Грегори Лемаршаль. Часто люди спрашивают меня, как Грегори удалось сделать это

Часто люди спрашивают меня, как Грегори удалось сделать это. Подразумевая при этом — как мой сын смог стать признанным артистом, если его изнутри пожирала болезнь? Ответ очень прост. Ужасен, но прост. Упорной работы и таланта недостаточно. Грегори очень быстро понял, что жизнь — это борьба. Что когда ты каждый день, как он, страдаешь физически, бороться — это не выбор, это данность. Ты должен вести войну. И эта война начинается с долгого сражения за право быть нормальным. Несмотря на все ограничения, связанные с муковисцидозом, наш сын должен жить так же, как все остальные. Это было для нас очевидно. Вернее, это стало очевидным, потому что сначала мы совсем не были к этому готовы. А как можно к этому подготовиться? Как можно представить себе, что ребенок, которого вы привели в этот мир, уже несет в себе будущие страдания?
13 мая 1983 года, когда он появился на свет, мы были самыми счастливыми родителями в мире. Все родители убеждены, что именно их ребенок — самый прекрасный на Земле. И это так и было. Красивый ребенок, три кило восемьсот, пятьдесят один сантиметр, родился немножко раньше срока. Мы назвали его Грегори — это было единственное имя, на котором мы с Пьером сошлись.
Первые недели его жизни не были отмечены ничем, кроме счастья — мы только открывали его для себя, а он открывал для себя нас. В июле на Гренобль, где мы в то время жили, обрушилась страшная жара. У Грегори часто были проблемы с пищеварением, но ничего сверхъестественного — проблемы с кишечником это нормально для младенцев. Мы думали, что, может быть, он плохо переваривает материнское молоко. Настоящие проблемы начались только в сентябре, когда пришла плохая погода. У Грегори сразу же начался его первый астмоидный бронхит. Но все-таки он не единственный ребенок, с кем это случается. Однако ему почему-то не помогали обычные антибиотики. В период с сентября по апрель он все время болел с маленькими перерывами максимум по две недели. Мы пополнили свой словарный запас словом «бронхиолит». Еще даже до своего первого дня рождения он уже познал, что такое лечение ингаляциями, сеансы кинезитерапии, чтобы освободить бронхи, и пребывание в больнице. Однажды у него даже брали пункцию спинного мозга, чтобы узнать, что же с ним не так. Это было совсем не весело, обследования часто были для него болезненными, мы уже начинали беспокоиться, но говорили себе, что просто у него хрупкое здоровье, что когда он вырастет, это пройдет.
А пока нас буквально преследовали бронхиолиты и ринофарингиты — один за другим. И бессонные ночи тоже. Грег очень плохо спал. Он был все время болен, много кашлял, постоянно просыпался, плакал, снова засыпал... и снова просыпался. Я провела бесчисленное количество бессонных ночей, отмеряя по сто шагов по дому и пытаясь укачать его на руках. Единственная поза, в которой ему было хорошо, это когда я держала его на руках стоя, прижимая головку к своему плечу. Часто я всю ночь проводила на стуле возле его кроватки — не могла оставить его одного. Я полностью жила в его ритме. Это только позже мы узнали, что помимо кашля из-за муковисцидоза у него скорее всего еще и очень болел животик. Для него ночь была самым жестоким временем, спать стало для нас синонимом мучаться и страдать.Нет таких слов, которыми можно описать эти бесконечные приступы боли. Такое невозможно пересказать. Уже позже, когда Грегори вырос, в нем все равно остались эти детские страхи. Он ненавидел идти ложиться спать. В районе одиннадцати или двенадцати ночи он как раз разгуливался, приходил в нашу комнату, садился на край нашей кровати и не позволял нам сомкнуть глаз — требовал, чтобы мы с ним разговаривали и слушали его. Именно в такие моменты в перерывах между приступами смеха мы вместе переделывали мир и обсуждали самые важные темы. И именно ночью — в тишине и покое — он писал тексты своих песен, все откладывая и откладывая час, когда придется ложиться спать...

Весной 1984 года Грегори стало немного лучше, зима закончилась и вместе с ней — череда инфекций. Я была одна с ним в Гренобле. Пьер в то время был военным, он служил в альпийских стрелках и был откомандирован в Ливан на полгода. Грег был живым подвижным мальчиком, много смеялся и уже тогда любил проказничать. Он развивался вполне нормально, проблем с аппетитом не было. Наоборот, он обожал покушать, и весил близко к нижнему порогу нормы — но все же в пределах нормы для своего возраста. Он не отставал и в развитии моторики. Правда он был лентяем и предпочитал передвигаться на четвереньках. Свои первые шаги он сделал в день, когда ему исполнилось четырнадцать месяцев — 13 июля. Удивительное совпадение — а может ли это быть просто совпадением? - но именно 13 июля двадцать лет спустя он узнал, что его взяли в Стар Ак.
Потихоньку шли часы, недели. Я не работала и все свое время посвящала сыну. В начале сентября месяца он прошел еще один курс лечения, чтобы повысить иммунитет, так как мы уже были готовы, что сейчас начнутся бронхиты. Пьер вернулся из Ливана, мы наконец-то были все вместе. И к счастью. Даже вдвоем и то было сложно пережить шок, который ожидал нас впереди.

***

В январе 1985 года Грегори исполнился двадцать один месяц. Однажды вечером, когда мы с ним были одни, я меняла ему подгузник и обнаружила кишечное расстройство. Я слегка запаниковала и вызвала дежурного врача. Он осмотрел Грега и заверил меня, что ничего страшного. Но на следующий день я все-таки пошла к нашему обычному педиатру. Ему показалось, что все вернулось в норму, но все-таки он захотел что-то проверить и прописал нам сдать потовую пробу. В то время это проводилось довольно варварскими методами: вашего ребенка тепло кутают и запирают в жарко натопленной комнате, чтобы потом собрать его пот и сделать анализ. Мы тогда не знали, что именно хотел проверить педиатр, поэтому с чего бы нам было беспокоиться? Даже более того — когда спустя несколько дней он позвонил нам и попросил прийти, я пошла к нему одна, без страха, а наоборот, полная надежды, что он выяснил, что именно мешает жить моему ребенку. Наконец-то ему подберут правильные антибиотики!
И вот я сижу напротив этого человека. Спокойно, холодным голосом, он мне сообщает:
Потовая проба вашего сына показала сильно повышенный уровень натрия, это характерно для муковисцидоза. Это генетическое заболевание, оно очень тяжелое. Оно не лечится. Вам нужно проконсультироваться со специалистом.
Мне всего лишь двадцать пять лет, я не понимаю ничего из того, что он мне говорит. Что такое генетическое заболевание? «Оно очень тяжелое, оно не лечится», - слова крутятся в моей голове... Но ведь как-то вылечить его можно, правда же? Какое лечение нам нужно пройти? Что я должна сделать?
До сих пор я злюсь на этого врача за то, что он был так жесток со мной, но я признательна ему за то, что он смог поставить правильный диагноз, что он первый заподозрил муковисцидоз, хотя в то время об этой болезни было известно еще гораздо меньше, чем сейчас.бъединяли Слезы застилали мне глаза, и я даже не понимаю, как сумела тогда добраться до дома. Пьер сидел с Грегори, и я не знала, как рассказать ему о том, что мне объявил врач. Как объяснить ему необъяснимое? В то время Интернета еще не было, и чтобы найти ответы на все вопросы, в нашем распоряжении не было ничего, кроме большого толстого словаря. «Муковисцидоз: сущ., муж. род, ед. ч. Генетическое заболевание, характеризующееся особой вязкостью всех слизистых выделений организма и приводящее к дыхательной и пищеварительной недостаточности. Средний возраст смерти больных: пятнадцать лет». И почему только люди не запретили эти словари? Слова звучали и звучали, а мы отказывались понимать их смысл. Нашему сыну осталось жить всего тринадцать лет? Невозможно! Пьер был в отчаянии, он разрыдался. А я и до этого уже выплакала все слезы, и видеть моего мужа в таком состоянии произвело на меня эффект электрошока. Я сказала стоп, хватит, мы будем бороться, и с Грегори не случится то же, что с остальными. И больше никогда мы не позволяли себе так распуститься. Никогда, ни разу я не заплакала из-за болезни перед моим сыном. Хотя нет, один раз все-таки это случилось – когда он принес мне текст песни «Ты победила», которую он написал, и сказал: «Мама, это для тебя». Какой это был подарок для меня, какое прекрасное доказательство любви! Он все понял, он меня понял. Написав «Далеко от той жизни / Которую все ему предсказывали», он имел в виду всех, кто не верил в него, и что мы оказались сильнее той судьбы, которую все ему предсказывали.

***
Две встречи стали решающими для нас и помогли нам выбраться из того тумана, в котором мы оказались – эти люди поддержали нас и смягчили наши страхи перед неизвестным злом. Во-первых, остеопат из Гренобля, к которому в то время ходил Пьер. Он сумел хотя бы немного нас успокоить, не скрывая при этом печальную правду о том, что может ожидать нас в будущем. И потом он принял самого Грегори, чтобы облегчить его страдания. А во-вторых, мы обратились к специалисту – заведующему отделением педиатрии больницы Вуарона, Жан-Пьеру Гу. Он со всеми подробностями объяснил нам, как развивается эта болезнь. Под влиянием генной аномалии слизистые выделения большинства желез организма становятся ненормально вязкими и густыми, что влечет за собой сначала дисфункции, а потом и вовсе разрушение этих желез. Именно из-за этого нарушается работа поджелудочной железы и печени, и в особенности работа маленьких железок, расположенных по всех поверхности бронхов – они отвечают за выделение мокроты. Все эти нарушения вместе приводят с одной стороны к пищеварительной недостаточности – питательные вещества и витамины плохо впитываются и не усваиваются организмом, что влечет за собой похудание и мышечную слабость, а с другой стороны к засорению легких и бронхов, что непременно влечет за собой очень серьезную легочную недостаточность. Единственный выход, чтобы продлить больному жизнь, это сделать ему пересадку легких или легких и сердца вместе.

Мы начали лечение сразу же и уже тогда надеялись, что нам удастся обмануть статистику. Невыносимой казалась даже мысль о том, что мы потеряли целых двадцать месяцев, особенно, когда мы видели, какое облегчение приносили ему сеансы дыхательной кинезитерапии. Мы всегда были рядом с ним, чтобы каждый раз поддерживать и ободрять его – ведь для ребенка это достаточно жестокая процедура. В то время кинезитерапевты использовали довольно жесткий метод, который состоял в том, что ребенку сильно хлопали по груди всей поверхностью ладони, чтобы помочь отсоединить прилипшую к бронхам мокроту, а потом при помощи физического надавливания заставляли эту мокроту подниматься выше, чтобы ребенок мог ее откашлять. Именно для того, чтобы сделать мокроту менее плотной и помочь ее отхаркиванию, больные принимают разжижающие средства и делают ингаляции. Они делают это постоянно, даже когда все вроде бы хорошо, потому что муковисцидоз со своей стороны не прощает паузы. Никогда они не спят целую ночь, не просыпаясь – их будит собственный кашель. Это словно если бы вы жили постоянно только зимой, и при этом у вас двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году был бы бронхит. Естественно, от этого устаешь, это начинает раздражать…
Ферменты для поджелудочной, витамины, разжижающие средства, антибиотики – в среднем Грегори приходилось принимать около тридцати таблеток и капсул ежедневно. Когда он был младенцем, лекарств было чуть меньше, но трудно было заставить его их проглотить, я вынуждена была расталкивать таблетки в порошок и раскрывать капсулы, а потом добавлять содержимое, например, в йогурт.
Каждый день, стараясь побороть муковисцидоз, мы узнавали о нем все больше и больше. Нам казалось, что он свалился на нас совершенно неожиданно, как бомба, но оказалось, что бомба эта была замедленного действия, и мы с Пьером уже давно носили ее в себе. Не думайте, что это может случиться только с кем-то другим. Муковисцидоз - самая распространенная из всех неизлечимых генетических болезней. На сегодняшний день ею больны более шести тысяч французов, и более двух миллионов – примерно каждый тридцатый человек – являются носителем дефектного гена, чаще всего даже не подозревая об этом. Если супруг или супруга этого человека тоже является носителем гена, то их ребенок имеет один шанс из четырех родиться здоровым, два из четырех родиться здоровым, но быть в свою очередь носителем гена, и один из четырех родиться больным. Таким образом, каждые два дня во Франции рождается ребенок, больной муковисцидозом. Начиная с 2002 года, малышей систематически проверяют, и диагноз может быть поставлен с самого рождения. А диагностику еще не рожденного плода проводят только в тех случаях, если в семье уже было подобное заболевание. Мы с Пьером не знали, что мы оба – здоровые носители гена. Мы дали Грегори жизнь, и мы же дали ему то, что потом эту жизнь отобрало. Как же так? Получается, мы передали ему смерть по наследству? Ведь это противоречит всем законам мироздания. Это чувство вины не отпускает вас никогда. Никогда.

Каждый идет искать поддержки туда, где ему хочется. По совету одного врача мы очень быстро вышли на контакт с французской Ассоциацией по борьбе с муковисцидозом, которая сейчас называется «Победить муковисцидоз». Мы сходили на их собрание в своем регионе. Там были другие родители, многие их них рассказывали, с каким ужасом и страхом они встречали каждый новый день. Некоторые из них показались нам тогда совсем уж упавшими духом, и они были склонны окружать своих детей чрезмерной заботой и вниманием, они ограждали их от всего – как будто, если поместить их в вакуум, они дольше проживут. А мы с Пьером наоборот хотели идти вперед и подарить Грегори настоящую жизнь, а не неполноценное существование, в котором все напоминало бы ему о состоянии его здоровья. Поэтому подобные собрания, которые помогают многим семьям держаться, оказались не для нас. Мы решили оставаться активными членами ассоциации «Победить муковисцидоз», но не ходить больше на эти встречи с другими родителями. Уже позже мы всегда интересовались у Грега, не испытывает ли он желания познакомиться с другими детьми, больными муковисцидозом – но у него никогда не было в этом потребности. До Стар Ак. Потому что в тот момент что-то изменилось. Он стал общаться в Интернете с девушкой, тоже страдающей от муковисцидоза. Ее звали Эва. Он говорил мне: «Мама, она такая же, как я! Мы говорим на одном языке, мы чувствуем одинаково!»

***

Тема муковисцидоза никогда не была в нашей семье запретной. Но все-таки это не было постоянным сюжетом для разговора ни с родственниками, ни с друзьями. Когда Грегори в три с половиной года пошел в детский садик, кроме Жаки – его няни, которой мы полностью доверяли – директора сада и воспитательницы Грега, мало кто знал, чем он был болен. Мы переехали в Ля Равуар – это совсем рядом с Шамбери – и я потихоньку начала работать в сфере недвижимости. Пьер считал, что это единственный правильный выход и для меня, потому что я должна тоже жить своей жизнью, и для Грега, потому что он должен учиться жить независимо от нас, и к тому же рядом находилась няня, и мы могли быть уверены, что с ней он в полной безопасности. Пьер был прав. Ко всему прочему мой выход на работу был нам необходим и с финансовой точки зрения. Мы ведь купили квартиру в кредит, да и лечение Грегори стоило недешево. Некоторые лекарства и витамины, жизненно необходимые детям, больным муковисцидозом, не предоставляются государством бесплатно, а затраты на такие продукты, как нутри-дринки и питательные добавки, компенсируются лишь частично. Мы еще как-то более или менее могли себе это позволить, но я знаю, что многим семьям с финансовыми затруднениями справляться еще и с муковисцидозом было ужасно тяжело. Я и сейчас очень часто встречаю такие семьи, когда прихожу в больницы по делам Ассоциации. Совершенно очевидно, что перед болезнью не все равны.
Таким образом, Грегори смог нормально посещать детский сад и школу. Ежедневно соблюдая правильный режим лечения, он чувствовал себя не так плохо. Сеансы кинезитерапии во время обеда и вечером, конечно, в определенной мере его ограничивали, но они были ему необходимы и приносили пользу. А когда состояние его здоровья того требовало, я переставала работать и сидела с ним. Мой сын всегда был для меня на первом месте. Но не смотря на это, мы делали все, чтобы он не чувствовал себя не таким, как все. Мы всегда разрешали ему, например, поехать на море вместе со всем классом – достаточно было только договориться с каким-нибудь местным кинезитерапевтом, и чтобы учителя следили за его приемом лекарств. Все это – всего лишь вопрос правильной организации и желания. Грегори обожал детский сад и начальную школу. Он часто смотрел на меня глазами, полными воспоминаний, и говорил мне уже после Стар Ак:
- Знаешь, мама, мне кажется, что это был один из самых счастливых периодов моей жизни. Так жалко, что невинность и легкость детства закончились.
У него было много друзей, он любил позадираться со своей подругой детства Аделиной или поиграть в футбол во дворе во время перемены. А вечером дома он хвастался своими достижениями и с гордостью рассказывал, как он забил сто двадцать голов за один сезон! В общем, он был самым что ни на есть нормальным маленьким мальчиком. Только сильнее остальных. И уже с огромным желанием ничего не упустить от жизни и не поддаться муковисцидозу, который наступал все активнее. В семь лет ему пришлось пройти первый курс лечения антибиотиками в стационаре, чтобы побороть инфекцию в легких. Он провел в больнице две недели и два-три раза в день он по часу или по два лежал под капельницей. Он смирился с этой необходимостью, навязанной его организмом. В интервью программе “7 à 8” на канале TF1 он делал вид, что это совсем не сложно и в порядке вещей:
- Когда в машине заканчивается бензин, нужно просто заново наполнить бак. Вот и у меня так же.
Я ужасно боялась заболеть и заразить его насморком или простудой, а он относился к этому спокойно, по-взрослому. Он с самого раннего детства жил с этой реальностью и научился определенной ответственности. Между ежедневными процедурами, необходимым количеством часов сна и домашними заданиями в его жизни оставалось не так много места для беззаботности.
Но, по крайней мере, он мог ни о чем не думать, когда занимался спортом. Для него это было не просто увлечением, а жизненной необходимостью. Он, между прочим, никогда не хотел стать пожарным или ветеринаром, когда был маленьким – всегда хотел быть только спортсменом. И мы никогда ему ничего не запрещали. Пока он был маленьким, у него было меньше проблем с дыханием и огромный поток энергии. Эту энергию надо было направить в нужное русло! Пьер сразу же записал его в баскетбольную секцию в Шаль-лез-О, где он сам в то время по вечерам работал тренером женской баскетбольной команды. Грегори был в своей группе самым маленьким, но его отец уже тогда был восхищен его техникой и умением наблюдать и подмечать малейшие детали. Грегори был легким учеником для своего тренера, Сабин Фалькоз, и она многому его научила. Он играл в детской категории, затем в юношеской. Но потом пришлось от этого отказаться – он уже не мог выдержать весь матч целиком, и ему не хватало необходимых роста и веса.

***
Я часто читала в газетах, что это Пьер заставлял нашего сына заниматься спортом, танцевать, а потом и петь. Что якобы он хотел любой ценой сделать из него чемпиона! Это просто бред. Грег обожал пробовать все новое, он хотел принимать участие во всем и с поразительной легкостью приспосабливался к каждой новой дисциплине. Он обожал играть с отцом в теннис и пинг-понг. И, кстати, он был очень силен в теннисе. Когда Пьер хотел у него выиграть, он заставлял его до изнеможения бегать из одного угла корта в другой. Это был также способ дать ему понять, что к нему относятся, как к равному, что есть у него муковисцидоз или нет, а если он хочет играть - то за мячом бегать обязан. И он бегал. А после спортивных усилий у него начинались приступы сильного, но облегчающего кашля, который позволял ему лучше очистить легкие. Вопреки распространенному заблуждению, спорт может быть очень полезен для детей, больных муковисцидозом – конечно, при условии, что он соответствует их возможностям и состоянию здоровья. Это помогает им вентилировать легкие, увеличить их объем, а также развить мускулатуру и гибкость, которые так им необходимы в ежедневной борьбе с болезнью. Спорт позволял Грегори расслабиться, и в то же время учил его преодолевать себя и жаждать победы. Он ненавидел проигрывать, но умел трансформировать свое разочарование и гнев от проигрыша в дополнительную энергию, чтобы биться до победного конца.
Танцы тоже позволили ему открыть в себе много нового. В двенадцать лет он записался в Мамбо Рок – это хореографическая школа в Шамбери, и именно это помогло ему развить социальные навыки общения, побороть определенную застенчивость и впервые в жизни выступить на сцене! Там он попробовал и танго, и ча-ча-ча, но самое главное – рок-н-ролл с элементами акробатики – это такой спортивный вариант рок-н-ролла. Эта дисциплина требует мощной концентрации и физических усилий в течение примерно одной минуты тридцати секунд, а также полной синхронности движений с партнершей. Конечно, это очень сильно выматывает. Грегори несколько лет участвовал в соревнованиях на пару со своей партнершей, Полин. И как раз успел стать чемпионом Франции в ноябре 1997 года… И опять он преподал нам настоящий урок выдержки и выносливости. За две недели перед началом соревнований антибиотики, которые врач выписал ему для лечения инфекции, вызвали у него острое воспаление обоих ахилловых сухожилий. Он не мог даже наступать на ноги без костылей. Тренироваться было невозможно. Ему только перед самым выступлением разрешили один раз прорепетировать движения с Полин, и то медленно и осторожно. И даже это далось ему через дикую боль. Вечером накануне чемпионата Грегори сказал отцу: «Или пан, или пропал». Пьер в тот день был на выезде со своей баскетбольной командой. Он специально не хотел звонить, боялся узнавать, как все прошло. И когда он вернулся домой глубокой ночью, на кухонном столе он увидел кубок чемпиона Франции. Мне кажется, Пьер будет помнить этот момент всю свою жизнь. Этим жестом – намеренно без слов – Грег словно хотел сказать ему: «Смотри, у меня все получилось!». Он отдал всего себя, и это было самое главное.
Он мог принять проигрыш какого-то соревнования, но терпеть не мог отсутствие стремления выиграть. Он обожал футбол и был вне себя от гнева, когда слышал, как какой-нибудь тренер говорил в интервью, что его установка команде была «играть на ничью». Каждый матч по телевизору был для него важнейшим событием. Болел он, конечно, за Марсельский Олимпик – он любил этот клуб с девяти лет, когда еще Жан-Пьер Папен был кумиром всех мальчишек Франции. ОМ определенно оставил неизгладимый след в его жизни. В дни матчей у него скручивало живот от волнения. Когда ОМ забивали гол, он становился просто неконтролируемым – срывал с себя футболку, кричал и танцевал перед телевизором, как будто это он сам забил. И особенно ему нравилось уже после матча разбирать игру с позиции тренера, анализировать, почему тот или иной игрок выглядел плохо, объяснять, какую тактику надо было применить…
ОМ на стадионе он впервые увидел в Лионе, когда они приехали туда играть свой последний матч в сезоне 1996-1997. Лион тогда выиграл 8:0. Грегори плакал на трибуне, но уходил со стадиона очень впечатленный поведением болельщиков: несмотря на такую увесистую оплеуху, тысяча марсельских болельщиков, приехавших за своей командой на выезд, поддерживали ее с первой до последней секунды. Именно за этот особый дух болельщиков Грегори так сильно и любил ОМ. Быть рядом как в хорошие, так и в плохие моменты – он сделал это своей жизненной философией. И бороться… До самого конца.
Только во время Стар Академи Грегори впервые попал на стадион Велодром на традиционное противостояние ОМ-ПСЖ. Болельщики его очень тепло приняли – надо сказать, что ему доставляло огромное удовольствие появляться перед камерами в Замке в майке или шарфе ОМ – а вот Софьяна, фаната ПСЖ, они громко освистали. Парижане выиграли 3:2, и мальчики потом устроили матч-реванш в отеле в виде боя подушками…

С акробатическим рок-н-роллом дело обстояло так же, как и с баскетболом – в определенный момент Грегори больше не смог танцевать. Ритм выступлений в высшей категории был для него еще более сложным. А Грегори хорошо знал свои физические границы – он дошел до максимума того, что было в его силах. Наверное, именно в этот момент он начал петь. Один, в уголочке, пока никого не было рядом. Однажды, возвращаясь домой с работы, Пьер услышал, как Грегори в гостиной напевает одну из мелодий Селин Дион. Он сказал сыну, что получается действительно очень хорошо, но Грег не поверил, только покраснел и послал отца подальше. Он очень стеснялся петь перед папой, который каждое утро, отвозя его в школу, без умолку пел в машине. Серж Лама, Брель, Азнавур – его репертуар состоял из всех классиков французской музыки. К тому же Пьер входил в состав музыкальной труппы «Песенный чердак», и уже тогда они давали концерты в пользу ассоциации «Победить муковисцидоз». А у Грегори даже мысли не было, что и он тоже может петь.
Но его отец пришел на помощь судьбе. У меня все еще перед глазами стоит эта сценка. 12 июля 1998 года мы отдыхали в кемпинге в Аржелес-сюр-Мер. Франция играла свой финальный матч в Чемпионате мира по футболу против Бразилии. А на следующий день в кемпинге должен был быть организован вечер караоке, и Пьер всячески пытался затащить туда нашего сына. А Грегори совершенно не хотел туда идти – ну просто ни в какую. Он был для этого слишком застенчивым. И тогда Пьер предложил ему пари – он знал, что Грегори ни за что не откажется, эти всевозможные пари были их постоянной игрой друг с другом: «Если Франция выиграет Чемпионат мира, то ты споешь!». Франция выиграла, и Грег, вынужденный держать слово, оказался перед сценой. Он просто умирал от страха и из-за этого стресса очень сильно кашлял. Он никогда не выступал на публике. Даже я, его мама, и то никогда не слышала, как он поет! Собралось человек пятьдесят зрителей, все они развлекались, болтали, слушали отдыхающих, которые выступали друг за другом, все это в приятной расслабленной атмосфере. Пьер спел свою песню, и наступила очередь Грега. Ему было пятнадцать лет, но внешне он едва тянул на двенадцать, он не был знаком ни с какими техниками пения, у него даже голос еще не сломался… И вот мой птенчик собирает все свое мужество в кулак, выходит на сцену и начинает петь Je m’voyais déjà Шарля Азнавура. Все замолкают. Воцаряется впечатляющая тишина. Все встают. Аплодисменты. Я в слезах. Невероятное счастье. Грегори тоже выглядит счастливым. И удивленным. Он впервые вкусил то, что потом изменит всю его жизнь…
Спустя два месяца, Пьер взял Грегори с собой на репетицию «Песенного чердака». И в конце репетиции Франсуаза Визнер, преподаватель вокала, попросила всю труппу задержаться, чтобы послушать, как он поет. Он взял микрофон и исполнил Zora sourit Селин Дион. Франсуаза, бывшая оперная певица, не особо балующая своих учеников комплиментами, не могла прийти в себя. Она тут же подошла к Пьеру и сказала, что с таким голосом нужно что-то делать, и чтобы Грегори даже и не думал прятать такой талант. Одно дело, когда мы, родители, говорили нашему сыну, что он очень способный, и совсем другое, когда он услышал это из уст профессионала. Я думаю, что именно это придало Грегу уверенности в себе. И он понял, что, наконец, нашел то, что искал.

***
А вот в школе, напротив, он уже несколько лет не мог найти свое место. Счастливая пора начальной школы была позади. Еще когда мы только переехали в городок Барби, и Грег пошел в пятый класс местного колледжа, ему уже было тяжело приспособиться. Его оторвали от друзей детства, лишили привычной обстановки, его окружали новые дети, которые судили о людях лишь по внешнему виду, а Грегори далеко не был крепышом. Начиная с шестого класса, мы записали его в частный колледж Сан-Франсуа в Шамбери. Мсье Дамьян, директор этого колледжа, очень внимательно относился к каждому ребенку и никогда не принижал способности учеников. Хорошо, что нам попался именно такой человек. Грегори к нему очень привязался. Мсье Дамьян всегда умел правильно мотивировать Грега, когда в табеле появлялись не слишком хорошие оценки. Грегори ненавидел математику, ему нравился французский, и он всегда старался сесть куда-нибудь в угол к батарее или к окну, чтобы спокойно дать волю своему обширному воображению. Ему довольно часто приходилось пропускать школу из-за проблем со здоровьем, и поэтому мы нанимали ему репетиторов, особенно, чтобы подтянуть грамотность и сочинения. Но это он любил и занимался с удовольствием. На самом деле у меня не так много воспоминаний об этом периоде. Наверное, потому что Грег тогда еще не раскрылся, не реализовал свой потенциал. Он не любил годы, проведенные в колледже. У него было там очень мало друзей. Жизненные обстоятельства сложились так, что внутренне он был намного взрослее своих сверстников, но в то же время физически, наоборот, отставал от них в развитии. А подростки не прощают отличий. Он был маленький и худенький и очень комплексовал по этому поводу. Грег гораздо лучше находил общий язык с девочками, чем с мальчиками – им нравилась его естественность, его природное обаяние, но они в основном видели в нем младшего брата, а не парня. Вероятно, для него это был один из самых трудных периодов в жизни. Музыка появилась очень и очень вовремя.
В девятом классе, когда Грегори уже учился в лицее города Ля Равуар, его отличие от других ребят только усилилось. После случая в кемпинге он начал принимать участие в песенных конкурсах и даже выступал в передаче «Graines de star» на канале М6. И параллельно все чаще и чаще его мучили инфекции и все чаще и чаще стала возникать необходимость проходить лечение антибиотиками в стационаре. Он отдалился от учебы, это, естественно, отразилось и на оценках. Однажды вечером, весной 2000 года, он пришел в нашу комнату и честно выложил все, что было у него на уме:
- Папа, мама, я хотел бы уйти из школы. Я там несчастлив, а все чего я хочу – это быть певцом.
Мы согласились. Без колебаний. Наше доверие к нему было безгранично, мы знали, что это искренне исходит из его души, из его сердца, что он не пытается избавиться от учебы из праздной лени. И это доверие не имело никакого отношения к муковисцидозу. Если бы через пару лет наша дочь Лесли пришла к нам с таким же разговором, мы отреагировали бы точно так же. Грегори принял наше единственное условие – продолжать учебу дистанционно, чтобы не отрезать себя от мира и чтобы продолжать общее развитие его личной культуры. И он выполнял это условие. Правда, не всегда. Ему становилось все труднее и труднее работать дома. Грег мог проявить железную волю, когда стремился чего-то добиться, но он не мог полностью отдаваться тому, что не считал для себя жизненно важным. Поэтому через год он бросил занятия, и это ничуть не поколебало наше доверие к нему. И мы были правы, что всегда верили в него. Иногда даже больше, чем он сам верил в себя. Когда его охватывали сомнения или что-то не получалось, он говорил мне:
- Мама, раз у меня есть этот голос, значит, это не просто так! Почему у меня эта проклятая болезнь и почему у меня такой голос? Врачи этого не понимают! Почему у меня получается так петь, и при этом мне трудно дышать?
Чтобы придать ему сил и надежды, его нужно было подбадривать. И мы внушали ему этот оптимизм с самого рождения до самого конца, до момента прощания, когда мы сказали ему, что скоро увидимся. Нужно всегда верить, что у тебя столько же возможностей, сколько у всех остальных. Только так можно воплотить свои мечты в реальность. Только так Грегори удалось сделать «все это».

Глава 4
«Ты берешь»

Ты берешь

Ты сидишь на стуле и каждую секунду
Испытываешь то сомнения, то надежду
Ты теряешься в глубине своих мыслей
Но ты обязательно найдешь себя

Отражение в зеркале становится расплывчатым
Страх сковывает тебя тяжелыми гирями
Но сила духа дает тебе
Дыхание жизни

Ты берешь всю эту любовь, которая держит тебя
Ты сжимаешь кулаки и делаешь так, чтобы
Все твои слабости превратились в пыль
И чтобы ты перестал воевать с самим собой

Ты берешь всю эту любовь, которая держит тебя
Ты сжимаешь руки и делаешь так,
Чтобы твои молитвы дотронулись до черного занавеса
Чтобы твои глаза открылись, ведь сегодня – твой вечер…