Как кенийцы обходятся без детских колясок

Модель коляски? Проходимость? Удобство в управлении? Маневренность? Чехол от дождя? Солнцезащитный козырек? Трех‑ или пятиточечные ремни безопасности?

Еще ничего не было заметно: живот только слегка округлился, а я уже часами путешествовала по Интернету, читая статьи о безопасности, заходя на родительские форумы и изучая отзывы о детских колясках. Родители с готовностью отвечали на мои вопросы, завалив меня сведениями о колясках, об удачных и неудачных моделях. Я поставила вопросы, которые вызвали оживленные споры среди мам и пап. «Люльку и прогулочный блок можно устанавливать на шасси с помощью креплений – лицом как вперед, так и назад? Есть регулировка наклона спинки и высоты подножки? Есть съемный капюшон и солнцезащитный козырек?» Когда я рассказала мужу об имеющихся моделях колясок, цветовой гамме, дополнительных возможностях и соответственно безумной цене, по которой можно приобрести это транспортное средство, он, внимательно выслушав меня, сравнил покупку детской коляски с приобретением автомобиля. Я планировала купить слинг и/или переноску для детей, но коляска, похоже, была совершенно необходимым средством, которое поможет нам пережить первые несколько лет после рождения ребенка.

Я побывала во множестве мест, где родители не имеют, не могут иметь или не проявляют интереса к коляскам. Путешествуя в Перу по долине Урубамба, я, задыхаясь от напряжения, медленно шла по узкой тропинке, прижимаясь к скале. Женщина‑кечуа в пышной юбке и легких сандалиях с ребенком, привязанным к спине, пронеслась мимо нашей преисполненной благоговейного страха группы. В деревнях Лесото, Таиланда и Бразилии я видела матерей, которые привязывали младенцев полосами яркой ткани спереди, сбоку или сзади. Когда я приезжала на Тайвань, в Тайбэй, один из самых современных городов мира, в гости к родственникам, то помню, что все мои сестры возили детей в колясках. Коляски не везде пользуются популярностью, и этому есть много объяснений: цена хитроумного изобретения, особенности местности, вера в то, что в течение первого года жизни ребенок должен быть физически связан с матерью. Я всегда восхищалась силой духа матерей, которые, привязав к себе ребенка, доили коров, ходили по магазинам или поднимались в горы. Для меня это впечатляющие примеры того, как родители приспосабливаются к окружающей среде и используют имеющиеся возможности. Они доказывают, что прекрасно можно обойтись без тех бесчисленных удобств, которыми мы себя окружили. А чего хочу я?

Дорогу в Найроби следует переходить шепча про себя молитву. По дорогам, обезображенным ямами, движется бесконечный транспортный поток. Люди, автомобили, автобусы, мотоциклы и животные перемещаются во всех направлениях, не соблюдая правил движения. По улице с двумя полосами движения энергичные водители умудряются ехать в четыре ряда. Тротуары, там, где они есть, не внушают доверия, и пешеходы в основном лавируют между машинами и идут по поросшей травой осевой линии. Во время дождя из‑за отсутствия дренажной системы дороги становятся непроходимыми. Когда дождя нет, воздух насыщен выхлопными газами, пылью и смогом, звуками клаксонов и проклятиями. В большинстве поселений, где живут самые бедные кенийцы, дорог в нашем понимании нет, есть только лабиринты проложенных в грязи улиц, разделяющих бесконечные ряды убогих хижин.

Даже те места, где, как вам кажется, можно было бы использовать коляску, ничуть не лучше. Проходы в супермаркете, к примеру, слишком узкие, и там всегда полно народу. Но даже если бы вы все‑таки пришли с коляской, то можете не сомневаться, что администратор тут же потребует, чтобы вы оставили коляску у охранника.

– Кения не является сторонницей колясок, – сказала Марианн В. Ваверу, местная журналистка и бывший редактор крупнейшего в Кении журнала по воспитанию. – Я выходец из среднего класса, жила в соответствующем районе Найроби. Честно говоря, никогда не видела никого с коляской. А ведь я провела там тридцать лет. С прошлого года я живу в богатом районе и пока еще не видела и там никого с коляской.

Единственный раз она встретила родителей с колясками во время посещения торгового центра в самом богатом районе города, и в основном с колясками были иностранцы.

Насколько трудно ходить и заниматься делами вместе с ребенком? Для того чтобы понять это, Ваверу решила пройти вместе с соседкой, с которой дружила, по ее ежедневному маршруту длиной в милю в мукомольный цех за кукурузной мукой, из которой соседка варила пошо (густой суп или каша) на всю семью. Мунене, обернув двухлетнего сына Мванги хлопчатобумажной тканью, известной как lesso, привязала его к спине.

– Ты никогда не думала о покупке коляски для своего сына? – спросила Ваверу подругу, когда они бодро шли по дороге.

– Что это такое? – спросила Мунене.

Ваверу несколько минут пыталась объяснить, что такое коляска, пока наконец Мунене поняла.

– О, это такая штука, которую используют ва‑зунгу (белые люди)? Зачем я впустую буду тратить на нее деньги? – раздраженно спросила она. – Во‑первых, где я могу с ней ходить? Ну уж, конечно, не по кенийским дорогам, усеянным рытвинами и ухабами. Кроме того, автомобилисты не уважают пешеходов и велосипедистов, так неужели ты думаешь, что они уважительно отнесутся к матери с коляской? Они просто собьют ее!

Мунене шла быстро, и Ваверу поняла, что ей, чтобы не отставать, надо двигаться вприпрыжку. Лежавший на спине у матери Мванги счастливо улыбался.

– С коляской мне пришлось бы все время следить за дорогой, чтобы не попасть в яму, – продолжала Мунене. – Я бы потратила впустую много времени. С ребенком, привязанным к спине, я могу идти быстро, не отвлекаясь на разную ерунду.

Детские коляски – дорогое удовольствие. В Найроби их цена колеблется от 45 до 200 американских долларов, и это в стране, где среднемесячная зарплата составляет менее 400 долларов.

– Лучше я куплю еду и одежду для своего ребенка, чем выброшу деньги на коляску, – сердито сказала она.

– Но разве ты не устаешь носить его на спине? – спросила Ваверу, с которой от быстрой ходьбы пот тек ручьем.

– Носить на спине Мванги одно удовольствие. Моя спина привыкла к тяжестям. К тому же это приятная ноша.

В то время Мунене работала в принадлежавшем ее мужу оптовом магазине, расположенном на границе с центральным деловым районом Найроби. Сама она родилась и выросла в Отае. Когда Мунене была ребенком, мать привязывала ее к спине и работала на чайной плантации. Когда Мунене подросла, она тоже работала на сборе чая. Она таскала на спине мешки весом 33 фунта, возила на тачке траву для коров, набирала воду в ведра и поднималась с ними в гору, к своему дому. Так что она без особого напряжения носила на спине своего сына, который весил 31 фунт.

Когда они пришли в цех, Мунене не стала садиться, пока взвешивали и упаковывали муку; она продолжала стоять, покачивая сына и разговаривая с ним.

Мальчик спал, когда Мунене и Ваверу, взяв муку, зашли в овощной магазин, где Мунене купила помидоры, картошку и капусту, и хотя Ваверу хотела понести овощи, Мунене наотрез отказалась. Наконец они вернулись домой к Мунене. Ваверу устало опустилась в кресло, в то время как Мунене ловко сняла сына со спины и, не разбудив, положила в кровать. Затем она пошла на кухню, чтобы приготовить чай. Ваверу была поражена – Мунене абсолютно не выглядела усталой.

Мунене инстинктивно понимала пользу от ношения ребенка, доказанную учеными и сегодня известную многим родителям благодаря таким специалистам в области воспитания детей, как доктор Сирс. Одно из наиболее известных исследований, проведенных в Монреале, принадлежит канадским педиатрам Урсу Ханцикеру и Рональду Барру: младенцы, которых днем, когда они плакали и были возбуждены, носили на руках лишние два часа, более чем в два раза меньше плакали в ночные часы. Согласно другому исследованию, матери, которые носят младенцев, лучше чувствуют своих детей, у них больше молока и, скорее всего, они не будут страдать послеродовой депрессией. Когда у нас еще не было детей, я с интересом наблюдала, как мои невестки‑кореянки почти всегда держали детей запеленутыми, носили их в слингах или на руках в течение нескольких первых лет их жизни. Если этого не делали невестки или мои братья, то всегда находился кто‑нибудь еще. (Их родители приехали из Кореи и оставались у них три‑четыре месяца после рождения первого ребенка. Они готовили еду, ухаживали за садом и заботились о ребенке. У одной из невесток были две сестры, которые жили в часе езды и переехали к ней после рождения второго ребенка.) Вся эта суета может показаться чрезмерной, но многие корейцы считают, что очень важно заботиться о воспитании ребенка, проявлять внимание к его нуждам, а для этого необходим физический контакт. И это действительно так. В среднем американский ребенок проводит приблизительно шестнадцать часов, или 67 процентов суточного времени, «в одиночестве» – в коляске, в кроватке, в автомобильном кресле или в детском манеже, в то время как месячный ребенок в Корее проводит «в одиночестве» всего два часа, или 8,3 процента суток. Американские родители заботятся о том, чтобы их дети ели и спали. Однако американские младенцы кричат больше. Исследование, проведенное в женском университете «Ихва»[15] в Сеуле, показало, что 436 корейских младенцев в возрасте от одного до шести месяцев кричали в среднем от 34 до 54 минут в день.

Эти же исследователи сравнили крик младенцев, находившихся дома, с криком младенцев в больницах и приютах. Институционализированные младенцы кричали вдвое больше, но все‑таки меньше, чем западные младенцы.

– Когда я несу ребенка на спине, между нами устанавливается тесная связь, – сказала Мунене. – Если я вижу что‑то интересное на своем пути, то делюсь с ним. Не имеет значения, понимает он это или нет. Главное, мы можем общаться, он реагирует на мои слова, и это делает меня счастливой, потому что я понимаю, что он тоже счастлив.

Животные носят своих детенышей самым невероятным образом. У кенгуру и морского конька есть карман. Лягушки Дарвина вынашивают икру во рту, а пауки‑волки – яйца на спине. По мнению известного антрополога, профессора Сары Хрди, изобретение детских переносок примерно пятьдесят тысяч лет назад можно назвать «технической революцией». Она создала теорию, согласно которой, люди, как только начали носить детей, стали лучше питаться, больше работать, путешествовать и переселяться из Африки на другие континенты. Родители создали переноски для удовлетворения насущных потребностей. Многие матери в Папуа – Новая Гвинея носят детей в сетчатых мешках, билумах, обернув их ручки вокруг головы и закинув за спину. Китайцы используют для переноски детей мэй‑тай, а японцы – онбухимо, варианты переноски из ткани с лямками. В Уэльсе матери носят младенцев в теплых шалях, которые называются сиол‑фагу, или шаль для кормления, а женщины‑маори в Новой Зеландии, согласно этнологу В. Дж. Филипсу, – под плащами или накидками. Младенцев коренных жителей Америки, от ирокезов до шошонов, укладывают в мешок из мха и крепко привязывают к тонкой прямоугольной доске, которую носят на спине матери или она свисает с седла. Ребенок, завернутый в мох, был полностью защищен, когда его родители путешествовали или работали. Перед лицом ребенка находилась плоская дуга, украшенная подвесками или амулетами.

Земля инуитов – одно из наиболее неблагоприятных мест для ребенка на земле. Полярные пустыни на севере Аляски, Гренландии, Канады и России покрыты льдом, и температура там может опускаться до 60 градусов по Цельсию. Настолько сильный мороз, что можно задохнуться, и ни в коем случае нельзя прикасаться открытыми частями тела к металлу – кожа примерзнет, и ее придется отдирать. В деревнях, где живут инуиты, снежный покров может достигать 90 дюймов. Традиционная переноска для детей, называемая амаути или амаут, делается из шкур животных, населяющих эту землю, таких как карибу. Ребенок покачивается в колыбели‑капюшоне на спине матери, и она чувствует каждое его движение, слышит, когда он кашляет или тяжело дышит. В этом случае мать, по мнению Робина Брайанта из Ava‑taq Cultural Institute, особенно остро чувствует физиологические и эмоциональные потребности ребенка.

Детские коляски были придуманы совсем не для того, чтобы облегчить женскую долю, а скорее для удовлетворения эстетических чувств членов королевской семьи. В 1730‑х годах третий герцог Девонширский попросил Уильяма Кента, художника, архитектора и ландшафтного дизайнера, придумать что‑нибудь симпатичное для прогулок с детьми. Кент сделал красиво декорированную уменьшенную копию взрослой повозки, перемещать которую должны были пони, ослики, собаки и даже козы; она напоминала карету из тыквы, в которой Золушка ездила на бал. Детская коляска Кента находится в Чатсуорт‑Хаус[16].

Купить детскую коляску могли позволить себе лишь богатые и именитые представители высшего света.

За два последующих столетия коляска из экспоната для богатых семей превратилась в более практичное средство передвижения, каким она является сегодня. В 1848 году американец Чарлз Бертон установил на коляску ручку, чтобы родители сами могли возить своих детей, а в 1889 году Уильям Ричардсон усовершенствовал коляску, и теперь ребенок мог находиться как лицом к родителям, так и спиной. В 1965 году инженер‑авиа‑строитель Оуэн Макларен сделал для своей дочери, собиравшейся в путешествие из Англии в Америку с коляской, новую, революционную конструкцию. Его коляска была легкой благодаря применению алюминия, могла складываться, как зонтик, и стала прародительницей современной коляски‑трости. В 1984 году журналист Фил Баклер, большой любитель утренних пробежек, который был вынужден брать на пробежки коляску с сыном, основал «Беби Джоггер компани». С тех пор изготовители создают коляски, которые способны удовлетворить практически все родительские потребности и прихоти.

Столкнувшись с этим немыслимым изобилием, я, прежде чем купить коляску, не раз впадала в отчаяние. Ознакомившись с отзывами потребителей на родительских форумах в Интернете и зачитав до дыр книгу Денизы и Алана Филдс Baby Bargains (о том, как сэкономить деньги, но при этом купить все необходимое для младенца), я остановилась на «Макларен Триумф» из‑за ее предполагаемой легкости использования в городских условиях. По иронии судьбы, после всех этих волнений после рождения Софии нам пришлось тут же бежать за новой коляской, поскольку «Макларен Триумф» предназначена для детей от шести месяцев и старше. Дело закончилось тем, что мы купили коляску неизвестной фирмы, о которой я никогда не слышала. Это была изумительная коляска.

Я довольно часто использовала обычный слинг, а позже рюкзак‑кенгуру «Беби бьерн». К тому моменту, как у нас родилась София, уже было хорошо известно, насколько полезно носить ребенка, и многие американские родители носили детей. Лично я наслаждалась близостью дочери и в первый год ее жизни легко перемещалась по городу (она была довольно легкой). Но основное место в нашей жизни, конечно, занимала коляска. Я никогда не задумывалась, слишком долго пользуясь коляской, какой ценой достается удобство.

Некоторые специалисты в области здравоохранения выражают озабоченность по поводу того, что американцы слишком зависят от колясок. В 2009 году Национальная ассоциация по спорту и физической активности обратила внимание на тот факт, что дети проводят слишком много времени во «вместилищах», таких как коляски, детские кресла и детские манежи. Группа исследователей высказала возмущение в связи с продажей колясок для детей весом 50 фунтов и обратила внимание, что тенденция возить детей в коляске в течение нескольких лет способствует появлению проблемы, связанной с излишним весом и ожирением, и приводит к задержке как физического, так и познавательного развития ребенка. Дети должны бегать, ползать и ходить, а это означает, что их усталые родители должны бегать за ними.

Как мы пришли к тому, что стали столь зависимы от колясок? Я позвонила Джейн Кларк, профессору кафедры кинесиологии[17]Мэрилендского университета, которая входила в состав группы, проводившей в 2009 году исследование, связанное с использованием колясок.

Она сказала, что была невероятно удивлена стремлением родителей держать ребенка в коляске не потому, что он устал. Они делают это для того, чтобы избежать ненужных неприятностей и уберечь от похищения. Сообщения в средствах массовой информации о пропавших детях и фильмы о тайных педофилах превращают нас в невменяемых. Согласно интернет‑ресурсу BabyCenter. com опрос 2400 родителей в 2008 году показал, что больше всего они боятся, что их ребенка украдут, и это притом, что уменьшилось число преступлений против детей. Центр исследований преступлений против детей в Университете Нью‑Гэмпшира опубликовал в 2009 году исследование, согласно которому за прошедшее десятилетие существенно уменьшились сексуальные посягательства, издевательства и другие формы насилия над детьми. Число детей, сообщавших о физических издевательствах, уменьшилось с 22 процентов в 2003 году до 15 процентов в 2008 году, а процент сексуальных посягательств уменьшился соответственно с 3,3 процента до 2 процентов. Тем не менее мы все равно волнуемся, удерживаем детей в колясках и стараемся не пускать их одних даже в гости к соседям и друзьям.

– Эта чрезмерная озабоченность и тревога за детей привела к непредсказуемым последствиям: они стали намного меньше двигаться, – сказала профессор Кларк. – Мы рискуем увековечить закон Ньютона в наших детях: тело сохраняет состояние покоя до тех пор, пока внешнее воздействие не заставит его изменить это состояние. Ребенок, привыкший большую часть времени проводить в коляске или в автомобильном кресле, скорее всего, будет менее активным.

Кларк считает, что родители должны испытывать потребность в том, чтобы ребенок больше двигался. Люди, зная, что Кларк является специалистом в области развития координации и целенаправленных движений, часто обращаются к ней с вопросами, как помочь развитию координации.

– Вестибулярное раздражение, – не задумываясь, отвечает она.

Вести… что? Кларк объясняет. Глубоко во внутреннем ухе, за передней частью ушного лабиринта, ушной раковиной (ушная раковина улавливает звуки и помогает нам лучше слышать), расположен запутанный лабиринт каналов, называемый вестибулярной системой. Эта жизненно важная система позволяет нам перемещаться в пространстве, фокусировать взгляд, обеспечивает координацию и ориентировку движений, сохранение позы и равновесия. Доказано, что возбуждение этой системы – путем раскачивания, вращения и других движений – оказывает существенное положительное влияние на развитие моторики, зрения, двигательной активности. Некоторые исследователи высказывают предположение, что вестибулярное возбуждение способствует развитию познавательных способностей.

Кларк объяснила, что ребенок, которого носят, укачивают или с которым энергично играют или даже которого носят в слинге попеременно то мать, то отец, когда занимаются делами, получает большее количество вестибулярного возбуждения.

– Голова ребенка поворачивается то вправо, то влево, опускается и поднимается, в зависимости от движений матери, – объяснила она. – Например, мать сажает зерно в землю, и голова ребенка опускается; мать выпрямляется, и голова малыша поднимается. Ребенок получает вестибулярное возбуждение. Намного большее, чем если бы вы посадили его в коляску или детское кресло. Во всем мире используется «контейнерный» вид перевозок детей. И большинство людей не хотят сильно раскачивать «контейнер» (коляску, переноску), поскольку боятся, что ребенок может выпасть из него.

Вестибулярное возбуждение, сказала она, предположительно, способствует развитию постуральных рефлексов[18], то есть способности сидеть, ползать и ходить.

Развитие постуральных рефлексов и зрительно‑моторной координации необходимо, если вы хотите кататься на лыжах и коньках, танцевать или играть в теннис.

Кларк рассказала мне, что, согласно исследованиям, в различных культурах у детей по‑разному развиваются двигательные способности. К примеру, она сослалась на работу Чарлза Супера, профессора из Университета Коннектикута, который в 1970‑х годах исследовал жизнь одного из кенийских племен. Он пытался понять, почему африканские дети начинают вставать и ходить намного раньше, чем американские и европейские. Ученые выдвигали теории, связывая это различие с самыми разными факторами, от генетических особенностей до угла падения солнечных лучей. Супер пошел дальше. В течение трех лет он изучал развитие детей народа кипсиги, живущего на западе Кении; в среднем дети кипсиги начинают сидеть, вставать и ходить по крайней мере на месяц раньше, чем их ровесники в типичных европейских семьях. Согласно его теории, основная причина в том, что 80 процентов матерей сознательно прививают им эти навыки. Даже в течение первого месяца жизни многие младенцы сидели больше 60 процентов времени. С восьми месяцев детей начинали учить ходить, а когда детям исполнялся год, отец или мать начинали играть с ними, сажая ребенка на колени и заставляя подпрыгивать. В статье, опубликованной в 1976 году, Супер отмечает, что у американских младенцев больше времени на то, чтобы научиться переворачиваться и ползать, поскольку они дольше находятся в лежачем положении. Отсюда он делает вполне логичный вывод, что раннее развитие двигательной активности способствует раннему интеллектуальному развитию и африканские дети в первые два года жизни и в интеллектуальном отношении опережают американских и европейских детей.

– Родители в Америке считают, что достаточно кормить и поить ребенка, а двигательные навыки возникнут сами собой, – сказала Кларк. – Во многих африканских странах матери уверены, что детей надо учить садиться, вставать и ходить. И они учат этому своих детей.

Я использовала наши коляски, чтобы доставить ребенка из пункта А в пункт Б, но должна повиниться, что позволяла себе ограничивать его в движениях. Как только София начала ходить, я поняла, что должна на какое‑то время лишать ее этой возможности, иначе ничего не успею сделать. Думаю, что если бы я не взяла коляску в нашу следующую поездку за границу, это стало бы проверкой силы духа (и Софии, и моей). Моя подруга Вита Торп и ее трехлетний сын Джуд проверили это на собственном опыте. Вита молода я, стройная, вертит головой по сторонам, и по приезде в Буэнос‑Айрес она всюду ходила с Джудом, сидящим в коляске. Она рассказала мне, что в первый год его жизни она использовала только слинг, но когда Джуд немного подрос и они переехали на Манхэттен, она купила элегантную коляску фирмы «Бугабоо». В этой удобной, мобильной и функциональной коляске Джуд ел и спал. Каждый раз, когда мы встречались с Витой, Джуд сидел удобно устроившись, словно король. Но когда она решила посетить Мачу‑Пикчу[19], то поняла, что с коляской придется расстаться. Она научилась привязывать сына на спину и носила его в течение двух недель.

– Кто бы мог подумать, что у меня такая сильная спина! – сказала Вита Торп, вернувшись из поездки.

Вдохновленная ее опытом, я решила не брать коляску в поездку из Аргентины в Чикаго; я отправлялась в путешествие одна с дочерью, которой исполнилось два года. Для начала я решила посетить магазин тканей и по примеру кенийских женщин научиться привязывать дочь к спине. К сожалению, я ошиблась в расчетах, и мне не хватило около полуметра ткани. К тому же я никак не могла удержать дочь на спине; как только я укладывала ее на спину, она тут же спрыгивала и начинала бегать по дому, радостно повизгивая, а я безуспешно пыталась ее поймать. Я злилась на себя, что не подумала об этом раньше, пока она еще не была такой сообразительной и проворной.

Закончилось тем, что я вернулась к испытанному слингу, который использовала, когда она была совсем маленькой. В нем она может сидеть вертикально; попа, немного провисающая в слинге, действует как «третья рука», которая поможет мне выдержать ее вес (в то время примерно 22 фунта), а руки, по крайней мере у меня, будут свободными. Я начала тренироваться носить свою малышку. Я несла ее несколько кварталов от нашего дома до автобусной остановки, а затем до дома нашей няни (и в обратном порядке). Выяснилось, что если прогулка длится больше десяти минут, то я начинаю задыхаться, а София выказывать неудовольствие, поскольку висит низко. Я вынуждена одной рукой приподнимать ее, чтобы ей было удобнее, и понимаю, что без слинга мне бы было не намного хуже. К концу длительной прогулки перед моими глазами возникают лица Мунене и других мам, идущих по пыльным дорогам Кении и по горным тропинкам в Перу. Они смеются и говорят: «Ты тряпка».

Наступил день отъезда. Я посадила Софию в слинг, а затем поставила сумки на стойку American Airlines, чтобы ответить на вопросы службы безопасности. Молодой человек очень долго рассматривал наши документы. Я чувствовала, как София становится все тяжелее и тяжелее. Наконец я не выдержала и сказала молодому человеку, что держу на шее двухлетнего ребенка, и он пропустил меня.

Затем мы с Софией более плавно, как единое целое, преодолели лабиринт из пунктов таможенного и пограничного контроля и контроля безопасности. Я с удовлетворением отметила, что в Аргентине люди, скорее всего, помогли бы вам, если бы вы были с ребенком, особенно если вы невысокого роста, худенькая и усталая – имею в виду себя. (В Соединенных Штатах, к сожалению, мы не встретили подобного отношения.) Люди придерживали дверь и пропускали меня вперед. Пока все шло неплохо. Мы ходили по залу, останавливаясь у информационных стендов, и тут нас пригласили пройти на посадку.

Я подняла Софию, чтобы посадить в слинг. Симпатичная мексиканка, внимательно глядя на нас, заметила, что слинг выглядит очень удобным. В ту же минуту мой послушный ангел закапризничал. Не успела я отдать посадочный талон, как София начала брыкаться, кричать, пытаясь выбраться из слинга. Я, стараясь сохранить равновесие, удерживала Софию и сквозь зубы объясняла стюардессам, что вода в сумке для моего упрямого ребенка. В какой‑то момент во время ее истерики я потеряла билет.

Нас пустили на борт – благодарю Бога за понимание, проявленное стюардессами, – и проводили на наши места. София быстро успокоилась, а я выпила маленькую бутылочку вина.

Наступило утро. Я легче справилась со слингом, чем при пересадке в Майами. Нам не нужно было ждать коляску, поэтому мы быстро вышли из самолета и прошли иммиграционный и таможенный контроль. Когда мы повторно проходили пункт проверки безопасности, в моей застегнутой на молнию сумке лежали три закрытые бутылочки с водой. Я сняла обувь, поставила на пол ребенка, сняла наши пальто и повесила на руку. София, испытавшая психологический шок, делала только то, что я ей говорила. Взявшись за руки, мы прошли через металлоискатель. Потребовалось какое‑то время, чтобы одеться и собрать вещи, но я мысленно поздравила себя с победой. По крайней мере, мне не пришлось иметь дело с коляской!

Со скоростью черепахи мы двинулись к выходу, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть красивый узор на полу. Когда мы подошли к выходу, я решила купить Софии йогурт, и она дважды убегала, пока я пыталась заплатить. Я должна была бегать за своим хохочущим ребенком по аэропорту, бросив бумажник и ручную кладь. Мне не хватало нашей коляски. Положение ухудшалось, и не только по вине слинга, хотя именно он стал причиной моего гнева. Вылет откладывался, и мы были вынуждены час просидеть в самолете, покинуть салон и пройти к другому выходу на посадку, где простояли еще час. Моя неугомонная малышка бегала по самолету и по аэропорту. Было много моментов, когда я с удовольствием посадила бы ее в коляску.

С опозданием на три часа мы приземлились в Чикаго, я посадила Софию в слинг (на этот раз она покорно приняла свою судьбу) и вышла из самолета. Монти ждал нас в зоне получения багажа с игрушечной кошкой для Софии и шоколадной розой для меня. Я вручила ему его ребенка, сняла слинг с ноющих плеч и убрала в чемодан.

Я не вынимала его и даже не смотрела на него в течение всей поездки. Мне требовалось освободить сердце от ненависти.

В течение прошлого столетия коляски получили широкое распространение, и в наиболее развитых и западных странах они стали неизменной принадлежностью родителей почти всех слоев общества. Даже у некоторых родителей в таких бедных странах, как Кения, появились коляски, символизирующие уровень состоятельности, изысканности и стремление к использованию современных средств. В Найроби очень немногие пользуются колясками, но их появление стало темой дебатов относительно европеизации страны. Кенийцы, опасающиеся, что коляска посягает на обычай носить ребенка и даже кормить грудью, цитируют статью в «Вашингтон пост» о продаже колясок в 2002 году.

– Есть вековые обычаи, которые сегодня не имеют значения для современных африканцев. Наша проблема в том, чтобы выбрать хорошее из плохого, – сказала в интервью «Вашингтон пост» Кэрол Манди, главный редактор журнала EVE, для восточноафриканских женщин. – Носить ребенка на спине – да, это действительно прекрасный обычай, позволяющий матери ощущать связь с ним, а ребенку быть эмоционально устойчивым. Мы не можем перестать быть африканскими женщинами только потому, что нас неожиданно всунули в современный мир. Что будет следующим? Они скажут нам прекратить кормить грудью на людях? Ничего не выйдет.

Даже в Америке есть малочисленная, но постепенно увеличивающаяся группа противников колясок, которые с негодованием заявляют, что стало невозможно ходить по тротуару из‑за огромных колясок. Все больше матерей и отцов предпочитают носить ребенка в слинге. По данным Организации производителей товаров для детей[20], в период с 2006 по 2008 год продажа переносок для детей выросла на 43 процента. Точно так же, как требования к коляскам привели к появлению невероятного количества разных моделей, так и слинги вы теперь можете купить разных форм и размеров и, под воздействием бесчисленных культур разных континентов, всех цветов и оттенков. Стремление нажиться на детских переносках вызвало негативные отзывы в прессе. В начале 2009 года после смерти троих детей от удушения в слингах компании «Инфантино» Комиссия по безопасности потребительских товаров предупредила родителей, что слинги могут быть смертельно опасны для детей младше четырех лет. (Более одного миллиона переносок было отозвано только в одной Северной Америке.) Информация была нечеткой, и я сочла ее несколько мелодраматичной. Мне мало верилось, что из‑за одного дефектного изделия СМИ и некоторые родители покончат с тем, чем общество пользовалось на протяжении многих десятилетий.

Я по‑прежнему большой сторонник ношения детей. Вскоре после нашей поездки, когда утихла боль в спине, я заключила мир со слингом. Теперь я стараюсь по возможности заставить дочь ходить ножками. Я вступаю с ней в переговоры: «Ты доходишь до того угла, а оттуда я пронесу тебя целый квартал». Мы больше никогда не брали коляску в заграничные поездки.

Тем не менее я рада, что мы можем позволить себе иметь коляску. Сегодня утром я как раз подумала об этом, когда везла Софию в детский сад, до которого полторы мили от нашего дома. Хотя Буэнос‑Айрес считается современным городом, большинство улиц в жутком состоянии. Часть тротуаров заасфальтирована, остальная – в огромных выбоинах. Я стараюсь преодолеть возникающие на пути препятствия в виде вздыбившегося или провалившегося асфальта. Моя дочь прекрасно помнит, какие неудобства она испытывает, когда мы отправляемся на прогулку. Я всякий раз ворчу, перевозя коляску через железнодорожные пути. Резина на колесах измочалилась, и пористая трубка, одетая на ручку, искрошилась, вероятно из‑за того, что я крепко в нее вцепляюсь. Но коляска хорошо нам послужила.

В такой день, как сегодня, когда небо глубокого синего цвета и утренние солнечные лучи разгоняют осенний холод, плохие дороги уже не кажутся столь плохими. Моя София громко поет какую‑то придуманную песню на смеси испанского и английского, и люди улыбаются ей. Начинается день, и мы наслаждаемся поездкой.