Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Двухтысячные. Осадное положение в доме длилось и длилось
Осадное положение в доме длилось и длилось. Я тихо сходила с ума – каждый день одно и то же. Папа поправлялся медленно, но с каждым днем все настойчивее старался выудить у меня хоть какие‑то сведения о происходящем за пределами нашего поселка. А однажды и вовсе велел позвать к нему Славку. С этой новостью я сразу помчалась к мужу. Сашка только плечами пожал: – Ты ведь понимаешь, что его все равно не отговорить. – А ты понимаешь, надеюсь, что будет, если сейчас он узнает о провале тендера? – Аля, он узнает рано или поздно. Сегодня мы хотя бы можем свести к минимуму последствия: Фо незаметно накапает ему успокоительной настойки, и все. – То есть ты считаешь, что я должна позвать Славку? Акела встал из кресла, в котором сидел до этого с газетой, и взял меня за плечи: – Аленька, ты взрослая девочка. Неважно, что считаю я, важно, что попросил сделать твой отец. А значит, ты позвонишь и попросишь брата приехать. – Но ты же сам говорил, что никто не должен знать… – он наклонился и закрыл мне рот поцелуем. – Аля, делай, как велел отец, – бросил, оторвавшись, и подтолкнул меня к двери. Я вышла из его кабинета в полной растерянности. Муж явно что‑то замышляет, но что именно – понять я не могла. Ладно, надо звонить. Славка крайне удивился, когда услышал, о чем я прошу. Правда, я не сказала, что папа хочет его видеть – наврала, что это у меня срочное дело, а я простужена. – Хорошо, приеду. Я положила трубку и машинально потянулась к пачке сигарет. Выражение лица Акелы не давало мне покоя. Он скрывал от меня что‑то… – Аля, ты где? – В гостиной, – откликнулась я. – Во сколько приедет Слава? – К шести. Саша обнял меня и приподнял над полом: – Я давно не говорил тебе одну вещь… – Какую? – Простую, Аленька. Со всеми этими делами нет даже времени сказать тебе о том, как сильно я люблю тебя. От его слов мне стало тепло и хорошо внутри. Возможно, Саша не умел говорить красивых слов по‑русски, зато много и часто говорил мне о чувствах на китайском или японском. Мне очень нравилась неторопливая вязь этих выражений, мягкие звуки и выражение лица, с которым Саша произносил их. Не знаю, кому как, а мне необходимо восхищаться любимым человеком, находить в нем что‑то такое, чего нет больше ни в ком. Муж давал мне такую возможность. Да и к чему слова – делами он доказывал свою любовь чаще и сильнее. – Аленька, когда Слава приедет, будь добра, посиди в спальне, хорошо? Я моментально вскипела – так вот к чему он запел о любви! – Да? И с чего бы? – Аля, прошу тебя сделать так, как я сказал, – тихо, но твердо повторил муж, и я потеряла желание спорить и ссориться. – Хорошо. – Вот и умница. Он поставил меня на пол и снова поцеловал. Меня не обманула эта нежность. Хорошо же – не хочешь по‑доброму, значит, зайду с другой стороны и все равно узнаю, что ты задумал. Славкин «Мерседес» ввалился во двор ровно в шесть вечера. Уже начало темнеть, охранник включил фонари, и двор освещался ярко, как арена цирка на параде‑алле. Славка вышел из машины, покачиваясь. Ничего себе, совсем обнаглел – за руль пьяный, да в такую даль через два поста! Не иначе стодолларовую бумажку в права вкладывает, чтоб сразу и без алкотестера… Я быстро поменяла место дислокации и перебежала в комнату, где жил доктор Фо – как раз водитель увез его в город за какими‑то травами. Там я припала ухом к розетке и замерла, боясь шевелиться. Слышался сперва только голос Саши, потом хлопнула дверь, и тут же ручка замка в комнате Фо задвигалась. Я зажала рот ладонью, чтобы сдержать приступ смеха – Акела неплохо знал мою привычку подслушивать, однако не учел, что я давно уже не попадаюсь на мелочах вроде незапертой двери. Мне пришлось ждать довольно долго – видимо, там, внизу, мой муж либо пытался вразумить моего братца, либо уже откачивал его после обморока, связанного с известием о том, что вызвала его не я, а папа. Но вот наконец заскрипела лестница – вес Славки приближался к ста шестидесяти килограммам. Значит, идут. Я снова метнулась к розетке, но – о, черт! – папина кровать стояла у противоположной стены, а слабый голос не доносился до меня. От досады я готова была расплакаться. До моего уха доносилось только невнятное бормотание Славки и ровный, но очень уж тихий голос Акелы – ни слова невозможно разобрать. О чем можно говорить так долго?! И не станет ли папе хуже – ведь Фо нет дома, а я не врач, я анатом. Серьезно, с живыми людьми всегда столько проблем, а то, с чем имею дело я, это уже не люди, даже не оболочка – просто отпрепарированный материал, и отношусь я к этому абсолютно спокойно. Хотя вот если бы мне на первом курсе кто‑то сказал, что я выберу своей профессией именно анатомию, я бы упала прямо на мраморный пол между огромными ваннами. Моя первая встреча с трупом была ужасна – я еле успела добежать до туалета. Потом еще несколько занятий слезились глаза от едкого запаха формалина, а в желудке все переворачивалось при одном взгляде на грязно‑серую массу с выделенными венами и артериями, но потом прошло и это, а к шестому курсу я поняла: вот то, чем я бы хотела заниматься. Так и оказалась я на кафедре нормальной анатомии, и работала с удовольствием, хоть и была строгим преподавателем. Но я искренне считала, что врачу знание анатомии необходимо, как умение дышать, а потому заставляла своих студентов заниматься до пота. Но почему, почему Славка и отец говорят так долго?! Как же обидно, что ничего не слышу! Дверь соседней комнаты гулко бабахнула, и по лестнице раздались шаги. Кто? Славка или Акела? Кто ушел? В соседней комнате было тихо. Черт, как же выйти и узнать? Я подошла к окну и отодвинула занавеску. Славка, шатаясь, шел к «Мерседесу» по залитому светом двору. Ему оставалось несколько шагов, он уже и ключи вынул, как вдруг словно запнулся и завалился набок. Поскользнулся, что ли? Тогда почему не поднимается? Сломал ногу? И ведь не шевелится! Пока я строила догадки, к Славке подошел охранник Игорь, присел, на секунды загородив от меня голову лежавшего неподвижно брата, но потом резко вскочил и побежал в дом. Я кинулась к двери, забыв об осторожности и о том, что могу сейчас выскочить прямо на мужа. – Акела! Акела! – орал Игорь снизу. – Спустись! Я успела пробежать к дверям нашей спальни и сделать вид, что там и сидела, а вышла только на крик. Саша выбежал из папиной комнаты и метнулся мимо меня вниз. Я последовала за ним, выбежала во двор и ахнула – Славка по‑прежнему лежал у машины, завалившись набок, а вокруг головы растеклось темное пятно. Я завизжала, кинулась к брату, но Акела перехватил меня и сильно встряхнул: – Иди в дом! – Пусти! Он мой брат! – Аля! Я сказал – иди в дом, здесь может быть опасно! – громыхнул муж, и я поняла, что больше упираться нельзя, но осторожность мне почему‑то изменила: – Да?! А тебе – не опасно?! – А я – мужчина. – Большое преимущество! – Аля! Уходи, я тебя прошу! Уходи, не усложняй! Это снайпер, и кто знает, ушел он уже или еще нет! Хочешь лечь рядом с братом? Даже в том возбужденном состоянии, что я находилась, этот вариант не казался мне пределом мечтаний… – Я… я к папе… – Не говори ничего, я сам. Он подтолкнул меня к крыльцу, и я послушно пошла, задержавшись на нижней ступени на секунду, чтобы обернуться и посмотреть на Славу. Отец пережил собственного сына – кто бы мог подумать… Из открытых настежь ворот в сторону леса бежали трое охранников, вслед за ними выскочили машины – кто‑то кинулся перекрывать выезды из поселка. Акела что‑то кричал и махал рукой в направлении, откуда примерно был произведен выстрел. Такая бурная деятельность – а Славку уже не вернешь. Если бы сегодня он не приехал сюда, был бы жив. Я вдруг почему‑то вспомнила, как брат приходил домой с тренировки, бросал в угол большую спортивную сумку с формой и шел в душ. Долгое время из‑за двери раздавался шум воды и пение – у Славки был прекрасный бархатный голос. Выйдя, он долго стоял перед зеркалом, чуть согнув ноги в коленях – зеркало висело низковато, и долговязый Славка не мог видеть себя целиком – и тщательно причесывал темно‑русые, как у мамы, волосы. Летом он часто выходил вечером во двор с гитарой, вокруг него сразу собиралась стайка парней и девушек из соседних домов. Прихлебывая из бутылки «Жигулевское», Слава пел песни – одну за другой, а благодарные слушатели восхищенно смотрели ему буквально в рот. Я едва не заплакала от этих воспоминаний – теперь никогда уже Слава не тронет струны. Никогда… Нет, нужно взять себя в руки и не заходить к отцу с опрокинутым лицом – он и так наверняка взбудоражен визитом Славы. К счастью, папа спал – чудесные капли доктора Фо вовремя подействовали, ничего не скажешь. Я в душе поблагодарила мужа за то, что он сделал, и устроилась в кресле в комнате отца, забравшись с ногами и укутавшись мягким пледом. Хорошо бы еще молока стакан и успокоительное, а то трясет меня, как в лихорадке, но беспокоить Галю уже неудобно – немолодая женщина, и так весь день на ногах. И тут до меня донесся Галин вой. О, черт – ведь это тело Славки в дом занесли… Как я не сообразила, что Галю надо предупредить! Я соскочила на пол, проверила, не проснулся ли отец, и побежала вниз, не забыв плотно закрыть дверь. Галя рыдала на полу в гостиной, где на большом куске полиэтилена лежало тело моего брата. Мне снова стало не по себе при виде развороченного выстрелом виска. – Теперь‑то можно? – с вызовом спросила я у вскинувшегося при моем появлении мужа, и тот отошел к окну, задернул шторы. Я опустилась на пол около Гали, обхватила ее за плечи и уткнулась носом в плечо, обтянутое сатиновым цветастым халатиком – домработница собиралась мыть комнаты на втором этаже. Галя неловко развернулась и прижала меня к груди: – Санюшка… как же это такое… со Славочкой‑то? Господи, душенька страдальческая… Она рыдала так, что у меня заходилось сердце. Я гладила вздрагивающие плечи, седоватые волосы, выбившиеся из всегда аккуратной шишки, и шептала: – Галя, Галечка, ну, не надо… не надо… тебе плохо будет, Галечка… На меня с удивлением смотрели охранники – чужая, по сути, женщина убивается по покойнику, а я, родная сестра, сижу с сухими глазами. Но я действительно никогда не плакала. Единственным исключением стала та история с потерей ребенка. После этого никто и никогда не видел влаги на моих глазах. Наверное, занятия стрельбой сделали меня более жесткой, чем положено женщине. Как, в общем, и мое вполне мужское увлечение байком и связанная с трупами работа. Сентиментальность мне незнакома. Акела не смог выдержать, решительно встал, поднял Галю, потом меня и подтолкнул к выходу: – Галя, оставьте уборку, это сейчас не нужно. Аля, проводи ее в комнату, дай лекарство и возвращайся. Ты мне нужна. Я уложила Галю на кровать в ее комнате, накапала сердечного, посидела пару минут, пока она сама не сказала: – Иди, Санюшка, иди… ждет ведь… – Галечка, ты не плачь только, ладно? – Я поцеловала ее в щеку и пошла к двери. – Потом еще зайду, посмотрю, как ты. В гостиной был только Саша. Он по‑прежнему стоял у окна и рассматривал что‑то во дворе. Я подошла, обхватила его за талию и тоже посмотрела на улицу. Славкин «Мерседес» так и стоял на прежнем месте, а около него – темное пятно… – Надо ребятам сказать, чтобы замыли до утра, – словно поймав мой взгляд, сказал муж. – Аля, теперь самое сложное. Нужно сказать отцу и делать что‑то с телом. – Отцу нельзя… ты ведь понимаешь! Он узнал про тендер? – Да. – О… Если ему сказать теперь вдогонку и о гибели Славки – я не поручусь за последствия, – простонала я, хватаясь за голову. – Саша, что делать, а? Скрывать нельзя – и говорить… – У нас есть время до утра. – Ты хочешь сказать, что до утра?.. – Я не смогла произнести слово «труп» применительно к брату, язык не повернулся, но когда Сашка кивнул, мне стало и вовсе не по себе. Всю ночь в доме будет лежать… тело. Мертвое. Бывшее раньше моим братом. Кошмар… – Аля, выхода нет. Увезти его сейчас в морг я не могу – нужно дождаться утра и позвонить человеку. Мы не можем выбросить его во двор, правда? – Правда… – откликнулась я, не представляя, как буду спать сегодня. Скорее всего – никак… Я ушла наверх, к себе в спальню, по дороге проведав отца. Он по‑прежнему спал, и его ровное дыхание успокоило меня – значит, с ним все в порядке. Из своей комнаты выглянул Фо, улыбнулся. Без пенсне его лицо казалось растерянным, а маленькие глазки – слепыми: – Фсе порядку, Сася? – Да, Фо, все в порядке. Спасибо вам за настойку, папа спит. – Карасё, – кивнул Фо. – Сьпаконая ноця. – Спокойной ночи. Дверь закрылась. Везучий Фо – ляжет сейчас в постель, выключит лампу и уснет. А я вот… вряд ли. Хоть бы Саша пришел скорее – в его присутствии всегда спокойнее и легче. Я уселась на кровать к самой спинке, обхватила себя руками и задумалась. Похоже, на нашу семью объявили охоту. Интересно, кто перешел кому‑то дорогу – папа или Акела? Судя по гибели брата – отец все‑таки. Акела поклялся мне, что все его проблемы решились в тот день, когда я… когда мы с ним… Господи, ну надо же – два года прошло, больше даже, а все равно так невыносимо больно, что я не могу даже подумать о том, что произошло со мной, не могу произнести вслух. А Сашка винит во всем себя… – Аленька, не спишь? Я вздрогнула и повернулась к двери. На пороге стоял муж, держа в руке стаканчик с темной жидкостью. – Что это? – Это настойка от Фо. Выпей, Аленька, это поможет уснуть. Я послушно взяла стаканчик и проглотила горьковатую жидкость. Сашка раздевался на фоне темного окна, и я невольно залюбовалась. Для своих лет муж мой выглядел настолько потрясающе и был в такой физической форме, что не каждый мой ровесник мог бы сравниться. Мне всегда нравились мужчины с широкими плечами, мощной спиной и руками. Сашка вызывал во мне бурю эмоций всякий раз, когда я видела его. Никакие изъяны лица не могли затмить физической красоты моего мужа. Ну и, кроме того, он чертовски умен и изворотлив, что, разумеется, делало его в моих глазах еще более привлекательным. Более всего меня занимала его татуировка – настоящая якудзовская роспись, а не то, что набивают умельцы в наших салонах. Правильная татуировка со смыслом и значением у каждого элемента, делавшаяся почти десять лет, как и положено настоящей якудзовской тату. Она покрывала всю спину до бедер и грудь, как обтягивающая майка. И где‑то внутри, в кольцах дракона на груди слева, иероглифами было вбито мое имя… Единственное нарушение, которое позволил себе мой муж сразу после нашей свадьбы. И еще профиль оскалившегося волка на руке. Но это не противоречило традиции – второе имя набивалось в виде картинки. Акела – волк…
|