В Румынии, Болгарии и Югославии. В феврале сорок пятого года нас с женой включили в концертную группу советских актеров, которую возглавляла Валерия Владимировна Барсова

В феврале сорок пятого года нас с женой включили в концертную группу советских актеров, которую возглавляла Валерия Владимировна Барсова. Мы должны отправиться в Румынию, Болгарию и Югославию.

Мы летим через Киев. Он весь в развалинах. Перейти через Крещатик почти невозможно – это груды кирпичей.

Прилетаем в Румынию. На аэродроме советский офицер дает закурить румынскому офицеру. Непонятно. Ведь совсем недавно они были врагами и стреляли друг в друга. Все непонятно. Да это и естественно. Ведь Румыния на переломе. Королевство. Во дворце живет молодой король Михай. Потом он отречется от престола, уедет в Америку и скажет: «Зовите меня просто, Майкл». Но это будет потом...

О внутренних противоречиях мы догадывались, а внешне они выражались иногда довольно неожиданно по своему контрасту. Было очень интересно наблюдать из окон бухарестской гостиницы, как перед королевским дворцом марширует под музыку отряд королевской гвардии в золоте, серебре, с позументами и конскими хвостами на сверкающих касках, а рядом, на соседнем дворе, шарманщик играет нашу «Катюшу», неизвестно когда успев сделать новый валик.

Большой зал кинотеатра, в котором проходят наши концерты, всегда набит до отказа. Люди стоят в проходах, кричат и аплодируют. Не успел закрыться занавес, как зрители первых рядов кидаются прямо на сцену. В руках у них, как пики, торчат «стило». Развернуты блокноты, программки, листочки бумаги. Мы должны написать каждому из них свою фамилию. Но ведь совсем недавно каждого из нас они считали врагами. Почему же сейчас так искренне радуются встрече с нами?

В конце гастролей многие из нас, в том числе и я, получили орден «Офицер культуры». Кто наградил? Юридически король Михай. Просто удивительно. «Мы диалектику учили не по Гегелю...».

Зная еще перед выездом на гастроли, что нам предстоит быть в Болгарии, все мы, актеры, во главе с Валерией Владимировной Барсовой, пошли к Георгию Димитрову, жившему тогда в Москве. Димитров рассказал нам все про Болгарию, про Софию, а когда вернулись, мы опять пришли к нему и долго рассказывали о том, как нас встретили и как нам понравилась эта замечательная страна.

В Софии наши концерты стали частью большого праздника. Праздника встречи славян. В городе происходил Славянский собор. На улицах демонстрации: лозунги, украшенные автомобили, стройные колонны профсоюзов, танцы в национальных костюмах. И наши концерты превратились во что-то куда большее, чем простые выступления. Художники и писатели Софии, для которых я давал сольный концерт, закидали меня таким количеством вопросов, что я больше часа рассказывал им про Советский Союз, про Москву, про наши театры, школы, про диспуты и вечера в Доме актера или Доме кино, про то, как мы живем, работаем, и даже про то, как на улице Горького передвигали дома. Как приятно и радостно было за тысячи километров от Москвы рассказывать жадно слушающим людям о своей стране, ощущая гордость за право называть ее своей!

В оперном театре Софии идет суд над предателями болгарского народа – над болгарскими фашистами; у входа в театр конная охрана. В городе много разрушений. Навстречу мне по улице идет девушка. Вдруг в ее глазах возникает ужас, рот открылся, а кричать она не может от испуга. Я оборачиваюсь. Сзади меня падает огромная стена какого-то дома. Грохот, столбы пыли.

Болгары уже воюют на стороне Советского Союза. Фронт совсем близко. Болгарские женщины несут своим мужьям и любимым еду на фронт. Меня просят зайти в какую-то избу. Я захожу. На деревянной крестьянской кровати – раненый. Он хочет видеть советского человека. Он ранен на фронте, ранен фашистами.

Я никогда не забуду Югославию весной сорок пятого года. Фронт совсем рядом. Нови-Сад в руках врага. Весь Ядран, все побережье в руках врага. На стене гостиницы «Москва» крупными буквами написано: «Мин нет. Семенов». Мы живем в этой гостинице. Если я скажу, что нас встречают как родных братьев, это будет неверно. Это гораздо больше, чем просто родные братья. Это слезы и объятья, мужские объятья.

Мы едем в город Скопле. На каждом повороте валяются фашистские танки. Это работа югославских партизан. Едем двумя машинами через горы. В снегу и вьюге первая машина заблудилась. Та, в которой Барсова. Мы въезжаем в какой-то город. На площади большая толпа, собравшаяся встречать нас. Раздаются многотысячные крики приветствия. Но перед площадью выходит югославский офицер и говорит по радио, что одна машина русских актеров не приехала, и это опасно, потому что, заблудившись, она могла пересечь греческую границу. Толпа замолчала. Я знаю, что такое крик толпы, но я в первый раз в жизни слышал молчание толпы. Машина нашлась, все в порядке. Можно ехать в Скопле. Там нас встретили жители этого города с яблоками и компотом и просили не останавливаться в гостинице. Они хотят, чтобы мы жили в домах, в семьях. И мы разошлись по этим домам.

Когда, уезжая из Белграда, мы прощались с белградскими актерами, мне поручили говорить прощальное слово. По правде сказать, я говорить почти что не мог, попросту я плакал, и плакали мои слушатели, и мне трудно забыть этот приезд в Югославию.

Потом я много раз бывал и в Румынии, и в Болгарии, и в Югославии.

Вместе с театром объехал много городов Румынии. Подружился с очень хорошим кукольным театром «Цэндэрикэ», организованным после войны, и даже по приглашению Министерства культуры отдыхал в бывшем загородном дворце Михая. Мне просто вручили от него ключ. И по утрам здороваться с нами приходили павлины.

В Болгарии мы тоже объехали много прекрасных городов. Тоже породнились с созданным после войны кукольным театром. Возложили венок у мавзолея Георгия Димитрова. Ночью были в горах – в Родопах. На празднике песни. Из пятисот деревень приехали певцы и музыканты. Горело пятьсот костров по всей лесной долине. Мы ели вареную баранину, запивая красным вином. И слушали народных певцов под аккомпанемент волынок.

В Югославию и с театром и без театра я приезжал, наверное, раз десять. Знаю теперь не только Белград и Скопле, но и Любляну, и тот самый Нови-Сад и Ядран, которые тогда были под фашистами, и самый невероятный по красоте и архитектурной цельности город на Ядране – Дубровник.

Но все это я видел потом, когда война стала для пожилых воспоминанием, а для молодых легендой. Тогда она еще шла.

Мы вернулись из поездки по Балканским странам в начале марта сорок пятого года, когда Москва жила единым ощущением. Ожиданием конца войны. Ожиданием победы.

Чуть ли не каждый вечер гремел салют и сверкали взлетающие к небу разноцветные звезды фейерверков.

Победа

«Говорит Москва. Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Приказ Верховного Главнокомандующего по Войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту.

Войска Первого Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова при содействии войск Первого Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Конева после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, второго мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлин.

... Сегодня, второго мая, в двадцать три часа тридцать минут в честь исторического события – взятия Берлина советскими войсками – столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий».

А через неделю:

«Говорит Москва. Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Приказ Верховного Главнокомандующего по Войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту.

Восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.

... В ознаменование полной победы над Германией сегодня, девятого мая, в День Победы, в двадцать два часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий».

Кончилась война. Кончилась война. В каждом доме радость. Огромная. Больше не бывает. Но почему на глазах у этой женщины слезы? Горькие, тяжелые. Кончилась война, почему же она плачет? Почему не пошла к соседям? Ее же звали. Там было весело. Там пели песни и пили шампанское.

Стихотворение Симонова «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди...» было чуть ли не молитвой каждого солдата, оно утверждало веру в жизнь, в победу, оно имело не меньшее значение, чем статьи Эренбурга.

Только зачем поэт обидел мать? Разве так можно? «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня, пусть друзья устанут ждать, сядут у огня...». Это неправда. Матери, даже получив похоронную, не верили и ждали. Плакали и ждали. И в День Победы плакали. И в День Победы продолжали надеяться и ждать.

У другого поэта точнее: «Увы! утешится жена, и друга лучший друг забудет; но где-то есть душа одна – она до гроба помнить будет!...То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, погибших на кровавой ниве, как не поднять плакучей иве своих поникнувших ветвей...»

В конце июня я получил маленький билетик, и на нем было написано: «Тов. Образцов С. В. Правительство Союза ССР приглашает Вас на прием в честь участников парада Победы. Прием состоится в Большом Кремлевском дворце 25 июня 1945 года. Георгиевский зал».

На приеме был концерт, и мы с женой в нем участвовали. Я пел и показывал кукол, жена аккомпанировала.

Не в первый раз я выступал в Георгиевском зале, но, конечно, вечер двадцать пятого июня сорок пятого года навсегда останется в дневнике моей памяти.

Он был золотой. От золота люстр. От золотых имен георгиевских кавалеров, написанных на мраморе стен, от золота погон, от сверкающего золота бесчисленных орденов, от золота шампанского в хрустальных бокалах, от ощущения счастья.

Date: 2015-08-24; view: 368; Нарушение авторских прав