Глава V 4 page

Не было этого понимания и у тех, кто под благовидными идеями растаски –

вал партию, раскалывал ее единство. Это и те, кто стоял на Марксистской и Демократической платформах, и ленинградские инициативщики, и те, кто пробивал идею создания Российской компартии, а потом создал ее, то есть КП РСФСР.

Наша партия уже пережила период расколов. Имею в виду даже не 1903 од, а 1923 – 1927 и последующие годы, когда троцкисты и зиновьевцы создали Сильную оппозицию партии.

«На словах, т.е. в платформе, троцкисты и зиновьевцы не возражали против соблюдения решений партии и высказывались за лояльность, а на деле грубейшим образом нарушали решения партии, издеваясь над всякой лояльностью в отношении партии и ее ЦК.

На словах, т.е. в платформе, они не возражали против единства партии и высказывались против раскола, а на деле они грубейшим образом нарушали единство партии, вели линию раскола, которая имела все данные перерасти в антисоветскую, контрреволюционную партию». (История ВКП(б). Краткий курс. М., Писатель, 1997 г., стр. 271)

Все повторялось, но, разумеется, под другим соусом. Верно говорят, что история развивается по спирали.

А ленинградские инициативщики думали не столько о том, чтобы укрепить и спасти от разрушения КПСС, а вместе с нею страну, сколько о том, чтобы в будущем сказать: их совесть чиста, потому что они боролись с Горбачевым.

Как-то Александр Зиновьев сказал о диссидентах, которые боролись против Советской власти и социализма: «Целились в коммунизм – попали в Россию». Собственно, эти слова взяты из автографа, который писатель и философ дал газете «Рабочая трибуна» (№ 124, 9 июля 1993 г.), я только запятую заменила на тире. Так и товарищи из Марксистской платформы и Движения коммунистической инициативы: целились в Горбачева – попали в КПСС и в Советский Союз.

А между тем, многие коммунисты уже понимали, что идет планомерный, целенаправленный демонтаж советского социалистического строя, и эта диверсия начата с атак на КПСС, Советскую армию, КГБ, на дружбу народов нашей многонациональной страны – то есть на те столпы, которые были надежной опорой Советского социалистического государства.

Я уже цитировала секретную доктрину шефа ЦРУ США Алена Даллеса, где была изложена программа планомерного, целенаправленного подтачивания устоев и в конечном счете разрушения СССР. Эта доктрина осуществлялась всеми президентами США после смерти Франклина Рузвельта.

Ценнейшие сведения о том, что «США всегда были застрельщиком и орга – \ низатором массированных идеологических атак на социализм» и что «особенно ожесточенный характер эти атаки приобрели с приходом к власти администрации Рейгана, открыто провозгласившей идеологические диверсии своей государственной политикой», приводит генерал-майор Вячеслав Широнин, 33 года проработавший в органах госбезопасности СССР и России, в своей книге «КГБ – ЦРУ. Секретные пружины перестройки». Широнин пишет:

«Именно президент Рейган в своей речи в английском парламенте 8 июня 1982 года, словно претендуя на лавры Черчилля, который в своей знаменитой фултонской речи 1946 года по существу объявил о начале «холодной войны», – заявил о всемирном антикоммунистическом «крестовом походе». В своем выступлении он ратовал за признание за Западом права вмешиваться во внутренние дела Советского Союза и социалистических стран с целью изменения существовавшего в них общественного строя. Изложенная Рейганом программа вскоре приобрела конкретные организационные формы. В США начали действовать ее штабы в виде специальной «межведомственной группы» и «группы общего планирования», в которые вошли государственный секретарь и шеф Пентагона, а также директора ЦРУ и ЮСИА. Качественно новым этапом в подрывной деятельности против СССР стало то, что непосредственное руководство ею, которое раньше осуществлялось спецслужбами якобы без ведома политических инстанций, теперь уже официально возглавили вашингтонские чины высшего государственного уровня. Одним из красноречивых свидетельств этого была подписанная Рейганом секретная президентская директива № 75, которая предписывала прямое вмешательство во внутренние дела соцстран с целью подрыва их режимов. При этом главная ставка делалась на создание и консолидацию «внутренних оппозиционных сил», которые при поддержке извне должны добиваться захвата власти и политической переориентации своих стран на Запад. В директиве упоминалось о том, что в основу конкретных действий должна быть положена «программа демократии и публичной дипломатии», которая была оглашена Вашингтоном в феврале 1983 года и объявила своей целью «укрепление инфраструктуры демократии во всем мире».

Это программой, в частности, предусматривалось выделение на ближайшие два года 85 миллионов долларов для подготовки будущих руководящих кадров и создания прозападных политических партий и профсоюзов в соцстранах, а также в странах «третьего мира», придерживающихся социалистической ориентации. На создание «национального и интернационального рабочего движения» ассигновалось 17,8 миллиона долларов, а на издание и распространение литературы, опровергающей «марксистскую диалектическую философию» – около 5,5 миллиона». (Вячеслав Широнин «Под колпаком контрразведки», М, Палея, 1996 г., стр. 103-104).

Кстати, в рейгановской директиве № 75, в том числе определявшей экономическую стратегию США по отношению к СССР, содержались инструкции для конкретных подразделений президентской администрации, а акцент делался на «использование» слабых сторон советской экономики. Ставилась цель ее подрыва посредством «насильственного вовлечения Москвы в технологические гонки». По другим источникам, в ноябре 1982 года родилась еще одна директива – «NSDD-66», в которой уже было прямо объявлено, что цель политики Соединенных Штатов Америки – это подрыв советской экономики методом атаки на ее «стратегическую триаду», т.е. на базовые отрасли, составлявшие основу советского народного хозяйства. Наконец, в январе 1983 года Рейган подписал директиву «NSDD-75», в которой ставилась цель «фундаментальных изменений советской системы».

Без активного участия «пятой колонны» эта программа не могла бы осуществиться. Попытки создать «пятую колонну» предпринимались после Октябрьской революции, еще при жизни Сталина, но он, как известно, активно противодействовал этому – в целях безопасности страны и сохранения Советского социалистического государства. Эти попытки особенно активизировались после смерти Сталина. С приходом же к власти Горбачева, Яковлева, а потом и Ельцина она развернула бурную и уже открытую деятельность по уничтожению Советской власти, социализма и Советского Союза.

В сентябре 1990 года в средства массовой информации России были вброшены «посильные соображения» ярого антикоммуниста, злейшего врага Советской власти и Советского Союза Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию?». По сути, это была пропитанная ядом национализма программа уничтожения Советского Союза. «Часы коммунизма – свое отбили», – так торжественно (или, скорее, торжествующе?) начинается статья «вермонтского отшельника». Чтобы сегодняшнему читателю было понятно, о чем он ведет речь, приведу небольшой фрагмент:

«Эту «Россию» уже затрепали-затрепали, всякий ее прикликает ни к ляду, ни к месту. И когда чудовище СССР лез захватывать куски Азии или Африки – тоже во всем мире твердили: «Россия, русские»...

...Сегодня видится так, что мирней и открытей для будущего: кому надо бы разойтись на отдельную жизнь, так и разойтись. И именно при этом всеместном национальном изводе, заслоняющем нам остальную жизнь, хоть пропади она, при этой страсти, от которой сегодня мало кто в нашей стране свободен.

Увы, многие мы знаем, что в коммунальной квартире порой и жить не хочется. Вот – так сейчас у нас накалено и с нациями.

Да уже во многих окраинных республиках центробежные силы так разогнаны, что не остановить их без насилия и крови – дайне надо удерживать такой ценой! Как у нас все теперь поколесилось – так все равно «Советский Социалистический» Развалится, все равно! – и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только – поворачиваться проворней, чтоб упредить беды, чтобы раскол про –

шел без лишних страданий людских, и только тот, который уже действительно неизбежен.

И так я вижу: надо безотложно, громко, четко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее к Румынии больше тянет, это одиннадцать – да! – непременно и бесповоротно будут отделены.

...О Казахстане. Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя, если где кочевые стада раз в год проходят – то и Казахстан. Да ведь в те годы считалось: это совсем неважно, где границы проводить, – еще немножко, вот-вот, и все нации сольются в одну....Проницательный Ильич-первый называл вопрос границ «даже десятистепенным»....И сегодня во всем раздутом Казахстане казахов – заметно меньше половины. Их сплотка, их устойчивая отечественная часть – это большая южная дуга областей, охватывающая с крайнего востока на запад почти до Каспия, действительно населенная преимущественно казахами. И если в этом охвате они захотят отделиться – то и с Богом.

И вот за вычетом этих двенадцати – только и останется то, что можно назвать Русь, как называли издавна (слово «русский» веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов), или – Россия (название с XVIII века) или, по верному смыслу теперь: Российский Союз».

Если писатель считает себя русским писателем, сыном России, то в годину смертельной опасности, грозящей уничтожением тысячелетнего государства, он призовет народы к сплочению, к единению, к братству. Солженицын никогда таковым не был, хотя после публикации этой статьи Горбачев назвал его великим писателем. Солженицын был политиканом, врагом СССР и коммунизма, но и он, целившись в коммунизм, попал в Россию. То, что оставлял он от одной шестой земного шара собственно России, за вычетом 12 (!) союзных республик, никогда Россией не было. Ибо все, что «отпускал на волю» Солженицын, было составной частью Российской империи, а потом – Советского Союза. Водило ли его рукой ЦРУ или он сам уже просто выжил из ума, в данном случае неважно. Важно другое: своей злобной статьей этот «отшельник» подбросил солидную вязанку хвороста в костры межнациональных разногласий, дал пищу националистам всех мастей, в том числе и русским националистам, которые вдруг разом захотели избавиться и от «среднеазиатского подбрюшья», и от других республик. В надежде, что, избавившись от «нахлебников», Россия заживет богато и привольно.

Кто дал право Солженицыну распространять свои геростратовы идеи в тогда еще РСФСР? Ряд газет – «Комсомолка», «Литературная газета» и другие – дали полный текст его «посильных соображений», которые во всех национальных республиках вызвали настоящую бурю: националисты и сепаратисты приветствовали идеи диссидента, истинные патриоты нашей страны были возмущены до предела. Как ни странно, эта статья Солженицына была напечатана в «Советской России», являющейся к тому времени органом Компартии Российской Федерации, Президиума Верховного Совета РСФСР и Совета Министров РСФСР. Сегодня представляется, что и этот акт не был случайным недосмотром редактора, каждое лыко шло в строку.

Так что союзный корабль обстреливали со всех сторон. И все же, несмотря на все недостатки, ошибки и просчеты, несмотря на яростные атаки «пятой колонны», всего псевдодемократического лагеря, КПСС и в конце 80-х – начале 90-х годов все еще оставалась опорой Советского государства, и потому

(врагам СССР и социализма надо было дискредитировать ее, а затем и окончательно разрушить.

Эту – скрепляющую – роль КПСС косвенно признает – при всей нена – |висти к партии и коммунистической идее – и ярый перевертыш-антикоммунист Яковлев. «Если раньше у преобразований существовал своего рода концентрированный противник в лице старых структур КПСС с их борьбой против перестройки, то теперь (после августа 1991 года – Н.Г.) такого оппонента не стало». (А.Яковлев «Обвал. Послесловие», М., «Новости», 1992 г., стр.252). Именно потому, что КПСС была противником горбачевско-ельцинских «преобразований», ее надо было уничтожить, тем более что директива об этом в I Вашингтоне уже была подписана.

Думаю, сейчас ни у кого нет сомнения, что в России «пятую колонну» возглавлял «опальный» Ельцин. Его борьба против партии, особенно «борьба с [привилегиями», хорошо известна. Но есть еще один момент, о котором, возможно, знают не все. Устами Ельцина и его активными сторонниками в общество еще в конце 80-х годов вбрасывались идеи, которые, прорастая, раскатывали страну.

21 октября 1989 года состоялся «второй диалог» Ельцина с Андреем Кара-Аловым, в ходе которого Ельцин сказал:

«Я не отрицаю, что когда-то у нас может появиться и другая партия. Но все время говорю: давайте обсудим этот вопрос всенародно. В печати. Почему мы, обсуждая |эту проблему, должны шептаться по углам? Пройдет год-два, может быть, и меньше, 'общество само ответит: нуждаемся мы в многопартийной системе или нет».

«Вы уже несколько раз сказали – политическая борьба. Какой смысл вы вкладываете в это слово? За что вы будете бороться?» – спросил его Караулов.

Ельцин ответил: «... это же абсолютно нормально, это должно быть у нас в лексиконе: политическая борьба. А мы этих слов страшно боимся. Раз политическая, значит, борьба за власть. Да нет же! Слова «оппозиция» в партийном лексиконе вообще запрещено. Да упаси Бог: раз мы – коммунисты, значит, мы все должны мыслить одинаково. Или – фракция. Почему в КПСС не может быть фракции? Это же все равно КПСС. Я-то думаю, что сегодня наша партия должна быть в этом заинтересована: если будет существовать определенная фракция в рамках КПСС, если будут разные мнения, споры, внутрипартийные дискуссии – в глазах народа это только поднимет авторитет партии. Пусть идет борьба на альтернативной позитивной основе, борьба альтернативных предложений, мнений. Реформа в партии до сих пор не чувствуется. А ведь с нее и надо было начинать перестройку четыре с половиной года назад». (Андрей Караулов. «Вокруг Кремля. Книга политических диалогов», М. «Новости», 1990 г., стр.115-116.)

Идеи, вброшенные в общество «сеятелем» Ельциным, вокруг которого Яковлевской прессой уже был создан громкий ореол «борца», попали на подготовленную почву и вскоре проросли в виде платформ в КПСС, а потом материализовались в виде российской компартии. Многие коммунисты об этом догадывались.

«Думается, развал КПСС начали сверху по глубоко продуманному сценарию, – заявил на майском (1991 г.) Пленуме ЦК КП РСФСР первый секретарь Тульского обкома А.И.Костюрин. («Советская Россия», № 95, 15 мая 1991 г.)

«Мы все более убеждаемся: далеко не все происходящее в стране является порождением прошлых лет, предшествующих перестройке, многие отрицательные явления

это результат неумелого, непродуманного руководства.

Недопустимо вслепую, путем практического поиска определить пути дальнейшего развития России, общества и партии. В этом убедились уже в самом глухом колхозе. А в Компартии нет даже программы-минимум», – сказал арендатор колхоза имени Мичурина Тюменской области Н.А.Сметанин. (Там же.)

«Кто нас привел к этому состоянию? – спрашивал с трибуны Пленума главный режиссер Северо-Осетинского государственного драматического театра М.Б.Цихи-ев. – Я считаю, что мы, в первую очередь коммунисты России, небезответны перед этими развалинами.

Партию разделили, и мы даже на Съезде депутатов России делимся уже на две части, которые противостоят друг другу.

...Давайте определимся, товарищи коммунисты, куда мы идем и с кем мы идем. Я за плюрализм, я за свободное обсуждение любого мнения, но нельзя же растаскивать партию, правящую, как мы ее называем, на мелкие национальные квартиры и политические фракции». (Там же.)

«Российская газета», стоявшая тогда на крайне антикоммунистических позициях, с удовлетворением писала: «Год 1991 в череде лет советской истории, прямо можно сказать, юбилейный. 70 лет назад, на X съезде пришедших к власти большевиков, вождь мирового пролетариата Ульянов-Ленин добился принятия резолюции о единстве партии. И с тех пор даже само слово «фракция» вытравлялось из нашей истории огнем и мечом, воспринималось как самое страшное ругательство. Провозгласив борьбу с фракционностью, левыми, правыми и прочими уклонами одним из главных принципов «в отстаивании идейной чистоты», КПСС жестоко и планомерно вытравляла из политической жизни всякое единомыслие».

И это было верно: партия боролась с фракционностью до тех пор, пока у ее руля не встали ренегаты и откровенные агенты влияния. В воздухе уже пахло грозой, и рабочий завода «Сибтяжмаш» Н.М.Третьяков на этом Пленуме прямо поставил перед руководством партии вопрос – с кем и где будут коммунисты, если гроза все-таки грянет.

«Нет, наш народ не воспримет общество бедных, богатых и сверхбогатых, – сказал Н.М.Третьяков. – Мы уже находимся на грани терпимости к спекулянтам, заполнившим рынки страны, и к «теневикам», тащащим прямо с баз дефицитные товары на вещевые базары, кооператорам-рвачам, к гастролерам по зарубежным странам из эшелонов власти. Лопнет это терпение – быть беде, быть гражданской войне. И Пленум ЦК Российской компартии должен ответить на главный вопрос – если случится такое, – где и с кем будут коммунисты? Вопрос не праздный, потому что сейчас рабочие не чувствуют, что защищают их интересы. Ведь и Президент СССР, и правительство страны – коммунисты.

К чему я клоню? Да к тому, что ЦК КП РСФСР надо боевым штабом становиться: действовать, спрашивать, карать по заслугам кого надо, да поменьше оглядываться на «большое ЦК», авторитет которого последнее время сильно падает. А если по-прежнему будем работать, так не надо было создавать Российскую Компартию». (Там же.)

Напрасно руководитель КП РСФСР Полозков надеялся на «общую работу во благо России» с Борисом Ельциным, теперь уже президентом РФ. 20 июля 1991 года Ельцин подписывает Указ «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР». Указ о департизации, которым «всенародный» начал открытую борьбу против КПСС, нанес ощутимый удар по партии. Горбачев проглотил пилюлю. Сек –

ретариат ЦК КПСС обратился в Верховный Совет СССР с просьбой «поручить Комитету конституционного надзора СССР дать заключение о соответствии названного Указа Конституции СССР и законам СССР».

А что сделал ЦК КП РСФСР? Может, организовал митинги, пикеты, вывел людей на улицы? Ведь еще не давно Полозков называл свою партию «самой крупной и влиятельной силой». Где десятимиллионная армия российских коммунистов? Увы! Пленум ЦК КП РСФСР в постановлении от 6 августа 1991 года «О неотложных вопросах работы партийных организаций Компартии РСФСР в связи с Указом Президента РСФСР от 20 июля 1991 года «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР» записал:

«...просить народных депутатов РСФСР обратиться к Президенту России с предложением приостановить действие Указа до принятия решения по данному вопросу очередным Съездом народных депутатов РСФСР и получения заключения Конституционного суда РСФСР о соответствии Указа Конституции РСФСР». И далее: «Просить руководителей предприятий и учреяедений на данный период не принимать мер к прекращению деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений».

Оба ЦК – «большой» и «малый» – продемонстрировали свою слабость, растерянность, неумение вести политическую борьбу с обнаглевшим перевертышем-президентом и стоящими за ним антикоммунистическими силами во главе с ближайшими сподвижниками Горбачева Яковлевым, Шеварднадзе. И, что удивительно, ЦК КП РСФСР почти лояльно относился к Ельцину, хотя именно он шел напролом, крушил советские институты, именно вокруг него был сформирован центр контрреволюции. Не думаю, что только личное хорошее отношение Полозкова к Ельцину помешало повернуть вектор борьбы против российского президента. Здесь сказалось и нечто другое.

Вот что вспоминает о том времени, когда счет шел уже даже не на дни, а на часы, бывший член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Олег Шенин:

– После подписания Ельциным указа о департизации 20 июля и в ЦК КПСС, и в ЦК КП РСФСР было общее мнение: надо принимать ответные меры по нейтрализации ельцинского указа. Естественно, с этим предложением я сразу вышел на Горбачева, но он был настроен вполне благодушно: «Да, ничего страшного, мы подумаем, а если надо, то я в конце концов свой указ подпишу!»

– То есть «ответим указом на указ»? – спросила я.

– Да-да, что-то в этом роде. А 24 июля, если мне не изменяет память,, открылся Пленум ЦК КПСС. И с первых минут пошла атака на Горбачева: «Как это так, Ельцин подписал указ, а генсек никак не реагирует?! Мы коммунисты или не коммунисты? Пусть генеральный ответит!» Не знаю, есть ли это

в стенограмме, но дальше все происходило так: Горбачев вскочил, ударил себя в грудь: «Что вы тут ставите вопрос: коммунисты – не коммунисты? Надо еще разобраться, кто из нас коммунист – я или вы? Что вы устраиваете трагедию? Что драматизируете? Если надо будет – я подпишу свой указ и отменю указ Ельцина».

Поскольку он сказал это на Пленуме ЦК, публично, все сразу успокои-лись: раз президент СССР подпишет указ об отмене указа российского прези –

дента о департизации, все встанет на свои места. Пленум пошел своей чередой. Зато по окончании Пленума я, наверное, трое суток не выходил из своего кабинета, причем даже сесть не мог, потому что все время стоял у стенки и меня вызывал то спецкоммутатор, то ВЧ, то городской. Все разъехались по регионам и звонят: «Олег Семенович, где указ? Когда он подпишет?»

Мы подготовили проект указа, послали на «вышку» – в Кремль, Горбачеву, звоню ему: «Когда подпишете? Народ волнуется». 29 июля он звонит мне и говорит: «Возьми Полозкова и заезжай ко мне». «Ну, слава Богу, думаю, наконец-то указ подписал, сейчас заедем к нему, а потом и людям можно сообщить». Приезжаем с Иваном Кузьмичом к Горбачеву, а он и говорит: «Ну, что вы устраиваете трагедию вокруг указа?» Мы: «Как – что? Это же полный развал партии!» А Горбачев нас успокаивает: «Ну, подумаешь, ну, будем работать по месту жительства!» Я просто опешил. Во-первых, со всех сторон шум идет, все требуют немедленного принятия контрмер, во-вторых, и я, и Иван, мы оба понимали, что департизация, вывод партийных организаций с предприятий в спальные районы, по месту жительства, означает конец. Но убедить в этом деятеля, который был генеральным секретарем ЦК КПСС, нам так и не удалось.

На том же Пленуме возникал вопрос об отставке Горбачева, в чем он потом обвинил меня. Дело в том, что постановление Пленума по основному вопросу готовила комиссия, которую возглавлял я. В постановлении характеризовалась ситуация в стране, после чего следовала фраза: «перестройка зашла в тупик». В ходе Пленума проходило заседание Секретариата или, скорее, Политбюро. Генсек на заседании разбушевался: «Я знаю эти штучки, это Шенин организовал!». Я говорю: «Это коллективное мнение комиссии». А когда на Пленуме возник вопрос об отставке, Горбачев в сердцах бросил папку на стол и сказал, что уходит. Тут же объявили перерыв, и сразу началось совещание Политбюро. Горбачев снова накинулся на меня: «Я знаю, откуда это идет, это вы пишете всякие вещи!» Я еще раз повторил, что комиссия работала коллективно и пришла к такому выводу. После этого я покинул Политбюро и пошел в зал заседаний, посмотреть, чем дышат участники Пленума, в общем, разведать обстановку. Я надеялся, что те люди, которые были у меня до того, то есть до Пленума, будут вести себя активно и вопрос об отставке генерального секретаря будет поставлен серьезно.

Выхожу в зал, мне говорят: у Вольского в кармане заявление против отставки Горбачева, которое подписали 112 членов ЦК. Смотрю – Вольский сидит в зале. Гуренко собрал делегацию Украины, я послушал, о чем они говорят: не надо требовать отставки, это не время, хотя до того все разговоры были одни: надо и время. Смотрю – Язов стоит с членами ЦК от Министерства обороны и там тот же разговор. Прошелся по залу, увидел, что вопрос об отставке – всего лишь разговоры, и вряд ли кто будет голосовать за нее. Я понял, что мысль об отставке, прозвучавшая на Пленуме, будет успешно похоронена. Вернулся на заседание Политбюро, которое уже заканчивалось, и было принято решение, что этот вопрос надо снять, не надо партию будоражить. Для меня в принципе это не было трагическим событием, потому что уже с февраля 91-го года я был убежден: остановить наступление контрреволюции и разрушение страны может только введение чрезвычайного положения. Будет Горбачев генсеком или не будет – уже не имело никакого значе –

ния. Срочно требовались радикальные меры. Только чрезвычайное положение могло вывести страну из критической ситуации. Иначе все будет похоронено, – резюмировал Шенин.

Между тем растаскивание партии продолжалось. На третьем Съезде народных депутатов РСФСР А.Руцкой объявил о создании фракции «Коммунисты за демократию», а несколько месяцев спустя, как раз накануне августовского (и последнего!) Пленума ЦК КП РСФСР, состоялось, как писали «Известия», «рождение в лоне КП РСФСР Демократической партии коммунистов России во главе с А.Руцким». В связи с этим «за действия, противоречащие уставу КПСС и направленные на раскол партии», Пленум ЦК КП РСФСР вывел из состава ЦК и исключил из партии А.Руцкого и В.Липицкого. Судьбу председателя ЦКК Н.Столярова, участвовавшего в конференции Демократической партии коммунистов России, отдали в руки самой комиссии.

Примечательно, что в постановлении Пленума ЦК КП РСФСР «Об учредительной конференции Демократической партии коммунистов России» был такой пункт: «Рескомам, крайкомам, окружкомам, горкомам и райкомам партии, первичным партийным организациям предпринять все необходимое для предотвращения и пресечения раскольнических действий в Компартии РСФСР и КПСС в целом. Нельзя допустить, чтобы те, кто стремится создать параллельную республиканскую партийную организацию (партию в партии) и тем самым расколоть КПСС, имели возможность делать это, оставаясь в ее ря-дах».

Но разве сама КП РСФСР не была «партией в партии», разве она не расколола КПСС?! Сейчас все повторялось: у тех, кто создавал Демократическую партию коммунистов России, перед глазами был живой пример – КП РСФСР.

На этом же Пленуме И.К. Полозков, сделав доклад «О политическом положении и задачах Компартии», подал в отставку. Что интересно, перед Пленумом его отставку единогласно приняло Политбюро ЦК КП РСФСР. Свое решение Полозков объяснил в заявлении в ЦК КП РСФСР: «В своей жизни я всегда руководствовался прежде всего интересами Коммунистической партии, сегодня, на новом ответственном этапе, когда ее судьба зависит от того, суме-ла ли она эффективно перегруппировать свои силы, укрепить ряды, я пришел к выводу о необходимости смены руководства и прошу освободить меня от обязанностей первого секретаря».

Заявление более чем странное. Во всяком случае, оно не объясняет мотивов и причин отставки. Что означает «перегруппировать силы»? И разве год назад не стояла задача «укрепить ряды»? Ясно, что у заявления был подтекст.

В книге «Августовский путч» Горбачев «по горячим следам» с раздражением писал:

«В течение последних примерно полутора лет противостояние между силами процесса и реакции нарастало. Начиная с декабря, даже с осени прошлого года, оно приняло очень жесткие формы. При этом позиции даже и не маскировались. Постоянно звучали призывы к чрезвычайным мерам, а пленумы ЦК превратились в самые настоящие битвы. Таким был апрельский пленум 1991 года, вызвавший шок в обществе. Таким был и последний пленум, накануне которого 32 из 72 секретарей обкомов КП РСФСР заявили о том, что Горбачева надо призвать к ответу». (М.Горба-чев – «Августовский путч», «Новости», М, сентябрь 1991 г., стр.7)

«Силами прогресса» Горбачев называет всех, кто вместе с ним разрушал партию и страну, ломал советскую социалистическую систему. «Силами реакции» – тех, кто противостоял разрушителям, в том числе и из КП РСФСР. К сожалению, только 32 из 72 секретарей обкомов потребовали отставки Горбачева. У остальных участников июльского Пленума ЦК КПСС не хватило духу.

Двенадцать лет спустя после этого Пленума мне довелось познакомиться с одним из его участников – бывшим первым секретарем Омского обкома КПСС Иваном Александровичем Назаровым и взять у него интервью, которое пролило свет на события, клокотавшие внутри партии весной и летом 1991 года.

Первым секретарем Омского обкома партии Назаров был избран в декабре 1990 года, а до того пять лет работал первым секретарем Русскополянского районного комитета партии. 11 ноября 1990 года он обратился с Открытым письмом Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С.Горбачеву, которое было опубликовано в «Омской правде». Сегодня это письмо воспринимается как документ, запечатлевший сложную обстановку в стране и обществе, вызванную горбачевской перестройкой.

– Иван Александрович, я знаю, что вы были в числе нескольких первых секретарей – сибиряков, которые требовали созыва внеочередного Пленума и отставки на нем Горбачева, чтобы не допустить разрушения страны. Расскажите, пожалуйста, как это было! – спросила я Назарова. Вот что он рассказал:

– Дело в том, что к 90-му году к руководству областными, краевыми партийными организациями пришли не только молодые, малоопытные, но и люди, видевшие всю пагубность горбачевского курса и потому хотевшие изменить и саму суть партийной работы, и ход перестройки. Наиболее энергичной была группа из числа лидеров ряда сибирских регионов – Новосибирской, Омской, Кемеровской, Иркутской и Тюменской областей, а также Алтайского и Красноярского краев. Так получилось, что мы сдружились сразу, а потом неформально встречались друг у друга. Мы не то что прятались от Центрального Комитета, но наши встречи были негласными – или под видом взаимного обмена опытом, или «круглых столов». Мы как бы притирались друг к другу. А когда поняли свою правоту и договорились действовать более смело, то на одном из совещаний, проходившем в Новосибирске, потребовали проведения внеочередного Пленума ЦК КПСС с четкой постановкой вопроса – о генеральном секретаре. Мы считали, что он должен уйти в отставку. Президентом пусть остается, занимается государственными делами, а уж в партии мы сами разберемся.