Геноцид – наша профессия 1 page

Игорь Марченко

Проект «Генезис»

Доминион – 5

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4418475

Аннотация

Легионер Империи Тысячи солнц, мастер‑сержант Ингвар Грин – большой везунчик. Он выживает в многочисленных боях на планетах, о существовании которых многие его соотечественники даже не подозревают. Наивно считая, что ему крупно повезло, Ингвар без раздумий принимает предложение главы мафии поступить на обучение в специальные силы Теневой роты. Судьба, словно в насмешку, пытаясь проверить его на прочность, стремительно бросает навстречу новым смертельным приключениям и испытаниям. Тайные базы Синдиката Роуз, сверхсекретный полигон проекта «Генезис» на Эпсилоне, параллельные миры Оси, являющиеся отражениями Вселенной Прайм – лишь немногое, что ожидает лихого лейтенанта Зеленых беретов, мечтающего об одном – вернуться домой к семье, подальше от всего творящегося вокруг ада.

Игорь Марченко

Проект «Генезис»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

* * *

Часть I

Геноцид – наша профессия

Глубокий выдох призрачным паром вырвался из моей груди. Заснеженный лес в первых лучах двух местных солнц – Ариэля и Амбриэля – уже не выглядел зловещим, как ночью. В зависимости от времени суток окружающий мир мог наполнить твою душу неземным восторгом или сжать в тисках страха.

– Ингвар! Довольно медитировать, у нас есть приказ!

Далекий голос разведчика Чака Ли, прозвучавший как гром среди ясного неба, выдернул меня из мира спокойствия и ледяного безмолвия. Приказ. Это слово я ненавидел больше всего на свете. Оно олицетворяло зло в чистом виде. Конец безмятежности и надеждам на спокойную жизнь. Возможно даже, конец самой жизни, которая и без того хрупка и постоянно висит на волоске. С неохотой оторвав взгляд от деревьев, я с раздражением захлопнул лицевой щиток шлема, погружаясь в мир электронных таблиц и схем тактического киберкома. Электронные машины показывали окружающее по‑иному – до смерти надоевшие отчеты, сухие графики и анимация, созданная безупречной машинной логикой. Этот мир был холодным и невыносимо унылым. Мир без компромиссов.

– Разве пополнение прибыло? Я надеялся, у меня будет пара спокойных деньков…

Хорошее настроение исчезло без остатка. Хотелось выть от отчаяния.

– О чем ты говоришь? Все на взлетном поле! Я тебе три раза эту информацию присылал! Ты ее хоть изредка читаешь? Нам даже выдали новое энергетическое оружие вместо устаревшего. По мне, так это обычный кусок пластика, не чета старому доброму пулевому.

– Построй наших. Если есть приказ, значит, нужно производить погрузку и готовиться к взлету. Не хочу, чтобы наше подразделение плелось в хвосте…

– Скажешь им пару слов на удачу? Они ведь даже не представляют, куда угодили. Звездный штаб выделил лишь новобранцев. Сам знаешь, что это за публика, ведь мы сами были такими.

– Просто замечательно, – без всякого энтузиазма проворчал я. – Зачем нам новое мясо для мясорубки? Нам обещали профессиональную армию. Боги квазаров! Этот мир сходит с ума.

– Давно сошел, ты просто не заметил. Новобранцы, зеленые сопляки, и это будет их первое крупное дело. Оставшиеся в живых пополнят ряды ветеранов «Зеро».

С каждым моим шагом тишина леса уступала место шуму космодрома. До горизонта, насколько хватало взгляда, раскинул свои терминалы триста шестидесятый Галактический форпост Империи на планете Сетань. Ровные ряды блестящих чечевиц, словно на параде, расположились на взлетном поле. Легионеры строились возле распахнутых настежь титанических люков звездного транспорта «Виктория».

Другие посадочные зоны ничем не отличались от нашей.

Я вышел на взлетное поле. Мимо прошли суровые ветераны специальных частей воздушной разведки «Небесные клинки». Они смотрели на новобранцев и кривили рты в презрительных ухмылках. Необстрелянное пушечное мясо всегда вызывает жалость и тихое презрение, но я‑то знал, что под их показной бравадой, подкрепленной огромным боевым опытом, скрывается хорошо спрятанное волнение. И пусть они, лихо вскинув на плечи тяжелые скорострелки и длинные трубы ПВО, распевают песни и демонстрируют удаль – в их глазах читается страх. Он, словно кислота, постепенно разъедает душу изнутри, пока в один прекрасный день ты не сломаешься. Если ты не законченный псих, получающий наслаждение от смерти, страх становится твоим постоянным спутником.

Я хотел произнести короткую речь, но при взгляде в напряженные лица новобранцев слова ледяным комом застряли в глотке. Все это было неправильным, хуже, чем предательство. Пережившие ад сражений со спокойной совестью готовили себе достойную замену. Со мной или без меня, они все равно встретят свой первый бой. Кому нужны мои слова?

– Единый вам в помощь, солдаты. Помогайте товарищу и не подставляйте спину врагу. Взлет через час. Все инструкции относительно операции получите у своих взводных. Удачи.

Оглянувшись в последний раз на далекий горизонт, над которым поднялись два местных солнца, я вместе со всеми взошел на борт, терзаемый дурными предчувствиями.

Утренний ветерок превратился в ураган, когда сотни транспортников одновременно с ревом запустили двигатели и начали медленно подниматься над гладкой поверхностью космодрома. Корабли несли в своих чревах тысячи армейских подразделений, технику и тяжелое вооружение для штурмовых частей. Мясорубка звездной войны приступила к работе. Двигатели вырывали туши кораблей из гравитационных объятий планеты Сетань в созвездии Гидры III. Планета не желала отпускать тех, что возомнили себя властелинами Вселенной.

Трясясь на противоперегрузочном ложе, в полной мере ощущаешь мощь человеческого гения. Носовые обтекатели раскалились докрасна, корпус лихорадило, а атмосферные закрылки жалобно скрипели.

В иссиня‑черном мраке космоса, которому все равно, кто его бороздит, мы летели на войну. Жестокая Вселенная знает лишь один универсальный язык – язык силы. Корпус нашей скорлупки, созданной где‑то на звездных верфях Урба или Нового Урала, – ненадежная преграда между нами и безграничным вакуумом Вселенной. От осознания этого захватывало дух.

Пока мы без дела болтались в квадранте Центавра, я постоянно навещал своих дружков в автопарке транспортника. Там они холили и лелеяли железных коней – танки «Центурион» и «Беркут», на которых лихие танкисты на поле боя вытворяли чудеса акробатики.

– Это только в сказках прилетает добрый дядя из космофлота и выметает мразь с поверхности инфрануклонными торпедами. На самом деле это все чушь! Мы – вот кто делает за него эту работу! Вы видите гусеницы, пушку и коробку брони, а я вам говорю, что это не просто машина! Это живое существо с характером. Это личность! – разорялся желтокожий толстяк Юджин, большой любитель поболтать о своих драгоценных машинах. – Ах, эти бедные пташки с Гозора и зеленые саламандры с Аргона Прайм! Какие они несчастные и беспомощные! Только негодяй и подонок захочет обидеть этих симпатяг! Господа, я вам открою страшную тайну! Я тот негодяй! Я тот подонок, который их обидит! Мы сотрем их планеты в порошок и превратим расы в кровавую кашу! Мы им покажем кузькину мать…

– Внимание! Зафиксировано движение флотов!

Шлема на мне не было, но в воротнике скафандра скрывались переговорные устройства, по которым я общался с псевдоинтеллектом. Движение флотов могло означать только одно: начало вторжения. Этой минуты я страшился с момента посадки на борт.

– Увидимся на поверхности, Ингвар! – крикнул мне вслед Юджин, когда я порывисто развернулся. – Держись ближе к нам, и тогда не пропадешь, сержант! Мы прикроем…

– До поверхности еще живым добраться нужно, – потеряв интерес к дружкам, отмахнулся я.

Флагманский линейный корабль «Адрианаполь» – под чьим прикрытием наши транспорты и находились – лихо сметал все, что стояло у нас на пути к планете. Мы, словно рой рассерженных мух, носились в тени его китообразной туши размером с небольшую луну, скрываясь под надежной защитой щитов. Бедные дурни заметили нас слишком поздно, подняв навстречу всего пять крыльев по пятьсот машин в каждом. И это меньше чем в миллионе километров от планеты, точнее, на расстоянии прямого удара. «Адрианаполь», разделавшись с аванпостами, пробил широкие просеки в орбитальных заграждениях, дав возможность проникнуть в глубь планетарной обороны сотне крейсеров огневой поддержки. Наверное, от бешеного слона в посудной лавке ущерба было бы намного меньше. Но о том, что это уже победа, мог подумать разве что новичок. Закрепиться на орбите – это малая фаза сражения за Гозор. Главное – расчистить поверхность от фортификаций и создать удобный во всех отношениях плацдарм для дальнейшей высадки солдат и техники. Противник не собирался терпеть нас на орбите и пустил в ход все свои ядерные боеголовки. Из шахт заградительных дивизионов ПВО поднялись в яркое от взрывов небо Гозора тысячи ракет, способных развалить на части крейсер. У нас в рукаве оказался козырь посерьезней, а именно – массоперегонщики. Сколь бы много ядерных и мезонных ракет ни заготовил запасливый противник, наша карта все равно старше. С виду маленький, космический бот обладал внушительной силой, способной сдвинуть с орбиты средних размеров астероид и отбуксировать его, куда надо. Каменные глыбы являлись самым действенным средством очистки любой планеты от городов и крепостей. Они не требовали особого оборудования, не потребляли энергии и не нуждались в оружии. Астероидов было много, а главное, они нам ровным счетом ничего не стоили. Рухнувшая на поверхность глыба ужасна, но вопреки заблуждениям многих не фатальна для планеты в целом. Для полного эффекта требовались сотни и сотни астероидов диаметром от шести до тысячи метров. Вот и сейчас их целенаправленно подталкивали к планете – а дальше дело техники. В ремесле смерти Империи не было равных.

На то, чтобы закрепиться на орбите, потребовалось двадцать часов и сорок три подбитых крейсера. За это время мы вымотали себе все нервы ожиданием сигнала к десантированию. С разрешения лейтенанта Торнвальда я подсоединил свой киберком к сигналу, идущему с наружных камер корабля, и в ужасе уставился на зрелище, способное повергнуть в трепет богов…

Сквозь разрывы в ядовито‑зеленой облачности были видны бушующие на поверхности пожары. Они придавали и без того мрачной планете Гозор IV просто дьявольский вид. Черные тучи дыма и пепла растянулись в атмосфере на многие тысячи километров, затягивая панораму жирной копотью. Разбуженные от долгого сна вулканы истекали кровавыми мерцающими лентами лавы, превращавшейся в озера и целые моря. Кратеры, словно язвы, усеяли обширные территории, появившись на месте городов и крепостей. Наш ответный удар застал защитников врасплох. Бомбардировку Гозора планировали долго и обстоятельно, в надежде нанести планете как можно меньший ущерб. В нашем случае – если планета не раскололась на части, а лишь покрылась пылевой оболочкой, бомбардировка считалась удачной. Высадка в таких условиях была малоприятной, но возможной.

Спустя пять часов мы получили долгожданный приказ на подготовку к высадке на плацдарм у мыса Симакова, расположенный южнее Новой Слободы – непризнанной столицы Северного Гозора. Правда, местные жители после очередного восстания быстро поменяли земные названия на более привычные. Не знаю, чем им мешали прежние, но суть от этого не изменилась. Местность ужасная – густые леса, непроходимые болота, высокие горы. Приказ был ясен как божий день – найти врага и уничтожить, а захваченных колонистов по возможности освободить. Что может быть яснее?

Я без всякого воодушевления устроился внутри гравикомпенсационной паутины, спасавшей от убийственных ускорений. Дурные предчувствия снова глодали меня, отравляя жизнь неопределенностью и страхом.

– Всем доблестным военнослужащим Имперского экспедиционного корпуса посвящается! Держитесь за подгузники, парни, мы летим прямо в ад! – торжественно пропел по громкой связи довольный собой пилот.

Выкрутив настройку лихой музыки до предела, он, словно чертов ковбой, завопил дурным голосом и дернул ручку отстрела от материнского транспорта.

Мой желудок мгновенно рванулся к горлу, собираясь вылететь наружу. Музыка была эпохи раннего терранского Ренессанса двадцатого века.

Нужно отдать должное, весьма лихая. Где только он ее раздобыл?

«Очередной чокнутый, помешанный на терранской истории», – мелькнуло в голове.

Падать в полной тишине в сто раз хуже, чем под музыку. Пилот знал: когда жизнь и смерть переплетаются в клубок, можно не бояться дисциплинарного взыскания. Нам всем, как смертникам, было глубоко плевать на все и на всех. Лишь свист раскаленного воздуха за бортом да грохот взрывающихся вокруг ракет и снарядов имели значение. Когда десантное судно мчится вниз со скоростью тысяч километров в час, волнует лишь одно: когда же наконец поверхность, мать вашу?!

Получив несколько скользящих ударов по корпусу, судно в аварийном режиме приводнилось в грязную лужу ближайшего озера. Не без труда выбравшись из полузатопленного корабля, мы бешено заработали руками, плывя к берегу. Над нашими головами с резким свистом проносились энергоразряды и с душераздирающим визгом вонзались в воду, поднимая фонтаны брызг. Чуть не утопив в озере оружие, я одним из первых достиг топкого берега. Спрятавшись за скальную гряду, заросшую черными колючками охадо, посмотрел вверх, в любой момент ожидая падения модуля на свою голову. Небо, пронизанное десантными судами первой ударной волны, озарялось сотнями вспышек разрядов. С вершин скал ударили замаскированные батареи ПВО, и подбитые суда, оставляя за собой дымные хвосты, стали падать на землю, словно перезревшие яблоки.

Ожила радиостанция шлема:

– Зеро‑три‑ноль‑восемь. Выдвигайтесь в составе группы моторизованного прикрытия Кочетова к оборонительным позициям вдоль береговой линии.

– Я Зеро‑три‑ноль‑семь, восьмые все уничтожены! – закричал я. – В квадрате наблюдается очень большое скопление живой силы противника. Артподготовка не дала видимого результата. Внешняя оборонительная линия дотов не пострадала и продолжает функционировать…

Воздух наполнился шелестом снарядов и грохотом разрывов.

– Держитесь, седьмые. Помощь уже на подходе. Не вздумайте отступить, на вашем участке формируется направление главного удара. Приказываю подавить доты на берегу…

Насколько мог охватить мой взгляд, всюду кипела земля, плавился камень, а разбитые вдребезги машины дополняли картину ада. Будь я поэтом, обязательно назвал бы нашу авантюрную высадку низвержением ангелов на грешную землю, где нас уже ждали раскаленная смола и демоны преисподней. Взволнованно наблюдая за усиливавшимся сопротивлением врага, я понял, что мы влипли и еще намучаемся с высадкой – каменистая поверхность не лучшее место для обороны.

Яркий энергоразряд, словно булавка бабочку, пронзил ближайшего ко мне новобранца, когда он на мгновение поднялся из воды в полный рост. Схватившись за грудную пластину скафандра, он с удивлением посмотрел на дыру. Оттуда не выступило ни капли крови, она вся спеклась внутри. Вокруг отверстия светились остывающие края расплавленного металла, с шипением капающего в воду.

– Уйди с огневого рубежа! Ложись! – закричал я, но он меня не слышал.

Как заведенный, прижимая руки к груди, он, шатаясь, шел на бункер, изрыгавший трассы энергоразрядов. Дотянувшись до его ноги, я дернул его вниз – чуть не угодив под обстрел. Выставил ствол из‑за скалы и начал бешено обрабатывать амбразуру бункера. Очередь зацепила стрелка, скорострелка быстро захлебнулась и умолкла.

Новобранец был мертв. Я и не заметил, как еще три силовых заряда продырявили его шлем. Его лицо напоминало горелую котлету после часа в микроволновой печи. Это было ужасно.

Прокравшись к изрыгавшему смертоносные лучи доту, я отцепил от пояса вакуумный фугас и закинул его внутрь. Отбегая, я уже не видел, как дот превратился в огненный шар, который мгновенно сжался в одну точку и рассеялся туманом. Это немного облегчило положение моей роты. Бойцы видели мой движущийся маркер на электронных схемах и, словно овцы за пастухом, тянулись следом. Иногда зеленые огоньки живых людей становились красными и неподвижными точками на такблоке. Солдаты, зачищая один бункер за другим, бросали внутрь гранаты и поливали амбразуры антибиотическими излучателями – такое излучение мгновенно убивало любую форму жизни. На горизонте вспухло сразу пять ядерных взрывов, опалив грозовые небеса. Я инстинктивно кинулся на землю, хоть и понимал, что от близкого взрыва ядерного снаряда никакое укрытие не спасет. К счастью, взрывы произошли слишком далеко от нас, но зона высадки «икс» была сметена, а значит, мы еще не скоро получим подкрепление.

Рядом с моей головой застыли раскачивавшиеся гусеницы «Зевса» – стосорокаствольной САУ, судя по цифрам на горящей башне, приписанной к третьей бронетанковой бригаде. Грозная машина была в нескольких местах опалена огнем и здорово потрепана противотанковыми средствами. Из люка высунулся черный шлем танкиста, и глухой голос окликнул меня:

– Эй, пехота! Курящий? Есть чем закинуться?

– Убирай отсюда свою железяку! Все твои давно ушли вперед.

Мне отчего‑то вспомнился рассказ о том, что механизированные средства притягивают к себе огонь артиллерии и ракет, ведомых искусственным интеллектом. Не хватало еще, чтобы из‑за одного идиота нас накрыло ракетным залпом.

– То есть у тебя совсем ничего нет?

– Нет!

Взревев двигателем и выпустив облако гари, машина специально наехала гусеницами на труп гозорца. Вот уж воистину, на войне каждый развлекает себя, как может; для одних она ад, а для других мать родная. Я был из первой категории. Война была худшим кошмаром, когда‑либо произошедшим в моей жизни…

Некогда зеленая долина была настолько изрыта и изуродована кровопролитными боями, что даже неприхотливые к местности танки «Центурион» с трудом ворочались в залитых грязью колеях. Проваливаясь по пояс в воду и жирную грязь, мы брели в сторону уходящего от нас фронта, где передовые эшелоны сильно потеснили оборону врага. Придя в себя после первых часов кошмарной высадки, Имперская армия погнала гозорцев взашей.

– Где лейтенант Торнвальд?

– Где все? Нас бросили?

За меня хватались руками оставшиеся в живых новобранцы, ошалевшие и полностью деморализованные. Те, кто уцелел, спешили прибиться к любой боеспособной группе.

– Да отпустите меня! Откуда мне знать?! – злился я на них, стараясь удержаться на ногах и не свалиться в яму с грязью.

Лес превратился в сплошные воронки. Кое‑где из воды торчали чудом уцелевшие стволы деревьев, обожженные до состояния угля.

– Двигайтесь разреженными цепями. Группами не бродите, – учил я новобранцев. – На одного человека тратить заряды они не станут. В случае контратаки не бегите…

Прямо перед нами полскалы вдруг словно языком слизнуло. Это неизвестно откуда прилетела ракета, к счастью для нас, не ядерная. Куски скалы убийственной картечью прошлись по нашим цепям.

– Берегись!

Со всех сторон раздавались вопли ужаса.

Поскользнувшись на камне, я с проклятиями провалился в грязевую воронку и погрузился по самую макушку. А когда вынырнул, то нос к носу столкнулся с мерзкой тварью, похожей на шипастую мурену. Бессильно скребя зубами по стеклу моего шлема, она обвилась вокруг меня кольцами и стала усиленно душить. Солдаты, заметив мои бесплодные попытки высвободить руки, повыхватили ножи из магнитных ножен и пришли мне на помощь. Мерзкая тварюга прилипла ко мне сильнее, чем кредиторы, стараясь переломать кости, которые уже начали зловеще хрустеть.

– Держитесь, сержант! Мы вас вынесем! Эй, носилки сюда…

– Мне не нужны носилки! Отпустите!

Меня заботливо поставили на ноги и вложили в руки лучевую винтовку.

– Спасибо, вы здорово рисковали, – выдавил я. – Эти шипы очень ядовиты.

– Какой разговор, сэр! Всегда пожалуйста.

Солдат, в котором было меньше всего от легионера, а больше от фольклорного лешего из трясины и водорослей, помог мне выбраться на островок суши.

– Сержант, впереди промышленная зона. Надеюсь, нам не придется идти через нее?

– Я тоже на это надеюсь, – буркнул я, забрасывая на плечо тяжелый гранатомет. – Разбирайте оружие мертвых и идите за мной…

– А как же тела? Мы не можем их тут бросить! – возразил один из бойцов. – Мы должны…

– Еще как можете! – оборвал я его нытье. – Мертвые не наша забота, а медслужбы да, пожалуй, Единого. Вы трое будете разведкой, а вы – замыкающими. Раненых возьмем с собой…

После очередного привала нас на танковой броне подбросили до ближайшей танковой стоянки первого легиона, в котором я и имел «удовольствие» служить. Сухой квадрат примерно в пять гектаров был под завязку забит военной техникой и атомными пушками, закрытыми от неприятеля, дождя и пепла пластиковыми чехлами. Мой наметанный взгляд не могла обмануть их видимая бесформенность. Солдаты в буро‑зеленых доспехах разгружали воздушный транспорт, вынося из него серебристые ящики со зловещим символом – атомный взрыв в венке из дубовых листьев с перекрещенными под ними артиллерийскими стволами. Тишина нарушалась далекими раскатами пушечной и ракетной стрельбы, по небу змеились светящиеся росчерки – на орбите продолжалась битва за ближний космос. Мне стало ясно, что гозорцы сражение еще не проиграли. Они не могли потягаться с нами по количеству космических кораблей, авиации и материальному снабжению, но могли осложнить жизнь бесконечными атаками на растянутые линии коммуникаций. Необходимо было поскорее подавить все очаги сопротивления.

– Не хочу обнадеживать, но факты налицо. Мы отбили плацдарм… Правда, немалой ценой, нас здорово потрепали, но отбили! – ликовал Чак, довольный тем, что еще жив.

– Это и есть романтика войны? Доблесть и честь? – медленно закипая, спросил я.

Винить его было не за что. Просто ему повезло, а нам нет.

Мой голос утонул в грохоте и вое. Над головой с ревом разъяренных фурий пронеслись звенья истребителей, растворившись на фоне изрыгающего пепел вулкана. Один из астероидов, врезавшись на огромной скорости, разбудил гиганта, дремавшего до этого тысячи лет. Теперь он доставлял нам массу неприятностей.

– Чего мы добились их смертью? Так войны не ведут! Нужно действовать тоньше.

– Ты не прав, Ингвар! – возразил Чак. – Благодаря передовым подразделениям мы выиграли время. Ты забыл, как начинали мы сами: ты, я и остальные? Нас бросили в бой раньше, чем мы научились сражаться. Кроме того, они знали, на что идут, попав в легион…

– Они не знали этого, как и ты, и я, и остальные! Их насильно загнали в ряды тех, кто делает самую тяжелую работу. Когда мы выберемся отсюда, я снова напишу прошение о переводе куда угодно, только бы подальше от легиона.

– Это глупость, дружище! Из легиона существует только два пути: пластиковый мешок для трупов или вечная слава в веках! Если бы войны были менее ужасны, мы бы ими увлеклись, а так это просто последний довод. Эти гозорцы сами вынудили нас так поступить!

– Так же, как до них криганы, ведранцы, першеиды и аргонианцы на Кассини? Все это вранье, и нет в войнах ни славы, ни чести. Сражаясь с чудовищами, мы и не заметили, как сами ими стали.

– А как же остальные? Что делать нам? – крикнул мне вслед Чак. – Ты для себя все решил… а мы? Думаешь, тебе одному трудно? Ты же сам рвался в этот проклятый крестовый поход!

Я раздраженно дернул щекой. На это у меня не нашлось, что сказать.

С такими мрачными мыслями я и нарвался бы на неприятности, если бы гозорцы неожиданно успешно не прорвали хрупкий фронт и не двинули против нас свои железные армады – армии последнего резерва. Нами срочно закрыли бреши в обороне. Вбив нам в головы приказ держаться и не отступать, офицеры оставили нас один на один с неприятелем.

– Танки! Товсь! – рявкнул по рации Торнвальд. – Сначала зажигалки, потом осколочные.

Подсоединив к своему костюму электронный шлейф управления ПТУРСом, я взял на прицел командный танк. Он был низким, покатым, с восьмиугольной башней и длинным пятнистым стволом. Я хорошо видел его в оптический прицел ракетной установки. Изрыгая огонь из пушки, он изредка останавливался и, неуверенно шаря стволом перед собой, нехотя полз дальше. До цели оставалось менее пяти километров. Ближе подпускать было опасно.

– Хорошая цель, одобряю! – вмешался в мои размышления насмешливый голос Торнвальда, который любил подключаться к нашим камерам в шлемах. – Смотри не промажь, сержант.

Задыхаясь в душном шлеме, я одновременно с остальными нажал на спуск ПТУРСа. Серые струи выхлопов взлетели вверх и стремительно упали на машины противника. Командный танк, не реагируя на попадания, полз вперед, обрабатывая наши позиции из скорострельной пушки.

Артиллерия, подпустив танки ближе, расколошматила их так, что любо‑дорого было смотреть на подлетающие вверх оторванные башни и гусеницы. Одни горелые груды железа громоздились теперь на поле. Для кого‑то – праздник жизни, а для кого‑то – горечь смерти…

– Какой бесславный конец. Техники у них полно, но вот такое чувство у меня, сержант, что пользоваться ею они совсем не умеют! – рассмеялся Лин. – Так бездарно погибнуть…

– Игра еще не окончена. Мы отбили всего одну атаку. Они отступят, а потом начнут сначала.

Мы отбивались почти неделю, и ничто не могло нас сломить. Днем и ночью врага бомбили, и наконец остатки дивизий гозорцев в панике отступили на исходные рубежи, по дороге бросая все, что их связывало, – запчасти, боеприпасы, подбитую технику, раненых.

– Бери в охапку противотанковую роту и организуй контрнаступление! – азартно приказал мне лейтенант Торнвальд. – Гоните их к реке и уничтожайте, пока они не опомнились!

Чертыхнувшись про себя и поминая нелестными словами Торнвальда и всех его родственников, я устало взял в руки лучемет и дал сигнал к атаке.

Моя группа преследовала гозорцев до тех пор, пока киберком, обновив спутниковые данные, не сообщил, что поле вокруг нас засеяно тысячами мин ПП – «подземными попрыгунчиками». Они, реагируя на живых существ, выпрыгивают из‑под земли и взрываются на уровне головы, снося ее с плеч. Это еще полбеды. Кроме попрыгунчиков, здесь было полно поганцев, которые сами ползли к тебе под землей и внезапно взрывались под твоими ногами. Нас заманили в ловушку!

Первые разрывы слились в барабанный бой, когда незримая волна подняла и меня в воздух в фонтанах грязной земли. Звон в ушах и адская боль в ногах – это последнее, что я запомнил. Взвыла внутришлемная сирена, и по экрану визоров побежали тонкие росчерки квазипомех. Длинные столбцы цифр диагностики сообщали о серьезных неполадках.

Болевой шок был так силен, что антишоковые препараты, впрыскиваемые в кровь лошадиными дозами посредством автоинъекций, не помогли мне избежать беспамятства.

Сознание мучительно возвращается в ноющую плоть…

Глаза режет яркий свет, испускаемый сотнями ламп внутреннего освещения. Мое тело, как и тысячи других, висит в зеленом свечении силового поля. Сквозь поле проходят разноцветные лучи, приятно покалывая кончики пальцев, а сам я нахожусь внутри прозрачной сферы. Насколько я помнил по прошлому опыту, реабилитационная капсула считывала ДНК и выращивала новые клетки и органы, полностью идентичные старым. К сожалению, таких капсул остро не хватало в действующих частях. Мне повезло, что я внутри нее, а не под ножами робота‑хирурга.

Крейсер «Спаситель Цебертрона» и космический госпиталь «Знамение» шли к ближайшим вратам в созвездии Медузы. Корабли уносили меня из враждебной звездной системы, но нелестная память об этом бое теперь останется навсегда.

– Вам пора спать, мастер‑сержант. У вас повысилось кровяное давление, – тихо сказал полубелковый дроид.

Незаметно подъехав к капсуле, он стал манипулировать кнопками гипногенератора, пока тот не погрузил меня в глубокий сон без сновидений.

Когда я выписался из госпиталя, то первым делом принялся осаждать центр связи, стараясь связаться со своей семьей, но вежливые, как всегда, киборги дали мне от ворот поворот:

– Нам очень жаль, мастер‑сержант. Из‑за боевых действий и постоянно открытых врат к нам просачивается слишком много эфемерной эктоплазмы. Это мешает связи. До тех пор, пока не прибудет колодец душ и не очистит пространство, гипносвязь будет блокироваться помехами.

– Мне плевать на ваши извинения! – разбушевался я. – Моя воинская часть в любой момент покинет вашу «гостеприимную» станцию! Может, попробуете еще раз?

– Нам, право, очень жаль, сэр. Приходите позже…

Сердито подхватив шлем, я поспешил к взлетной площадке. Гиперсвязь была слишком дорогой для моего кармана, а дешевая гипносвязь на войне вещь ненадежная и больше напоминает сонный морок. Один плюс: мгновенно достигает адресата, где бы тот ни находился.