Слово в защиту наставников

Анализируя, кто нас может чему‑то научить, мы тоже любим ударяться в крайности. Нам кажется, что учить могут только те, кто во всем на десять голов выше нас, настоящие гуру и серьезные «авторитеты». И мы хватаемся за очень многие мелочные поводы, чтобы сказать: «Да кто он вообще такой, чтобы мне указывать!» У всех найдется какой‑нибудь изъян. Особенно когда совершенно очевидно, что я и тут круче, и там взрослее, и в десятке вещей имею гораздо больше опыта. Отличный вопрос: кем же должен быть человек, чтобы кого‑то чему‑то научить?

Да никем.

Я в юности стала свидетельницей трагической истории. Главным ее героем был знакомый, который, начитавшись книг Кастанеды, Гурджиева, Успенского и насмотревшись фильмов вроде «Карате тайгер», захотел найти себе настоящего Гуру, такого, чтобы «отдаться ему со всеми потрохами» на какое‑то время. Чтобы этот гуру вынудил его распрощаться со всей привычной картиной мира и сделал из него другого человека. Такого, который через трехметровые заборы перелетает и знает ответы на все вопросы. Когда ищешь нечто подобное, находишь слишком легко: мир полон «просветленных». Местами трудно отличить, кто из них действительно прошел какой‑то особенный путь, а кто просто сумасшедший. Особенно с учетом того, что многие по‑настоящему «продвинутые» так и балансируют на грани сумасшествия всю жизнь либо их с уверенностью считают таковыми просто потому, что их трудно понять.

Но подходящие кандидаты все же нашлись. В нашем городе появилась парочка, которую моментально признали «духовными гуру». Ребята увлекались множеством духовных практик, знали наизусть все нужные книжки и фантастически мудро отвечали на любые вопросы. Было совершенно очевидно, что это очень необычные люди. Наш герой вместе с несколькими друзьями бросился умолять ребят «взять их в ученики», и те согласились (не сразу). Некоторое время ученики бегали в гости к своим наставникам, принимали какие‑то тайные посвящения и осваивали духовные практики. Что именно они там делали, я до сих пор не знаю. Но парню здорово снесло крышу, и он был убежден, что нашел свое счастье и «светлеет» на глазах.

Потом наставники вдруг уехали, и за время их отсутствия в городе появился новый герой. Он нашел все тот же круг знакомых, представился как друг тех самых наставников и начал блистать своей продвинутостью. Через несколько вечеров было ясно – этот круче всех вообще! Вот она – настоящая вселенская мудрость! Еще через неделю он путем доказательств и демонстраций разъяснил нашему другу, что его наставники – шарлатаны, и уехал. Для молодого саньясина мир обрушился. Жизнь потеряла всякий смысл. Как же так. Он доверился им полностью. А они…

Еще неделю спустя вернулись наставники, посмеялись и сказали: «Ну что? Ты поверил проходимцу, который сделал это по нашей просьбе? Только потому, что он умеет умно говорить? Вот такой ты ученик!» Оказалось, что «ученик очень хотел страданий и испытаний, и наставники решили дать их ему». Но, как водится, погорячились. Вся эта история, вместе с неожиданным поворотом, погрузила молодого человека в сущий ад: он по‑настоящему чуть не сошел с ума! Ему потребовались годы, чтобы вернуть свою «веру в человечество». Позже он благополучно стал врачом и отцом счастливого семейства. Но из‑за этой эпизодической истории он провалился в страшную пропасть: у него в самом деле рухнул мир.

Мне эта история была не совсем понятна. Я была на семь лет младше всех вовлеченных, и мне тогда не хотелось подобных приключений. Реакция «обманутого ученика» казалась мне преувеличенной, мне было не ясно, как можно принимать настолько близко к сердцу подобные «игры». А если это не игры, а религия, которой человек действительно отдается беспрекословно и безо всяких сомнений, – то почему его оказалось так легко выбить из этой колеи? Так не бывает: погрузиться с головой в веру, потом, послушав первого встречного, отречься от нее, через несколько дней пожалеть. А где же критический взгляд на тех, кому решаешь доверить свою жизнь? Естественно, ошибкой было, не присмотревшись ни к кому, бросаться в этот эксперимент, полностью потеряв голову и здравый рассудок.

Но интересно было слушать претензии потом – когда вера была потеряна. «Я думал! Я‑то думал, что они по‑настоящему просветленные! А они! – говорил наш герой. – Они оказались не такими!» При этом оставались в силе неоспоримые факты: ребята были очень интересными! Более того, выдающимися. Это были очень редкие люди. Я позже много с ними общалась и всегда удивлялась их мудрости, цельности, внутреннему спокойствию. Они всегда «светились изнутри», у них был потрясающий талант находить золотую середину и всегда делать ровно сколько надо – не слишком много, но и не слишком мало. У них было много очень ценных человеческих качеств. Но нет. Он думал, что они по‑настоящему просветленные. А их опасная и недобрая шутка поставила под сомнение этот статус. Либо они сделали ошибку, либо причинили боль сознательно. Ни то ни другое не может быть свойственно истинным просветленным.

В претензиях обиженного читалось «все или ничего». Он им отдался полностью, потому что думал, что они – сверхсущества, и, конечно же, наступило разочарование, когда выяснилось, что он доверился самым обычным людям. Я оказалась в более выгодном положении, потому что мне было не нужно от них сразу все. Я просто с ними дружила и по мелочам училась разным полезным вещам, не раздумывая о глобальных несовпадениях. По поводу этой трагической истории я недоумевала, мне казалось, что вот такое со мной бы не случилось. Однако я вспомнила про все это, когда, заболев раком, впервые оказалась у психолога.

Меня силой отправили на психотерапию, поставив перед фактом, что медицинская страховка этого требует (а неучастие расценивается как нежелание лечиться). В Германии считается, что со столкновением со смертельной болезнью в молодом возрасте не может справиться никто. Поэтому всех, не спрашивая, отправляют к психологу разбирать свои душевные травмы, неправильное поведение, которое, возможно, привело к болезни, скрытые личные проблемы. Я находилась в клинике по реабилитации, где меня пытались поставить на ноги после химиотерапии и первых операций. Мне там назначали много разного, и я смиренно ходила от одного обследования к другому.

Войдя в первый раз в комнату к психологине, я подумала: «Ну вот… И это она должна сказать, как решить мои проблемы?» Ожидавшая меня тетенька относилась точно к тому типу людей, с которыми я бы никогда не заговорила по собственной инициативе. У нее была дурацкая прическа, и мне не нравилось, как она была одета. Она выглядела как скучная мещанка, мне не понравились ни выражение ее лица, ни поза, и еще меньше мне понравилось все, что стояло на ее столе: там была какая‑то безвкусная коллекция дешевых кичевых предметов. У меня за долю секунды промчались в голове обрывки мыслей. Я просто почувствовала, что нам не о чем говорить вообще и мы наверняка ни в чем не соприкоснемся, не найдем общих интересов, совпадений и даже поводов для симпатии и искреннего любопытства. Весь ее образ вызывал у меня если не презрение, то как минимум некоторое пренебрежение.

Но что делать – мне велели разговаривать с ней час. Мне было все равно. Я начала честно, хоть и без энтузиазма, отвечать на ее вопросы. Она беспорядочно спрашивала меня про работу, про мужчин, про родителей, ребенка, домашнее хозяйство, финансы и совсем незначительные вещи. Потом вдруг начала говорить, что «вот то у вас не клеится, потому что (…), а вот тут у вас все совсем уже плохо, и от этого вам грустно. А вот это вы считаете нормальным. А если вдуматься – вы только посмотрите, только вдумайтесь – что вы делаете! В чем вы участвуете? Попробуйте взглянуть на это со стороны! Это ни с какой стороны не нормально, это настолько неправильно, а вы позволяете делать с собой такое. Нормальной была бы такая реакция, и вот такое отношение, и вот такой результат».

Через пятнадцать минут я заливалась слезами. Она попала в точку, перечислив все трагедии моей жизни, прочитала между моими высказываниями все мои комплексы и страхи. Еще полчаса спустя она убедила меня в том, что все мои проблемы – хрестоматийные и ничего в них страшного нет, мы приведем в порядок всю мою жизнь, у нее для этого существуют отработанные приемы, и она их все готова показать. Она предложила мне первые упражнения и сообщила, какими будут мои первые шаги. И мы договорились, что через пару дней уже обсудим результаты моих первых попыток все починить. И все будет хорошо. Я вышла от нее с ощущением, что вот она изменит мою жизнь и поможет мне все уладить.

Глядя на все ретроспективно, я должна подтвердить, что так оно и оказалось. Она сообщила мне нужное количество решающих толчков, которые привели меня к следующим психологам, супервизорам и советчикам, и все они вместе помогли изменить мою жизнь к лучшему. Она много раз давала конкретные задания: что кому сказать в какой ситуации, как поступить. Потом мы разбирали и анализировали результат. Если не получалось сделать именно то, что она велела (например, потому что не хватило духу), она предлагала новые рецепты, как исправить ситуацию, которые мне давались легче. Конечно, полной идиллии не наступило, потому что талант наживать себе все новые и новые катастрофы не пропьешь и не продашь. Но по крайней мере я теперь знаю, куда их все нести по мере появления.

Размышляя об этой истории, я подумала, что все же у нас у всех сидит в голове какой‑то идеал сверхсущества, которое берет в свои руки руль, перечеркивает все, что я думаю по какому‑то поводу, и разворачивает мой корабль в другую сторону. Этот человек должен раздавить меня авторитетом, забрать у меня право выпендриваться, выразить свое презрение к моему ничтожному взгляду на вещи и потом выдать мне новую концепцию чего‑то. Гораздо более правильную. И я, человек гордый, смогу стерпеть подобное только потому, что его власть и крутизна настолько монументальны, что сопротивляться, в общем‑то, бесполезно.

Мои родители, мои друзья, мои коллеги – все они рассказывали о таких сверхчеловеках, которые наставили их на путь истинный. Будь то наставник по карате, грозный учитель, ненавистный профессор, который всех топтал‑топтал, а потом через пять лет сказал единственное доброе слово, и все вокруг попадали. Вот такой – да. Такой научит. Такой имеет моральное право. А вон тот и вот этот – кто они такие, чтобы меня учить? Они никто, они сами так несовершенны, что я, простой ученик, вижу их несовершенства за километр. Как зауважать такого человека, чтобы принимать от него наставления? Но может быть, не стоит подходить ко всему со столь радикальными мерками?

То же самое с книгами – часто говорят: «Плохая книга! Всего полторы интересные мысли на двести страниц!». Мой взгляд на это очень сильно изменился в последние годы. Да, иногда в книге одна интересная мысль на двести страниц, зато она одна из десяти, на которых держится весь мой порядок. Ради каждой из мыслей по организации труда и времени мне пришлось прочитать по одному бестселлеру, но из них я смогла собрать свою конструкцию, на которой держится моя система.

Один странный мальчик, рисующий граффити, сделал широкое движение рукой и открыл мне глаза на то, как нужно «разрабатывать» плоскости определенного размера и формата. Другой художник, который мне вообще‑то совершенно не нравится, показал, как надо подавать свои работы, чтобы они лучше продавались. Третий рассказал премудрость про кисточки, которая изменила все мое творчество. Четвертый просто научил не мучиться с палитрами и вместо них использовать одноразовые тарелочки. Все они – какие есть. Разные. Из их работ мне что‑то нравится, а что‑то нет. Некоторые рисуют лучше меня, а некоторые – хуже. Но все они вместе дали мне комплекс знаний, на которых строится вся моя работа.

Мои студенты всегда умудряются показать мне самой что‑то, чего я раньше не знала. Какую‑нибудь новую программу, прием, новый материал. Каждый раз я выношу из нашего общения что‑то новое для себя. И вот уже мой сын в чем‑то разбирается лучше, чем я. И даже у кота есть чему поучиться. Умению расслабляться и не переживать ни о чем, например.

Говорят, что молодость души заключается в умении черпать отовсюду побольше знаний, поменьше придираясь к источникам и к подаче. Собственно, как учатся дети: хватают что дают, быстро усваивают, идут дальше. Если процент информации на кубометр прочитанного слишком мал, учатся быстрее ее фильтровать. Если от каждого человека можно получить только один полезный совет, значит, нужно спрашивать тысячи людей, поменьше критикуя при этом их прическу.

Date: 2015-08-24; view: 291; Нарушение авторских прав