Глава 16. С трудом переведя дыхание, Динна назвала водителю адрес больницы

С трудом переведя дыхание, Динна назвала водителю адрес больницы. От быстрого бега и от паники ей было трудно дышать. Она положила голову на подголовник и закрыла глаза, в висках у нее стучало. Сейчас ей хотелось только одного: уехать из аэропорта как можно быстрее и как можно дальше.

Она была ошеломлена, оглушена, словно ее накрыла с головой мощная волна, и одновременно у нее было неприятное чувство, будто она вошла в чужую спальню и застала хозяина раздетым, будто она увидела то, что ей не полагалось видеть. Динна снова засомневалась. Что, если женщина всего лишь случайная попутчица Марка? Что, если она сделала совершенно неправильные выводы? Однако интуиция подсказывала Динне, что за сценой, которую она увидела, кроется слишком многое. Она поняла это в первое же мгновение, как только увидела Марка с той женщиной. Более того – она уже была готова к этому. Но кто эта женщина? Как давно это продолжается? Неделю? Месяц? Год? Что это: событие в масштабах одного лета или нечто большее? Гораздо большее?

– Приехали, мадам.

Таксист, покосившись на счетчик, повернулся к Динне. Она его не слышала, ее мысли были слишком заняты. На протяжении всего пути от аэропорта она даже ни разу не вспомнила о Бене. И ей не приходило в голову, что, в сущности, она вела себя так же, как Марк, она сознавала только то, что увидела мужа с другой женщиной и что ей это не безразлично. Далеко не безразлично. Боль и неожиданное открытие буквально ослепили Динну.

– Мадам?

Таксист снова посмотрел на нее. Динна перевела невидящий взгляд на счетчик.

– Je m'excuse[11], – пробормотала она.

Быстро расплатившись с таксистом, Динна вышла из машины и огляделась. Она видела, что вернулась в больницу, но не понимала, как здесь оказалась. Динна не помнила, как назвала таксисту адрес. Поначалу она собиралась вернуться в квартиру свекрови, чтобы собраться с мыслями, но вместо этого приехала в больницу. Впрочем, возможно, это было и к лучшему. Марк скорее всего заедет домой, чтобы оставить вещи и повидаться с матерью, и только потом поедет к Пилар. Таким образом, у Динны будет какое‑то время до его приезда. Она была пока не готова встретиться с мужем. Всякий раз, думая о Марке, Динна мысленно видела рядом с ним хорошенькую молодую женщину, склонившую к нему голову; они смотрели друг на друга, Марк обнимал ее за плечи. Женщина была так молода! Глаза Динны заволокли слезы. Толкнув тяжелую стеклянную дверь, она вошла в вестибюль больницы и глубоко вдохнула ставший уже привычным больничный запах. Не глядя по сторонам, вошла в лифт и нажала кнопку четвертого этажа. Динна действовала как робот, тело двигалось без участия разума. Она чувствовала, что что‑то делает, но не осознавала собственных действий. Перед ее глазами стояли лица Марка и незнакомой женщины. Рядом стой женщиной Марк выглядел очень счастливым и очень молодым.

* * *

– Ты уверена, что все в порядке?

Марк взял плащ и устало посмотрел на Шанталь, лежащую на кровати.

– Ничего со мной не случится. Не волнуйся за меня, у тебя сейчас и без того достаточно поводов для беспокойства.

Но Шанталь прекрасно знала, что Марк не любит, когда она бывает усталой. После того как она чуть не умерла, врач предупредил Марка, что ей не следует переутомляться. С тех пор Марк обращался с ней как заботливый папочка с болезненным ребенком. Чтобы ее диабет больше не вышел из‑под контроля, Марк старался, чтобы Шанталь побольше отдыхала, хорошо питалась и берегла себя. Он делал все, чтобы та ничтожная вероятность повторения, о которой их предупреждал врач, не могла стать реальностью.

– А ты? Я волнуюсь за тебя.

Шанталь протянула руки к Марку. Ей было больно видеть, что он уходит, было ненавистно сознание того, как мало она может для него сделать. Но она понимала, что не может поехать с ним в больницу: там будет Динна. Уговорить Марка, чтобы он взял ее в Антиб, настаивать на своем, когда все хорошо, – это одно, пойти же с ним сейчас – совершенно другое. Это было бы с ее стороны безумием. Шанталь понимала, что момент неподходящий. У нее всегда было превосходное чувство времени.

– Обещай, что позвонишь и расскажешь, как она, хорошо?

В ее глазах читалось искреннее участие, и Марк испытал прилив благодарности.

– Обещаю. Я позвоню сразу же, как только что‑нибудь узнаю. И, дорогая... – Марк сел на кровать и привлек Шанталь к себе. – Спасибо тебе. Не знаю, как бы я перенес эту поездку без тебя. Это была самая трудная ночь в моей жизни.

– Марк‑Эдуард, Пилар обязательно поправится, я уверена.

Марк крепко обнял ее. Потом отстранился, вытер глаза и прочистил горло.

– J'espere. Я надеюсь.

– Oui, oui. Je le sais[12].

Но откуда Шанталь может знать? Разве не может она ошибаться?

– Я еще вернусь за портфелем.

– Если я буду спать, ты меня разбудишь?

В глазах Шанталь затаилась улыбка, от которой она стала похожей на котенка. Марк рассмеялся:

– Обязательно.

Но его мысли были уже далеко от Шанталь, он был уже не с ней. Они приехали из аэропорта всего десять минут назад, но у Марка вдруг возникло ощущение, что он тратит слишком много времени. Он надел плащ.

– Марк‑Эдуард!

Марк был уже у двери, он остановился и оглянулся.

– N'oblie pas que je t'aime... He забудь, что я тебя люблю.

– Moi aussi! Я тебя тоже. Дверь бесшумно закрылась.

Марк‑Эдуард приехал в больницу в крошечном «рено» Шанталь и оставил машину поодаль от входа. Правильнее было бы взять такси, но он не хотел терять ни минуты. Ему нужно было как можно быстрее попасть в больницу, к дочери, увидеть, что с ней, попытаться все осмыслить. В полете Марк думал об этом много раз, снова и снова. В голове вертелись бесчисленные «как», «когда» и «почему», но ни одно не находило ответа. Временами ему казалось, что ничего не случилось, что они просто возвращаются в Париж после командировки в Грецию... а потом все вдруг снова становилось кристально ясно, и он вспоминал про Пилар. Если бы не Шанталь, он бы не смог держать себя в руках, без нее он вряд ли выдержал бы этот перелет.

В вестибюле больницы было тихо. Доминик еще раньше по телефону сообщила ему номер палаты Пилар, и еще до отъезда из Афин Марк смог связаться с доктором Киршманом. Но делать выводы было рано. Пилар получила серьезные травмы черепа, повреждения ног были, возможно, необратимыми, у нее был разрыв селезенки и ушиб одной почки. В целом ее состояние оценивалось как очень тяжелое.

Входя в лифт и нажимая кнопку четвертого этажа, Марк почувствовал стеснение в груди. Пока лифт поднимался, он не думал вообще ни о чем, в голове было пусто. Наконец двери с жужжанием раздвинулись, и он вышел в коридор. Марк огляделся, не зная, где искать своего ребенка, и на мгновение растерялся, почувствовав себя беспомощным. Но затем он увидел медсестру, сидящую за столом, и подошел к ней.

– Вы к Пилар Дюра?

Медсестра стала объяснять, как пройти в палату, но Марк жестом прервал ее:

– Как она?

Медсестра посмотрела скорбным взглядом:

– Месье, она в критическом состоянии.

– Но ей стало лучше, чем было?

Вместо ответа медсестра только молча покачала головой.

– А что доктор Киршман, он здесь?

– Сейчас – нет, но он был утром. Скоро он опять вернется. Уверяю вас, он очень тщательно следит за состоянием девочки, оно постоянно контролируется мониторами... Мы делаем все возможное.

На этот раз Марк только кивнул. Он нервно кашлянул, прочищая горло, и стремительно зашагал по коридору, на ходу вытирая глаза. Ему нужно было собраться, взять себя в руки, чтобы показать Пилар, что все будет хорошо, чтобы придать ей сил, чтобы помочь ей выкарабкаться. Шанталь была забыта, сейчас он думал только о своей девочке.

Дверь в палату была раскрыта, и Марк заглянул внутрь. Казалось, палата буквально напичкана приборами. Возле Пилар находились две медсестры: одна – в белом халате, другая – в зеленом стерильном костюме, в каких работают в операционной. Обе пристально посмотрели на Марка. Он бесшумно вошел в палату.

– Я ее отец.

В шепоте Марка послышались властные нотки, и обе медсестры кивнули. Марк быстро оглядел палату, и его взгляд остановился на Пилар. Она лежала на кровати, опутанная какими‑то трубками, окруженная мониторами, реагирующими на каждое ее дыхание, и казалась совсем маленькой. Когда Марк посмотрел в ее лицо, то на мгновение похолодел. Пилар была очень бледна, ее кожа приобрела пепельный оттенок, искаженное лицо казалось незнакомым, только подойдя ближе, Марк узнал в лежащей своего ребенка. Трубки, боль, бинты – все это изменило Пилар почти до неузнаваемости, но Марк ее узнал. Дочь лежала с закрытыми глазами. Некоторое время Марк молча смотрел на нее, затем бесшумно подошел ближе и дотронулся до ее руки. Рука чуть заметно дрогнула. Пилар открыла глаза, но не улыбнулась, лишь во взгляде промелькнула тень узнавания.

– Пилар, дорогая, это папа.

Марк усилием воли удержал подступающие слезы. Больше он ничего не сказал, он лишь стоял, глядя на дочь, и держал ее за руку, пока ее яркие голубые глаза снова не закрылись. Марку вдруг перестало хватать воздуха, он почувствовал, что ему трудно думать, смотреть, даже просто дышать. Как это могло случиться? Почему это произошло именно с его ребенком? У него ослабели колени, он даже подумал, что сейчас упадет, но устоял на ногах, глядя на Пилар и держа ее маленькую бледную руку. Даже ногти ее были неестественного цвета – она дышала слабо, и пальцы недополучали кислород. Марк все стоял и стоял неподвижно, глядя на свою дочь и не произнося ни слова.

Динна молча наблюдала за ним из угла палаты. Когда Марк входил, она ничего не сказала, и он ее не заметил за приборами.

Лишь минут через двадцать он увидел знакомое лицо и глаза, наблюдавшие за ним с отчаянием. Марк был явно удивлен, он не понимал, почему она ничего не сказала, никак не дала знать о своем присутствии. Когда она пришла? Почему она сидит молча и неподвижно? Может быть, она в шоке? Динна была почти так же бледна, как Пилар, и вид у нее был глубоко подавленный.

– Динна... – прошептал Марк еле слышно. Динна ни на секунду не сводила глаз с его лица.

– Здравствуй, Марк.

Он кивнул и перевел взгляд на Пилар.

– Когда ты прилетела?

– В пять часов.

– Ты провела здесь всю ночь?

– Да.

– Перемены есть?

Динна помолчала. Марк бросил на нее вопросительный взгляд.

– Мне кажется, ей стало хуже. Некоторое время назад я ненадолго уходила... мне нужно было... я съездила к твоей матери и оставила у нее сумку. Меня не было около двух часов, но когда я вернулась, мне показалось, что Пилар стало труднее дышать. В это время с ней был доктор Киршман. Он сказал, что, если в ближайшие несколько часов ее состояние не улучшится, придется делать еще одну операцию.

Динна вздохнула и отвела взгляд. У нее возникло чувство, что за два часа она потеряла обоих: и Пилар, и Марка.

– Я только что прилетел.

«Неправда, не только что. Ты прилетел два часа назад. Где ты был все это время?» Но вслух Динна ничего не сказала.

Около часа они оставались в палате, потом медсестра попросила их выйти – нужно было сменить Пилар повязки. Динна медленно встала и вышла из палаты. Марк помедлил, ему не хотелось даже ненадолго уходить от ребенка. Динна снова вспомнила сцену в аэропорту. Она вдруг поняла, насколько все это странно: они с Марком не виделись два месяца, но, встретившись, едва поздоровались друг с другом. Динна не могла разыгрывать спектакль счастливого воссоединения семьи – внезапно она поняла, что для этого слишком поздно. Но и Марк тоже решил не разыгрывать этого спектакля – или просто все его мысли были заняты Пилар.

Опустив голову, Динна побрела по коридору. Она шла и пыталась вспомнить молитвы, которые знала в детстве. Вся ее энергия ушла на Пилар, на Марка не осталось ничего. Она слышала за спиной его шаги, но даже не оглянулась. Динна просто шла, медленно переставляя ноги, пока не достигла конца коридора. Здесь она остановилась и рассеянно посмотрела в окно, из которого было видно только стену. В стекло, как в зеркало, она увидела, что Марк подошел и остановился у нее за спиной.

– Динна, чем я могу тебе помочь? – Голос у него был усталый и подавленный. Динна медленно покачала головой. – Просто не знаю, что сказать... – Марк заплакал. – Это моя ошибка, не надо было дарить... ей...

– Теперь это уже не важно. Ты это сделал, а что сделано, то сделано. Это могло случиться и по‑другому, сотней разных способов. Марк, с Пилар произошел несчастный случай. Кто виноват в происшествии, кто купил ей мотоцикл... – сейчас уже не имеет никакого значения. Голос Динны тоже дрогнул.

– Mon Dieu... – Марк закрыл лицо руками, выпрямился и глубоко вздохнул. – Господи, только бы она поправилась! А вдруг она не сможет ходить?

– Тогда мы научим ее жить так хорошо, как это только будет возможно в ее состоянии. Теперь мы просто обязаны это сделать. Перед лицом того, что предстоит девочке, ей понадобится наша поддержка, наша помощь, наша любовь.

«Если только нам будет дана такая возможность». Впервые за двадцать лет Динна вдруг испытала приступ безумного ужаса. «Что, если?..»

Марк положил руки ей на плечи и медленно повернул к себе. На Динну смотрело лицо очень старого, усталого человека, а глаза у него были точно такие же, как у Пилар.

– Ты меня когда‑нибудь простишь?

– За что?

Голос Динны прозвучал холодно и отчужденно.

– За это. За то, что я сделал с нашей девочкой. За то, что не послушал тебя, когда надо было послушать. За...

– Марк, я приезжала в аэропорт, чтобы тебя встретить.

Марк посмотрел Динне в глаза, и у него внутри все похолодело: у нее был такой взгляд, словно в ней что‑то умерло.

– Наверное, мы с тобой разминулись.

Марк вопросительно посмотрел на нее, пытаясь что‑нибудь прочитать на ее лице.

– Нет, не разминулись. Я уехала. Я... то, что я увидела, мне многое объяснило. Мне следовало догадаться раньше, гораздо раньше. Но я не догадывалась. – Динна улыбнулась слабой улыбкой и пожала плечами. – Наверное, я просто была дурочкой. Хочу тебя поздравить, она не только хорошенькая, но и молодая.

В голосе Динны слышались горечь и сожаление. Она почувствовала, как напряглись руки Марка на ее плечах.

– Динна, думаю, ты не понимаешь.

Однако его попытка возразить прозвучала неуверенно. Он был очень расстроен и к тому же слишком устал, чтобы придумать убедительную историю. Марку показалось, что вся его жизнь катится под откос.

– Перелет был для меня очень нервным, а до этого я пережил ужасный день, ты сама это знаешь. Я разговорился с этой девушкой, и мы...

– Марк, замолчи, я не хочу ничего слышать. – Динна знала правду, просто знала ее интуитивно, и ей не нужны были лживые заверения. – Прошу тебя, только не сегодня.

– Динна...

Но Марк и сам не мог продолжать. В другой ситуации, возможно, он и смог бы что‑то сказать, но не сейчас. Он был просто не в состоянии сочинить подходящее объяснение.

– Право, это не то, что ты думаешь.

Произнося эти слова, Марк сам себя ненавидел. Ведь все было именно так, как подумала Динна, а теперь, отрицая существование Шанталь, он почувствовал себя еще и предателем.

– Это не то...

– Не надо, Марк, все было ясно как день. Что бы ты сейчас ни говорил, ничего не изменится. Я видела все своими глазами и не хочу сейчас обсуждать, что я увидела и что почувствовала. – Стрела поразила ее в самое сердце. – Наверное, все эти годы ты считал меня ужасно глупой.

– Почему ты думаешь, что это продолжается годы? «Проклятие, откуда она знает?»

– Я поняла это по тому, как вы двигались вместе, как вы шли, как она на тебя смотрела. Такой легкости в общении, непринужденности невозможно достичь за короткое время. С ней ты был больше похож на женатого мужчину, чем со мной.

Динна вдруг засомневалась. Ведь она с Беном точно так же чувствовала себя его женой, хотя они были знакомы очень короткое время. И все‑таки, возвращаясь из аэропорта, она знала, что ее выводы верны. Многое встало на свои места: отлучки Марка, расстояния, частые поездки, парижский номер телефона, подозрительно часто появлявшийся в счетах за международные звонки, несколько странных историй, рассказанных Марком, которые всегда казались Динне не очень убедительными. Если дело не в этой девушке, значит, был кто‑то другой. И это продолжалось годы, теперь Динна была в этом уверена.

Марк снова посмотрел на нее:

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Ничего. Говорить просто нечего.

– Ты хочешь сказать, что все кончено и ты от меня уходишь только потому, что увидела меня в аэропорту с какой‑то девушкой? Динна, но это же нелепость, ты сошла с ума.

– Неужели? А разве мы очень счастливы вместе? Скажи, Марк, тебе нравится мое общество? Или, может быть, между нами существует глубокая неразрывная связь, мы уважаем желания, чувства и потребности друг друга? Может быть, ты хочешь сказать, что после многих лет супружества мы с тобой пребываем в счастливом блаженстве?

– А ты не допускаешь, что я все еще тебя люблю? При этих словах на глазах Марка показались слезы. Динна повернулась к нему:

– Если и так, это не имеет значения. Слишком поздно. Их дороги уже разошлись.

– Динна, что ты говоришь? Лицо Марка посерело.

– Не стоит сейчас углубляться в это. Давай сначала переживем случившееся с Пилар, а о нас с тобой мы сможем поговорить потом.

– Мы все уладим, я уверен.

Марк посмотрел на Динну. Во взгляде была такая решимость, что она вдруг почувствовала, как на нее свинцовой тяжестью наваливается усталость.

– Почему ты так думаешь? Почему это мы должны все уладить?

– Потому что я так хочу.

Однако в голосе Марка не было обычной уверенности.

– В самом деле? Это еще почему? Потому, что у тебя, кроме жены, есть еще любовница? Вряд ли я могу тебя упрекнуть, ведь это очень удобный вариант. Кстати, Марк, где она живет? Здесь? В таком случае все сложилось очень удачно.

Теперь Динна поняла, почему Марк не хотел, чтобы она поехала с ним в Грецию.

– Динна, прекрати!

Марк схватил ее за руку выше локтя, но она вырвалась.

– Оставь меня в покое.

Впервые в жизни Динна его ненавидела. Она ненавидела его за то, чем он был, что он с ней сделал, за все, чего ему не дано было понять. На какое‑то мучительное мгновение Динна поймала себя на мысли, что отчаянно тоскует по Бену. А Марк? Возможно, она сама не так уж сильно от него отличается и ненамного лучше? Динне было трудно собраться с мыслями.

– Я не хочу обсуждать этот вопрос сегодня. У нас и без того есть о чем думать. Обсудим все, когда жизнь Пилар будет вне опасности.

Марк кивнул с заметным облегчением. Ему нужно было выиграть время. Он не сомневался, что если спокойно все обдумает, то найдет нужные слова и исправит ситуацию.

Медсестра знаком позвала Марка и Динну. Оба поспешили в палату, их собственные проблемы были мгновенно забыты.

– Есть какие‑то изменения? – первым спросил Марк.

– Нет, но девочка проснулась и позвала вас обоих. Поговорите с ней немного, но будьте осторожны, ей нельзя переутомляться. У нее мало сил, а они ей очень нужны.

Вернувшись в палату, Динна заметила, что состояние Пилар немного изменилось. Цвет лица не улучшился, но глаза как будто стали более живыми. Пилар переводила взгляд с одной медсестры на другую, всматривалась в их лица и, казалось, кого‑то искала.

– Здравствуй, дорогая, мы здесь. Папа тоже приехал. Динна подошла вплотную к кровати и очень бережно погладила Пилар по руке. Закрыв глаза, она представила Пилар маленькой девочкой.

– Я... рада...

Пилар перевела взгляд на отца и попыталась улыбнуться, но ей было трудно дышать, и время от времени, чтобы собраться с силами, она закрывала глаза.

– Здравствуй... папа... Как там... в Греции? Похоже, Пилар стала лучше осознавать настоящее, чем некоторое время назад. Неожиданно она стала проявлять беспокойство.

– Пить... я хочу пить.

Динна посмотрела на медсестру, но та отрицательно покачала головой и сделала знак пальцем: «Нет».

– Воды...

– Позже, дорогая.

Динна продолжала говорить с дочерью успокаивающим голосом, Марк молча стоял рядом. Казалось, он утратил дар речи. По его глазам, полным слез, и дрожащим губам Динна поняла, что он с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться.

– Все в порядке? – наконец проговорил Марк. Пилар снова попыталась улыбнуться, потом осторожно кивнула.

«Но как, как все может быть в порядке, когда Пилар в таком состоянии?» – подумала Динна.

Словно поняв, что сейчас переживает Марк, Пилар пристально посмотрела на него и с заметным трудом стала подбирать слова.

– Я... ехала... слишком быстро... папа, я сама... во всем виновата... ты не виноват... – Она закрыла глаза и слабо сжала руку Динны. – Простите.

Марк плакал, уже не таясь, слезы текли по его щекам. Он отвернулся. Пилар не открывала глаз.

– Не волнуйся, дорогая. Сейчас уже не важно, кто виноват. – Марк посмотрел на Динну. – Но твоя мама была права.

– Мама?..

Голос Пилар заметно слабел.

– Тсс, девочка, не разговаривай.

– Помнишь... маленький домик, который у меня был в саду?.. Он мне все время снится... и еще моя собачка, Августин.

Августин – так звали забавного маленького терьера. Сначала его заменили на мопса, потом на кота, потом на птичку, и в конце концов домашних животных не осталось совсем. Марку‑Эдуарду не нравилось, когда в его доме живут животные.

– Куда ты... отправил... Августина? Песика отдали в одну деревенскую семью.

– Он уехал в деревню. Думаю, ему там очень хорошо, – быстро проговорила Динна.

Она поймала взгляд Марка. Что означает эта перемена в Пилар? Хорошо это или плохо? Динне вдруг вспомнился крошечный младенец, который за несколько часов до смерти очень много шевелился у нее на руках. Филипп‑Эдуард. Не то же ли самое происходит сейчас с Пилар? Или наоборот, ее активность – признак выздоровления? Но ни она, ни Марк не знали ответа на этот вопрос.

– Мама... можно... мне вернуть... Августина? Попроси папу...

Голосок Пилар прозвучал совсем по‑детски. Динна закрыла глаза и быстро перевела дыхание.

– Я поговорю с папой.

В глазах Марка вдруг появился страх. Он посмотрел на Пилар, потом перевел взгляд на Динну.

– Дорогая, мы купим тебе собачку... обязательно. Милую маленькую собачку с вислыми ушами, которая будет все время вилять хвостом.

Марк пытался говорить хоть что‑нибудь.

– Но я не хочу другую, мне нужен... Августин, – жалобно пробормотала Пилар.

Медсестра знаком велела Динне и Марку выйти. Пилар снова задремала и не видела, как родители вышли из палаты. Некоторое время они молча ходили взад‑вперед по коридору. Наконец Динна не задумываясь взяла Марка за руку.

– Когда вернется этот доктор Киршман?

– Мне сказали, что скоро. Ты думаешь, ей стало хуже?

Динна кивнула:

– Мне кажется, она стала беспокойной, не находит себе места.

– Но она разговаривает, может, это хороший знак?

– Возможно, – согласилась Динна.

Однако оба были сильно встревожены. Пока они ходили по коридору, Марк крепко обнял Динну за плечи, и она не стала стряхивать его руку. Она вдруг поняла, что Марк ей нужен, сейчас он был единственным человеком, который понимал, что она чувствует, и сам чувствовал то же самое.

– Марк?

Он посмотрел на Динну с мукой в глазах, но она только покачала головой. По ее лицу текли слезы. Марк снова обнял Динну. Ему нечего было сказать в утешение, он мог только плакать вместе с ней.

Они снова стали ходить по длинному коридору. Прошли его из конца в конец раз семь или восемь и наконец сели на два соседних стула с прямыми спинками. От усталости глаза Динны казались остекленевшими. Она уставилась невидящим взглядом на измятый подол юбки.

– Помнишь, как мы подарили Пилар эту собачку, когда ей было пять лет?

Динна улыбнулась своим воспоминаниям. Они посадили маленького щенка в ботинок, поставили этот ботинок в шкафчик Пилар, а потом велели ей немедленно открыть дверцу и взять одежду. И тут она увидела песика, выглядывающего из ботинка. Пилар завизжала от восторга.

Марк тоже улыбнулся, вспоминая эту сцену.

– Я на всю жизнь запомнил, какое у нее было лицо.

– Я тоже.

Динна посмотрела на Марка, улыбнулась сквозь слезы и взяла его носовой платок, чтобы высморкаться. Она чувствовала себя очень странно. Всего час назад они ссорились и она намекала на развод, но сейчас это казалось не важным. Не их брак, а их ребенок – вот что сейчас имело значение. Какая бы трещина ни расколола их отношения, у них по‑прежнему была Пилар. И в этот конкретный момент Марк был единственным человеком, понимавшим, что она, Динна, чувствует, а она была единственным человеком, разделяющим его страх за дочь. Казалось, если они будут крепко держаться друг за друга, не отпускать друг друга, если они будут двигаться, говорить, надеяться и молиться, то Пилар останется с ними, она не сможет умереть.

Динна снова подняла взгляд на Марка, и он погладил ее по руке.

– Попытайся расслабиться.

Она вздохнула и прикрыла глаза рукой, но не успела ничего сказать – к ним подошла медсестра.

– Доктор Киршман сейчас с девочкой, он хочет вас видеть.

Марк и Динна одновременно вскочили и едва ли не бегом бросились к палате. Врач стоял у изголовья кровати, глядя то на Пилар, то на мониторы. Динне и Марку показалось, что прошло несколько часов, прежде чем они вместе с врачом вышли в коридор. Первым заговорил Марк:

– Ну что, доктор? Врач был мрачен.

– Я дам ей еще немного времени; если через час ее состояние не улучшится, мы заберем ее в операционную и будем решать, что делать.

– Что вы можете сказать? – Марк жаждал услышать конкретные обещания, гарантии.

– Я не знаю. Пока она держится, больше ничего сказать не могу.

Доктор хотел бы сказать, что у нее хорошие шансы на выздоровление, но шансы были малы, и он предпочел ничего не говорить.

– Хотите посидеть с ней еще немного?

– Да, – первой ответила Динна.

Она вернулась к изголовью кровати. Марк встал рядом с ней.

Так они простояли почти час. Пилар все это время спала, издавая во сне странные звуки. Иногда она шевелилась, казалось, что ей трудно дышать. Марк опустил одну руку на кровать и коснулся маленькой хрупкой фигурки. Динна держала Пилар за руку и ждала. Чего? Наверное, надежды. Прошел почти час, и наконец Пилар проснулась.

– Пить...

– Пока нельзя, дорогая, – прошептала Динна с любящей улыбкой.

Она с невыразимой нежностью дотронулась до лба девочки.

– Позже, а сейчас тебе лучше поспать. Мама и папа с тобой. Поспи, дорогая, скоро, очень скоро тебе станет лучше.

Пилар вдруг улыбнулась. Несмотря на опутавшие ее трубки, это была самая настоящая улыбка, сердца Динны и Марка неистово забились.

– Мне... сейчас... лучше.

– Я рад, cherie. А завтра тебе будет еще лучше.

Голос Марка был тихим и нежным, как летний ветерок. Пилар снова улыбнулась и закрыла глаза.

Буквально через несколько секунд вернулся доктор Киршман и кивком попросил их выйти. По дороге к двери прошептал:

– Сейчас мы будем готовить ее к операции. Очень скоро вы можете вернуться в палату.

Динна и Марк вышли в коридор. Динна почувствовала, что ей не хватает воздуха, словно ей, как и Пилар, стало трудно дышать. В коридоре было одновременно и холодно, и душно. Динна оперлась на руку Марка. Было четыре часа утра, и они оба не спали двое суток.

– Она сказала, что ей лучше. – Марк ухватился за крошечную надежду. Динна кивнула. – Мне показалось, что и цвет лица у нее стал немного лучше.

Динна собиралась что‑то сказать, но не успела: в коридоре снова появился доктор Киршман.

– Черт побери, ему нужно заниматься Пилар, а не ходить за нами!

Марк пошел было навстречу врачу, но Динна застыла на месте и вцепилась в руку мужа. Она уже знала, что случилось. Она все поняла и не могла двинуться с места. Земля остановилась. Мир перестал существовать. Пилар умерла.

Date: 2015-09-18; view: 363; Нарушение авторских прав