Июня 1992 г. Только что приехал от Билла

Дорогой друг!

Только что приехал от Билла. Мог бы написать тебе про вчерашний вечер еще утром, но остался у Билла дома.

Вчера вечером Крейг и Сэм разбежались.

Видеть это было очень тяжело. За эти дни мне много чего порассказали про выпускной, а благодаря видеосъемке я смог посмотреть, кто как выглядел. Сэм выглядела изумительно. Патрик хоть куда. Мэри‑Элизабет со своим дружком, Элис – все выглядели шикарно. Единственное – Элис обработала подмышки дезодорирующим карандашом, и у нее на открытом платье проступили белые пятна. По мне, это никакой роли не играет, но Элис, говорят, весь вечер бесновалась. Крейг тоже неплохо выглядел, хотя пришел почему‑то не в смокинге, а в костюме. Но расстались они не поэтому.

Все сходятся в том, что выпускной вечер удался. Лимузин – это был вообще супер. Водитель угостил всех травкой, отчего у ребят разыгрался аппетит, и дорогие закуски пошли на ура. Звали его Билли. Группа играла совершенно отстойная, какие‑то «Цыгане из Аллегени», ничего своего, но ударник у них классный, так что наплясались все до упаду. Патрик и Брэд даже не смотрели друг на друга, но Сэм сказала, что Патрик больше не переживает.

После официальной части выпускного бала моя сестра со своим парнем отправилась на вечеринку, которую организовала школа. Для этой цели сняли популярный танцевальный клуб в центре города. Сестра говорит, было обалденно: все шикарно одеты, музон классный, не какие‑нибудь «Цыгане из Аллегени», а настоящий диджей. Даже пародист выступал. Единственное – назад уже никого не выпускали. Это предки решили подстраховаться. Но ребята не возражали. Все оттянулись по полной, тем более что выпивку догадались с собой принести.

Балдели они до семи утра, а потом всей толпой завалились в «Биг‑бой» и наелись блинчиков с ветчиной.

Я спросил у Патрика, понравилось ли ему на этой тусовке, и он сказал, что повеселились они от души. Оказывается, Крейг заказал на всех огромный номер люкс в каком‑то отеле, но туда поехали только он и Сэм. На самом‑то деле Сэм хотела пойти со всеми на школьную тусовку, а Крейг разозлился, потому что за номер уже было уплачено. Но поссорились они по другой причине.

Дело было вчера, у Крейга дома, после «Рокки Хоррора». Как я уже говорил, Питер, бойфренд Мэри‑Элизабет, по корешам с Крейгом. Он‑то и поднял эту бучу. По‑моему, Мэри‑Элизабет ему на самом деле нравится, но и Сэм тоже, и чем дальше, тем больше, потому как никто его за язык не тянул. Ничто не предвещало.

Если без подробностей: Крейг изменял Сэм с того самого дня, как начал с ней встречаться.

Не то что один раз, по пьянке, а потом раскаялся. Девушек у него было много. И спал он с ними не по одному разу. И по пьянке, и на трезвую голову. И, насколько я понимаю, ничуть не раскаивался.

А почему Питер до сих пор молчал: он в этой тусовке никого не знал. Включая Сэм. Думал, это очередная дурочка‑школьница – так ему Крейг говорил.

Короче, познакомившись с Сэм, Питер начал убеждать Крейга, чтобы тот во всем ей признался, потому что она вовсе не дурочка‑школьница. Крейг ему пообещал, но слово не сдержал. Каждый раз находились какие‑нибудь отговорки. Крейг говорил «причины».

«Зачем отравлять ей выпускной?»

«Зачем отравлять ей показ?»

«Зачем отравлять ей вручение аттестатов?»

А потом заявил, что ей вообще ничего знать не нужно. Все равно ей скоро уезжать. Найдет себе другого. А сам он всегда отмажется: у него с теми мочалками был только «безопасный секс». Так что все шито‑крыто. Пусть у девочки останутся приятные воспоминания. Он к ней хорошо относится, зачем ее обижать?

Питер хотя и понимал, что это подло, но спорить не стал. По крайней мере, так он сам сказал. Однако вчера, после шоу, Крейг стал ему расписывать, как кувыркался с новой девчонкой перед самым выпускным. Тут Питер ему и сказал: если ты не откроешь Сэм правду, это сделаю я. Ну, Крейг ни в чем признаваться не стал, а Питер подумал: ладно, это не мое дело, но потом на тусовке случайно услышал разговор между Сэм и Мэри‑Элизабет. Сэм говорила, что Крейг – это, наверно, ее «судьба» и что она, уехав учиться, всеми силами постарается сберечь их отношения «на расстоянии». Письма. Телефонные звонки. Каникулы. Выходные. Тут Питер не выдержал.

Подошел он к Крейгу и говорит:

– Либо ты скажешь ей правду немедленно, либо это сделаю я.

Крейг увел Сэм в спальню. Некоторое время они отсутствовали. Затем Сэм вышла и, сдерживая слезы, направилась прямо к дверям. Крейг не бросился за ней. И это было, по‑моему, хуже всего. Не то чтобы он обязан был попробовать с ней помириться, но броситься за ней все равно должен был.

Знаю одно: Сэм была просто убита. Мэри‑Элизабет и Элис побежали за ней следом, чтобы с ней ничего не случилось. Я тоже рванулся к дверям, но Патрик меня удержал. То ли хотел дознаться, в чем дело, то ли счел, что с подругами ей сейчас будет легче.

Хорошо, что мы остались. Думаю, мы своим присутствием предотвратили кровавую разборку между Крейгом и Питером. При нас они только орали. Тогда‑то я и узнал факты, которые тебе излагаю.

Крейг повторял:

– Пошел ты в жопу, Питер! Пошел ты в жопу!

А Питер ему:

– Нефиг было трахаться с кем попало! Тем более в день ее выпускного! Ублюдок!

И так далее.

Когда страсти накалились до предела, Патрик вклинился между парнями и мы с ним выволокли Питера из квартиры. Девушек наших поблизости не оказалось. Короче, загрузились мы в машину Патрика и отвезли Питера домой. Он всю дорогу кипятился и поносил Крейга. Тогда‑то я и узнал остальные подробности, которые тебе изложил. Наконец высадили мы Питера, и он взял с нас слово подтвердить Мэри‑Элизабет, что он ей не изменяет, потому что это правда. Он просто не хотел, чтобы на него пала тень от этого «козла».

Мы пообещали, и он скрылся в подъезде своей многоэтажки.

Мы с Патриком не могли знать, что именно Крейг рассказал Сэм. Оставалось только надеяться, что он изложил ей «мягкую» версию неприглядной правды. Ровно столько, чтобы она от него отступилась. Но не столько, чтобы она впредь подозревала всех и каждого. Хотя, возможно, лучше уж знать всю правду. Но если честно, я не уверен.

Короче, мы условились ничего ей не рассказывать, если только Крейг не ограничился какими‑то «мелочами» и Сэм не соберется его простить. Надеюсь, до этого не дойдет. Надеюсь, Крейг сказал ей достаточно, чтобы она выбросила его из головы.

Объехали мы те места, куда могли податься девушки, но безуспешно. Патрик предположил, что они просто катаются по городу, чтобы Сэм «слегка остыла».

Короче, высадил он меня у дома. Обещал позвонить утром, если что‑нибудь узнает.

Перед сном я кое‑что для себя уяснил. По‑моему, это важно. Я уяснил, что в течение всего вечера ни разу не испытал радости от того, что Крейг и Сэм расстались. Вообще никакой.

Ни разу не сказал себе: вот теперь, наверно, Сэм к тебе потянется. Все мои мысли были о том, насколько ей сейчас больно. Видимо, тогда я и понял, что люблю ее по‑настоящему. Потому что я ничего для себя не выиграл и ничуть от этого не расстроился.

В гости к Биллу я шел с тяжелым чувством, потому что утром Патрик не позвонил. Мне было очень тревожно за Сэм. Я набрал их номер, но никто не снял трубку.

У Билла совсем другой вид, когда он не в костюме. Он меня встретил в старой университетской футболке. «Университет Брауна», какого‑то линялого цвета. Футболка, а не университет.

Его девушка была в сандалиях и в симпатичном платье в цветочек. Подмышки не бреет. Честное слово! Похоже, им вместе очень хорошо. Я порадовался за Билла.

В доме у них уютно, хотя мебели совсем мало. Масса книг – я полчаса про них расспрашивал. На стене – их общая фотография студенческих времен. У Билла на ней длиннющие волосы.

Его девушка стала готовить обед, а Билл нарезал салат. Я сидел на кухне, пил имбирную шипучку и смотрел на них. На обед было какое‑то блюдо из макарон, потому что девушка Билла не ест мясного. Билл теперь тоже не ест мясного. В салате, правда, попадались какие‑то кусочки соевого бекона, потому что по бекону они оба скучают.

У них отличная подборка джазовых пластинок, и обедали мы под аккомпанемент джаза. Через некоторое время они откупорили бутылку белого вина, а мне дали еще банку имбирной шипучки. Потом у нас завязалась беседа.

Билл спрашивал меня насчет «Источника», а я отвечал, не забывая быть фильтром.

Потом он спросил, как прошел мой первый учебный год в старшей школе, и рассказал, упомянув все истории, в которые «погружался».

Затем он стал задавать вопросы насчет девушек, и я ответил, что по‑настоящему люблю Сэм и хотел бы знать, что сказала бы автор «Источника» по поводу того, как я для себя открыл, что люблю ее.

Билл меня выслушал и замолчал. Прокашлялся:

– Чарли… Хочу тебя поблагодарить.

– За что? – спрашиваю.

– За то, что учить тебя было одно удовольствие.

– О… я рад. – А что еще было сказать?

Потом Билл выдержал долгую такую паузу и заговорил как мой отец, когда готовится к серьезной беседе.

– Чарли, – начал он, – ты догадываешься, почему я загружал тебя дополнительными заданиями?

Я только головой помотал: нет, не догадываюсь. А у него такое лицо сделалось. Я сразу успокоился.

– Чарли, известно ли тебе, насколько ты умен?

Я опять только головой помотал. Он говорил на полном серьезе. Даже странно.

– Чарли, ты один из самых одаренных людей, какие мне только встречались. Я не имею в виду учеников. Я имею в виду всех своих знакомых. Потому я и загружал тебя дополнительными заданиями. Ты это заметил?

– Кажется, да. Вроде бы.

Я смутился. Не понимал, к чему он ведет. Ну, писал я какие‑то сочинения, и что?

– Чарли, не пойми превратно. Я вовсе не собираюсь вгонять тебя в краску. Я просто хочу, чтобы ты понимал: ты – необыкновенный… А завел я этот разговор только потому, что, сдается мне, тебе этого раньше не говорили.

Поглядел я на него. И смущение как рукой сняло. Но я почувствовал, что к глазам подступили слезы. Он со мной так по‑доброму разговаривал, и я по лицу его девушки понял, что для него это важно. Только не понял почему.

– Так вот, по окончании этого учебного года я перестану быть твоим учителем, но хочу, чтобы ты знал: если тебе что‑нибудь понадобится, если ты захочешь побольше узнать о литературе, да мало ли что, ты всегда сможешь обратиться ко мне как к другу. Я в самом деле считаю тебя своим другом, Чарли.

Тут я слегка захлюпал. По‑моему, его девушка – тоже. А Билл – нет. У него был предельно собранный вид. Помню, мне захотелось его обнять. Но я никогда прежде такого не делал – Патрик, девушки, мои родные не в счет. Посидел я молча, не зная, что сказать.

А потом сказал так:

– Вы самый замечательный учитель, лучше у меня не было.

И он ответил:

– Спасибо тебе.

На этом дело и кончилось. Билл не стал требовать с меня обещание, что я непременно обращусь к нему на следующий год, если мне что‑нибудь понадобится. Не спросил, почему у меня текут слезы. Он предоставил мне самому истолковать его слова и не стал давить. И это, наверно, было самое классное.

Через несколько минут настало время прощаться. Не знаю, кто определяет такие вещи. Наверно, это само собой происходит.

Пошли мы к дверям, и девушка Билла на прощанье меня обняла, что было очень приятно, если учесть, что мы с ней только в этот день познакомились. Потом Билл протянул мне руку. И мы обменялись рукопожатием. А я мимоходом все‑таки его обнял, прежде чем распрощаться.

Ехал я домой, а в голове крутилось это слово: «необыкновенный». И я подумал, что после тети Хелен ни от кого такого не слышал. Я был очень рад услышать это снова. Потому что все мы, как мне кажется, просто забываем это сказать. Я считаю, каждый человек по‑своему особенный. В самом деле.

К вечеру приедет мой брат. Завтра для всех – вручение аттестатов. От Патрика ни слуху ни духу. Я сам ему позвонил, но его опять не было дома. Тогда я решил пойти и купить всем подарки к окончанию школы. Честное слово, раньше просто времени не было.

Счастливо.

Чарли

Date: 2015-08-24; view: 281; Нарушение авторских прав