Грегори Лемаршаль

Возможно, Грегори был мечтателем, идеалистом, но уж кем он совершенно точно не был, так это дураком. Выбрав для себя карьеру артиста – которая к тому же еще и началась с ярлыка «Стар Академи» - он прекрасно осознавал, чем рискует. И, конечно, он понимал, что после такой медиатизации его личная жизнь уже больше никогда не будет только его личной. И, разумеется, он знал, что его песни, его голос, его поступки так или иначе все равно станут объектами критики – положительной или отрицательной. И он готов был все это принять. Но чего он никогда – никогда – не мог предположить, так это того, что ему придется бороться с муковисцидозом не только в жизни, но и в нападках СМИ.
И пока он находился в замке Стар Ак и был отрезан от внешнего мира, Грег был, наоборот, убежден в обратном. Где-то в конце ноября он признался в этом своему преподавателю по самовыражению на сцене. Майло спросил у Грегори, чего самого важного, как ему кажется, он добился за эти два месяца интенсивных занятий и выступлений на праймах под постоянным присмотром телекамер. И ответ моего сына был очень показательным. Он сказал примерно следующее:
- Самое главное – это то, что я наконец-то избавился от этикетки, которую мне пытались приклеить с самого начала передачи. Я еще тогда сказал своим родителям, что хочу участвовать в Стар Академи, но вовсе не для того, чтобы показаться перед камерами и помахать ручкой «всем привет, посмотрите на меня, я могу петь, несмотря на всю ту гадость, которая происходит в моей жизни». Я пришел сюда, потому что пение – это моя страсть. Ради музыки я даже бросил учебу. Я знал, что передо мной будет стоять сложная задача, что все будут меня жалеть из-за болезни и говорить «Ой, бедный мальчик». А я всю свою жизнь – и мне кажется, что так происходит со всеми людьми в похожей ситуации – как раз за то и боролся, чтобы люди видели во мне просто человека, а не больного. Мы такие же, как все остальные! Иногда даже, может быть, сильнее, чем все остальные. Но почему-то многие люди просто не могут смотреть на нас с этой точки зрения. Поэтому я знал, что мне на лоб тут же приклеят этикетку «больного», но сейчас мне кажется, что я доказал, что могу ее снять.
Мой Грег, если бы ты только знал…

Первая газета, которая попалась на глаза Грегу, когда он вернулся домой после окончания проекта, была Télé Star. В тот день на всю обложку еженедельника красовался огромный заголовок:
«Грегори вызывает беспокойство. Он чуть не упал без сил после своей победы. Выдержит ли он участие в турне?».
За десять дней до этого, на следующий день после финала, журналист из этого издания действительно присутствовал на записи выпуска «Best of», которым должен был завершиться четвертый сезон Стар Ак, чтобы устроить интервью с Грегори, в котором Никос спрашивал его об итогах проекта. И ему даже удалось и нам задать несколько вопросов – судя по одному из них, мы должны были сразу же насторожиться: «Пресса очень много говорит о болезни Грегори, вас это не раздражает?». Пьер и Александр – пресс-атташе канала TF1 - спросили у журналиста, каковы его намерения, но он их успокоил: пусть они доверятся ему и не сомневаются, все будет отлично!
Когда Грегори прочитал статью, он был просто шокирован ее тоном и специально подчеркнутой драматизацией событий! Репортаж из-за кулис: «17:05. Приходит Грегори. Он бледен и очень много кашляет». И продолжение все в том же духе. Журналист рассказывает о «напряжении» и даже о «панике» на съемочной площадке, якобы связанных с состоянием здоровья Грегори, который не в силах присутствовать на репетиции, заставляет в последний момент поменять свою песню на более легкую и т.д. Оказывается, даже пришлось вызвать спасателей «чтобы удостовериться, что он сможет все-таки принять участие в передаче».
Прочитав такую статью, любой человек бы решил, что Грегори как минимум при смерти. А мы, его родители, спокойно позволяем TF1 и Endemol подвергать его жизнь опасности. В статье не говорилось этого прямо, но уж очень явно подразумевалось, что якобы Грегори дорого платит за все свои усилия, положенные на победу в передаче, что теперь его состояние ухудшается с каждым днем, и что муковисцидоз вот-вот его одолеет. На самом деле, если Грегори и не был в форме в тот вечер, так это только потому, что он очень устал после целой недели подготовки к финальному шоу, и потому что он простудился в Замке, как и Люси, вторая финалистка. У него поднялась довольно высокая температура, поэтому, конечно, было предпочтительно, чтобы перед записью «Best of» он как можно больше экономил силы и отдыхал. Но я так понимаю, что «Грегори вызывает беспокойство», конечно, лучше продается, чем «Грегори выиграл Стар Ак, как это здорово!». Однако проблема в том, что эти журналы читают сотни тысяч человек. И исправить общественное мнение потом становится уже практически невозможно.

Постепенно Грегори открыл для себя все, что было написано о нем в прессе за эти четыре месяца проекта. Мы сохраняли для него все посвященные ему статьи, но не раскрывали их содержания. Но он сам захотел все их прочитать. И большая часть изданий намекали или подразумевали, что Грег был изначально самым главным фаворитом проекта, а затем – что он выиграл только потому, что болен муковисцидозом. Если им уж так сильно хотелось написать об этой генетической болезни, они ведь могли написать что-то вроде: «Посмотрите на Грегори Лемаршаля, он доказывает, что, даже страдая от муковисцидоза, человек все равно может делать удивительные вещи». Но между этими двумя углами зрения они почти всегда выбирали тот, который более негативен. Грегори это очень глубоко ранило, для него это было ударом. Он говорил:
- Это просто невозможно, они выпячивают и подчеркивают один лишь муковисцидоз! А как же мой голос, мои выступления, все, что происходило на сцене? Это их даже ни капельки не заинтересовало?
Вероятно, он тоже немного преувеличивал – ведь некоторые журналы все-таки писали хвалебные отзывы на его выступления – но он вот воспринял все именно так. Его просто убило, когда он прочитал, что руководство программы, оказывается, наделило его какими-то немыслимыми привилегиями, что TF1 специально пиарили его болезнь, чтобы сделать себе рейтинг. Что они хотели этим сказать? Что он может вызывать у людей только жалость? Его гнев перешел в ярость, ярость доказать им всем, что он настоящий артист, и что муковисцидоз – это лишь одна из частей его жизни, да, не самая приятная часть, но и не самая важная.
Мы с Пьером тоже на собственной шкуре испытали, на что могут быть способны журналисты. В вечер финала Стар Академи мы, конечно, находились в Париже, чтобы поддержать Грегори. И вдруг нам звонит мэр Сонназа: по его словами, над нашим домом завис вертолет. Мы в тот момент с трудом ему поверили, и над нами еще все смеялись, кому мы это рассказывали. А на следующей неделе журнал Voici опубликовал вид сверху на дом победителя Стар Академи… И после этого мы заставали журналистов, прятавшихся вдоль нашего дома, а потом читали в газетах результаты их «расследований». Потому что они увидели, как к нам в семь часов утра приехал человек, и тут же сделали вывод, что это медсестра на дому, которая ходит к Грегори, и, безусловно, это означает только одно – он уже на грани реанимации и чуть ли не на искусственной вентиляции легких. А на самом деле речь шла всего лишь о медсестре моей мамы, которая в тот момент проходила курс химиотерапии.

Мы никогда не рассказывали ему об остальном – о том, что не было связано с прессой и чего мы сами никак не могли ожидать. Например, мы были вынуждены сменить номер телефона, потому что нам постоянно звонили – причем не только днем, но и ночью. И далеко не всегда с целью сказать что-нибудь приятное. Эти умники будили нас в три часа утра, чтобы прямо в лицо сказать нам, что Грегори все равно ничего не добьется. А уж как они от всего сердца веселились на форумах в Интернете… Обсуждали, как Грегори умрет прямо на сцене Стар Ак, а его похороны, естественно, покажут в прямом эфире на TF1, и все это спланировано компанией Endemol. А некоторые не ограничивались форумами, некоторые писали нам лично. Я, например, получила письмо от одного пожилого мужчины, который был твердо убежден, что мой сын – самозванец, что у него нет никакого муковисцидоза, и что все это только лишь фарс, хитро разыгранный по сценарию. Это письмо меня просто добило. Я специально нашла номер телефона этого человека, позвонила ему и сказала: «Я бы отдала все золото мира, лишь бы только вы оказались правы, мсье, и мой сын был бы всего лишь обманщиком!».
И, кстати, это далеко не первый случай, когда Грегори обвиняли во лжи. В лицее один преподаватель прямо в глаза заявил ему:
- Что-то ты не выглядишь больным! Я знаю одну девочку, которая больна муковисцидозом, и у нее цвет лица гораздо бледнее твоего!
В школе Грегори часто обвиняли – в том, что он пропустил письменную контрольную работу - хотя он в то время проходил курс лечения – в том, что он вообще часто отсутствовал на занятиях. Каждый раз приходилось все заново объяснять, но чем больше мы это делали, тем больше менялось отношение к нему, муковисцидоз клеили ему на лоб, как ярлык. Та самая знаменитая «этикетка», про которую Грегори рассказывал Майло Ли, впервые появилась именно в школе, и столкновение с ней было очень жестоким. Именно поэтому Грегори так остро отреагировал на тот ажиотаж, который создался вокруг его болезни в период Стар Ак – это напомнило ему ненавистные школьные годы, когда все окружающие постоянно подчеркивали, как он отличается от других.

***

Есть один парадокс, который я не могу себе объяснить: во время Стар Академи такое огромное количество средств массовой информации постоянно только и говорили, что о болезни Грегори, и никого это не смущало, но несколько месяцев спустя, когда вышел его первый альбом, многие из этих же самых СМИ стали его критиковать за то, что он слишком автобиографичный, слишком личный. Некоторым муковисцидоз там мерещился чуть ли не в каждой строчке… Особенно это проявилось в истории с песней A corps perdu – это, кстати, моя любимая песня, и, наверное, любимая песня Грегори наравне с Je t’écris. Сейчас все обожают эту песню, а в то время ни одна радиостанция не дала ей даже шанса. Якобы, это слишком грустная песня: «Всей душой / В опьянении, без прикрас / Чтобы не быть больше марионеткой судьбы / И даже если жизнь – это заранее проигранное дело / Моя душа свободна, потому что я по крайней мере в нее поверил». Грег так и не понял, за что эту песню так жестко отвергли, он вполне искренне даже не предполагал, что эту композицию воспримут, как подведение итогов его жизни и как описание того зла, от которого он страдал. С его точки зрения это был великолепный текст. С его точки зрения, наоборот, песня A corps perdu несла в себе замечательную, позитивную мысль: «Иди вперед, проживай каждый момент настоящего на полную катушку», а вовсе не «Я скоро умру от муковисцидоза, ну и ладно!». Мой сын хотел петь только те тексты, которые соответствовали его жизненным ценностям. И этот гимн свободе веры в себя ему соответствовал, вот и все. И к тому же Грегу в принципе это казалось несправедливым. Его песни кто-то посчитал грустными? Но даже если бы так оно и было на самом деле, то почему именно ему запрещено было петь грустные песни, когда другие исполнители только это и делали? Просто потому что, раз он болен муковисцидозом, то петь о грустном ему не положено? Опять двойные стандарты. Он был просто в ярости: «Чего они от меня хотят? Чтобы я пел исключительно Tata Yoyo?»

Очень часто так получается, что мы с гораздо большей четкостью помним о тех вещах, которые нас ранили, но было бы нечестно ничего не сказать о тех, кто был справедлив к моему сыну, неважно, любили они его или нет. Кстати, Грегори получал большое удовольствие, когда давал интервью. Его даже не нужно было специально «настраивать» или давать ему советы, когда он ходил на встречи с журналистами. На все вопросы он отвечал с удивительной естественностью, своими собственными словами – простыми, идущими от сердца. Он хотел только одного: чтобы собеседник видел, что он не играет, не обманывает, что он искренен. Хотя, конечно, он предпочитал, когда людям нравилась его работа, его всегда очень радовало, когда Gala, Télé 7 Jours, Télé-Loisirs или TV Grandes Chaînes помещали его на обложку и писали прекрасные статьи… И он также невероятно ценил постоянную поддержку издания Dauphiné Libéré, ежедневной газеты из его региона.
Промо альбома давало Грегори возможность знакомиться с очень интересными людьми. Именно таким образом он узнал одного бельгийского журналиста – Марка по прозвищу «Бэтмен» - который впоследствии стал его другом, и дружба эта была взаимной. В частности, именно благодаря Марку Грегори смог принять участие в некоторых бельгийских телепередачах и дать интервью бельгийским изданиям, а также просто очень хорошо провести время в этой стране. Этот журналист даже организовал ему визит в одну из школ, где Грег смог пообщаться с детьми. Он был просто на седьмом небе от счастья.
Я просто хочу сказать, что, как мне кажется, никто до конца так и не понял, как важны для Грегори были СМИ. Каждому артисту хочется, чтобы о нем говорили, и каждый артист боится, что его забудут и что ему не дадут шанса защитить плоды его труда. И для Грега это было просто жизненно необходимо… И поэтому его легко было уязвить и ранить.
Потому что по другую строну были люди, которые стали осуждать, даже не потрудившись его узнать, которые причинили ему боль, пытаясь быть остроумными, которые посчитали, что они выше всех, только потому что им доверили микрофон или камеру. И этих людей я не в состоянии простить.
В сентябре 2005 года в передаче Тьерри Ардиссона Tout le monde en parle на канале France 2, участвовала певица Софья Эссайди, которая тогда выпустила свой первый альбом. С самой первой фразы ведущий напомнил, что Стар Ак 3 выиграла вовсе не она, а Элоди Фреже. И тут же задал Софье вопрос, присланный каким-то телезрителем по электронной почте:
- Какой главный вывод из всего этого мы можем сделать? Что во Франции лучше быть больным муковисцидозом, чем иметь арабские корни?
Подразумевая: французы – расисты, и именно поэтому вы не выиграли, но сердце французов можно тронуть, если ты молод и болен, и именно поэтому Грегори Лемаршаль, в свою очередь, выиграл. Мораль: вам было бы выгоднее иметь муковисцидоз.
Никто на съемочной площадке не засмеялся. Ни сама Софья, конечно же, ни другие гости, ни зрители. Можно было даже услышать, как кто-то засвистел. И не без причины. Этот вопрос просто вопиющ – и для моего сына, и для всех других пациентов, которых и так без остановки дискриминируют только лишь из-за того, что они родились с муковисцидозом. Но выбрать из тысяч других вопросов именно этот – это ведь означает подспудно его поддержать. Почему бы просто не спросить у Софьи, например, считает ли она, что стала в какой бы то ни было мере жертвой расизма или нет? Зачем пользоваться этим, чтобы заодно и обвинить моего сына, что он выиграл только благодаря муковисцидозу? Почему, опять же, говорить о нем только через призму его болезни?
Эта передача шла не в прямом эфире, а в записи, и нас предупредили о том, что там будет. Пьер обратился к создателям программы с просьбой вырезать этот кусок. Но никакого ответа мы не получили. Вернее, получили: в субботу вечером в эфире.

Но окончательно журналисты перешли границу примерно год спустя в передаче Лорана Рукье On a tout essayé – это было 26 сентября 2006 года, и снова на канале France 2. В этот день юморист Фредерик Мартен говорил о Стар Академи.
- Сколько их там было-то из Стар Академи? Дженифер, Нольвенн, Элоди Фреже, Муковисцидоз и Магали…
И крупный план Лорана Рукье. На этот раз шутка показалась всем очень смешной. Пьер сидел перед телевизором с раскрытым ртом и секунд тридцать даже не мог произнести ни слова. Грег тоже поверить не мог своим ушам и никак не мог прийти в себя. В то время он был очень слаб, ему как раз предстояло начать курс антибиотиков, и вот так, прямо у него на глазах, этот человек обозвал его именем его болезни. То есть он больше уже даже не Грегори Лемаршаль, а просто «Муковисцидоз»! Перед миллионами телезрителей этот человек решил пошутить на тему муковисцидоза, который подбирался все ближе, чтобы его убить! Этот журналист все-таки никак не мог не знать, что вообще-то это смертельная болезнь, и если он берет на себя ответственность выступать перед такой огромной аудиторией, то что это за удовольствие такое – издеваться над страданиями других? И я даже не могу сказать, что это была случайная оговорка, потому что эта передача тоже шла в записи. И снова оставить именно этот кусок в эфире было намеренным выбором продюсеров. И за это я зла не только на Фредерика Мартена, но и на создателей передачи On a tout essayé и на канал France 2, люди с которого ответили Ассоциации «Победить муковисцидоз» - а ассоциация сразу же возмутилась по поводу этого случая – что это просто юмор! France 2, один из центральных каналов с вроде бы высокими моральными ценностями, много лет поддерживающий благотворительное мероприятие Téléthon, решил, что оскорбление больного смертельной генетической болезнью – это всего лишь юмор!

Грегори подал жалобу в суд. Он не хотел, чтобы из-за Фредерика Мартена все эти молодые люди, мечтающие лишь об одном – просто иметь нормальную жизнь и стать тем, кем хотят: певцом, адвокатом или пекарем – подумали, что, что бы они ни делали, в глазах других они все равно останутся только «Муковисцидозами». Фредерик Мартен ни разу не позвонил Грегори, чтобы извиниться. На слушании дела он даже выразил удивление перед судьей, что на него вообще могли подать жалобу по такому поводу, а еще он добавил, что уже выступал с этой «шуткой» в передаче Fous du roi на канале France Inter, и что тогда никто ему и слова не сказал в упрек. К несчастью, или к счастью, в тот раз наш сын уже не мог его услышать.
Грегори тоже был вызван в суд для дачи показаний. И он объяснил судье свой иск следующим образом: «Почему меня так это задело? Потому что, приняв участие в Стар Академи и выиграв ее, я подарил надежду на хорошее будущее всем остальным больным, находящимся в таком же положении, как и я. Но после заявления Фредерика Мартена у меня такое впечатление, что мы сделали огромный шаг назад».
Грегори не стало раньше, чем закончился этот суд. Но мы продолжили это дело от его имени в соответствии с законом. В первый раз Фредерик Мартен был признан виновным в марте 2008 года, а затем еще раз после апелляции в октябре того же года – и да, он еще и апелляцию подал – в «нанесении публичного оскорбления Грегори Лемаршалю в связи с его инвалидностью».
И ровно через две недели после этого оскорбления от Фредерика Мартена, случившегося 26 сентября 2006 года, в журнале Voici вышла та самая знаменитая статья, утверждавшая, что Карин изменяет Грегори с «мужчиной, настоящим мужчиной».
19 октября 2006 года Грегори написал текст песни Je rêve, в котором он говорил: «Я мечтаю о небе со множеством звезд / Где не будет злодеев и дураков». И еще: «Уже давно нас окружают / Словами, оставляющими неизгладимый след».

Мы с Пьером всегда отказывались публично комментировать приговор Фредерика Мартена. Сейчас я делаю это в первый раз. Потому что я хочу, чтобы люди действительно поняли: Грегори подал в суд не потому что кто-то там задел его личное эго. И мне бы хотелось, например, чтобы тот же Ги Карлье понял, что речь шла не просто о «неудачной шутке». Он обсуждал эту историю в своей радиопередаче On refait le monde на RTL. Я ехала за рулем, когда услышала его слова в прямом эфире:
- Справедливость «восторжествовала», как говорят некоторые, и я не стану критиковать вынесенный приговор, тем более, что шутка и правда была не очень удачная, что даже странно для такого талантливого юмориста. Но я сейчас затронул данную тему не поэтому, а потому что я считаю, что память бедного Грегори после его смерти гораздо больше запятнал чудовищный меркантилизм и жажда наживы, жертвой которых он стал, чем маленькая шутка не очень хорошего тона. Потому что на самом деле, скажите мне, в чем большее оскорбление? В случайном неприятном слове из уст юмориста или же в каком-то невероятном количестве книжек, написанных о Грегори? Я перечисляю просто по памяти, что первое придет в голову: «Грегори Лемаршаль, слова сердца», «Мой брат, артист» - написана, кстати, его сестрой Лесли Лемаршаль – «Грегори Лемаршаль, маленький принц с разбитой судьбой» и т.д. и т.п. Их таких штук пять или шесть уже вышло… И семья типа как не была согласна, потому что они хотели выпустить официальную биографию. Сами, естественно. И конечно же со словами: «Они его плохо знали, а вот мы знали его хорошо и бла-бла-бла. Нет-нет, мы это делаем не ради денег, все пойдет в ассоциацию». Это вообще любимая песня семьи Грегори. Они снимают какое-то бесконечное число передач о нем на TF1 и твердят одно и то же: это все пойдет в ассоциацию. А вот я хочу сказать, что именно это является оскорблением. Например, для меня это оскорбление, когда господин Паскаль Нэгр, генеральный директор Universal, выставляет на продажу недоделанные песни, демо-версии, незаконченные макеты, записи, сделанные на магнитофон в домашних условиях, чтобы просто проверить, как текст ложится на музыку! А TF1, делающий специальную передачу памяти Грегори, чтобы набрать побольше денег, это не оскорбление? А скандальная пресса, а невеста Грегори, которая рассказывает этой самой прессе об их отношениях, это не оскорбление? Ну в общем ладно, его девица ведет погоду на канале М6, что с нее возьмешь – от нее класса ждать так и так не приходится… но я хочу вам просто сказать, что оскорбление, это как вульгарность: есть люди, которые спокойно произносят слова «член» или «козел», а есть другие, которые пожимают вам руки, но при этом они еще вульгарнее, потому что они вульгарны сами по себе. И здесь то же самое: есть бедный юморист, который просто неудачно выразился, а есть все остальное. Сами выбирайте, на чьей вы стороне.

Я, видимо, должна была возрадоваться, что Ги Карлье так дорога память моего сына, и что он так о ней печется. Еще когда Грегори был жив, он вовсю выступал в прессе против Universal и Endemol, и утверждал, что они на Стар Академи выставляли Грегори напоказ, как на ярмарке. Мне не очень-то нравилось, что он сравнивал Грегори с каким-то ярмарочным животным, что он писал о нем как о «главном выставочном экспонате на ярмарочном празднике TF1», но ладно, тогда это были его личные сомнения, и мы ничего не могли с ними поделать. Но в этом его выступлении на радио RTL уже не было никаких сомнений. Слова господина Карлье вполне прямы и очень сильны. Они хорошо звучат – и это нормально, господин Карлье хороший журналист, ему даже за это платят. Выражать свое мнение в прессе, в книгах, на радио и на телевидении – это его профессия. У него есть право на свободу слова, право на самовыражение. И когда господин Карлье самовыражается на первом радио Франции, он, конечно, должен знать, что его слушают очень и очень многие, что слушатели внемлют его словам и верят тому, что он говорит. Он должен знать, что его слова являются оружием, против которого не поспоришь, что он может за одну минуту превознести кого-то до небес или так же за минуту уничтожить чью-то репутацию. На нем лежит ответственность. Ги Карлье совершенно четко дает понять, что, прикрываясь фондами Ассоциации, мы на самом деле делаем деньги на смерти нашего сына. И это… Это уже не мнение, это самое настоящее обвинение.

Мы хотели показать Ги Карлье, что он ошибается, объяснить ему, почему и с чем мы боремся, почему выходят книга Лесли, посмертный альбом и передачи на TF1, почему выйдет эта книга, которую я сейчас пишу. Мы лично пригласили его на открытие нового отделения пульмонологии больницы Foch 13 ноября 2008 года, послав ему это приглашение заказным письмом с уведомлением, и вложив туда написанную от руки записку: «Это письмо не является ни шуткой, ни проявлением высокомерия. Оно очень искреннее. Чтобы ваша злость, выраженная не так давно на RTL, превратилась в, может быть… понимание. С уважением, Пьер Лемаршаль».
Пьер был убежден, что Ги Карлье обязательно придет, ну или что он, по меньшей мере, нам ответит. Он ждал его до последней минуты. Пьер действительно искренне хотел поговорить с ним, с глазу на глаз, вдали от камер и микрофонов, и сказать ему: «Оглянитесь, посмотрите вокруг себя, посмотрите на то, что сделано в этой больнице. Вот почему мы тут, вот почему мы боремся, и Endemol, TF1 и Universal тут ни при чем!». И я хочу сказать, что мы до сих пор готовы это сделать – если, конечно, это интересует господина Карлье – и будем рады все ему показать. И это все еще не шутка.

***

Не буду отрицать, критика, пусть немного, но все равно всегда нас задевает. Когда вы читаете почту и вам попадается письмо с оскорблениями, вы выкидываете его в помойку, но этот жест не стирает содержимого письма. И даже несмотря на то, что такие письма крайне редки, я все равно задаю себе вопрос – что плохого мы делаем? Нас обвиняют в том, что мы пользуемся системой, что мы «набиваем себе карманы»… Если бы не основали Ассоциацию, то нам и беспокоиться было бы не о чем… Нам пишут, что Пьер якобы подвергал нашего сына опасности, хотя на самом деле он делал все, чтобы Грегори жил как можно дольше! Мне просто тяжело в это поверить, эти люди, они что, не знают, что такое любовь? Настоящая любовь! Все, что мы когда-либо делали Грегори, было продиктовано любовью. И каждый раз, когда его в чем-то обвиняли или оскорбляли на тему болезни, это в равной степени задевало и меня, мою плоть и кровь. Я способна вынести любую боль, но я никогда не умела терпеть страдания моего сына, особенно, когда эти страдания причиняли ему другие люди. А атаковать его, подрывать его моральный дух и силу, означало подрывать его здоровье. Это было так несправедливо, он всего лишь хотел прожить свою мечту, он подарил столько счастья людям вокруг себя. Я никогда не могла понять, за что на Грега так набросились, ведь наоборот, это было так прекрасно: молодой парнишка борется, чтобы чего-то достичь в жизни, несмотря на все трудности, которые ему приходится преодолевать! Почему обязательно нужно смешивать все это с грязью? В жизни каждого родителя может наступить такой момент, когда ребенок уезжает из дома и начинает жить где-то очень далеко, на краю света. И для меня Грегори просто уехал – еще немножечко дальше, чем все остальные, в чудесную страну, где все хорошо, и откуда он нас видит. И там, в этой стране, «нет злодеев и дураков», и больше никто не может причинить ему боль.

Глава 8
«Если ты почувствуешь, что пришел тот самый день»