Спор Есенина с Грузиновым. Есенин рассказывает о себе. «Гаврилиада» А. С. Пушкина. Сборник Госиздата

Есенин пришел ко мне с Грузиновым. Очевидно, по дороге они спорили, потому что, как только сняли пальто, Сергей сказал Ивану:
— Да, поэзия наша грустна. Это наша болезнь. Только вот сам не знаю, кто я?
— Ты, безусловно, по цвету волос, по лицу, по глазам — настоящий финн!
— А ты?
— А я Грузинов, то есть грузин. Кровь у меня восточная...
— Кровь — это самое главное. Но не забывай и о пространстве земли, на которой живут люди.
— Пожалуй, это правда, — согласился Иван.— Пространство играет свою роль.
— Как же не играть? — пожал плечами Есенин.— Возьми еврейскую поэзию, песни, даже танцы. Во всем найдешь скорбь. Почему? Евреи рассеяны по всему лицу земного шара...
Как ни интересно было мне слушать дальнейший спор, я все же побежал на кухню к матери, прося приготовить чай и что-нибудь закусить. Мать сказала, что у нее готов обед и через четверть часа она попросит моих гостей в столовую.
Когда вернулся в мою комнату, на коленях у Сергея сидел наш серый с белыми пятнами кот Барс, очень своенравный и неохотно идущий на руки к чужим людям. Есенин почесывал его за ушами, под подбородком. Кот от наслаждения закрыл глаза и запел свою мурлыкающую песню. Грузинов ходил из угла в угол по комнате, вынимал из кармашка часы и посматривал на них, как будто читал лекцию и опасался не закончить ее во время. Он говорил:
— В «Сорокоусте» и слепому ясно, что ты восстаешь против машины в сельском хозяйстве. Иван прочитал:

Никуда вам не скрыться от гибели,
Никуда не уйти от врага.
Вот он, вот он с железным брюхом
Тянет к глоткам равнин пятерню.
С. Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 44.

— Ты прямо предрекаешь нашу гибель от трактора, — закончил Грузинов.
У Есенина на губах заиграла лукавая улыбка, и, он дипломатично ушел от спора, спросив:
— А знаешь, как эти же строки толкует Берлин?
Павел Абрамович Берлин был связан с разными издательствами, а впоследствии сотрудничал в, «Современной России».
Берлин запомнился мне в зимней Москве, заваленной снежными сугробами. Он был высокий, худой, со впалыми щеками, глаза его блестели от голода. Был он в длинной потертой шубе, с полинявшим воротником, держал туго набитый портфель и перекладывал его из одной руки в другую. В портфеле были рукописи и книги. Он любил ссылаться на талмуд, и Павла Абрамовича прозвали талмудистом...
Сергей рассказал, что Берлин говорил: враг, о котором Есенин пишет в «Сорокоусте», — Германия. Она выставит не одну «с железным брюхом» пушку «Берту». Тысячи их выставит. «Никуда вам не скрыться от гибели!»
— Здорово талмудист загнул! — засмеялся Иван.
— А что? — откликнулся Сергей.—Может быть, это будут и не пушки, а что-нибудь пострашнее. С Германией не раз воевали, и эта война не последняя!
— Это же совсем другое дело! — не унимался Грузинов. — Ты же в «Сорокоусте» пишешь о «беде над полем».
— Поля бывают разные! Разве не может быть беды на поле брани? — слукавил Есенин.
Шагающий по комнате Грузинов опешил и остановился. Сергей залился хохотом.
В это время мать позвала нас обедать. Конечно, обед был только сносный: две нарезанные кусочками воблы, бутылка пива, мясной суп с рыжей лапшой; тушеное мясо с мороженой морковкой, урюком.
Мы ели молча. Когда Есенин стал жевать отрезанный кусочек мяса, он сказал, что это хорошая грудинка. Мать спросила, где он научился разбираться в мясе. Сергей ответил, что ему пришлось служить в конторе мясной лавки.
— И долго вы работали? — спросила мать.
— Нет. Жена хозяина была строптивая. Как войдет в лавку, все приказчики должны встать, повернуться к ней лицом и кланяться. А я в то время Гоголем зачитывался. Была у меня книга с картинками. Художник нарисовал сваху Феклу из «Женитьбы». Сваха — вылитая наша хозяйка. Я и показал картинку приказчикам. Хозяйка придет, они вскочат, стоят и смехом давятся. Один не выдержал и прыснул. Все и открылось!..
— Должно быть, вы были сорванцом? — сказала мать.
— Был и остался. Еще в детстве слыл первым драчуном на селе. Почти каждый день с ребятами дрался, домой приходил в синяках, а то и с расквашенным носом. Бабка меня бранила, а дед заступался. Один раз бабка ушла, а дед говорит, что сейчас покажет мне, как драться, — всех одолею!
Сергей рассказал, как его дед — Федор Андреевич Титов — сложил особым образом кулак, показал, как нужно размахнуться и хватить наотмашь по уху противника, Однако так, чтобы задеть и висок. Только бить точно, в определенное место. Он, внук, и кулак сложил, а дед поправил, и размахнулся, а дед правильно поставил его руку.
И всё шло хорошо. Но Сергей усомнился, — сможет ли он с одного удара повалить мальчишку. Тогда дед легонько дал внуку по уху.
Очнулся он, внук, когда над ним, браня деда, хлопотала бабка...
— Постой, — прервал Есенина Грузинов, — Значит, ты того бродягу дедовским ударом?
— Какой он бродяга? — возразил Сергей. — Он же с финкой на меня полез.
Оказалось, что он и Иван возвращались ночью домой. За углом бандит потребовал, чтоб Есенин отдал ему свой бумажник, пригрозил ножом. Отвлекая внимание грабителя, Сергей полез в карман пиджака левой рукой, а правую сложил в кулак, как учил дед, и хватил бандюгу по уху и виску. Тот кувырнулся на тротуар и не поднялся...
Мать принесла бутылку хлебного кваса, который сама готовила, и, когда стали запивать обед, спросила у Есенина, давно ли он живет в Москве. Он ответил, что живет с 1912 года, а в 1915 ездил в Петроград пробивать дорогу своим стихам. Там редакции журналов стихи его приняли, познакомился он с Городецким, с Блоком, бывал в кружке молодых поэтов на квартире Ларисы Рейснер (Ин. Оксенов. Лариса Рейснер. Л., «Прибой», 1927, стр. 40), его ввели в литературные салоны.
— Пришел я в салон Мережковских. Навстречу мне его жена, поэтесса Зинаида Гиппиус. Я пришел одетым по-деревенски, в валенках. А эта дама берет меня под руку, подводит к Мережковскому: познакомьтесь, говорит, мой муж Дмитрий Сергеевич! Я кланяюсь, пожимаю руку. Подводит меня Гиппиус к Философову: «Познакомьтесь, мой муж Дмитрий Владимирович!»
— Как же это так, — удивилась мать, — два мужа!
— Жила с обоими. Меня, деревенского, смутить хотела. Но я и в ус не дую! Подвела бы меня к третьему мужу, тоже не оторопел бы...
Сергей смеется, мы вслед за ним...
Когда обед кончился, мы, трое, пошли в мою комнату. Печка-буржуйка еле теплилась, я подбросил в нее напиленных чурбачков. Потом напечатал Грузинову справку в Карточное бюро. Он взял ее, посмотрел на свои карманные часы и сказал Есенину, что спешит: как бы бюро не закрылось, а ему надо сегодня же отдать справку.
Попрощавшись, он ушел, а я напечатал удостоверение Сергею о том, что он является председателем «Ассоциации вольнодумцев» и имеет такие-то издательские, редакторские и другие права.
Положив удостоверение в карман, Есенин спросил, знает ли моя мать об его «Сорокоусте»? Я объяснил, что Анатолий давал мне на правку экземпляр первой корректуры сборника «Имажинисты». Мать увидела ее на столе и прочитала «Сорокоуст».
— Что она сказала? — спросил Сергей.
— Поэма ей понравилась, но она не поняла, зачем ты написал о мерине.
— А ты что?
— Я ответил, что многие писатели прибегают к разным приемам для того, чтобы их вещь была прочитана от корки до корки. Мать знает старую литературу, и я сослался на Эмиля Золя. С этой целью он в свои произведения вводил эротический сюжет!
— Эмиль Золя?— воскликнул Есенин.— Куда хватил! Все гораздо ближе. Ты «Гаврилиаду» читал?
— Да. С предисловием Брюсова. — Какое издание?
— Второе! — Это совсем не то!
Он подошел к его висящей на вешалке шубе, вынул из кармана завернутую в белую бумагу «Гаврилиаду». Это было первое издание «Альционы».
— Читай! — Сергей положил передо мной поэму, а сам сел на кушетку.
Я читал прелестные пушкинские строфы, в которых был заключен богоборческий остроумный сюжет, сопровождаемый озорными словами. Замечательная поэма, за которую Александр Сергеевич чуть не попал в царскую опалу, убивала веру и в бога, и Христа, и архангелов.
— Это Александр написал сто лет назад без малого! — сказал Есенин, пряча книгу в карман шубы. — Спасибо Брюсову, что он добился издания «Гаврилиады»! Заставлю Мариенгофа прочесть!
Сомнений нет, что Сергей это сделал: в скором времени Анатолий написал на библейскую тему фарс: «Вавилонский адвокат» (семь старцев и Сусанна) (Первоначальное название «Возлюбленная пророка».), поставленную в Камерном театре. В 1936 году, когда я работая редактором в сценарном отделе киностудии «Межрабпомфильм», дирекция поручила мне просмотреть и снять фривольные места в фильме: «О странностях любви», поставленном Я. А. Протазановым по сценарию Мариенгофа, того же названия. Анатолий мог прочесть эти слова только в «Гаврилиаде»:

Поговорим о странностях любви.
«Гаврилиада». Изд. второе. Альциона, 1919, стр, 59, стих. 101.

Над этой книгой воспоминаний я работал не один год, и цель была одна: снять с Есенина то, что несправедливо приписывали ему, не только из-за незнания некоторых фактов его жизни, но и по причине его натуры: он любил от одних все скрывать, другим описывать то, что случилось с ним, в мажорных тонах, третьим в минорных, четвертых разыгрывать. При этом он совершал это непринужденно, с большой достоверностью, что как теперь понимаю, свидетельствовало о его незаурядном актерском даровании.
Однако были и другие привходящие причины, которые мешали мемуаристам — даже близко знающим Сергея — донести до читателей истину о великом поэте. Об одном случае я хочу рассказать.
И. Грузинов в своих воспоминаниях пишет:
«1924. Лето. Полдень. Нас четверо. Шестой этаж дома № 3 по Газетному переулку. Есенин вернулся из деревни.
Спокойный, неторопливый, уравновешенный. Чуть-чуть дебелый. Читает «Возвращение на родину». Я был в плохом настроении: жара, не имею возможности выбраться из города. И том не менее взволновали его стихи (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.-Л., Госиздат, 1926, стр. 134.).
— Часто тебя волнуют мои стихи? — спросил Есенин.
— Нет. Давно не испытывал волнения. Меня волнуют в этом стихотворении воскресающие пушкинские ритмы. Явное подражание, а хорошо. Странная судьба у поэтов. Пушкин написал «Вновь я посетил» после Баратынского. Пушкина помнят все. Баратынского помнят немногие...
Где же происходил этот разговор? Шестой этаж дома №3 по Газетному переулку — это квартира №30, где я жил вместе с родителями. Кто же эти четверо, о которых пишет Грузинов? Это — Есенин, Грузинов, я и моя мать, которую Сергей пригласил послушать его «Возвращение на родину».
Когда он прочитал стихотворение, а Грузинов сказал, что это явное подражание Пушкину, мать, вытирая слезы на глазах, возразила:
— Мы еще в школе учили: «Вновь я посетил тот уголок земли». Конечно, это стихотворение чудесное. Но у Сергея Александровича есть встреча с дедом, которого не узнал внук. Знаете, это сжимает сердце. Так критиковать нехорошо. — И она вышла из комнаты.
Повторяю, это происходило в 1924 году, у меня уже был полный шкаф книг. Я открыл дверцы, вынул том сочинений Евгения Баратынского, нашел его стихотворение «Родина» и прочитал вслух:

Судьбой наложенные цепи
Упали с рук моих, и вновь
Я вижу вас, родные степи,
Моя начальная любовь.

Степного неба свод желанный,
Степного воздуха струи,
На вас я в неге бездыханной
Остановил глаза мои...
Е. А. Баратынский. Полн. собр. соч. Киев, изд-во Ф. А. Иогансона, 1894, стр. 95.

Я сказал, что стихотворение Баратынского написано мастером, но с моей точки зрения холодновато. Потом я не без эффекта прочел начало стихотворения Пушкина «Вновь я посетил...» Не без эффекта потому, что после выпускных экзаменов в училище состоялся торжественный вечер, и инспектор обязал меня выступить со стихами на русском, немецком, французском и английском языках. Русским стихотворением и было «Вновь я посетил», которое я разучивал с бывшим учеником Коммерческого училища, в то время артистом театра Незлобина.
— Конечно, у Пушкина гениальные стихи, — сказал я. — Но чем берет Сережа? Мать правильно заметила: неузнавание внуком деда. Как это у тебя, Сережа?
Есенин прочел:

Но что старик с тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?
Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты деда...
Ах, дедушка, ужели это ты?
И полилась блестящая беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.

— Вот здесь настоящая трагедия, сильная трагедия, которая всем знакома и берет человека в плен. Этого нет ни у Баратынского, ни у Пушкина.— И я обратился к Грузинову.— Зря считаешь «Возвращение на родину» подражанием Пушкину. Тогда и «Пророк» Лермонтова подражание Пушкину. Влияние предыдущего поэта на последующего — это закон литературы. Но трагедия в «Возвращении на родину» делает стихотворение оригинальным, есенинским.
— Смотри-ка, — воскликнул Сергей, — как стал рассуждать!
— Ты забыл, Сережа, сам меня ругал за то, что мало читаю. Теперь прочел немало книг, завел толстую тетрадь, выписал отрывки.
Есенин улыбнулся. Подошел к книжному шкафу, вынул оттуда несколько томов переплетенного Лескова (приложение к журналу «Нива»).
— Дело! — воскликнул он. — Вот у кого надо учиться языку!
— Я и учусь! Выписываю фразы, слова...
Думаю, любой человек, прочитав запись Грузинова, а потом дополненную мною, увидит, какая разница между приводимыми фактами.
Дальше, как говорится, больше!
И. Старцев рассказывает, что «поэт Р., то есть я, был вовлечен в издательство «Ассоциации вольнодумцев» точнее не в издательство, а в «Ассоциацию» (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 75.).
Потом, сообщает Старцев, поэт Р. «упрашивал выпустить совместно с ним (Есениным.— М. Р.) сборник стихов» и «Есенин взял у него аванс». Я отлично знал, что Сергей печатается только с Мариенгофом и никогда бы такого предложения не сделал; в те годы Сергей был так обеспечен, что никакого аванса не взял бы.
А что было в действительности? Поэт-художник Павел Радимов (поэт Р.), близкий по тематике Есенину, хотел издать совместно с ним книгу и сделать к ней рисунки. Вот этот поэт Р. и вел разговор с Сергеем, а он подозвал меня и спросил, как записано в последнем протоколе «Ордена»: кто с кем печатается? Я ответил: «Ты с Мариенгофом, Шершеневич со мной («Красный алкоголь»), Ивнев, Кусиков, Грузинов выпускают отдельные книги. Кроме того, мы подготавливаем общий сборник («Конский сад»).
— Вот видишь, — сказал Есенин Радимову, — ничего не выйдет!
Дальше Старцев рисует Сергея двойственным человеком: якобы с поэтом Р. (Радимовым) он вступает в соглашение, а за глаза называет безнадежным...
В воспоминаниях В. Кириллова говорится о Сергее так: «Он скоро захмелел и потерял сознание. Я и поэт Р. отнесли его на руках в одну из комнат (Дома Герцена.— М. Р.) и уложили на диван». Верно, это было, только Есенин не терял сознание, а заснул за столом. И поэт Р. — это я! (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания, М.-Л., Госиздат, 1926, стр. 178.).
Но это еще не все превращения, происходящие с поэтом Р. Оказывается, он сидел в Ленинградском зале Лассаля за столом на сцене, где выступал Сергей:
«Есенин явился на вечер настолько пьяным, что товарищи пришли в отчаяние. Налили стакан лимонада, прибавили большую дозу нашатырного спирта и вынесли стакан на стол. А тут, как на грех, захотел пить поэт Р., сидевший в президиуме рядом с Есениным. Поэт Р. выпил стакан, не учуяв нашатырный спирт. Налил второй стакан, но и его постигла такая же участь (Там же, стр. 161.).
Конечно, в Ленинградском зале Лассаля я не был. А кто же поэт Р.? Ричиотти Владимир!
Я могу еще процитировать, где кто-то фигурирует как поэт X. (икс), но не в этом дело.
Я спросил у Грузинова после заседания Союза поэтов, который к тому времени (1927 год) перебрался в Дом Герцена. Как же так, будучи в июне 1924 года у меня на квартире в Газетном переулке, он не упоминает ни обо мне, ни о моей матери; мы же слушали «Возвращение на родину». И потом, что это за глупая шарада: «Поэт Р.», «поэт X.». Грузинов засмеялся и объяснил, что все это сделал редактор воспоминаний Евдокимов.
— А если он редактор, как же допустил, что Старцев вывел Сергея предпринимателем, рвачом, двуликим Янусом...
— Да ты что, не знаешь Ваньку Старцева? — удивился Грузинов.— Мастер заливать!
— Но ведь эта книга памяти Есенина. Памяти!
Грузинов только махнул рукой.
Писатель И. В. Евдокимов был техническим редактором литературно-художественного отдела Госиздата и взялся редактировать воспоминания о Есенине. Из тринадцати авторов добрая половина пишет о том, каким был Сергей в нетрезвом виде и как, в конце концов, дошел до умопомешательства (?!) (Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.-Л., Госиздат, 1926, стр. 237.).
А ведь в самом Госиздате произошел достопримечательный случай, о котором рассказывали работники издательства, а потом говорила вся литературная Москва.
Напоминаю читателю, что в двадцатых годах в советских учреждениях должности специалистов занимали бывшие царские чиновники, у которых, как тогда острили, отец был бюрократом, а мать волокитой. Особенно много таких служак сидели в финансовых отделах и бухгалтериях. Очень трудно было получать авторам гонорар по издательскому договору. Один пожилой литератор, услыхав в третий раз отказ, стал наступать на бухгалтера с увесистой палкой в руке. Бухгалтер счел благоразумным выйти из комнаты якобы по делу и совсем уйти из издательства. Тогда литератор пошел в кабинет к директору, а минуты через две глава издательства выскочил, охая и держась руками за спину и пониже спины, а за ним летел с поднятой палкой разъяренный литератор...
В 1924 году зимой, в платежный день, Есенин пришел в Госиздат получить выписанный гонорар. Ему сказали, что в кассе денег нет. Он стал объяснять бухгалтеру, что у его родителей в Константинове сгорела изба, и ему пришлось построить новую. Сейчас надо окончательно расплатиться со строителями. Бухгалтер слушал поэта, уписывая за обе щеки картофельные пирожки с мясом, и только пожимал плечами. Есенин снял шубу, шапку, повесил на гвоздь и, выйдя на середину комнаты, сказал, что сейчас прочтет свои стихи. Дверь в смежную комнату, где сидели счетоводы, была открыта, и там услыхали слова Сергея. Все бросились в комнату бухгалтерии, а один счетовод выбежал в коридор и крикнул: «Есенин читает стихи!»
Весть об этом моментально облетела все отделы. Когда Есенин начал читать четвертое стихотворение, комната бухгалтерии и смежная с ней, и коридор были набиты не только служащими, но и посетителями Госиздата.
В это время заместитель директора позвонил по телефону в один из отделов — никто не отвечает; он в другой — не берут трубку; он в третий... Вызвал секретаршу, велел выяснить, в чем дело, а она сказала, что в бухгалтерии Есенин читает стихи, и попросила отпустить ее послушать поэта.
Разгневанное начальство позвонило по телефону в бухгалтерию, но, чтобы не мешать Сергею читать, кто-то вытащил штепсель из телефонной розетки и поставил аппарат на подоконник. Начальство бросилось в бухгалтерию.
А люди уже стояли на лестнице и никак не могли протиснуться хотя бы в коридор. Однако начальство проложило себе путь до раскрытой двери бухгалтерии и только открыло рот, чтобы прекратить выступление Есенина, как на него зашикали, оттеснили в сторону.
Когда Сергей кончил читать стихотворение, начальство крикнуло бухгалтеру:
— Почему срываете работу издательства? Кто разрешил?
За бухгалтера ответил Сергей:
— Мне выписали деньги, а в кассе их нет. Вот я, чтобы в ожидании не скучать...
— Немедленно выплатить деньги! — гаркнуло начальство.
— Слушаюсь! — ответил, вытянувшись в струнку, бухгалтер-чиновник.
Сотрудники аплодировали Есенину, некоторые пожимали ему руку, просили прочесть стихи в их красном уголке.
— В следующий платежный день, если в кассе не будет денег, — сказал Сергей громко и строго, — буду читать стихи до позднего вечера...
Он получил в кассе деньги.
Разве этот эпизод не показывает во весь рост остроумного, благородного поэта и человека? А об этом в сборнике Госиздата не сказано ни слова!
Да там не найдешь ответа и на вопросы: как у Есенина возникала тема будущего стихотворения? Как он мучился, лелеял набежавшие строки? Как записывал стихи, как их читал, как строго относился к ним? Как учился в университете Шанявского? Как пополнял свое образование? Сколько и что читал, изучал? Какие альманахи, журналы собирался издавать и редактировать? Словом, о духовном росте Есенина, об идейном его пробуждении после поездки за границу, о создании ряда шедевров, которые вошли в мировую поэзию — ни слова!
В предисловии к книге Евдокимов пишет: «Государственное издательство... издает также настоящий сборник воспоминаний, стремясь воссоздать образ поэта-человека!» Что ж, стремление превосходное! Но вопреки желанию редактора, возможно, и авторов, их коллективное творчество в сборнике Госиздата привело к созданию образа великого поэта-человека в карикатурном виде!

Date: 2015-08-22; view: 478; Нарушение авторских прав