Маленькое дружеское признание

— С позволения Вашего Величества, — сказал Валет, — я этого письма не писал. А они этого не докажут. Там нет подписи.

— Тем хуже, — сказал Король, — значит, ты что-то дурное задумал, а не то подписался бы, как все честные люди.

Льюис Кэрролл.

Приключения Алисы в Стране Чудес.

(перевод Н. Демуровой)

В 1964 году в Нью-Йорке после тщательного допроса в полиции Джордж Уайт-мор-младший сознался в убийстве двух человек, занимавших видное положение в обществе, причем его признание заняло 61 машинописную страницу. Впоследствии было доказано, что он невиновен. Как можно заставить человека объявить себя преступником, если он знает, что может поплатиться за это жизнью? Если такое происходит часто, то мы, несомненно, имеем дело с могущественным набором методов изменения установок и поведения. На самом деле около 80 % всех привлеченных к уголовной ответственности подозреваемых после определенного количества допросов в полиции сознаются в совершении преступления. Интересно, что уровень «успеха» был таким же, когда полицейским разрешалось применять физическое насилие третьей степени, что впоследствии было запрещено законом. Очевидно, некоторые психологические методы могут быть столь же эффективными, как физическая сила.

В результате недавно проведенного исследования в США было выявлено 350 случаев судебных ошибок, когда невиновных людей признавали виновными в совершении тяжких преступлений. В 49 из этих случаев обвинительный приговор основывался главным образом на ложных признаниях, и все они были получены с использованием принуждения (Bedau and Radelet, 1987). В исследовании четырех случаев, когда невиновные люди, подозреваемые в жестоких убийствах или крупных кражах, давали ложные признания в совершении преступных деяний, было отмечено, что признание было единственным доказательством причастности подозреваемых к преступлению (Ofshe, 1990).

Не все признания являются прямым результатом применения различных тактик допроса; при «согласованном признании вины» подозреваемые часто (вместо инкриминируемого) сознаются в менее серьезных нарушениях закона, надеясь на смягчение приговора. Тем не менее в обычной полицейской практике признания подозреваемых всячески поощряются. Почти в 20% дел, которые передаются в суд, фигурируют спорные признания, т. е. признания, от которых обвиняемые впоследствии отказываются, заявляя, что они невиновны (Kalven and Zeisel, 1966; Wrightsman, 1987).

Полицейские «вытягивают» из подозреваемого признание так же, как свидетельские показания. Процедура допроса подозреваемых, как и процедура допроса свидетелей, не была специально разработана на основе научных исследований, а сложилась естественно, путем проб и ошибок. В результате получился набор чрезвычайно

изощренных методов, вобравших в себя только те из оперативных приемов, которые выдержали испытание практикой и временем. Большинство из них отражено в специальных руководствах, используемых в отделах полиции для обучения сотрудников (например, Inbau et al., 1986; Inbau and Reid, 1962; Mulbar, 1951). Общий подход, лежащий в основе этих руководств, выражен в следующих выдержках.

Если... обладать хотя бы непрофессиональными знаниями в области практической психологии и использовать подход, применяемый торговыми агентами, то можно успешно проникать в мысли человека и вытягивать из него желательные факты (Mulbar, 1951).

Кандидаты на должность детектива должны обучаться на интенсивных шестинедельных курсах, в программе которых допросу арестованных уделяется особое внимание. Большинство из детективов обладает психологической проницательностью, основанной на интуиции и опыте, и умеет эксплуатировать «слабые места» человека. В результате они могут заставить арестованного говорить. (Майкл Мерфи, бывший комиссар полиции Нью-Йорка, цитируется в газете New York Times от 7 ноября 1963 г.)

Короче говоря, в основном учебнике по тактике ведения допроса подчеркивается, что признания можно добиться посредством социального влияния, «убеждая» предположительно виновных подозреваемых сознаться (Inbau et al., 1986). Какие же средства получения признания рекомендуют применять начинающим следователям подобные полицейские руководства? И на каких принципах влияния основаны эти рекомендации? Давайте рассмотрим важнейшие из методов, применяемых опытными следователями (все эти методы были выявлены в результате тщательного анализа содержания множества руководств для детективов, а некоторые дополнительные данные были получены в ходе опросов, проведенных одним из авторов этой книги среди полицейских-детективов. См. Zimbardo, 1971).

Мы бы хотели, чтобы для лучшего усвоения и запоминания этой информации вы представили себе, что вы — подозреваемый. Вас обвиняют в преступлении, которого вы не совершали; но у вас нет хорошего алиби, и вы — единственный подозреваемый, которого полиции удалось изловить.

Контроль над психологической ситуацией. В руководствах рекомендуется, чтобы на допросе следователь и подозреваемый были наедине и находились на близком расстоянии друг от друга. Следователь должен показать свою власть с помощью мелких демонстративных поступков; например, надо запретить подозреваемому курить, указать, где ему сидеть, или предложить стакан воды. Допрос должен проходить в незнакомой подозреваемому обстановке, чтобы лишить его психологической поддержки, которую дают знакомые вещи. В комнате не должно быть много мебели или чего-то такого, что могло бы отвлекать подозреваемого. Не должно быть предметов, которые подозреваемый мог бы вертеть в руках (например, канцелярские скрепки) или которые напоминали бы ему о связи с внешним миром (например, телефоны).

Мы можем идентифицировать несколько сил, которые начинают действовать и оказывать свое влияние в столь суровой обстановке. Следователь утверждается в роли властной фигуры, которая действует «на своем поле». В результате подозреваемый, может быть, начнет действовать согласно эвристическому правилу «подчиняйся власти». Кроме того, ясно, что следователь распоряжается всеми «жизненны-

ми благами»: он может дать воды для утоления жажды, разрешить закурить и позволить уйти из этой неприятной комнаты. С течением времени эти поощрения становятся мощными стимулами к тому, чтобы сознаться. Поскольку подозреваемый лишен возможности отвлекаться, приказ «сознайся» будет упорно повторяться, и от него некуда деться. По мере того как усиливаются волнение и усталость, спорить или оказывать мысленное или вербальное сопротивление в каких-либо иных формах становится все труднее, особенно в отсутствие всех вещей, напоминающих о возможной связи с внешним миром и социальной поддержке.

Приемы, используемые для искажения восприятия и суждений. Следователи, проводящие допрос, стараются добиться, чтобы у подозреваемого произошла когнитивная перестройка, подобная той, которая происходит при лабораторных исследованиях феноменов конформности и подчинения. Они либо преуменьшают серьезность преступления и подсказывают подозреваемому выход, позволяющий спасти свою репутацию, либо пользуются противоположной тактикой, преувеличивая тяжесть преступления. В первом случае предполагается, что проступок подозреваемого не слишком серьезен, поскольку тысячи других людей попадали в аналогичную ситуацию. Следователь может также переложить вину на обстоятельства (такие, как окружающая среда или слабости подозреваемого). Делая такие предположения, следователь может добиться от подозреваемого признания, потому что у последнего ослабевает чувство вины или стыда. Обратите внимание, что здесь используется эффект контраста. Кроме того, подталкивая подозреваемого к ситуационной атрибуции или вызывая у него ощущение, что его поведение было в каком-то смысле нормальным («Да ясное дело, любой нормальный парень завелся бы, если бы эта сучка стала перед ним так выделываться»), можно внушить ему ожидания, что его признание будет встречено с пониманием и снисходительностью.

При противоположном искажении подозреваемому пытаются внушить, что его дела обстоят хуже, чем он думает, —для получения признания используется страх, и эта тактика осуществляется путем извращения фактов. Следователь может лживо утверждать, что у него есть определенные улики, доказывающие вину подозреваемого, и таким образом заставить его ощущать, что «игра проиграна». Или следователь может блефовать, весьма искусно притворяясь, что соучастник подозреваемого, которого допрашивают в соседней комнате, якобы только что «раскололся». Ну-ка, догадайтесь, кого выдал ваш подельник? — конечно же вас\ И теперь настал ваш черед рассчитаться с предателем.

Иллюзия эмпатии. Существует несколько приемов, позволяющих сделать так, чтобы арестованному захотелось довериться следователю. Лесть и мелкие «добрые» поступки (предложить чашку кофе, стакан воды или сигарету) способствуют тому, чтобы следователь понравился подозреваемому. Более изощренный прием — это уловка под названием «Матт и Джефф», «плохой полицейский и хороший полицейский». Два следователя работают в паре: жестокий и безжалостный Матт и добросердечный отец семейства Джефф, у которого, возможно, есть брат, однажды попавший в такую же переделку. Джефф все время говорит Матту, чтобы тот не приставал к арестованному, и сердится на своего напарника. В конце концов Матт выходит из комнаты. Тогда Джефф признается, что он тоже терпеть не может мето-

ды Матта, но добавляет, что единственная надежда арестованного — это быстренько вступить в сотрудничество с добрым стариной Джеффом и сказать ему всю правду. Потом они вместе напишут жалобу на Матта его начальству. Рассерженный подозреваемый переходит на сторону Джеффа, поверив в его историю, — и платит за это своей свободой.

Поощрение чувства вины. При рассмотрении другого метода ясно видно, как специалисты по ведению допросов интуитивно улавливают причины, которыми люди обычно объясняют свои эмоции. Чтобы заставить арестованного испытывать сильное волнение — а возможно, и чувство вины, — следователи указывают на якобы присутствующие в его манере поведения признаки того, что он испытывает чувство вины. Можно обратить внимание допрашиваемого на пульсацию сонной артерии у него на шее, на движения адамова яблока, сухость во рту, подергивания конечностей и «особенное ощущение внутри», которые могут быть симптомами нечистой совести (Inbau et al., 1986).

Полиграф: реквизит для научной лжи. Наконец, существует детектор лжи, или полиграф. Детекторы лжи — это приборы, с помощью которых измеряются показатели физиологического возбуждения — такие как изменение частоты сердцебиения, электрической активности кожи (потоотделение) и частоты дыхания. Когда мы лжем, мы нервничаем (см. главу 7), и проявлением этого может быть повышенное возбуждение. Для выявления лжи существуют различные процедуры, но основной метод тестирования на детекторе лжи состоит в том, чтобы проверить, не будет ли подозреваемый демонстрировать признаки повышенного возбуждения, отвечая на вопросы, имеющие отношение к преступлению — особенно на прямые вопросы о том, совершил ли он это преступление («Вы изнасиловали Алису Браун?»), или на вопросы, касающиеся специфического поведения, которое, как известно полиции, было частью преступления («Вы угрожали убить ее?»). Предполагается, что если подозреваемый виновен, то когда он будет лгать, отвечая на критические вопросы, у него будут наблюдаться признаки повышенного возбуждения по сравнению с уровнем возбуждения во время ответов на некритические «контрольные вопросы».

Можно ли выявить ложь с помощью детектора лжи? В лабораторных исследованиях испытуемых просили совершить «преступление», а затем не сознаваться в этом; в такой ситуации с помощью тестирования на полиграфе их «виновность» обнаруживается в среднем примерно в 75 % всех случаев (Kircher, 1988). «Невиновность» испытуемых, которых не заставляли совершать преступление, подтверждается примерно в двух третях всех случаев. По данным настоящих уголовных дел, в которых виновность или невиновность подозреваемого была впоследствии установлена другими способами, средний уровень точности детектора лжи был примерно таким же (Saxe et al., 1985). Но если вы произведете в уме несложные математические расчеты, то, вероятно, заметите, что эти тесты дают значительный уровень ошибок, в результате которых невиновных людей могут счесть виновными и наоборот.

В целом точность выводов, полученных с помощью полиграфа, выше уровня случайных догадок. Однако если дело касается уголовного судопроизводства, то мы говорим об индивидуальных случаях — о вас — а не об общих показателях. И это еще

не все, что касается детектора лжи. Полиграф можно «обмануть», заставив его давать ложные показания. Вы можете напрягать мышцы, сжимать пальцы ног или непрестанно ерзать, создавая, таким образом, постоянно повышенное возбуждение, что затруднит выявление изменений, вызванных вопросами (Saxe et al., 1985). Еще хуже то, что «признаки вины» проявляются в основном у тех людей, которые верят в надежность полиграфа (Saxe et al., 1985). Если человек не верит в этот прибор, то уличить его во лжи труднее. В результате полицейские пускаются на всевозможные уловки, чтобы убедить подозреваемого в том, что показания детектора лжи верны, для чего часто инсценируют фальсифицированные демонстрации его волшебных возможностей с помощью игральных карт. Иногда полицейским удается заставить подозреваемого сознаться, только пригрозив ему использованием детектора лжи («Если вы виновны, то вам лучше сознаться. Все равно полиграф вас уличит»). В конечном счете можно сказать, что тесты с помощью детектора лжи недостаточно точны, чтобы полагаться на них при определении виновности или невиновности подозреваемого. Обычно детектор лжи выступает всего лишь в качестве еще одной разновидности сильнодействующего ситуационного «сценического реквизита», который используется для принуждения к признанию.

При таком арсенале инструментов влияния неудивительно, что полицейские весьма успешно добиваются признаний. Тем не менее очень многие судьи и присяжные не могут интуитивно понять, какое сильное убеждающее воздействие оказывают на подозреваемого в комнате для допросов. Спорные признания часто принимаются судом в качестве доказательств; при этом предполагается, что присяжные могут определить, было ли признание добровольным или оно получено под принуждением. Однако истинность этого предположения вызывает сомнения, о чем свидетельствуют данные исследований по изучению фундаментальной ошибки атрибуции, которая состоит в том, что люди недооценивают влияние ситуативных факторов, особенно вербальных утверждений. Решая вопрос о том, что именно заставило подозреваемого сознаться, довольно трудно понять, кто заслуживает большего доверия — детектив или подозреваемый, который борется за свою жизнь? Кроме того, результаты исследований, построенных на анализе инсценированных ситуаций судебного разбирательства, говорят о том, что присяжные, как правило, более склонны не принимать во внимание признания, полученные под угрозой наказания, чем признания, полученные с помощью положительных психологических уловок (таких, как обещание смягчения приговора) (Kassin and Wrightsman, 1980, 1981). Люди обычно верят, что наказание — это более мощный «стимул», чем награда (Wells, 1980). Разве не кажется странным, что с помощью «бархатной перчатки» можно вынуждать подозреваемых сознаться, добиваясь, по крайней мере, такого же, а может быть, и большего успеха, чем при использовании «железного кулака»?

Этичность получения признаний под принуждением, путем установления практически полного контроля над психологической средой, вызывает сомнения. Есть данные, свидетельствующие о том, что на самом деле в большинстве случаев для предъявления обвинения достаточно одних «вещественных» доказательств, и вовсе не обязательно, чтобы подозреваемый сделал признание (Zimbardo, 1971). Возможно, что вообще не следует пользоваться специальными методами получения признания.

Date: 2015-09-02; view: 280; Нарушение авторских прав