Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Ханджар Острый
Это был четвертый спидер, охотившийся за нами. Я даже не успел выругаться, как огонь его орудий развалил нам хвостовую часть и покорежил заднюю турбину, разодрав ее кожух и вывернув все еще вращающиеся лопасти. Нас закрутило и бросило вниз. Кабина тряслась, точно в лихорадке. Элина кричала. Я боролся со взбесившимся штурвалом. Наконец, мне удалось снова перевернуть турбины на крыльях в вертикальное положение и подать на них максимальное напряжение, чтобы замедлить падение. Рухнув прямо в крону храмового, дерева, корабль накренился носом вниз, и мне пришлось буквально повиснуть на штурвале, чтобы вытянуть его на себя. – Пристегнуться! – проорал я. Больше я ничего не успел сказать. Мы ударились о массивный ствол. При столкновении сорвало левую турбину и до голого металла ободрало краску. Корабль подскочил на торфяном холмике, покрытом преющей листвой и мхом, словно на трамплине. Затем корпус накренился влево – оставшаяся турбина продолжала работать на пределе мощности и все еще пыталась поднять нас в воздух. Наконец аварийная сигнализация возвестила о том, что перегруженный двигатель заглох. А потом мы врезались в ствол дуба, завалились набок и проехали по глинистой земле добрых пятьдесят метров, прежде чем ткнулись носом в небольшой валун и остановились. Наступила непривычная тишина. Я не потерял сознания, но мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что я лежу на боку напротив люка. Застонала Элина, начал кашлять Эмос. Время от времени в кабину с тихим звоном падали осколки разбитого лобового стекла. Я с трудом протиснулся к пассажирским местам. – Элина? Ты ранена? – Нет, сэр… Не думаю… – Нам надо выбираться. Помоги мне. Вытащив наружу заходящегося кашлем Эмоса, мы вернулись за Медеей, которая, к счастью, пока не приходила в себя. Огни спидера шарили по прорехе, оставленной нашим кораблем при падении. И в любой момент… Мы поспешили оттащить Убера и Медею в овраг, подальше от поверженного судна. – Оставайтесь здесь,– прошептал я,– Элина, дай мне свое оружие. Она молча протянула короткоствольный лазерный пистолет. – Оставайтесь здесь,– повторил я и побежал к нашему судну, чтобы подобрать посох и меч. Рунный посох я отбросил в кусты и вооружился Ожесточающей. Спидер спускался вниз, обходя верхние ветви и стараясь не сводить с нашего корабля своих фонарей. Я заткнул саблю и пистолет за пояс и, подпрыгнув, ухватился за нижние ветви огромного сучковатого бука, росшего рядом с местом аварии. Отдуваясь и кряхтя от натуги, я подтянулся и скрылся в густой листве. Спидер медленно подползал к дымящимся обломкам, поводя из стороны в сторону прожекторами. В открытой двери я заметил стрелка, спрятавшего лицо за маской. Одну руку он держал на стволе орудия, а другой поворачивал фонарь. Я поднимался все выше, пока вражеский спидер не оказался прямо подо мной. Пилот что‑то произнес. Я отчетливо слышал потрескивание вокса внутренней связи. Стрелок ответил и, отпустив фонарь, взялся за рукоятки орудия. Поляна озарилась вспышками разрывов. Корпус доблестного крошечного суденышка с Урдеша сминался, словно фольга. Прекратив пальбу, стрелок обернулся к пилоту. Сейчас или никогда. Я отпустил ветку и спрыгнул прямо на крышу спидера. Она слегка закачалась подо мной, но, восстановив равновесие, я присел, ухватился за верхнюю рамку входного люка и влетел в проем. Стрелок не мог меня видеть. Он как раз нагнулся к ящику с боеприпасами, закрепленному в стенной стойке. Я ударили его в спину и приложил головой о перегородку кабины. Мужчина попытался встать. Я не дал ему такой возможности и выбросил из люка. Он упал на спину с высоты десять метров и вряд ли быстро очухается. Увидев меня, пилот издал приглушенное рычание. Секунду спустя дуло моего лазерного пистолета ткнулось в его челюсть. – Сажай машину. Немедля! – приказал я. Оставалось молиться, чтобы он оказался наемником, а не культистом. Когда цена вопроса становится слишком высока, наймит идет на сделку, чтобы прожить еще денек и получить новый чек. А вот культист, невзирая на приставленный к голове пистолет, уже вогнал бы нас в ближайшее дерево. Двигаясь очень медленно, чтобы я мог быть уверен в значении жестов, пилот остановил основной двигатель и посадил спидер на лесную лужайку. – Заглуши машину! – приказал я. Он повиновался, турбины с гудением остановились. Огни на приборной панели погасли, за исключением нескольких оранжевых рун режима ожидания. – Отстегивайся. На выход. Пилот расстегнул ремни безопасности и медленно выбрался из кресла. Я продолжал держать его на прицеле. Налетчик оказался низкорослым, но крепко сложенным мужчиной. Он был в абляционной броне и сером летном шлеме с дыхательной маской и визором. Наемник выпрыгнул из люка и остановился, подняв руки. Я спустился следом. – Сними шлем и брось его обратно в спидер. Пилот подчинился. Кожа на его лице оказалась бледной и веснушчатой, жидкие волосы были коротко подстрижены. Он одарил меня спокойным взглядом пронзительно‑голубых глаз. – Расстегни комбинезон. Он нахмурился. – До талии. Держа одну руку поднятой, он потянул застежку вниз. Под абляционным комбинезоном я разглядел майку и, что интереснее всего, старые, словно размытые татуировки на плечах. На пластиковом шнурке болтался маленький диск психощита. Я сдернул устройство и забросил его в кусты. А затем применил Волю. – Твое имя? – Грх‑х… – зарычал пилот, корча гримасы. – Имя! – Эйно Горан. Не знаю, как описать это поточнее, но, когда я пробивался к его сознанию, у меня возникало ощущение, будто я трогаю нечто, обмотанное целлофаном. – Верно, но мы оба знаем, что это имплантированная личность. Довольно грубая работа. Как тебя зовут на самом деле? Он покачал головой и стиснул зубы. Имплантируемые идентификаторы можно было приобрести на черном рынке достаточно дешево, особенно столь низкопробные, как этот. Поддельные личности обычно продавались в комплекте с необходимыми бумагами. Имплантаты прилипали к человеку на ментальном уровне подобно пыли, оседающей на мебели. Ничего необычного. Если у вас есть деньги, вы можете приобрести даже соответствующие отпечатки пальцев и идентифицируемую сетчатку глаза. А если много денег, то и новое лицо. Защита пилота напоминала просто установленную второпях фальшивую стену, способную отразить лишь случайные касания чужих сознаний. Она не обладала даже минимальной реалистичностью, не имела ни малейшего намека на биографические энграммы. Ментальная маска, столь же дешевая и гротескная, как карнавальные личины, которые носили его товарищи. Но, несмотря на дрянное качество, она была установлена кем‑то, обладающим большой силой. Я постарался удалить ее, но защита даже не сдвинулась с места. Это раздражало. Маска была очевидна, но я не мог избавиться от нее. Впрочем, на долгую возню времени не оставалось. – Спать! – Я применил Волю, и пилот упал, потеряв сознание. – Элина! Эмос! Выходите! – прокричал я и принялся затаскивать безвольное тело налетчика обратно в спидер. Обыскав пилота на предмет оружия и ничего не обнаружив, я связал его руки за спиной куском провода, найденным здесь же, в кабине. Бережно держа Медею, Элина и Эмос спешили к спидеру. Тем временем я заткнул наемнику рот, завязал глаза и примотал его к одной из поперечных стоек. Мы погрузили на борт все свои вещи и устроили Медею на откидной койке в кормовой части командного отсека. Я занял место пилота и принялся разбираться в особенностях управления машиной. Через несколько минут мы уже летели с выключенными огнями над самыми кронами деревьев. Взошла луна. Небо было ясным, если не считать столба коричневого дыма, заслонявшего звезды далеко на севере. В моем поместье все еще бушевал пожар. В воздухе, кроме нас, никого не было. Стараясь держаться как можно ниже, я взял курс на юг. Немного успокоившись, я осмотрел кабину. Стандартный военный спидер, приобретенный, скорее всего, специально для этой операции. Штампованные опознавательные надписи были грубо сточены напильником, а служебные номера смыты кислотой. Рядом с основной панелью управления в кабине располагались каркасные стойки, в которых обычно закреплялись дополнительные приборные модули. Однако из всего возможного оборудования спидер оснастили только воксом. Из пустых отверстий для ауспекса, топографического сканера и прибора ночного видения торчали лишь обрезанные провода. Рядом имелись разъемы для подключения навигационного кодифера и даже системы удаленного управления огнем, позволявшей пилоту совмещать обязанности стрелка. Кто бы ни снабжал наемников техникой, он обеспечил только самую минимальную, базовую комплектацию. Вооруженный транспорт для перевозки живой силы, оборудованный устаревшей моделью вокс‑коммуникатора. Никаких автоматических систем. И ни одного намека, позволяющего определить сборщика или поставщика. Но, несмотря на это, спидер все же обладал определенными преимуществами – приличной мощностью и дальностью полета. Такая машина могла пролететь без подзарядки тысячу километров. Этого вполне хватало, чтобы прибыть в Спаэтон‑хаус, уничтожить его и снова бесследно исчезнуть. Вокс время от времени начинал бормотать, но я понятия не имел о том, какие коды или жаргон используют наемники, и вовсе не собирался сообщать им, что этот спидер все еще функционирует. Вскоре вокс отключился. Я отсоединил его, извлек из крепления и приказал Элине выбросить прибор за борт. – Зачем? – спросила она. – Не хочу рисковать, вдруг в нем есть маячок или локатор. Она кивнула. Я постарался определить, где мы находимся. Эта задача оказалась не из легких, учитывая, что под рукой имелся весьма скудный арсенал навигационной аппаратуры. Пришлось в голове по памяти восстанавливать карту местности и строить догадки. Можно было направиться в Дорсай, ближайший крупный город, который, скорее всего, находился в часе полета к западу от нас. Но, принимая во внимание масштаб организованной против меня операции, я понял, что с тем же успехом мы могли бы стремиться в логово карнодонов. Вдоль восточного побережья Гостеприимного Мыса располагались небольшие рыбацкие поселки. До ближайшего из них мы могли бы добраться за пару часов. В пределах досягаемости находилась и Мадуя, храмовое поселение на юго‑востоке материка, и Энтрив, торговый город на краю девственного леса. Были еще и Атенатовы горы. Вначале я подумывал вызвать арбитров, но потом отказался от этой идеи. Нападение на Спаэтон‑хаус, без сомнения, должны были заметить часовые в Дорсае, в особенности когда начался серьезный пожар, но подкрепление так и не прибыло. Неужели арбитрам заплатили, чтобы те вовремя закрыли глаза? Или они сами были каким‑то образом причастны к этому налету? Пока я не выяснил, кем и чем являлись мои враги, нельзя было доверять никому, включая правительство и даже саму Инквизицию. Не в первый раз за свою жизнь я оказывался в абсолютной изоляции. Я взял курс на горы. К Равелло. Равелло раскинулся на холмах, окружающих западные Атенаты, у самого подножия перевала Инсы, на берегу пресного озера, где берет свое начало великий Друннер. Городок был известен небольшим, но прославленным университариатом, специализирующимся на медицине и филологии, и прекрасной часовней Святого Кадьвана, украшенной одними из лучших, на мой взгляд, религиозными фресками в субсекторе. Кроме того, местный пивоваренный завод поставлял эль, сваренный на воде из местного озера, во все уголки Гудрун. Высокие старые здания образовывали узкие улочки и так близко прижимались друг к другу, что крыши из позеленевшей меди наползали одна на другую, словно пластины брони. С воздуха город казался заплатой темного мха, облепившего голубые склоны Итервалля. Когда мы подлетели к городку, солнце уже показалось из‑за дальних хребтов. Небо было чистым и ослепительно синим. Я направил судно вдоль гряды Малых Атенат. Итервалль был достаточно высок, вокруг его пика кружили облака, но сразу за озером вздымались настоящие горные гиганты: Эсембо, остроконечный, словно сломанный зуб; темно‑лиловый вгрызающийся в небо треугольник Монс Фулько; увенчанный снежной короной Корвачио – место отдыха и гибели сотен альпинистов. У нас почти иссякли батареи, и спидер начал терять скорость. Я спустился к дороге и влетел в западные ворота городка. В столь ранний час на улицах не было видно ни пешеходов, ни машин. Мостовые, выложенные иссиня‑серым аузилитом, тем же самым, из какого были построены здания, ярко блестели на солнце и казались влажными в тени узких переулков. Мы пролетели мимо сквера, в котором студент отсыпался после ночной попойки, лежа на краю небольшого фонтана. Свернули на более широкую авеню, где «елочкой» были припаркованы гражданские наземные автомобили и флаеры, а затем поднялись по узкой улочке. Я опустил стекла спидера и вдохнул свежий утренний воздух. Приглушенный звук двигателей отражался от высоких стен. Окна домов по обеим сторонам крутого мощеного переулка были закрыты ставнями. Сколько времени прошло, а я еще помнил дорогу. Мы припарковались недалеко от переулка в тесном внутреннем дворике. У стены росла горная шпурра. Это растение, или, по крайней мере, его небольшие желтые весенние цветы, являлось эмблемой Святого Кальвана. Молельные бутылочки и монетки усеивали маленький каменный бассейн, в котором росло дерево. Ставни на первом этаже задрожали от гула наших двигателей, и я порадовался, что попросил Эмоса убрать оружие из дверей спидера. По крайней мере, теперь судно походило на частный транспорт. – Оставайтесь здесь, – сказал я Элине и Эмосу. – Ждите. Я вернулся в тихий переулок. На мне все еще была та одежда, которую я надел перед аутосеансом, – сапоги, бриджи, рубашка и кожаный плащ, а Эмос одолжил мне свою серо‑зеленую накидку. Я удостоверился, что на мне нет ни инсигнии, ни значка властных полномочий, а перстень с печаткой не должен привлекать внимание. Из оружия – только автоматический пистолет Медеи, заткнутый за пояс сзади. Слава Императору, в спидере нашлась коробка с патронами, и я пополнил обойму. Бездомная собака, появившаяся из подворотни, остановилась, чтобы обнюхать полу моего плаща, а затем, не проявив интереса, побежала по своим делам. Насколько я помнил, нужный мне дом располагался в середине переулка. Четырехэтажный особняк с балконом под карнизом из медных пластин. Окна закрыты ставнями, тяжелые филенчатые глянцево‑красные двери заперты на замок. Звонка на дверях не было, поэтому я просто постучал. Ждать пришлось довольно долго. Наконец я услышал шаги, открылось крохотное оконце. – Что привело вас сюда в столь ранний час, сэр? – спросил старческий голос. – Я хочу видеть доктора Бершильд. – А кто ее спрашивает? – Пожалуйста, впустите меня. Я представлюсь доктору лично. – Сейчас слишком рано! – возразил голос. Я поднял руку и выставил вперед перстень с печаткой так, чтобы старик смог его разглядеть. – Пожалуйста, – повторил я. Оконце захлопнулось, послышался звон ключей, одна из дверей отворилась. Тени внутри дома казались непроницаемыми. Я шагнул в восхитительную прохладу прихожей, и, пока мои глаза привыкали к сумраку, сутулый, одетый в черное старик закрыл за мной дверь. – Подождите здесь, сэр, – сказал он и зашаркал прочь. Я огляделся. Полированная мраморная мозаика на полу искрилась от малейшего лучика света, пробивавшегося извне. Стены украшали восхитительные росписи. В простых позолоченных рамках красовались старинные анатомические зарисовки. Пахло теплым камнем, остывшим ужином и, немного, дымом из камина. – Кто вы? – раздался знакомый голос. Я поднялся по лестнице и остановился на площадке, озаренной утренним светом, струящимся через открытое окно. – Прости за вторжение. – Грегор? Грегор Эйзенхорн? – Доктор Бершильд из Равелло в сонном удивлении шагнула ко мне. Она все еще сохраняла свою прекрасную фигуру. Мне показалось, что она собирается обнять меня или поцеловать в щеку, но вдруг остановилась. Ее лицо помрачнело. – Это ведь не просто дружеский визит, не так ли? – спросила она. Я спрятал спидер от посторонних глаз в частном, окруженном стеной дворе позади резиденции доктора. Тем временем старый слуга Фейбс открыл ставни и подготовил для Медеи каталку. Пилота, который еще не очнулся после моего ментального приказа спать, мы оставили связанным в кабине. Креция Бершильд уже надела хирургический передник и встретила нас в холле первого этажа. Она практически ничего не говорила, пока осматривала Медею и считывала ее показатели. – Заноси ее! – приказала она слуге, а затем посмотрела на меня: – Еще кто‑нибудь ранен? – Нет, – ответил я. – Как Медея? – При смерти. – В ее голосе не было и тени шутки. Креция сердилась, и я не мог ее за это винить. – Сделаю, что смогу. – Благодарю вас, доктор. Мне жаль беспокоить вас по столь неприятному поводу, однако… – Однако ее нужно было доставить в городскую больницу! – бросила Креция. – Мы можем обойтись без этого? – Ты хочешь спросить, можем ли мы сделать все неофициально? Будь ты проклят, Эйзенхорн! Мне это не нужно! – Я знаю. – Сделаю, что смогу.– Она поджала губы.– Проходите в гостиную. Я распоряжусь, чтобы Фейбс принес вам чего‑нибудь выпить. Креция резко развернулась на каблуках и скрылась в глубине дома. – Итак, – спокойно произнес Эмос, – кто она все‑таки такая? Доктор Креция Бершильд была одним из лучших анатомов на планете. Ее трактаты и монографии широко распространились по всему Геликанскому субсектору. После долгих лет практики в Дорсае и некоторого периода, проведенного на другой планете, Мессине, она заняла пост профессора анатомии здесь, в университариате Равелло. И давным‑давно я чуть не женился на ней. Ста сорока пятью годами ранее, а если быть точным – в 241‑м я потерял левую руку в перестрелке на Саметере. Детали того дела не важны и, кроме того, описаны в другом отчете. Меня тогда снабдили протезом, но я ненавидел его и никогда им не пользовался. Спустя два года, оказавшись на Мессине, я устроил все так, чтобы мне пересадили полностью функционирующий трансплантат. Операцию делала Креция. Заигрывать с женщиной, которая только что пришила вам к запястью выращенную в чане клонированную кисть, не лучший способ искать жену, я понимаю. Но она была смышленой, образованной, активной и не стала отталкивать меня. В течение многих лет мы поддерживали отношения, сначала на Мессине, затем общались на расстоянии. А потом, как только она вернулась на Гудрун, в Равелло, чтобы получить докторскую степень, я обосновался в Спаэтон‑хаусе. Она очень нравилась мне тогда. И нравится до сих пор. Трудно сказать, можно ли было говорить о чем‑то большем, чем нравилась. Мы никогда не признавались друг другу в любви, хотя мне несколько раз хотелось это сделать. Я не видел ее уже почти двадцать пять лет. В этом и состояла моя вина. С тех пор как Креция отправилась заниматься Медеей, прошел час. Мы сидели в гостиной. Окна были открыты. Солнечные лучи пронизывали легкий тюль, вычерчивая на полу сияющие прямоугольники. Я наслаждался чистым свежим горным воздухом. Гостиная была обставлена старинной мебелью. На полках стояли редкие книги и сувениры с разных концов Галактики. Вдоль стен протянулись витрины, в которых хранились тщательно восстановленные древние медицинские аппараты. Не переставая что‑то бормотать себе под нос, Эмос с головой ушел в изучение выставленных предметов. Элина устроилась на пуфике и пыталась успокоиться. Я был абсолютно уверен, что она повторяет про себя умиротворяющие упражнения из арсенала Дамочек. Каждые несколько минут она рассеянно убирала пряди каштановых волос со своего изящного лица. Фейбс вкатил в гостиную серебряную тележку, на которой оказались дрожжевой хлеб, фрукты, масло и только что снятый с плиты черный кофеин. – Не желаете ли чего‑нибудь покрепче? – спросил слуга. – Нет, спасибо. Он показал на шелковый шнурок возле двери: – Звоните, если вам что‑нибудь потребуется. Я разлил по чашкам кофеин, Эмос отрезал себе ломоть хлеба и взял зрелый плойн. Элина воспользовалась щипцами и опустила в маленькую чашечку с полдюжины кубиков янтарного сахара. – Кто мог это сделать? – немного помолчав, спросила она. – Что, Элина? – Кто… кто напал на нас, сэр? – Сказать честно? Понятия не имею. Я все еще пытаюсь обдумать возможные варианты. Но пока мы не разберемся в этом деле, нам надо где‑нибудь спрятаться. – А здесь безопасно? – Да, на какое‑то время. – Они были наемниками, – произнес Эмос, стряхивая крошки со своих морщинистых губ. – Вне всяких сомнений. – Об этом я уже и сам догадался, Убер. – Вспомни пилота, которого ты взял в плен. Ты же видел татуировки на его теле. – Да, видел. Но не смог их рассмотреть внимательно. – Базовый футу – язык вессоринских янычар, – продолжил Эмос, отпив горячего кофеина. – Точно? Ты уверен? – Вполне, – ответил он. – У этого человека на коже была записана клятва возвращения. Выслушав Эмоса, я задумался. Вессор – это дикий мир, расположенный на окраине Антимарского субсектора, населенный немногочисленными племенами и известный своими выносливыми и яростными воителями. Представители Империума даже пытались сформировать из вессоринцев гвардейский полк, но оказалось, что ими трудно управлять. С дисциплиной у них проблем не было, но вот верность Терре оказалась для них слишком условным понятием. Они объединялись в кланы и ценили только такие простые вещи, как земля, собственность, родной дом и оружие. Поэтому как наемники они превосходили всех прочих. Они были готовы слепо, яростно и до последней капли крови сражаться во имя Императора, но только при условии, что ценность его имени будет подкреплена серьезным денежным чеком. Неудивительно, что нападение на Спаэтон‑хаус было организовано настолько безыскусно и оказалось таким эффективным. То, что кто‑то из нас вообще остался в живых, казалось теперь почти чудом. Я даже порадовался, что до сего момента не знал, кем они были. Если бы мне сказали, что передо мной вессоринские янычары, я мог бы растеряться… вместо того чтобы бросаться на них сломя голову и вытаскивать Медею. Мне стало жарко то ли от новостей, то ли от солнца, прогревшего гостиную. Стащив накидку Эмоса вместе с кожаным плащом, я закатал рукава рубашки. Не успел я вытащить из‑за пояса пистолет, как в комнату вошла хмурая Креция. Увидев оружие, она скорчила совсем уж кислую мину и, сняв хирургические перчатки, ткнула в мою сторону пальцем: – Выйдем. Я сунул пистолет под свернутый на столе плащ и проследовал за ней во вторую гостиную. Ставни в комнате все еще оставались закрытыми, на стенах висели многочисленные картины и гололитические оттиски. Креция включила верхний свет. – Закрой дверь! – приказала она. Я повиновался. – Креция… – Не начинай, Эйзенхорн, – она предупреждающе подняла палец, – не стоит. Я серьезно подумываю над тем, чтобы вышвырнуть вас отсюда! Как ты посмел… – Медея, – решительно проговорил я. – Как она? – Состояние стабилизировалось. Но не более того. Ей выстрелили в спину из лазерного оружия и рану не обрабатывали в течение нескольких часов. Как, по твоему мнению, она может себя чувствовать? – Она выживет? – Если не будет осложнений. Я подключила ее к системе жизнеобеспечения. Сейчас она в палате в подвальном помещении. – Благодарю, Креция. Я перед тобой в долгу. – Да, будь ты проклят, так и есть. Это просто неслыханно, Эйзенхорн. Двадцать пять лет. Двадцать пять лет! Я не вижу тебя, не получаю от тебя ни слова, и вдруг ты объявляешься нежданно‑негаданно, вооруженный, от кого‑то скрываешься, и один из твоих людей оказывается ранен. И ты думаешь, что я должна просто смириться с этим? – Не совсем, ведь я прекрасно понимаю, насколько ужасное впечатление произвело наше появление. Но Креция Бершильд, которую я когда‑то знал, была готова время от времени сталкиваться с неожиданностями. И всегда находила время для друзей, оказавшихся в беде. – Друзей? – Да. Креция, ты единственная, к кому я могу сейчас обратиться. Она презрительно фыркнула и развязала лямки передника. – Грегор, все эти годы я только и мечтала о том, чтобы ты ко мне обратился. Но ты никогда этого не делал. Ты всегда держал меня на расстоянии. Никогда не хотел вовлекать меня в свои дела. А теперь… – Печально пожав плечами, женщина замолчала. – Прости. – Ты притащил оружие в мой дом… – прошипела она. – Похоже, про связанного наемного убийцу, лежащего в моем спидере, рассказывать не стоит, – осторожно проговорил я. Креция резко обернулась и с мрачной улыбкой покачала головой. – Невероятно. Проходит двадцать пять лет, и вот ты прикатываешь на рассвете только для того, чтобы принести с собой неприятности. – Нет. Никто не знает, что мы здесь. И это одна из причин, по которой я пришел именно к тебе. – Ты уверен? Я кивнул. – Кто‑то устроил налет на мою резиденцию прошлым вечером. Дом сожгли, прислугу перебили… – Ничего не хочу об этом слышать! – Нам едва удалось унести ноги. Медее требовалась медицинская помощь. А нам всем – укрытие, надежное место, в безопасности которого я мог бы быть уверен. – Не желаю ничего больше слышать! – прорычала она.– Не впутывай меня в свои разборки! Я не хочу, чтобы меня втянули во все это! Я наслаждалась здесь жизнью и… – Ты должна меня выслушать. Тебе необходимо знать, что происходит. – Зачем? Я не собираюсь в этом участвовать! Какого черта ты не отправился к арбитрам? – Я никому не могу доверять. Даже властям. – Будь ты проклят, Эйзенхорн! Почему я? Почему здесь? – Потому что я доверяю тебе. Потому что мои враги способны вычислить всякого, с кем я вступал в контакт на этой планете, способны контролировать каждый участок арбитров, каждый офис Министорума и Администратума. И лишь наши с тобой отношения держались в тайне. Даже мои ближайшие друзья не знают, что между нами существует близость. – Близость? Близость?! Ты знаешь, как польстить, свинья! – Прошу тебя, Креция. Я должен сделать еще кое‑что. Привести кое‑какие дела в порядок. Мне придется попросить тебя о небольшой помощи. Потом мы уйдем и никогда больше не станем тебя беспокоить. Она присела на кушетку и нервно потерла ладони. – Хорошо. Что вам нужно? – Для начала твое терпение. Затем… доступ к частному каналу вокс‑связи. Потом мне необходимо вызвать астропата, если это вообще возможно. Кроме всего прочего, я хочу, чтобы твой человек приобрел для нас одежду и кое‑какие вещи. – Все лавки сегодня будут закрыты. – Я подожду. – Одежду можно найти и у меня. – Отлично. – Вокс‑коммуникатор в моем кабинете. Заглянув к Медее, я нашел ее мирно спящей и отправился в комнату, приготовленную для меня Фейбсом. Элина и Эмос отдыхали в комнатах по соседству. Я привел себя в порядок, вымылся и побрился, делая все это на автопилоте, поскольку голова моя была занята осмыслением произошедших событий. Осмотрев себя в зеркале, я обнаружил на теле несколько ссадин и лазерные ожоги на бедре, которых не замечал все это время. Моя одежда была грязной, изодранной и прожженной в нескольких местах, а к бриджам пристало множество липких семян. Заботливый Фейбс положил на кровать кое‑какие вещи на смену. Оказалось, что это моя собственная одежда, которую я оставлял здесь в былые времена, чтобы переодеваться по приезде. Креция сохранила ее. Я не знал, восхищаться мне или беспокоиться. Кроме того, вещи были свежими и выглаженными, словно их регулярно приводили в порядок и проветривали. Я понял, что все эти годы Креция Бершильд надеялась на мое возвращение. Скорее всего, ее расстроило то, как именно это случилось. Я пришел просить о помощи, а она хотела, чтобы я вернулся ради нее. Крецию нельзя было винить в этом. Не знаю, как бы я реагировал на ее месте. Особенно учитывая неприятности, в которых я оказался, и тот факт, что я сам разорвал все дружеские связи с ней два с половиной десятилетия тому назад. В городе звенели колокола часовни, созывая верующих на молебен. Уже открывались прибрежные гостиницы, и ветер доносил запахи жарящегося мяса и специй. Я выбрал темно‑синюю хлопковую рубашку с узким воротником, черные твиловые брюки и короткую жилетку из черной замши. Сапоги мои выглядели вполне прилично. Оставалось только их почистить. Я хотел было спрятать пистолет под жилетку, но вспомнил о том, как Креция относится к оружию, и засунул его вместе с рунным посохом и Ожесточающей под матрац. У меня осталось совсем немного личных вещей: перстень с печаткой, портативный вокс малого диапазона, несколько монет и подтверждение моих полномочий – металлическая печать в кожаном футляре. Впервые после отлета с Дюрера я заскучал по своей инсигнии. Она все еще находилась у Фишига, где бы он сейчас ни был. Мешок со свитками и книгами, спасенными из Спаэтон‑хауса, лежал в комнате Эмоса. Вешая плащ в платяной шкаф, я почувствовал некоторую тяжесть и вспомнил, что у меня имелось еще кое‑что. Малус Кодициум. Эта треклятая адская книга. Насколько я знал – последний и единственный экземпляр. Сведений о существовании других копий ко мне не поступало. Одна половина Инквизиции была бы готова удавить меня, чтобы заполучить ее, а вторая – обвинить в ереси и сжечь вместе с книгой. На этом труде основывалось могущество Квиксоса, совращенного Хаосом заслуженного инквизитора, которого я заставил заплатить по счетам на Фарнесс Бета. Я должен был уничтожить книгу или отдать ее Ордосу. Но не сделал ни того ни другого. Изучая и тайно используя ее, я расширял свои знания и возможности. Благодаря ей я пленил и подчинил себе Черубаэля. Благодаря пониманию, которое она дала мне, я разоблачил несколько культов. Книга была небольшой, но толстой, в мягкой обложке из простой черной кожи, с неровными, вручную обрезанными страницами. Безвредная сама по себе. Я сел на кровать и взвесил книгу в руках. Свет позднего утра заливал комнату, небо было синим, вдалеке, скрытые легкой дымкой, виднелись лиловые склоны Итервалля. А меня бил озноб. Казалось, я погрузился во тьму. Я никогда всерьез не задумывался над тем, почему не уничтожил этот отвратительный труд. Думаю, я сохранил его ради содержащихся в нем знаний. Из любопытства. За свою жизнь мне неоднократно приходилось сталкиваться с запретными артефактами, самым отвратительным из которых был проклятый Некротек. Эта чудовищная книга жила собственной жизнью. Она словно жалила, когда кто‑либо пытался к ней прикоснуться. Она соблазняла открыть ее. Даже просто находиться рядом с ней означало отравлять свое сознание. Но Кодициум был тих. Всегда. Он никогда не казался мне живым, как другие, пропитанные ядом ереси тома, с которыми я сталкивался. Он всегда оставался просто книгой. Его содержание беспокоило меня, но не он сам… Лишь теперь я задумался над тем, что с того самого момента, как она оказалась в моих руках, все вокруг начало меняться. Черубаэль, потом жуткие события на Дюрере… Возможно, эта книга отравляла меня, извращала мой разум. Возможно, я, сам того не понимая, слишком далеко шагнул за черту именно благодаря ее пагубному влиянию. Она действовала постепенно. Незаметно. Коварно. Как только вы касались Некротека, становилась ясно, что это отвратительная вещь, вы понимали, что ее соблазнам необходимо противостоять. Вы знали, что сражаетесь с ними. Но Малус Кодициум был другим… Бесконечно злобный и в то же время изысканно утонченный, он медленно просачивался в душу человека, прежде чем тот успевал заметить это. Не потому ли Квиксос превратился в чудовище? Я всегда задавался вопросом: почему он сам не осознавал своего перерождения? Почему он так и не увидел собственного падения? Я убрал книгу в ящик прикроватной тумбочки. Во всем этом необходимо разобраться. Но не раньше, чем мы покинем Равелло. Спустившись в кабинет Креции, я нашел вокс‑коммуникатор. Там же стоял и цифровой модуль. Я включил его. Утренние передачи, сводки погоды и планетарные новости. Ни одного упоминания об инциденте в окрестностях Дорсая. Этого и следовало ожидать, но продолжало нервировать. Включив вокс, я стал перебирать имперские каналы, прослушивать частоты арбитров, трансляции СПО, переговоры Министорума. Ничего. Или никто не знал о произошедшем прошлой ночью в Спаэтон‑хаусе, или они просто сохраняли зловещее молчание. Мне был необходим астропат. У меня не осталось выбора. На Гудрун я уже никому не мог доверять. Фейбс оказался столь добр, что подключил к спидеру силовой кабель. Батареи постепенно заряжались. Во дворе было жарко. Насекомые гудели в густых зарослях буканта, покрывавшего стену дома. Наемник уже проснулся. Заслышав мои шаги, он закрутил головой из стороны в сторону. Я сорвал липкую ленту с его рта и поднес к губам кружку с водой. – Это просто вода. Попей. Он стиснул губы и отвернулся. – Ты сдохнешь на такой жаре. Пей. Он вновь отказался. – Послушай, если ты не будешь пить, то станешь слабым и куда более уязвимым. А ведь тебе предстоят допрос и психопробы. Он подумал и сглотнул слюну, но, когда я поднес кружку, снова отвернулся. – Пусть будет так, – сказал я и поставил кружку на пол. Вессоринцы славятся своей выносливостью. Поговаривают, будто они могут обходиться без воды и пищи в течение многих дней, если того требует поставленная боевая задача. Впрочем, если он собирался просто выделываться, меня это тоже вполне устраивало. Я тщательно обшарил внутренности спидера. Позаимствованный из кабинета Креции переносной сканер был настроен на отслеживание коротко– и длинноволновых сигналов… передатчики, маяки, декодеры. Ничего. Я удостоверился, что все в порядке, и заодно проверил самого вессоринца. Чисто. Шансы налетчиков найти нас с помощью маяков были равны нулю. На осмотр судна у меня ушло полчаса. Затем я вновь присел рядом с пилотом. Солнце поднялось уже достаточно высоко. Горячие лучи пробрались сквозь боковой люк и раскалили металлический пол. Спасаясь от жары, вессоринец подобрал ноги, стараясь укрыться в остатках тени. Я снова предложил ему воду. Ответа не последовало. – Как тебя зовут? – спросил я. Он сжал челюсти. – Как тебя зовут? – На этот раз я применил Волю. Он задрожал. – Эйно Горан. – Его голос был сухим и хриплым. – А до того, как ты стал Эйно Гораном, как тебя звали? – Ргх‑х… Его решимости можно было позавидовать. Вессоринцы относились к «затупленной» расе, среди них часто рождались неприкасаемые. В программу их военной подготовки входило изучение методов сопротивления допросам, и поначалу мне казалось, что он знает какой‑то трюк, позволяющий блокировать ментальные удары. Но, продолжая допрос, я начал подозревать, что в большей степени его сопротивление было связано с имплантированной личностью. Я попытался удалить ее, но, как и прежде, она не сдвинулась с места. Маска казалась грубой и примитивной, но установлена была надежно, и часть ее действовала как щит. Он не просто не хотел отвечать. Он не мог этого сделать. – Грегор? Я выглянул из люка и увидел, что во двор вышла Креция. – Грегор, что, черт возьми, ты делаешь? Я вылез из спидера и отвел ее к стене сада. Вессоринец наверняка слышал, как она назвала меня по имени. – Этот человек связан, словно проклятый цигнид! – возмутилась Креция. – Этот человек убил бы меня, представься ему такая возможность. Он связан ради нашей общей безопасности. Я должен допросить его. Креция впилась в меня сердитым взглядом. Она переоделась в длинное платье из синего атласа с эпиншировой вышивкой. Ее соломенного цвета волосы были собраны на затылке в тугой узел и закреплены двумя золотыми булавками. Она была красивой и надменной, точно такой же, какой я запомнил ее. Мне всегда нравились ее высокие скулы, красивый рот и бледно‑карие глаза, в которых отражался интеллект и горела страсть. Правда, с момента нашего появления в них пылала только ярость. – Словно цигнид, – повторила она. – Я не позволю ничего подобного в моем доме… – Тогда что ты предлагаешь? У тебя найдется надежное и безопасное помещение, в котором его можно содержать? – Предоставить тебе камеру для него? Ха! – Либо так, либо он останется в спидере. Она задумалась, а затем произнесла: – Я прикажу Фейбсу разобрать одну из кладовок наверху. – И чтобы никаких окон. – Во всех есть чертовы окна! Но в той кладовке только небольшое вентиляционное оконце, недостаточно широкое, чтобы в него мог кто‑нибудь пролезть. – Спасибо. – Я хочу осмотреть его. Возражать было бесполезно. Она тщательно осмотрела пилота. – Не беспокойтесь. Я доктор Кр… – Не думаю, что ему стоит знать твое имя. Как и мое. Осторожнее с ним. Она сделала глубокий вдох и постаралась говорить как можно спокойнее: – Я врач. И просто собираюсь осмотреть вас. У вас есть имя? Пилот покачал головой. – Он использует имя Эйно Горан. – Понятно. Эйно, ситуация неприятная, но если вы будете сотрудничать со мной и с Гр… и моим другом, это сможет изменить ваше положение в лучшую сторону. И в самое ближайшее время. Друг. Я почувствовал злобную издевку, которую она вложила в это слово. Креция неодобрительно посмотрела на меня. – Ему необходимо пить и есть. Особенно пить, учитывая эту жару. – Скажи это ему. – Вы должны пить, Эйно. Если вы не станете пить, я буду вынуждена положить вас под капельницу. Только после ее увещеваний пилот выпил немного воды. – Очень хорошо, – сказала она и обернулась ко мне: – Его путы слишком тугие. – И ослаблять их я не стану. – Тогда подними его и дай немного пройтись по двору. Свяжи руки чуть иначе. – Возможно, позднее. Если бы ты знала, кто он такой и что сделал, то не была бы настолько гуманна. – Я офицер Официо Медикалис. Не имеет значения, что он натворил. Мы возвратились в гостиную. – Его личность имплантирована. Я должен проникнуть сквозь нее. – Чтобы узнать, кто он на самом деле? – Чтобы узнать, на кого он работает. – Ясно. Она села и принялась грызть ногти. Креция всегда так поступала, когда нервничала. – У тебя есть медицинские препараты. Может быть, зендокаин? Вульгата оксибарбитал? – Шутишь? Я покачал головой и сел напротив нее. – Я говорю серьезно. Мне необходим психотропный препарат, или, по крайней мере, опиат, или барбитурат, чтобы ослабить его силу воли. – Нет. Это абсолютно недопустимо. – Креция… – Я не стану участвовать в пытках! – Это не пытки. Я не собираюсь причинять ему боль. Мне просто необходимо открыть его сознание. – Нет. – Креция, я в любом случае сделаю это. У меня есть мандат Священной Инквизиции на проведение допроса, а обстоятельства позволяют мне применить куда более жесткие меры. Разве тебе не кажется, что будет лучше, если это произойдет под твоим профессиональным присмотром? Вечером мы перетащили вессоринца в дом и поместили его в освобожденном Фейбсом чулане. В комнате не осталось ничего, кроме кровати с матрацем. Я снял с пилота повязку, а затем, держа его на прицеле, попросил Эмоса развязать пленника. Креция молча наблюдала за происходящим, подчеркнуто не замечая оружия. – Расстегни комбинезон! – приказал я. Креция хотела было что‑то сказать, но я прервал ее: – Ты ведь должна осмотреть его руку, доктор? Я заставил его раздеться еще и для того, чтобы Эмос тщательно изучил татуировки на теле наемника. Пока ученый осматривал его и заносил свои примечания на информационный планшет, вессоринец стоял перед нами с угрюмым видом, опустив взгляд в пол. Он был строен жилист, словно канат. Старые шрамы покрывали все тело. На первый взгляд он показался мне довольно молодым человеком, но либо он на самом деле был старше, чем выглядел, либо его короткая жизнь была чрезмерно жестокой. Эмос закончил осмотр. – Пойду оформлю все должным образом. Но уже сейчас могу сказать, что мои подозрения подтвердились. Он развернулся, чтобы уйти, но я остановил Убера и вручил ему пистолет: – Пожалуйста, подержи его под прицелом. Я заново связал руки наемника спереди, затем связал вместе его лодыжки, а конец шнура примотал к кровати. – Садись! – приказал я вессоринцу. Он сел. Забрав оружие у Эмоса, я заткнул пистолет за пояс и отпустил ученого. – Готовы приступать, доктор? Она удивленно посмотрела на меня. – Вот так сразу? Разве ты не собираешься дать ему шанс самому сознаться? В этом не было никакого смысла, но мне хотелось, чтобы Креция оставалась на моей стороне. – Как тебя зовут? – произнес я. – Эйно Горан. – Скажи, как тебя зовут на самом деле? – Эйно Горан. Бросив предупреждающий взгляд на Крецию, я применил Волю. Я сосредоточил ее в направлении вессоринца. Доктор не должна была ничего почувствовать, но краем глаза я заметил, что ее все же немного затрясло. Пилот пробулькал нечленораздельный ответ. – Теперь пора, пожалуйста, доктор. Креция быстро ввела десять кубиков зендокаина в предплечье мужчины и отошла в сторону. Зендокаин – это психотропный препарат, способный усиливать синаптическую деятельность и поддерживать активность коры головного мозга, находящейся под воздействием опиата. Наемник закашлялся, и через несколько мгновений его взгляд приобрел стеклянный блеск. Креция проверила его кровяное давление. – Все в порядке, – кивнула она. Я положил ладонь на затылок вессоринца и проник своим сознанием в его разум. Он был расслаблен и не сопротивлялся, но его мозг сохранял активность. Идеальный баланс. Я собирался взломать его имплантированную личность. Я задал несколько пробных вопросов, подавая их сразу и в вербальной, и в ментальной форме. Пилот отвечал вяло и невнятно. – Как тебя зовут? – Эйно Горан. – Сколько тебе лет? – Сорок с‑стандартных. – Твой рост? – Два анна три квена. Я понятия не имел, что такое «квен», но был готов поспорить, что это одна из мер Вессора. То, что он мог оперировать цифрами, было хорошим знаком. – Где мы находимся? – продолжал я. – В комнате. – И где она? – В каком‑то доме. Черт его знает. – На какой планете? – Гудрун. – Какого цвета небо? – Хм, это небо? – Да. Какого цвета это небо? – Синего. – А какое еще небо я мог подразумевать? – Не знаю. – Как меня зовут? – Грегор. – Откуда тебе это известно? – спокойно спросил я. – Она назвала вас так. Креция нервно посмотрела на меня. – А дальше? – Не знаю. – Но кем бы я мог быть? Как ты предполагаешь? – Эйзенхорн. – Откуда ты это знаешь? – Работа. – Что за работа? – Наемная работа. Работа за деньги. – Расскажи мне об этом подробнее. – Ничего больше не знаю. – Как тебя зовут? – снова спросил я. – Сказано же. Эйно Горан. – Откуда ты? – С Гесперуса. – Какого цвета небо? – Синего. Определенно. – Как тебя зовут? – Эйно Горан. Эйногоранэйногоранэй… – Слова потекли из него потоком, бесконечные и бессмысленные. – Откуда ты родом? – продолжал я. – Гесперус… гм. Не знаю. – Что означают татуировки на твоем теле? – Обязательства. – На каком языке? – Не знаю. – Это случайно не клятва возвращения? – Ух… кхм… – Это традиция среди наемников, верно? – Кхм… – Она означает, что если взять тебя в плен, то можно получить неплохой выкуп, вернув тебя на родную планету. Все верно? – Да. – Значит, ты действительно наемник? – Да‑а‑а‑а. – Какого цвета небо? – Синего. Нет, да… синего. – Как тебя зовут? – Мм… – Я спрашиваю, как тебя зовут? – Подождите… Я знаю это. Трудно думать… – Его глаза были готовы выпрыгнуть из орбит. – Как тебя зовут? – Не знаю. – Ты наемник? – Да… – Я был вашей целью вчера вечером? – Да. – Кто был вашей целью вчера вечером? – Эйзенхорн. – Эйзенхорн – это я? – Да. Он посмотрел на меня, но его глаза оставались остекленевшими, а взгляд расфокусированным. – Каким был приказ? – Грохнуть всех. Все спалить. – От кого поступали приказы? – Клансэр Этрик. – Клансэр – это титул? – Да. – Клансэр Этрик – вессоринский янычар? – Да. – Значит, на самом деле ты и сам вессоринский янычар? – Да. – Как тебя зовут, янычар? – Сэр! Ваммеко Тарл, сэр! Он замолчал и замигал, не уверенный в том, что только что сказал. Креция гневно уставилась на меня. – Все хорошо, Тарл, – сказал я. – Мм… кхм. Имплантированная личность сползала с его сознания, подобно размокшей бумаге. Теперь, когда его разум открылся, я обрушился на него всей своей убийственной ментальной мощью. – Когда тебя наняли? – Двадцать недель назад. Ргх‑х‑х. Двадцать недель. – Где это произошло? – Хеверон. – Что ты там делал? – Искал работу. – А до этого что ты делал? – Гн‑нх… был нанят для пограничной войны. Нас нанимал местный губернатор. Но война кончилась. – И ты нашел нового клиента? – Клансэр сделал это. Хорошие деньги, долгосрочный наем. Оплаченный межпланетный транзит… – И что вы должны были сделать? – Нам этого не говорили. Просто отправили куда было надо. – Куда? – На Гудрун. – И это действительно была Гудрун? – Да… – Теперь его била дрожь. – Каков был план операции? – Оборудование и транспорт поставлялись клиентом. Нам приказали нанести удар по этому месту на мысе. Грохнуть всех. – Кому принадлежало это место? – Кому‑то по имени Эйзенхорн. – Сколько человек было нанято? – Все мы. Весь клан. – И сколько человек в вашем клане? – Восемьсот. Я помедлил. – Восемьсот? И все были наняты для этой работы на Гудрун? – Нет. Сюда отправили только семьдесят. Остальные работали по другим целям. – И что это были за цели? – Мне не сказали. Грх… Голова раскалывается. Креция тронула меня за рукав. – Ты должен остановиться, – прошептала она. – У него начинается гипоксия. – Еще только пару вопросов,– прошипел я в ответ. Я посмотрел на Тарла. Он вспотел и раскачивался из стороны в сторону, его дыхание стало прерывистым и учащенным. – Где вы останавливались перед налетом? – Н‑нх… Питерро. Маленький остров в заливе Бишиин. Интересно. – Как называлось судно, доставившее вас на Гудрун? – «Белтранд». – Как звали вашего нанимателя? – Не знаю. – Ты с ним встречался? – Нет. – Ты когда‑нибудь встречался с кем‑либо из его агентов? – Да… ух‑хн‑н! Больно! – Грегор! – воскликнула Креция. – Рано! Тарл, кто был его агентом? – Женщина. Псайкер. Она прибыла, чтобы установить нам имплантированные личности перед рейдом. – Она лично имплантировала их? – Да. – Как ее звали? – Она называла себя Марла. Марла Таррай. – Представь ее, Тарл! – приказал я. Мне удалось получить краткий, но отчетливый образ женщины с острыми чертами лица и длинными прямыми черными волосами. Лучше всего мне запомнились ее глаза. Подведенные темной краской, огромные и зеленые, словно нефрит. Казалось, она вглядывается прямо в мою душу. Я даже отшатнулся назад. – С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Креция. – Да, все хорошо. – Мы прекращаем немедленно, – твердо сказала она. – Прямо сейчас. – Прямо сейчас? – Именно. Янычар повалился на кровать. Кожа на его лице вздулась и покрылась капельками пота. Он закрыл глаза и застонал. – Действие препарата заканчивается. Теперь он чувствует, как ты вторгаешься в его разум. Тело пилота сотрясалось в конвульсиях. Похоже, Креции тоже немного досталось. – Один последний вопрос. – Я сказала, мы прекращаем немедленно, ты меня слышишь? Мне необходимо стабилизировать его состояние. – Доктор шагнула вперед. Я предостерегающе поднял руку. – Еще один. Пока он открыт. Если мы вернемся к этому позже или завтра, его сознание закроется. Ты ведь не хочешь проходить через все это снова? – Нет, – смягчилась она. – Тарл? Тарл? – Отвали. – Как звали вашего клиента? Как звали босса Марлы Таррей? Вессоринец что‑то пробормотал. – Что он сказал? – прошептала Креция. – Я не расслышала. А я расслышал. Не слова, но сообщение на ментальном уровне. Нечто, что он не был способен сказать, даже если бы захотел. Когда он обмяк от психического истощения, последние лоскуты имплантированного прикрытия сползли с его сознания и наружу вышло последнее имя. – Он сказал – Ханджар, – произнес я. – Ханджар Острый.
Date: 2015-09-02; view: 444; Нарушение авторских прав |