перевелись. Или в наше время все они женского пола.

– Ну‑ну.

– Будешь что‑нибудь пить? – спросил Бен.

Ким кивнула, и он заказал две «Кровавые Мэри». Бен посмотрел на залив.

– Ким...

– Да, я знаю. Ты собираешься сказать, что макеты рекламы тебе не понравились. Я от них тоже не в восторге, но у меня есть еще кое‑какие идеи.

Бен покачал головой и медленно, словно нехотя, отвел взгляд от окна.

– Не переживай, хотя, если честно, ты права: Но мы можем обсудить это позже. Сейчас я хотел спросить тебя о другом.

Бен надолго замолчал. Ким терпеливо ждала. Она вдруг подумала, не с этим ли связана тревога, которую она прочла в его глазах.

Бен казался таким обеспокоенным, что ей захотелось протянуть ему руку.

– О чем?

– О Динне.

У Ким упало сердце.

– Ты ее видел?

Бен покачал головой:

– Нет. А ты? Ким кивнула.

– Скажи, что случилось? Сегодня я увидел в местной галерее четыре ее работы. Я не могу понять, что происходит. Почему она продает свои картины здесь? И ты знаешь, за какую цену они продаются? По сто шестьдесят долларов, по сто семьдесят пять долларов. Это какое‑то безумие, бред. В галерее сказали, что она якобы местная художница. Из Сосалито. Вот это уж совсем бессмыслица. Что, черт возьми, происходит?

Некоторое время Ким молчала. Она не знала, что вправе была рассказать Бену, а что – нет. Сразу после ленча с ним она собиралась увидеться с Динной. Когда Бен предложил встретиться в Сосалито, Ким ухватилась за его предложение, потому что тогда она могла на обратном пути заехать к Динне. Но что ответить Бену? Сколь много она вправе ему открыть?

– Ну пожалуйста, Ким, расскажи мне. Ты знаешь, в чем дело? – Бен смотрел на Ким с мольбой. – Может, просто кто‑то продает галерее картины, которые раньше купил у Динны?

Прежде чем что‑то рассказать Бену, Ким нужно было посоветоваться с Динной. Ей очень хотелось все объяснить Бену, но она знала, что сначала нужно получить на это разрешение.

– Нет, дело не в этом. Девушка в галерее сказала, что они берут картины на реализацию от самой художницы. Но почему? Почему именно эта галерея, почему здесь? Может быть, Динна продает картины тайком от мужа? Скажи, дело в этом? У нее неприятности? Она нуждается в деньгах?

Взгляд Бена умолял. Ким протяжно вздохнула:

– Ох, Бен... что я могу тебе сказать? В жизни Динны многое изменилось.

– Но видимо, этого все же недостаточно, чтобы она мне позвонила.

– Может быть, она и позвонит. В свое время. Она все еще не до конца оправилась от потери Пилар.

Бен понимающе кивнул. Некоторое время они сидели молча. О чем Бену меньше всего хотелось сейчас говорить, так это о бизнесе. Сейчас он мог думать только о Динне. Он чувствовал, что произошло нечто серьезное. Он снова посмотрел на Ким таким взглядом, что ей захотелось провалиться сквозь землю.

– У нее какие‑то неприятности?

Ким замотала головой.

– Бен, с ней все в порядке, честное слово. Мне даже кажется, что в каком‑то смысле она впервые по‑настоящему счастлива. – Ким готова была откусить себе язык, но слово не воробей. Прошлым летом Динна была еще счастливее, но что сказано, то сказано, и Ким не знала, как исправить дело. – Она много рисует.

– И она счастлива... – Бен посмотрел на залив и снова перевел взгляд на Ким. – Счастлива с ним.

Ким вдруг поняла, что больше так не выдержит. Она очень медленно покачала головой.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Бен.

– Марк вернулся во Францию.

Динна сказала об этом Ким месяц назад. Марк наконец вернулся к себе домой.

– Навсегда? – Бен был совершенно сбит с толку. Ким кивнула. – А Динна осталась?

Ким снова кивнула, теперь во взгляде Бена было отчаяние. Марк уехал, Динна осталась, но не позвонила ему. Бен уставился в свой бокал и почувствовал, как Ким осторожно тронула его за руку.

– Бен, дай ей шанс. В ее жизни произошло много всякого, мне кажется, ей нужно еще несколько месяцев, чтобы во всем разобраться.

– И где же она живет? В Сосалито?

Слова Ким пока мало что объяснили Бену. Он не понимал, почему Динна не живет в своем доме. Может быть, Марк сбежал и бросил ее?

– Можешь ты мне сказать, они разводятся или нет? Ким глубоко вздохнула:

– Да, могу. Они разводятся.

– По чьей инициативе, его или ее? Ким, ты должна мне ответить, я имею право знать.

– Бен, я с тобой совершенно согласна. – «Но попытайся втолковать это Динне». – На развод подала Динна, но Марк согласился. На самом деле у него просто не было выбора.

– Ну и как она? Привыкает к новой жизни? У нее все нормально?

– Да. Она живет в очаровательном маленьком домике, работает над новыми картинами и готовится...

Ким спохватилась, что чуть было не сказала лишнего.

– К чему готовится?

Бен не мог ничего понять. Нерешительность Ким его раздражала.

– Ради Бога, Ким, уж не хочешь ли ты сказать, что эта вшивая галерея собирается устроить ее выставку?

Бен был вне себя. «Как они посмели!» Ким вдруг рассмеялась и неожиданно для себя решилась на отчаянный шаг.

– Знаешь что, это просто сумасшествие! Мыс тобой сидим, играем в вопросы и ответы про Динну, тогда как на самом деле ей нужен только ты. – Ким достала из сумочки ручку, нашла среди рекламных макетов листок бумаги и написала на нем адрес. – Вот ее адрес, поезжай к ней.

– Сейчас? – ошеломленно пробормотал Бен, принимая у Ким листок бумаги. – Но что, если... вдруг она не захочет меня видеть?

– Захочет. Но дальше все зависит от тебя. Действуй по обстоятельствам. В крайнем случае разрешаю тебе просто дать ей кулаком в челюсть.

Бен усмехнулся и растерянно посмотрел на Ким:

– А как же ленч?

Ему хотелось только одного: выскочить из‑за стола и помчаться к Динне. Он не мог тратить больше ни секунды даже на то, чтобы сидеть в кафе и беседовать с Ким. Прекрасно понимая его чувства, Ким улыбнулась:

– К черту ленч. Обсудим рекламу как‑нибудь в другой раз. А сейчас поезжай к ней.

Бен вскочил из‑за стола, крепко сжал плечо Ким и поцеловал ее.

– Когда‑нибудь, Ким Хаутон, я тебя отблагодарю. Но сейчас... – он наконец улыбнулся, – сейчас мне нужно бежать. Скажи, как мне лучше поступить: выломать дверь или залезть в дом по каминной трубе?

– Швырни в окно стул, это всегда срабатывает. Садясь за руль, Бен все еще улыбался. Через пять минут после того, как они расстались с Ким, он остановился в тупике. Бен еще раз сверился с адресом, который ему написала Ким, и вскоре разглядел, что за забором из светлого штакетника стоит маленький домик, почти скрытый кустарником. Бен не знал, дома ли Динна, ведь она могла куда‑нибудь уйти. Ему вдруг стало страшно: что он ей скажет? Вдруг ее рассердит этот визит? Он мечтал о встрече с ней несколько месяцев, и если она сейчас его прогонит, он этого не вынесет.

Бен вышел из машины и медленно пошел к двери. Было слышно, что в доме кто‑то ходит, где‑то в глубине негромко звучало радио – играл джаз. Бен позвонил в дверь, потом еще постучался. Голос Динны ответил ему быстрее, чем он ожидал:

– Ким, привет! Заходи, дверь не заперта.

Он хотел было ответить, что это не Ким, но потом передумал. Будет лучше, чтобы Динна оставалась в неведении, пока он не попадет в дом, пока он ее не увидит хотя бы один разочек. Хотя бы на секунду.

Бен толкнул дверь и оказался в ярко освещенной передней, но никого не увидел.

– Ты вошла? – крикнула Динна откуда‑то из глубины дома. – Я докрашиваю маленькую спальню, сейчас выйду.

Бен слышал ее голос впервые за несколько месяцев, и от этого звука внутри у него все растаяло. Он стоял на одном месте и молча ждал, когда она выйдет. Ему хотелось что‑нибудь сказать, но он не мог. Казалось, у него вдруг совсем не осталось сил. Но тут Динна снова крикнула:

– Ким, это ты?

На этот раз Бену уже пришлось ответить, иначе Динна могла бы испугаться.

– Нет, Динна, это не Ким.

Стало тихо, потом послышался глухой стук – что‑то упало. Бен стоял неподвижно и ждал. Но никто не вышел, ничего не произошло. Тогда он медленно прошел в глубину дома. Далеко идти не пришлось, всего несколько шагов, и Бен оказался в дверях крошечной спальни.

– Динна?

Она стояла прислонившись к неокрашенной стене и держась одной рукой за колыбельку. Взгляд Бена метнулся к ее глазам, и на его губах сама собой заиграла улыбка.

– Извини, я...

И тут он увидел, что ее глаза широко раскрылись, подбородок задрожал.

– Бог мой, Динна, ты...

Он не хотел ее спрашивать, но не знал, что другое может сказать в этой ситуации. Когда? Как? Кто отец? И вдруг Бен понял, что ему безразлично, чей это ребенок. Он быстро шагнул к Динне и привлек ее к себе. Так вот почему она живет одна, вот почему распродает картины!

– Это наш ребенок, правда?

Динна кивнула, слезы брызнули из ее глаз и закапали на плечо Бена. Он крепко обнял ее.

– Почему ты мне не сказала? Почему ты мне не позвонила?

Он отстранился от нее ровно настолько, чтобы заглянуть ей в лицо, и увидел, что она улыбается.

– Я не могла. Я ведь от тебя ушла. Не могла же я вот так взять и вернуться. Я думала, может быть, позже, после...

– Ты сумасшедшая, но я тебя люблю. Как это, после рождения ребенка? Я хочу быть с тобой, я хочу... ох, Динна, это же наш ребенок!

Он снова прижал ее к себе и торжествующе рассмеялся, смех его мешался со слезами.

– Но как ты меня нашел?

Динна всхлипнула и рассмеялась. Бен не ответил, и она догадалась:

– Ким?

– Может быть. А может быть, я узнал твой адрес в захудалой галерейке, которая торгует твоими картинами. Динна, как ты могла...

Бен умолк, не договорив, и она усмехнулась:

– Мне пришлось.

– Но больше этого не будет.

– Посмотрим.

– Ты предпочитаешь галерею «Чайка» моей?

Бен расхохотался от одного только предположения, что такое возможно. Динна энергично замотала головой.

– Просто мне пришлось делать все самостоятельно. Но я справилась, я стала независимой. Ты понимаешь, что это значит?

– Это значит, что ты – удивительная женщина и я тобой восхищаюсь. Ты разводишься с мужем?

Бен обнял ее и осторожно погладил по животу – и вздрогнул от неожиданности, когда ребенок вдруг начал брыкаться.

– Это он?

Динна молча кивнула. В глазах Бена снова блеснули слезы.

– Да, я развожусь. Развод будет окончательно оформлен в мае.

– А ребенок?

– Ребенок родится в апреле.

– Значит, моя сумасшедшая, независимая женщина, мы тоже оформим все окончательно в мае.

– Как это понимать? – спросила Динна, смеясь.

– Именно так, как ты подумала. И вот что, мадам... – Бен огляделся с загадочным видом. – Пакуйте свои вещи, я забираю вас домой.

– Прямо сейчас? Но я еще не докрасила детскую. И...

– Никаких «и», дорогая моя. Я увожу тебя домой.

– Сейчас?

Динна положила кисть и улыбнулась.

– Сейчас.

Бен снова привлек ее к себе и поцеловал, вложив в этот поцелуй томление, копившееся все пять месяцев.

– Динна, мы больше никогда не расстанемся, я тебя не отпущу. Никогда. Понимаешь?

Она ничего не сказала, лишь кивнула и поцеловала его в ответ, в то время как рука Бена медленно двинулась к ее животу и нежно погладила их ребенка.

[1]Вернись, моя дорогая... моя Диана. Прекрасная Диана (фр.).

[2]Бабушка (фр.).

[3]Наконец (фр.).

[4]Алло (ит.).

[5]Пир на лоне природы (фр.).

[6]Согласна? (фр.).

[7]Спасибо, синьор... синьора Дюра (ит.).

[8]Как можно быстрее (фр.).

[9]Моя дочь (фр.).

[10]Сожалею (фр.).

[11]Простите (фр.).

[12]Я знаю (фр.).

[13]Бедный мой, дорогой (фр.).

[14]Дерьмо (фр.).

[15]Я тебя люблю (фр.).

[16]Жизнь прекрасна, любовь моя (фр.).