Глава 3. Луна скрылась за облаком, едва он произнес эти слова, и настал полный мрак

Луна скрылась за облаком, едва он произнес эти слова, и настал полный мрак. Ветер задул внезапными ледяными порывами.

Элиза слышала шепот незнакомца, чувствовала прикосновение его пальцев, подобных холодным пальцам рока. И присутствие рядом высокого, мускулистого тела, излучающего яростное тепло.

– Герцогиня? – произнес голос так насмешливо, что холод вновь пробежал по ее спине. Как ненавистен был Элизе этот голос – густой, хрипловатый, властный, пренебрежительный!

Но по крайней мере незнакомец не вырвал у нее кинжал и не ударил им, как намеревалась сделать сама Элиза. Бесполезный кинжал валялся на земле. Элиза по‑прежнему чувствовала боль в сдавленном запястье.

Она ощущала силу, исходящую от незнакомца. Он казался надежным, как меч, крепким, как дуб, опасным, как голодный волк. Подобно темноте он окружал ее со всех сторон; подобно внезапному, резкому ветру мог бы ударить ее, если бы пожелал.

Она совершила ошибку, попытавшись напасть на него.

Его пальцы вонзились ей в руку, как когти зверя.

– Пойдем, миледи, пока не начался дождь.

Обхватив Элизу за талию, незнакомец посадил ее на своего коня. Элиза смотрела, как он подобрал поводья и уселся позади нее. Она еще не встречала человека, который казался бы таким же бесчувственным и холодным. Глубокая, полночная синева его глаз не оставляла никакой надежды – он осудил ее и вынес приговор.

– Кто ты? – неожиданно спросила Элиза. Если этот человек не вор, то он может быть рыцарем ее отца.

– Сэр Брайан Стед, герцогиня, – с усмешкой ответил он. – Слуга Генриха.

Слуга Генриха. Тогда он действительно отвезет ее в замок. И кто‑нибудь из рыцарей, увидев ее в замке Шинон, вспомнит, что король часто посещал провинцию Монтуа.

Элиза тут же задумалась, как быть, если ее решат обыскать. Кольцо Генриха наверняка найдут и сочтут ее сообщницей воров; а после того, что случилось, гнева рыцарей из Шинона не избежит никто – ни крестьянин, ни дворянин. Нельзя допускать, чтобы ее обыскали. Это довольно просто. Надо держаться с таким достоинством, чтобы никто не осмелился и прикоснуться к ней. Элиза умела вести себя повелительно и властно, в конце концов, она была дочерью Генриха. Она умела добиваться повиновения одним холодным взглядом и негромким приказом. Никто не осмеливался проявить к ней ни малейшего неуважения.

До сегодняшнего дня. До тех пор, пока ей не встретилось это подобие рыцаря из камня и стали.

Горделиво вздернув подбородок, Элиза ответила на насмешку рыцаря сдержанной улыбкой.

– Тогда, сэр Стед, поспеши в замок. Наверняка в замке найдется кто‑нибудь, кто заставит тебя дорого поплатиться за сегодняшнюю ночь! Стоит мне доказать, кто я такая, сэр Стед, и ты…

– Герцогиня, – прервал ее рыцарь, – я уже говорил тебе: будь ты даже королевой Франции, тебе незачем ждать пощады, если ты окажешься воровкой.

Ей захотелось сказать какую‑нибудь резкость, но она не успела, только глубоко вздохнула, когда рыцарь пустил огромного жеребца рысью. Элизе пришлось схватиться за гриву. Через несколько шагов жеребец перешел на галоп, заставляя Элизу отпрянуть к широкой груди рыцаря.

Она сжала зубы, когда резкий ветер ударил ей в лицо, сорвал с головы капюшон и с яростью принялся трепать освобожденные волосы. Неразборчивое восклицание за спиной помогло ей понять, что ее волосы опутали лицо рыцаря; его неудобство доставило Элизе неподдельное удовольствие. Ей показалось, что ее несет буря, и не было известно, когда кончится эта буря или когда удастся найти мирное убежище.

Вокруг стояла темнота, холод усиливался с каждой минутой. Как это конь умудрялся нестись во тьме с такой бешеной скоростью? Стоит ему оступиться – и оба его всадника погибнут.

Но мужчина, сидящий сзади, казалось, не заботился об этом. Он слегка пригнулся в седле, как будто привык к такой скачке. Вероятно, так оно и было. Но Элиза не могла к ней привыкнуть, ее мысли тянулись как бесконечная монотонная молитва: только бы все кончилось… Боже мой, только бы все кончилось…

И как раз в тот момент, когда она была уверена, что худшее уже позади, черноту ночного неба прорвала вспышка изломанной молнии. Элиза вскрикнула, но, к ее изумлению, жеребец не испугался и не встал на дыбы. Он продолжал нестись в ночь.

За молнией последовал оглушительный раскат грома, но конь не выказал ни единого признака волнения. Элиза размышляла, сколько им еще скакать. Где они находятся? Как далеко от замка забралась она, спасаясь от погони?

Внезапно разверзлись небеса, хлынул дождь, не та изморось, что сопровождала Элизу по пути в Шинон, а ледяной ливень, такой сильный, что жеребец замедлил шаг, а черный рыцарь еле слышно выругался. Элиза невольно склонилась к могучей шее жеребца, пытаясь спрятаться от бьющих наотмашь ветра и воды. Ее плащ и платье промокли. Она промерзла до костей и уже не сдерживала дрожь.

Рыцарь вновь тихо выругался, обращаясь к жеребцу, и свернул в сторону, выбирая узкую и заросшую травой тропу, почти скрываемую из виду низко склоненными ветвями.

Ветка сильно ударила Элизу в плечо, она вскрикнула. Развернувшись в седле, она попыталась взглянуть в мрачные глаза рыцаря.

– Глупец! – выпалила она. – Никакого отмщения не будет, если ты не найдешь убежища от этого…

– Я как раз ищу убежище! – выкрикнул он в ответ, когда с неба посыпались огромные, больно бьющие градины. – Пригни голову! – приказал он, рукой в перчатке отталкивая ее и прижимая лицом к шее коня.

Элиза почувствовала, как он зашевелился в седле, и вскоре она оказалась почти полностью укрытой от града, болезненные удары которого принимала на себя спина рыцаря.

Казалось, они бесконечно будут двигаться под этим ливнем. Но наконец Элиза заметила просвет среди деревьев и, с трудом открыв заливаемые дождем глаза, различила очертания небольшого строения. Несколько секунд спустя жеребец достиг строения, и Элиза смогла разглядеть, что это охотничья хижина – бревенчатая, с тростниковой крышей. Внутри дома не горел огонь, не было видно света. С упавшим сердцем Элиза подумала, что хижину, вероятно, построили рыцари из Шинона, чтобы иметь убежище в те дни, когда они отправлялись в леса на охоту. И ей предстояло остаться в этой хижине наедине с сэром Брайаном Стедом.

– Пойдем!

Элиза заметила, что рыцарь уже спешился и теперь протягивал руки, чтобы помочь ей выбраться из седла. Она решила пренебречь его помощью, но плащ ее зацепился за луку седла, когда она попыталась спрыгнуть на землю, и она упала бы, если бы не поддержка Брайана.

Минуту она стояла, дрожа от холода, пытаясь разогнуть пальцы, долгое время цеплявшиеся за гриву жеребца. Спутник бесцеремонно хлопнул Элизу по спине, подтолкнув к узкой двери хижины.

– Входи.

Град, вновь усилившийся, хлестал по голове и плечам, и Элизу не понадобилось упрашивать. Она бросилась к двери хижины, скользнула внутрь и оказалась под крышей. Обернувшись, она заметила, что черный рыцарь уводит коня за угол хижины.

Сейчас, велела себе Элиза, именно сейчас она получила шанс спастись. Град и ветер безжалостны, но более милосердны, чем хладнокровный и жестокий сэр Стед.

Она должна бежать. Это ее единственный шанс.

Элиза вгляделась в темноту, глубоко вздохнула, запахнулась в плащ, накидывая капюшон на голову, и пригнулась. Шагнув за порог, она бросилась через поляну.

Сапоги сразу же погрузились в жидкую грязь, заскользили по ней, и Элиза споткнулась и упала, прежде чем достигла спасительной чащи деревьев. С трудом поднявшись на ноги, она вновь бросилась бежать. Молния вспыхнула прямо перед ней, жутким светом озарив небо; послышался треск попаленного дерева. Когда гром последовал почти немедленно за вспышкой – казалось, земля готова расколоться от его грохота. Элиза с запозданием поняла, что среди деревьев ей нечего ждать убежища, они представляют собой еще более страшную опасность.

Но прежде чем она смогла вернуться в дом, ее толкнули, повалили в грязь, и она оказалась в тисках безжалостных рук, тут же поднявших ее в воздух. Брайан Стед без труда шел по скользкой грязи, делая широкие и уверенные шаги. Казалось, он несет свернутую ткань, а не взрослую женщину. Даже не взглянув на нее, он пересек поляну и достиг хижины.

Элиза успела глянуть ему в лицо. Губы рыцаря были так плотно сжаты, что казались тонкой белой полосой. Челюсти затвердели, жилка торопливо билась под натянутой кожей могучей шеи. Глаза потемнели так, что казались черными бесконечными безднами ада.

Он пинком открыл дверь хижины, и Элиза вскрикнула от ужаса, когда Брайан захлопнул ее за собой. Сжатые руки выдавали силу его гнева. Он был разъярен так, что мог бы разорвать ее на куски, и Элиза понимала, что Брайан готов сделать это немедленно.

Однако он сдержался, сбросил ее на пол и оттолкнул от себя. Элиза застыла, не шевелясь, пораженная неожиданным освобождением и ослепленная темнотой. Внезапно эту темноту прорезала искра, и Элиза поняла, что в хижине есть очаг и нашелся кремень.

С легкостью, которая выдавала большой опыт походной жизни, Брайан развел огонь в очаге, и хижина наполнилась неясным светом и теплом. Моргая от неожиданного света, Элиза оглядела хижину. Она оказалась чистой и довольно уютной. Слева от очага стоял большой сундук, с правой стороны – длинный стол на козлах и скамейки возле него. В противоположном углу комнаты виднелись две низкие лежанки, застеленные толстыми шерстяными одеялами.

Чистый тростник устилал пол, и Элиза поняла, что ее догадка подтвердилась. Рыцари построили и обставили эту хижину, чтобы пользоваться ею во время охоты.

Но хотя Элиза немного осмотрелась, хотя быстро разгоревшийся огонь уже принялся распространять жар, чувства безопасности не появилось. Промокшая и грязная одежда облепила тело – и по‑прежнему холодила его, не говоря уже о близости человека от которого она пыталась сбежать.

Наконец Брайан отвернулся от очага. В его лице не было ничего успокаивающего. Темные глаза оглядели Элизу с ног до головы, и она внезапно пожалела о том, что испугалась молнии.

Ей следовало сбежать.

Он встал, не сводя с нее холодных глаз, и снял свой промокший плащ. Отворачиваясь от Элизы, он расстелил плащ на столе у очага, но когда она переступила с ноги на ногу, он мгновенно обернулся.

Элиза вскинула голову и молча встретила его взгляд.

Наконец он заговорил:

– Ты либо дура, герцогиня, либо вконец отчаялась. Неужели тебе так не терпится погибнуть в бурю?

– Я не боюсь смерти, – холодно ответила Элиза, намеренно воздерживаясь от общепринятых учтивых слов.

Брайан сел на скамью, чтобы снять сапоги, по‑прежнему не спуская с нее глаз.

– И ты утверждаешь, что не виновна ни в грабеже, ни в убийстве?

– Я ни в чем не виновна, кроме того, что решила помолиться за усопшего.

– Тогда почему же ты бежала от меня – ведь бегство грозило смертью?

– Вряд ли.

Он коротко и злобно выругался, отшвырнув сапог через комнату с такой яростью, что Элиза подпрыгнула на месте. Но, решив не выдавать своего испуга, она кинула короткий взгляд на упавший сапог, а затем с холодным пренебрежением посмотрела на рыцаря.

– И ты станешь утверждать, что не пыталась убить меня? – осведомился Брайан.

– Нет, не стану, – без колебаний ответила Элиза. – Я приняла тебя за одного из воров…

– Ты пыталась ударить меня кинжалом уже после того, как узнала, что я не вор.

– Я до сих пор не уверена, что ты не вор и не убийца! – гневно воскликнула Элиза. – Ты ведешь себя не так, как подобает рыцарю. Манеры у тебя не лучше, чем у кабана!

К изумлению Элизы, Стед рассмеялся:

– Да, герцогиня, мы не в замке, и вежливые манеры здесь ни к чему. Но если ты надеешься на пощаду только потому, что ты женщина, мне жаль, но ты ошибаешься.

– Сэр Стед, – терпеливо произнесла Элиза, – я ни на что не надеюсь, но мне кажется, ты слишком уверен в своих догадках. Я не воровка…

– Да, да, это я уже слышал. Ты герцогиня Монтуанская. Тогда скажи, герцогиня, почему ты бежала из замка? Почему не остановилась, когда я приказал тебе?

Элиза испустила нетерпеливый вздох – казалось, ни ее манеры, ни слова не производят на этого мужчину ни малейшего впечатления.

– Этим вечером я прибыла в замок, чтобы помолиться за короля Генриха. Молясь, я услышала шаги в коридоре. Я спряталась в комнате, а затем бежала…

– Ты спаслась от убийц, перед которыми не устояли опытные воины?

Элиза крепко стиснула зубы, услышав явное недоверие в его голосе.

– Я спряталась за гобеленом. Когда один из головорезов чуть не обнаружил меня, я бросилась на него, воспользовавшись неожиданностью, а затем бежала.

– Ты напала на мужчину и вышла из этой схватки невредимой?

– Никакой схватки не было. Я нанесла первый удар, он растерялся, и я убежала.

– Ловко придумано, – пробормотал Стед, но, видя его горящие синие глаза, Элиза не смогла понять, что у него на уме. Не обращая на нее внимания, он поднялся и стянул плотные шерстяные штаны, разложив их на столе, чтобы просушить. На мгновение он забыл о присутствии Элизы; стащив перчатки и положив тяжелые ножны на деревянный стол, он подошел к огню, чтобы согреть руки.

В тунике он оказался еще более внушительным, чем в черном плаще. Вязаная рубаха плотно облегала его руки под безрукавной туникой, обрисовывала крепкие мускулы, играющие при малейшем движении. Рыцарь оказался широкоплечим, тонким в поясе. Этот человек привык к суровой жизни, он постоянно совершенствовал свое искусство обращения с оружием, чтобы остаться живым в бою. Его обнаженные ноги были длинными, стройными, твердыми, как дуб, покрытыми негустыми черными волосами. Элиза невольно вздрогнула. Она сама была высокой, но своим видом рыцарь подавлял ее. Пальцами он мог бы охватить ее талию, мог стиснуть ее горло и задушить одним движением…

Он неожиданно обернулся и холодно оглядел ее с ног до головы.

– Ты промокла, – произнес он.

– Какое тонкое наблюдение, сэр Стед, – с едва прикрытым сарказмом отозвалась Элиза.

Рыцарь ничем не выдал своего отношения к ее тону, однако лицо его словно бы еще затвердело. Глупо дразнить его, решила Элиза и удивилась, зачем сделала это. Однако ответ ей так и не удалось найти. Послушание могло сейчас помочь ей не стать добычей этого отвратительного…

– По‑моему, – спокойно заметил он, – ни одной разумной женщине не понадобилось бы дожидаться такого замечания. Если бы ты сняла плащ, ты бы согрелась быстрее.

Элизе пришлось снять плащ. Снаружи мстительно хлестал дождь, злобно выл ветер. Но… любой дождь заканчивается. Сейчас она стояла довольно близко к двери, и если бы он…

Если бы он… что?

Едва ли его удастся опередить, да и что толку? Бегство вслепую не спасет ее, он знает лес, он проворен и силен. Если уж бежать, то только тогда, когда действительно представится хорошая возможность.

Элиза нехотя сняла промокший плащ и осторожно подошла, чтобы расстелить его на столе, рядом с плащом Брайана. Раскладывая тяжелую ткань, она чувствовала на себе пристальный взгляд. Но, когда она обернулась, рыцарь ничем не выдал того, что наблюдал за ней, и Элиза не смогла ничего определить по его глазам и напряженному, но пренебрежительному выражению лица.

Он шагнул от очага, низко поклонился (что Элиза сочла очередным издевательством) и подтолкнул ее поближе к огню. Элизу не радовала мысль оказаться спиной к незнакомцу, но она заставила себя пройти вперед, протянуть тонкие пальцы к огню и отогреть их.

Элиза слушала потрескивание поленьев в очаге, свист ветра за стенами хижины. Но чем сильнее злился ветер, тем глубже становилось молчание в хижине. Рыцарь не говорил ни слова, минуты казались бесконечными, и Элиза с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от отчаяния. Хотя Брайан молчал, она чувствовала его рядом. Очень близко. Она слышала его дыхание, ощущала злые удары сердца, а жар его тела ошеломлял ее, лишая остатков смелости и заставляя вздрагивать от страха.

Внезапно тяжелая рука сжала плечо Элизы, и она до крови прикусила губу, чтобы сдержать крик.

– Иди сюда, герцогиня, садись, – учтиво предложил он, подвигая к ней одну из скамеек и вынуждая опуститься на нее.

– Спасибо, – с достоинством пробормотала Элиза, готовая скорее простоять всю ночь на ногах, чем чувствовать его обжигающие прикосновения. Но она уже понимала, что не избежит ни допроса, ни близости и что ее единственная надежда – держаться с таким достоинством, чтобы он проникся уважением к ней.

– Твоя история недурна, герцогиня, – наконец проговорил он так близко от ее уха, что Элиза чуть не подпрыгнула. Он склонился над скамьей, не прикасаясь к Элизе, но поставив ладони по обе стороны от нее, как барьеры. – Очень недурна. Но неужели ты считаешь, что смогла заставить меня поверить в то, что ты не воровка? Как легко ты увела погоню в одном направлении, пока твои сообщники скрылись в другом! Как ловко ты разыгрываешь невинность! О, да! Ты всего лишь женщина… способная обвести мужчину вокруг пальца одним видом широко раскрытых наивных глаз.

От его тона Элиза похолодела.

– Я уже сказала тебе, Стед: я герцогиня Монтуанская. Мне незачем связываться с ворами.

– Или убийцами?

– Да, или убийцами.

– Но ты ловко владеешь кинжалом.

– Да.

– Это что, новейшее увлечение знатных дам?

– Нет, сэр Стед. Но я в самом деле герцогиня, я управляю собственными землями. В таких обстоятельствах женщине неплохо уметь защищаться.

– Тогда почему я ничего не слышал о Монтуа?

– Вероятно, из‑за собственного невежества.

Рыцарь не шевельнулся и не ответил ей. Но Элиза почувствовала, как напряглись мускулы его рук, могучая грудь, почти касающаяся ее спины. Странный жар внезапно охватил ее, пройдя по всей спине.

– У тебя острый язык, герцогиня, такой же, как твой кинжал. И ты действуешь им так же быстро… и так же глупо.

Элиза промолчала, сдерживая дрожь, когда рыцарь выпрямился и прикоснулся к ней. Его мозолистая рука с длинными пальцами показалась ей странно нежной, когда пальцы подхватили волосы Элизы, перебирая их.

Элиза крепко сжимала зубы, пока Брайан молча выбирал из ее волос сосновые иглы. Это было просто вежливостью, услугой, однако Элизе хотелось закричать от нее. Какими бы ласковыми ни были пальцы, она чувствовала силу его рук, и несоответствие его осторожных движений и обидных слов казалось горьким и страшным.

Будь на его месте Перси…

Элиза на мгновение прикрыла глаза, вспомнив о рыцаре, которого любила. Если бы Перси отправился с королем в Шинон! Ей не пришлось бы терпеть нынешних оскорблений. Перси был как раз таким, каким и должен быть рыцарь: храбрым в бою, нежным и чувственным дома. Перси умел говорить красивые слова, он проводил свободное время с трубадурами, сочиняя баллады в честь Элизы. В Перси не чувствовалось непроницаемой твердости, как в этом рыцаре. Перси был стройным, немногим выше ее самой, учтивым и добрым, с теплыми золотисто‑карими глазами, с постоянной задумчивой улыбкой, в которой не было насмешки. Преданный и галантный, он каждый раз при встрече с Элизой опускался на колено, почтительно целуя ее руку. Он сам возвел ее на пьедестал, и хотя они обменивались восхитительными поцелуями, вызывающими у Элизы желание большего. Перси даже не пытался до свадьбы прикоснуться к ней.

Слава Деве Марии, с мимолетной иронией подумала Элиза, что ее родная мать и Генрих поклялись хранить тайну ее рождения и отдали ее в дочери Уильяму и Мари де Буа. Перси часто говорил, что король слишком многое себе позволяет. Он верил в древнюю легенду о Мелюзиие – о том, что в жилах Плантагенетов течет кровь сатаны. Если бы Перси узнал, что Элиза – дочь Генриха, внебрачная дочь, он обошелся бы с ней не более вежливо, чем обходился со своими трубадурами, когда считал их творения чересчур дерзкими для ее девичьих ушей…

Да что там вежливость! Запомни, убеждала себя Элиза в моменты прозрения, Перси, возможно, и станет любить тебя по‑прежнему, но никогда не женится на тебе, если узнает, что ты внебрачная дочь короля. Несмотря на всю любовь, Элиза хорошо знала Перси. Он весьма серьезно относился к обычаям, чтил порядок. В феодальном обществе только законное рождение давало человеку право причислять себя к определенному сословию, таков уж был этот мир. Родословные семей внимательно прослеживались, дурная кровь изгонялась из них.

Незаконнорожденные дети, особенно дети Генриха, не отвечали представлениям Перси о разумно устроенном мире.

Элиза часто спорила с ним, напоминая, что Вильгельм Завоеватель был внебрачным сыном, что правителями Англии не раз становились незаконнорожденные отпрыски. Но Перси был непоколебим. Он видел, к чему привело подобное положение в Англии: к кровопролитию между отцом и сыном. Бог не был милостив к незаконнорожденным.

Разногласий между ними было не так уж много, и Элиза оправдывала Перси. Мужчины несовершенны, а Перси многим лучше большинства из них, и потому она желала выйти за него и любила его, несмотря на то что не всегда соглашалась с возлюбленным.

Будучи проницательной, Элиза понимала, что хранить тайну ее рождения Генриха заставляла гораздо более важная причина: Монтуа. Пока он был жив, Монтуа принадлежало Элизе. Но после его смерти, едва станет известно, что она не дочь Уильяма де Буа, многие захотят предъявить права на герцогство. Родственников, когда дело заходит о наследстве, всегда оказывается как грибов в лесу, и все готовы выдержать войну за герцогство, доказать связь с родом де Буа и, следовательно, стать законными наследниками.

Она была дочерью короля, однако была благодарна за то, что об этом никто не знает, и всеми силами намеревалась сохранить тайну своего рождения. Эта тайна была связана с двумя самыми важными вещами в ее жизни: с ее герцогством, землями, которыми она управляла и которые любила, и, что еще важнее, с любимым мужчиной.

О, Перси, задумалась она, будь ты здесь, этот мерзавец не осмелился бы ни обвинить, ни оскорбить меня! Ему пришлось бы иметь дело с тобой, любимый.

Если бы к ней сейчас прикасался Перси, она расслабилась бы в сладком забвении, наслаждаясь мужской лаской.

Брайан позволил себе горько улыбнуться, распустив и пригладив волосы женщины. Он чувствовал, как напряглась ее спина, и понимал, что это прикосновение ей неприятно. Однако он решил довести ее до крайности, ибо только так надеялся обезоружить ее и узнать истину. Злодеяние нынешней ночи оставило в его душе глубокую, мучительно ноющую рану, и каждый раз, когда Брайан прикрывал глаза, он вновь видел оскверненный труп короля и незрячие глаза мертвых друзей.

И если во всем этом повинна коварная женщина, то эта женщина поплатится.

Брайан считал, что незнакомка идеально подходит для роли сообщницы воров. Волосы, к которым он прикасался, были прекрасны, как пламя в камине, отливали золотыми и алыми оттенками. Немного подсохнув в тепле, они мягко струились в его пальцах, как золотистые свитки чистого шелка, привезенного с Востока, или бесконечные языки пламени. Они падали роскошными волнами вдоль ее спины, почти касаясь пола.

Ее глаза, удивительные бирюзовые глаза, были окаймлены пушистыми ресницами цвета темного меда. Они позволяли скрыть нежной маской отъявленное коварство. Если бы Брайан не видел ее бегства, если б не увернулся чудом от ее злобно занесенного кинжала, он не сомневался бы в ее невиновности.

Красота ее лица была безупречной: высокие, прелестно очерченные скулы, полные алые губы, чуть розоватая шелковистая кожа. Она вполне могла быть дочерью знатного властителя… однако ни одна знатная леди не отважилась бы на ночную поездку в одиночестве.

Брайан отлично знал, что эта красота скрывает проницательный ум и острый, как у змеи, язык. Она без колебаний убила бы его, и Брайан старался не забывать об этом. Она пыталась нанести ему удар; она говорила с ним таким пренебрежительным тоном, что только величайшим усилием воли он удержался, чтобы не отвесить ей еще одну пощечину – такую, чтобы она отлетела к стене.

Это не оставило бы у нее сомнений относительно того, чего ей следует от него ожидать.

– Итак, – негромко пробормотал он, – ты – герцогиня Монтуанская. И ты отправилась в путь одна, чтобы помолиться у смертного ложа нашего короля Генриха.

– Да, – скованно ответила она.

– Зачем ты это сделала?

– Что?

Брайан улыбался. Кажется, он наконец‑то нашел трещину в непробиваемой броне ее лжи.

– Зачем? – повторил Брайан. – Зачем ты приехала молиться в замок, когда вполне могла бы устроить службу у себя дома? Может, ты родственница короля?

Она не уловила насмешки в его голосе, услышала только вопрос и поспешила отвергнуть его:

– Нет!

– Тогда зачем герцогине было пускаться в такое опасное путешествие?

– Затем, что я… потому, что…

– Потому, что ты низкая лгунья!

– Нет! – Элиза мгновенно вскочила на ноги, как вспыхнувшее пламя. – Говорю тебе, Стед, ты поплатишься за эту ночь! У меня есть влиятельные друзья, и я еще увижу, как ты будешь опозорен! Увижу, как ты будешь корчиться на дыбе, а может, получу удовольствие лицезреть, как твоя глупая голова свалится с плеч! Ты еще увидишь, что я не воровка! Может, ты нашел у меня гобелен? Или ножны короля? Глупец, ты…

В раздражении и ярости Элиза вскинула руки и сжала на груди ткань туники.

К ее ужасу, кольцо матери, снятое ею с пальца отца, упало на пол.

Со стуком ударившись об пол и прокатившись по нему, оно легло у ног Элизы.

Она взглянула на Стеда и увидела, что глаза его полыхнули такой яростью, какой Элиза не ожидала даже от него.

Она вскрикнула, когда он шагнул к ней и его стальные пальцы сжались на ее плече.

Забившись в отчаянии, она вцепилась ногтями в его щеки. Казалось, он не почувствовал боли, даже не моргнул, пока Элиза билась в его руках.

– Посмотрим, что еще ты пытаешься спрятать, герцогиня.

Длинные сильные пальцы взялись за ворот ее туники. Элиза пыталась помешать ему, но тут же поняла, что не сможет противостоять такой силе. Послышался громкий треск рвущейся ткани, и Брайан сорвал тунику с Элизы.

Date: 2015-08-24; view: 273; Нарушение авторских прав