Наваждение

Судя по всему, Люгер недолго провалялся без сознания. Когда он открыл глаза, варвары все еще находились рядом. Теперь он окончательно убедился, что считать их дикарями было бы глупейшей и непростительной ошибкой. По крайней мере в боевом отношении они достигли гораздо большего, чем самонадеянный «цивилизованный» Север. Однако вскоре ему предстояло сделать еще более неожиданные открытия.

Люгер перевел взгляд на Кравиуса и графиню Норгус. Они выглядели так, словно только что перенесли сильнейший приступ морской болезни. Веки распухли, глаза покраснели и слезились, кожа приобрела серый оттенок…

Газ никак не подействовал на обитателей пустыни. Один из них держал за волосы бьющуюся в истерике баронессу. Та пыталась вцепиться ему в лицо ногтями, но руки у варвара были гораздо длиннее…

Люгера немного насторожило то, что газ не подействовал и на Далию. Не успев полностью прийти в себя, он уже искал признаки обмана и заподозрил неладное. Он видел баронессу сквозь пелену, застилавшую воспаленные глаза, и не узнавал ее лица. Оно было странным образом искажено, а в неестественных гримасах моментами угадывалось что-то болезненно-жуткое…

Варвар, стоявший позади всех, очевидно, прикончил черного лебедя. Отрубленная голова птицы лежала на полу; глаз, обращенный к Люгеру, казался куском тусклого желтого стекла. Взъерошенные перья были покрыты инеем. Из распахнутого клюва выползали черви, однако на эту отвратительную подробность уже никто не обращал внимания.

Кравиус был обезоружен; впрочем, он и не пытался сопротивляться. Аббат потерял всякую надежду и, похоже, согласился бы на что угодно, лишь бы его оставили в живых. В отличие от толстяка Арголида приняла надменно-спокойный вид, словно это было далеко не первое опасное приключение в ее жизни.

Люгер кое-как поднялся на ноги и бросил взгляд на изуродованные трупы Ястребов. Что ж, он был избавлен от их назойливой опеки; осталось выяснить, что думает по этому поводу Гедалл. Однако Гедалл был далеко и представлял собой весьма неопределенную угрозу, а Слот давно отвык заглядывать в будущее дальше, чем на один день.

Его слегка шатало, голова трещала, вдобавок он ощущал кислый привкус во рту. Меч поднял кто-то из варваров – для них это была, вероятно, забавная игрушка…

Варвар, который убил Сидвалла и которого Люгер окрестил про себя

Кошачьим Глазом, заговорил с Кравиусом. Его речь была набором монотонных звуков – однажды Слот услышал нечто подобное от Сферга. На бледном и помятом лице аббата выступил пот, хотя в замке было довольно прохладно.

Потом варвар обратился к Люгеру на языке, который, несомненно, имел много общего с языком западных королевств и, вероятно, был одним из его древних диалектов. Во всяком случае, Стервятник понял смысл произнесенного, за исключением некоторых слов, брошенных вскользь и предназначенных, по-видимому, только для соплеменников.

Первая же фраза попросту ошеломила его. Варвар сказал примерно следующее:

– Если ты ищешь Небесного Дракона, то будешь первым, кого мы отведем к нему с радостью…

Люгер не поверил своим ушам – цель, казавшаяся недостижимой, вдруг становилась вполне реальной и подозрительно близкой. Жизнь приучила его к тому, что за легкую дорогу обычно приходится дорого платить, а стоящая добыча – если это, конечно, не приманка – не достается легко никогда. И он промолчал, решив выжидать.

– Пора идти, – сказал Кошачий Глаз, который явно был в отряде главным. – Твои враги вряд ли ограничатся этим. – Он обвел рукой окружавшие их стены, словно сам замок действительно был гигантской ловушкой, средоточием неведомой тайны.

– По-моему, ты успокоил их навеки, – заметил Стервятник с ухмылкой, имея в виду посланцев Гедалла. Отряд, пополнившийся четырьмя людьми с непонятным статусом – то ли пленники, то ли гости, то ли приманка, направился обратно тем же путем, которым Далия привела Слота к угловой башне. Люгер и предводитель варваров замыкали шествие.

Кошачий Глаз бросил презрительный взгляд на трупы Ястребов, а затем чуть менее снисходительно посмотрел на Стервятника.

– Я говорю не о них, а о врагах гораздо более могущественных. О тех, кто действует, не покидая своего острова посреди Большой Воды.

Люгер сразу же перестал улыбаться.

– Ты говоришь о черных колдунах Морморы? – спросил он, невольно понизив голос. Арголида и баронесса Далия внимательно прислушивались к разговору. Это было заметно по напряженным спинам и повернутым головам. Обеих женщин сильно заинтересовала чужая беседа, но по разным причинам. Широкая фигура аббата плыла, раскачиваясь, где-то далеко впереди. Сейчас Люгер дорого дал бы за то, чтобы знать о варварах столько же, сколько знал о них

Кравиус. Если, конечно, аабат не выдавал желаемое за действительное…

Кошачий Глаз раздвинул губы, что, должно быть, означало улыбку. Гримаса получилась жутковатая – из-за сплошных изогнутых пластин, заменяющих зубы, его пасть смахивала на заряженный капкан. Затем он снизошел до ответа:

– Да, если тебе угодно называть их колдунами…

– Но нас преследовали те двое, которых вы убили. Они не из Морморы.

А больше никто не мог сюда добраться. Разве что толстяк морочил мне голову. – Люгер показал на Кравиуса, внимательно наблюдая за тем, как поведет себя варвар.

– Ты так думаешь? – Кошачий Глаз скривил губы. – Ловушка уже захлопнулась. – Он сделал плавный жест в сторону Далии, лицо которой было почти полностью закрыто мокрыми распущенными волосами. Люгер не мог взять в толк, где и когда эти прекрасные волосы успели намокнуть. – Она совсем не та, за кого ты ее принимаешь. Мы остановили ее в последний момент. Еще немного – и ты оказался бы там, откуда нет возврата… Не обольщайся – мы сделали это только ради себя и своего племени. Согласно пророчеству Неприкасаемого, рано или поздно должен появиться человек с Рубиновым Сердцем, который избавит нас от Дракона. Тогда закроются двери в ад. Поэтому мы отдадим тебя Дракону, даже если ты изменишь свое решение…

Кое-что прояснилось. Как Люгер и подозревал, его положение оказалось не таким уж завидным. Слишком часто он плясал под чужую дудку – и скоро, похоже, придется сплясать снова… Некоторое время он размышлял над словами варвара, в частности, над тем, что означало выражение «двери в ад».

…Они вошли в большой парадный зал замка Крелг, освещенный лишь несколькими свечами. Замок будто вымер; нигде не было видно ни одного человека, и даже вездесущий Меск бесследно исчез.

Варвары начали готовиться к какому-то ритуалу. Они зажгли принесенные с собой лампы, которые источали ровный голубой свет. При более ярком освещении стало заметно, что стены замка слегка размыты и дрожат, словно студень. Это производило тошнотворное впечатление и напоминало кошмарный сон, в котором предательская твердь вдруг расползается под ногами, тает, оборачивается трясиной, спящий увязает все сильнее, а липкая мерзость окружает со всех сторон, и некуда бежать…

Один из варваров выволок Далию на середину зала и повалил на пол. Затем он надежно связал ей руки и ноги кожаными ремнями. Она уже не сопротивлялась и лежала покорно, как бессловесная жертва перед алтарем. Мокрые волосы облепили ее голову, будто черные лоснящиеся змеи. Кто-то бросил в освещенный круг обезглавленного лебедя…

– Что они делают? – спросил Люгер, вынужденный ко всем и ко всему относиться с подозрением.

– Избавляются от нее, – равнодушно ответил Кошачий Глаз. – И заодно уничтожают это место наваждений…

– Ну нет! – проговорил Люгер, по старой привычке хватаясь за кинжал, хотя шансов у него было меньше чем никаких. Изредка он принимал благородную позу – в данном случае совершенно бессмысленную. Но как бы там ни было, баронесса Галвик спасла его после побега из Фирдана, а он привык возвращать долги такого рода. – Этого я не могу им позволить. Она не сделала нам ничего плохого и даже пыталась помочь…

– Не путайся под ногами, смешной человечек с севера, – сказал Кошачий Глаз со своей жуткой улыбкой, манипулируя загадочными предметами, которые появились в его левой руке и издавали хриплые звуки. – Потерпи немного и сам увидишь, насколько ты был слеп…

Люгер застыл, наполовину вытащив кинжал из ножен. Дрожание стен вдруг стало угрожающим; казалось, замок вот-вот рухнет. Однако Слот не ощущал сотрясений пола, из чего заключил, что это всего лишь очередная оптическая иллюзия, на которые была столь щедра южная пустыня.

Все вокруг, за исключением человеческих силуэтов, подернулось зыбью, раскололось и рассыпалось на осколки, как отражение мозаичного рисунка в неспокойной воде. Голубой свет засиял нестерпимо ярко…

– Теперь узнаешь ее? – спросил Кошачий Глаз у Люгера, ткнув пальцем в неподвижную женскую фигуру на фоне зыбкого растворяющегося интерьера.

Теперь Стервятник и сам увидел, что перед ним – искусная подделка. Отличия от оригинала были почти неуловимы – до тех пор, пока он не замечал их. Это напоминало незамысловатую картинку, скрытую в гораздо более сложном сочетании линий и пятен: однажды найденная, она уже никогда не исчезнет. Ранее Слот пытался обнаружить фальшь в поведении Далии и упускал из виду, что признаки обмана следовало искать в ее внешности.

Тем временем обитатели пустыни, похожие на тени в слепящей преисподней, расставили вокруг лжебаронессы черные воронки, направленные раструбами вниз. Вскоре голубой свет начал меркнуть. Существо, лежавшее связанным и окруженное воронками, подняло голову. Его лицо было перекошено и утратило всякое сходство с лицом Далии, а из разинутого рта доносился хруст, будто внутри него перемалывались кости и под кожей рвались сухожилия. Потом хруст сменился воем – долгим, монотонным и уже совершенно нечеловеческим.

Голова существа начала деформироваться – глаза и нос съехали чуть ли не на затылок, а пасть превратилась в огромную зияющую дыру, в которую провалились зубы и почерневший язык. Тело муляжа таяло и оплывало; кусочки плоти отслаивались, отпадали от него, кружили, подхваченные спиральными потоками, всасывались в раструбы воронок и исчезали в них. Спустя какое-то время то, что совсем недавно было почти точной имитацией человека, сделалось похожим на пустой мешок. Или содранную кожу.

В конце концов от него отделился сгусток темного вещества, который начал, скручиваясь, подниматься вверх. За ним потянулась струйка тумана, истекавшая из лебединого клюва; позже они слились в единое облако.

Внимание Стервятника было приковано к этим превращениям, поэтому он не заметил, в какой момент исчез замок Крелг. Стены будто растворились в струящемся потоке, и постепенно растаял занавес, сотканный из тьмы и волшебного голубого света.

Тем временем черное облако поднялось высоко – наверняка выше уже несуществующих башен – и превратилось в хмурое пятнышко на светлеющем небе. Но ветры пустыни были не властны над ним. Облако приобрело вытянутую форму и поплыло, извиваяcь, словно змея, и удаляясь от тусклого пятна, которое напоминало солнечный диск, скрытый за мутной пеленой туч. Очень скоро оно совсем пропало из виду.

После исчезновения стен Стервятника покинуло ощущение гнетущей тяжести и замкнутого пространства. Отступила удушливая полутьма, едва разбавленная мертвенным лиловым светом. Люгер, Арголида и Кравиус стояли в окружении варваров среди развалин, таких древних, что в них с трудом угадывалось творение человеческих рук.

Вокруг развалин расстилалась равнина, гладкая, как стол, а над нею было вечернее небо, в котором глубокая синева приближающейся ночи сливалась с розовыми красками заката. В другой стороне уже сияли наиболее яркие звезды, не знакомые людям, пришедшим с севера. Натиск холодного свежего ветра показался Стервятнику чем-то вроде очистительного омовения.

Внутри кольца из черных воронок лежали сморщенные оболочки, похожие на куски разорванного пергамента.

* * *

Наваждение рассеялось. Надолго ли? Фальшивый замок Крелг исчез вместе со всеми своими обитателями, но Люгер не мог поручиться, что не угодил в другую, еще более изощренную ловушку. Цепь иллюзий могла оказаться бесконечной, и Слот хорошо понимал это. Он будто бродил по галерее ускользающих образов, каждый из которых был отрицанием предыдущего. Было бы глупостью не принимать всерьез слова варвара о том, что черные маги Морморы не ограничатся одной попыткой завладеть Звездой Ада.

Люгер тщетно напрягал воображение, гадая, что произошло бы, если бы обитатели пустыни с их оружием и магией немного запоздали. Он последовал бы за лжебаронессой куда угодно, хоть в самое чрево черного лебедя, и нашел бы там либо смерть, либо бесконечное и безысходное страдание. Но уж, во всяком случае, не Сегейлу. Он отчего-то вспомнил леденящий взгляд Сферга и постарался снова побыстрее забыть о нем.