Часть первая 9 page. Аннете мешала непреодолимая женская гордость, в которой женщины тоже не хотят сознаваться

Аннете мешала непреодолимая женская гордость, в которой женщины тоже не хотят сознаваться. Ибо и мужчины и женщины так искалечены условной моралью нашего общества, основанного на господстве мужчины, что и те и другие забыли, какими их создала природа. Не всегда слабее те, кого у нас называют слабым полом. В женщине гораздо больше органических сил, сил земли. И хотя она и опутана сетями, расставленными ей мужчиной, она всегда остается пленницей непокоренной...

Жюльен смутно угадывал истинные причины упорства Аннеты и нимало не сомневался в ее внутренней честности. Но он не мог победить свое малодушие, он считался с мнением людей, которых уважал меньше, чем Аннету. Он примирился бы с прошлым Аннеты, если бы не голос света (он убедил себя, что это голос его совести). У него не хватало храбрости жениться на женщине, которую он избрал, и свою трусость он называл чувством чести, но он не мог до конца обмануть себя и сердился на Аннету за то, что и она не хотела его обманывать. Оставалось только порвать с нею, но и на это он не мог решиться. И когда Аннета говорила, что им надо расстаться, он цеплялся за нее, колебался, мучился сам и мучил ее. Он не хотел жениться – и не хотел отказываться от Аннеты. Это была жестокая игра. Он то поддерживал в ней надежду, то больно ранил ее сердце. Когда Аннета бывала с ним особенно нежна, он замыкался в себе и отталкивал ее, а когда она, покорившись необходимости, хотела уйти, становился нежен.

Аннета тяжело переживала муки оскорбленной любви. Сильвия заметила, что ее что-то грызет, и в конце концов вырвала у нее признание. Она видела Жюльена и сразу его раскусила.

– Он из тех, которые не решатся, пока их не заставишь. Способов есть много, добейся от него согласия. Потом он сам же будет тебе благодарен.

Но для Аннеты была нестерпима мысль, что Жюльен впоследствии может винить ее (хоть бы мысленно) и жалеть, зачем женился на ней. Когда уже нельзя было не видеть, что это человек безнадежно слабохарактерный и нечего ждать от него какого-либо твердого решения, от которого эта неустойчивая душа не стала бы потом отрекаться, Аннета порвала с ним сразу.

Она написала ему, что не хочет больше длить бесполезные мучения. Она страдает, он страдает, а ведь жить-то надо! Она должна работать для сына, у него тоже есть свое дело в жизни, и она слишком долго его отвлекала от этого дела. Зачем изматывать силы? Этих сил не так уж много! Если они не могут дать друг другу счастье, так не надо по крайней мере делать друг друга несчастными! Надо перестать встречаться! Она благодарила его за все.

Жюльен не ответил на письмо. Наступило молчание... В душе его боролись обида, сожаление и неудовлетворенная страсть...

Их любовь не была тайной ни для кого из окружающих. Заметил ее и Леопольд и не сумел скрыть от Сильвии свое раздражение. Тягостное воспоминание о его бесславном покушении оставило в душе Леопольда невольную досаду на Аннету, и, хотя с тех пор прошло несколько месяцев, досада эта не только не улеглась, а напротив, стала острее, так как теперь он уже мог лгать самому себе, будто забыл, чем она вызвана. Сильвию, которая и без того была настороже, поразило странное поведение мужа. Она стала за ним наблюдать – и теперь больше не сомневалась: он ревновал Аннету! По какой-то удивительной логике сердца Сильвия злилась за это не на него, а на Аннету и была близка к тому, чтобы возненавидеть сестру. Такие крайности отчасти объяснялись тяжелым физическим состоянием Сильвии. Но беда была в том, что, даже когда состояние это прошло, чувства, вызванные им, остались.

В октябре Сильвия родила девочку. Все радовались. Аннета чувствовала к ребенку такую страстную нежность, как будто это был ее собственный. Но Сильвии очень было неприятно видеть свою дочку на руках у Аннеты. Она больше не пыталась скрыть враждебность, которую до тех пор в себе подавляла. Последние несколько недель Аннета, выслушивая оскорбительные замечания сестры, объясняла их нездоровьем, но теперь она уже не могла сомневаться в том, что Сильвия ее разлюбила. Она молчала, стараясь ни в чем не перечить сестре. Она все еще надеялась, что их былая нежная дружба вернется.

Сильвия встала с постели. Отношения между сестрами внешне оставались прежними, и посторонние не замечали никакой перемены. Но Аннета чувствовала в Сильвии холодную враждебность, и ей было больно. Хотелось взять Сильвию за руки и спросить:

«Что с тобой? За что ты сердишься? Дорогая, скажи!»

Но она не решалась: взгляд Сильвии леденил ее. Она инстинктивно чувствовала, что если Сильвия заговорит, то будет сказано непоправимое.

Уж лучше молчать. Аннета чуяла в обращении сестры сознательное желание оскорбить, уязвить ее. С этим невозможно было бороться.

Однажды Сильвия объявила Аннете, что ей нужно поговорить с ней. У Аннеты сильно забилось сердце, она мысленно спрашивала себя:

«Что-то она мне скажет?»

Сильвия не сказала ей ничего обидного, ни словом не заикнулась о причинах своего раздражения. Она завела речь о том, что Аннете надо выйти замуж.

Аннета попробовала осторожно уклониться от этой темы. Но Сильвия настойчиво сватала ей одного приятеля Леопольда. Он был немножко маклер, немножко журналист, человек, не лишенный некоторого «блеска», со светскими манерами и разнообразными (слишком разнообразными!) доходами: он перепродавал автомобили, сочинял рекламы, занимался посредничеством, вербуя для разных предприятий клиентуру в светских салонах и клубах и получая комиссионные от обеих сторон. Насколько же изменилось отношение Сильвии к сестре, если она могла сватать ей такого человека! Аннету задело это сознательное неуважение к ней, свидетельствовавшее о полном отсутствии любви. Она жестом остановила Сильвию, расписывавшую достоинства кандидата. Сильвия рассердилась и ворчливо спросила, какого же еще мужа ей нужно. Аннета ответила, что никакого, что она хочет жить одна и быть самостоятельной. На это Сильвия возразила, что сказать легко, но надо еще уметь быть самостоятельной.

– Разве я не умею?

– Ты? Сильно сомневаюсь!

– Ты ко мне несправедлива. Я могу сама прокормить себя.

– Да, с помощью других! В тоне, каким это было сказано, еще больше, чем в словах, чувствовалось желание оскорбить. Аннета вспыхнула, но промолчала – она не хотела доводить дело до ссоры.

С этого дня дурное настроение Сильвии проявлялось уже открыто. Все давало повод к вспышкам: малейшее возражение во время разговора, какая-нибудь деталь туалета, опоздание Аннеты к обеду, шумная беготня маленького Марка по лестнице. Совместные прогулки прекратились. Если они уговаривались поехать куда-нибудь в воскресенье всей семьей, Сильвия уезжала вдвоем с Леопольдом, не предупредив сестру, а потом ее же винила в том, что она якобы не пришла вовремя. Или в последнюю минуту задуманная прогулка отменялась.

Аннета видела, что ее присутствие тяготит Сильвию. Она робко намекнула, что думает поискать квартиру в другом квартале поближе к своим ученикам. Она надеялась, что против этого громко запротестуют, что ее будут уговаривать остаться. Но ее как будто и не слышали.

Аннета проявила малодушие – осталась. Она цеплялась за этого близкого ей человека, чувствуя, что теряет его. Ей тяжело было расстаться не только с Сильвией: она привязалась к маленькой Одетте. Не одну тяжкую обиду стерпела она молча, делая вид, что ничего не замечает. Но стала приходить реже.

Однако Сильвия считала, что и это слишком часто. Она все еще не пришла в нормальное состояние, ее мучила болезненная ревность. Раз, когда Аннета весело играла с Одеттой, не обратив внимания на сухое требование Сильвии оставить ребенка в покое, Сильвия, выйдя из себя, вскочила, вырвала у нее девочку и крикнула:

– Убирайся! В ее взгляде было столько враждебности, что потрясенная Аннета спросила:

– Да что я тебе сделала, скажи, пожалуйста? Не смотри на меня так, это ужасно! Ты хочешь, чтобы я ушла? Чтобы совсем ушла и никогда больше не приходила?

– Наконец-то догадалась! – сказала Сильвия злобно.

Аннета побледнела:

– Сильвия! Но та с холодной яростью продолжала:

– Ты живешь на мои деньги. Ну ладно, пускай. Но довольно и этого! А мой муж и моя дочь – только мои. От них руки прочь, понятно?

Аннета побелевшими губами тоскливо твердила:

– Сильвия! Сильвия!..

Но вдруг и она вышла из себя и крикнула:

– Жалкая женщина!.. Больше ты меня никогда не увидишь!

Она бросилась к двери и убежала.

А Сильвия, хотя в душе ей было стыдно за свою грубость, засмеялась фальшивым смехом:

– Да, как же! Сегодня прибежит!

Date: 2015-09-03; view: 297; Нарушение авторских прав