Консультирование о выходе и депрограммирование

Единственно важное различие между консультированием о выходе и депрограммированием заключается в том, что при последнем культиста запирают, по крайней мере, на начальном этапе, дома, в комнате отеля, в хижине или в каком-то другом подходящем уединенном месте. Это различие, однако, приводит к тому, что вызывает три других отличия между консультированием о выходе и депрограммированием.

Во-первых, консультанты по выходу должны обладать способностью быстро устанавливать взаимопонимание с культистом; иначе человек просто уйдет. Даже если некоторые депрограммисты так же уважительны и вежливы, как консультанты по выходу, ситуация депрограммирования не требует, чтобы они вели себя подобным образом. Следовательно, некоторые депрограммисты могут быть излишне конфронтационными.

Во-вторых, из-за физического ограничения культисты, вовлеченные в депрограммирование, гораздо более склонны приходить в ярость, чем это с ними случалось бы во время консультирования о выходе. Они могут проклинать и оскорблять депрограммистов и своих родителей. Они могут угрожать местью. Они могут прибегнуть к физическому насилию. Они даже могут попытаться совершить самоубийство или нанести себе физический вред, чтобы попасть в больницу, откуда они могут позвонить своим культовым лидерам. Такое поведение может подвергнуть испытанию терпение депрограммиста с самыми мягкими манерами, а в случаях со склонным к конфронтации депрограммистом может привести к деструктивной эскалации резких слов и поведения. В самом деле, хотя большинство депрограммирований могут быть успешными в том, что культист уходит из группы (Langone, 1984), психотерапевты, которые работают с экс-культистами, отмечали многие случаи, когда “успешное” депрограммирование имело вредные последствия.

В-третьих, некоторые, но не все, депрограммисты действуют так, словно культисты находятся под таким глубоким воздействием культов, что физическое ограничение необходимо, чтобы убедить их выслушать информацию, недоступную в культе. Хотя эта точка зрения иногда может быть верной, успех консультирования о выходе предполагает, что часто дело обстоит не так. Можно прийти к выводу, следовательно, что ситуация депрограммирования имеет тенденцию к преувеличению власти и недоброжелательности культов. Это, особенно в сочетании с эмоциями, порождаемыми депрограммированием, выливается в результате в тенденцию депрограммистов гораздо больше сосредотачиваться на нападках на группу и лидера группы, чем это делают консультанты по выходу. Это также имеет своим результатом склонность депрограммистов требовать, при любых намерениях и целях, чтобы культист пришел к принятию предположения депрограммиста о мощном контроле сознания; иначе физическое ограничение культиста не было бы оправдано. Хотя этот процесс может напоминать некоторым образом тот контроль сознания, который он стремится уничтожить, он отличается в двух важных отношениях: Депрограммисты не стремятся убедить культиста принять личную систему убеждений депрограммиста, не стремятся они также и контролировать поведение культиста после того, как депрограммирование закончено. Как это выразил один депрограммист: “Я не верю в вегетарианство, но я не собираюсь заставлять [культиста] есть мясо” (Dubrow-Eichel, 1989, p. 25).

Хотя большинство консультантов по выходу отвергают депрограммирование по этическим и практическим соображениям, многие признают, что в некоторых особых случаях депрограммирование может быть этическим последним спасительным средством для родителей. Иногда семьи могут не верить, что консультирование о выходе сработает и чувствуют, что депрограммирование является их единственным жизненным вариантом выбора для помощи близкому, который, как они полагают, находится в непосредственной физической опасности. Иногда группы могут посылать своих членов в зарубежные страны или отказываются говорить семьям, где они; в таких случаях семьи могут выбирать депрограммирование, когда они, наконец, определяют местонахождение своего близкого. Иногда культисты могут демонстрировать психопатическое поведение или становятся больными в медицинском смысле в результате своего участия в группе; в таких случаях депрограммирование также может быть этически и юридически оправданным.

Если родители верят, что депрограммирование является их единственным жизненным вариантом выбора, им следует понимать, что в случае возникновения юридических затруднений (например, депрограммирование не удается, и ребенок или культ предъявляют иск и/или выдвигают уголовные обвинения), бремя оправдания падет на родителей и депрограммистов. Часто родители и депрограммисты, против которых возбуждаются иски и которых арестовывают, будут полагаться на вариации на тему необходимой обороны, которые утверждают, что вред, возникающий из-за вовлеченности в культ, оправдывает крайние действия депрограммирования. Иногда этот или какой-то другой вид защиты принимаются юридической системой, но иногда это отвергается. Родителям также следует иметь в виду, что даже успешная юридическая защита может стоить десятки тысяч долларов.

Лангоуни и Мартин (Langone & Martin 1993), которые обсуждают этические и юридические аспекты депрограммирования и консультирования о выходе, предполагают, что чем выше опасность для культиста и чем ниже вероятность успеха менее ограничительных альтернатив, тем больше будет этическая оправданность депрограммирования. Этическая оправданность, однако, не гарантирует юридической снисходительности.

Часть противоречивой природы депрограммирования происходит из реальных злоупотреблений в этом процессе. Хотя культовая пропаганда относительно депрограммирования часто является до смешного истеричной (например, сравнение депрограммирования с пытками инквизиции), приходится признать некоторые примеры сексуального или физического насилия.

Date: 2015-08-24; view: 385; Нарушение авторских прав