Глава 11. Международное право прав человека 7 page

О несоблюдении ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод:

"Статья 3 защищает одну из основополагающих ценностей демократического общества. Она запрещает пытки, бесчеловечное или унижающее человеческое достоинство обращение или наказание, независимо от обстоятельств и поведения жертвы. Недопустимое обращение должно достигать минимальной степени жестокости для того, чтобы оно попадало под запрет ст. 3. Оценка данного "минимума" является относительной: она зависит от обстоятельств дела, таких как продолжительность обращения, физические и психологические последствия, в некоторых случаях пол, возраст, состояние здоровья жертвы" (п. п. 34 - 35 Постановления от 20 января 2005 г. по делу "Майзит против Российской Федерации").

"Если частное лицо заявляет, что к нему со стороны полиции в нарушение ст. 3 Конвенции было допущено бесчеловечное обращение, то ст. 3 совместно со ст. 1 Конвенции обязывает государство провести эффективное официальное расследование. Это расследование должно быть способным идентифицировать и наказать лиц, виновных в совершении недопустимых действий. Эффективность расследования также включает требование, что расследование должно быть независимым, беспристрастным и контролироваться со стороны общества, а также компетентные власти должны действовать усердно и оперативно" (п. 64 Постановления от 9 марта 2006 г. по делу "Менешева против Российской Федерации").

"Расследование фактов, связанных с совершением недопустимого обращения, должно быть тщательным. Это означает, что государство обязано совершать действия, направленные на выяснение того, что случилось, не полагаться на опрометчивые, необоснованные выводы как на основание закрытия расследования. Государство в лице своих органов обязано предпринять все находящиеся в их распоряжении разумные меры для сохранения доказательств, касающихся происшедшего инцидента, включая свидетельские показания, данные медицинского обследования и т.д. Любой недостаток в расследовании, который может свести на нет возможность установления причин повреждений или идентифицировать виновных лиц, нарушает принцип "эффективного расследования" (п. 108 Постановления от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации").

Статья 3 Конвенции применяется также и в отношении условий содержания в следственных изоляторах или исправительных учреждениях. Примечательно в этом плане так называемое пилотное Постановление (касающееся констатации системных проблем, приведших к нарушению прав заявителя) по делу "Ананьев и другие против России" (10 января 2012 г.), в котором Суд рассмотрел жалобу на условия содержания в следственных изоляторах СИЗО страны, сославшись на более чем 90 аналогичных постановлений по этой проблеме. Суд, в частности, указал на то, что перенаселенность следственных изоляторов имеет одной из основных причин применение в отношении подозреваемых или обвиняемых такой меры пресечения, как содержание под стражей (в 90% случаев уголовного преследования), хотя национальное законодательство предусматривает и иные меры пресечения, такие, как освобождение под залог, подписка о невыезде, домашний арест. Суд предложил властям государства - ответчика разработать и начать осуществлять комплекс мер, способных существенно улучшить положение заключенных (так называемые меры общего характера). В декабре 2012 г. Россия представила Комитету министров Совета Европы план действий на ближайшие годы.

Статья 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод защищает еще одно абсолютное право - право человека на свободу: "Заключение человека под стражу является исключением из права человека на свободу, и основания лишения свободы должны носить исчерпывающий характер" (п. 79 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации").

"Словосочетания "законный", "в соответствии с процедурой, предписанной законом", закрепленные в ч. 1 ст. 5 Конвенции, прежде всего обращают внимание на законодательство государства и предусматривают обязанность государства действовать согласно своему материальному и процессуальному праву. Однако законность заключения человека под стражу с точки зрения национального законодательства не всегда является решающим моментом. Суд должен быть уверен, что содержание лица под стражей было совместимо и с ч. 1 ст. 5 Конвенции, которая не допускает произвольного лишения свободы" (п. 74 Постановления от 25 октября 2005 г. по делу "Федотов против Российской Федерации").

"Законность" заключения лица под стражу фактически означает соответствие национальному закону. В первую очередь внутригосударственные органы, особенно суды, обязаны толковать и применять национальное право. Однако, поскольку согласно п. 1 ст. 5 Конвенции нарушение национального закона влечет за собой нарушение конвенционных положений, Европейский суд по правам человека может и должен использовать свою компетенцию в части анализа, было ли соблюдено национальное законодательство при заключении лица под стражу (п. 66 Постановления от 19 мая 2004 г. по делу "Гусинский против Российской Федерации").

Суд призывает государства тщательно взвешивать аргументы в пользу лишения свободы, не ограничиваться шаблонным подходом, обязательно учитывать индивидуальные обстоятельства. "Наличие обоснованного подозрения на то, что заявительница убила своего супруга, могло послужить основанием для ее заключения под стражу на первоначальном этапе. Убежденность в таком подозрении является необходимым условием законности заключения лица под стражу, однако после определенного этапа данного условия уже недостаточно. В таких случаях Суд должен убедиться, существовали ли иные основания, представленные национальными властями и оправдывающие заключение лица под стражу. Если данные основания являлись достаточными и относящимися к делу, Суд должен быть уверен, что компетентные национальные органы проявили особое усердие (прилежание) в осуществлении уголовных процедур" (п. 63 Постановления от 7 апреля 2005 г. по делу "Рохлина против Российской Федерации").

Каждое новое судебное решение о продлении сроков содержания под стражей должно быть обоснованным с учетом конкретных обстоятельств, поэтому "отсутствие каких-либо оснований в судебном решении, санкционирующем заключение лица под стражу, несовместимо с принципом защиты от произвола, закрепленным в п. 1 ст. 5 Конвенции" (п. 70 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации").

Правовая позиция Суда неоднократно излагалась им и в постановлениях по жалобам против России:

"Лицо, обвиняемое в совершении преступления, должно быть освобождено на стадиях предварительного и (или) судебного следствий, если только государство не представит достаточных и относящихся к делу причин, которые оправдывают продолжительное нахождение лица под стражей. Судебная практика выработала четыре основные причины, оправдывающие нахождение лица под стражей во время предварительного и судебного следствий: риск того, что обвиняемый скроется от следствия; риск того, что если обвиняемое лицо будет выпущено на свободу, то такое лицо будет влиять на ход следствия; риск совершения лицом новых преступлений; наличие лица на свободе может спровоцировать общественные беспорядки. Угроза того, что лицо скроется от следствия, не может основываться исключительно на тяжести возможного наказания; эта угроза должна быть оценена с учетом иных, имеющих отношение к делу, обстоятельств, которые могут подтвердить существование такой угрозы либо, наоборот, доказать незначительность такой угрозы, которая, в свою очередь, не сможет оправдать заключение лица под стражу. При анализе вышеупомянутой угрозы должны приниматься во внимание личные характеристики, моральные устои человека, его имущественное состояние, общественное положение, международные связи человека и т.д." (п. п. 59 - 60 Постановления от 24 июля 2003 г. по делу "Смирновы против Российской Федерации").

Стандартным аргументом в пользу ареста нередко является "тяжесть предъявленного обвинения":

"Тяжесть обвинения сама по себе не может оправдывать продолжительное заключение лица под стражей на стадии предварительного и (или) судебного следствий. Неупоминание в судебном решении, санкционирующем заключение лица под стражу, относящихся к делу и оправдывающих такое заключение обстоятельств, за исключением обстоятельства, связанного с тяжестью предъявленного обвинения, несовместимо с положениями п. 3 ст. 5 Конвенции" (п. п. 78, 80 Постановления от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации").

В своем Постановлении от 29 октября 2009 г. N 22 Пленум Верховного Суда РФ со ссылкой на правовые позиции Европейского суда настоятельно потребовал от судов общей юрисдикции учитывать при избрании меры пресечения конкретные обстоятельства и индивидуальные особенности подозреваемых или обвиняемых. Со своей стороны Европейский суд отмечал:

"Непринятие во внимание конкретных, относящихся к делу фактов и обоснование решений (о продлении заключения под стражей) исключительно тяжестью совершенного правонарушения, а также перекладывание на заключенное под стражу лицо бремени доказательств отсутствия даже гипотетической возможности скрыться от следствия, совершения вновь преступления не могут рассматриваться в качестве достаточных оснований. Власти, таким образом, не смогли оправдать длительное нахождение лица под стражей. При этих обстоятельствах у Суда нет необходимости рассматривать вопрос, проявили ли национальные власти особое усердие (прилежание) при расследовании уголовного дела" (п. 69 Постановления от 7 апреля 2005 г. по делу "Рохлина против Российской Федерации").

Особую остроту приобретает вопрос о сроках предварительного заключения, нередко превышающий максимальные сроки, предусмотренные УПК:

"Вопрос о том, насколько сроки заключения лица под стражей являлись разумными, не может оцениваться абстрактно. Такая оценка должна происходить с учетом конкретных обстоятельств дела. Продолжительное заключение лица под стражей может быть оправдано только в том случае, когда имеется действительный общественный интерес, который, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивает право на уважение индивидуальной свободы" (п. 61 Постановления от 24 июля 2003 г. по делу "Смирновы против Российской Федерации").

Учитывая особенности российского уголовного процесса, Суд различает сроки содержания под стражей "за следствием" (pending investigation) и "за судом" (pending trial).

"При оценке сроков заключения лица на стадиях предварительного и судебного следствий согласно п. 3 ст. 5 Конвенции период, принимаемый во внимание, начинается с момента, когда оно лишено свободы, и заканчивается в день, когда обвинение подтвердилось, даже судом первой инстанции" (п. 91 Постановления от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации").

"В первую очередь национальные судебные власти обязаны гарантировать, чтобы предварительное заключение лица под стражей не превышало разумные сроки. В этом отношении они обязаны изучить все обстоятельства, свидетельствующие "в пользу" или "против" существования действительного публичного интереса, оправдывающего, с учетом принципа невиновности, исключение из правила уважения индивидуальной свободы, и отразить эти обстоятельства в решениях на жалобы об освобождении. С учетом этих обстоятельств, а также обстоятельств, представляемых заявителем, Европейский суд по правам человека должен решить вопрос, имелось ли нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции. Причем аргументы "за" или "против" освобождения не должны носить общего и абстрактного характера. Важно иметь в виду, что если человек находится под стражей, то дело в отношении такого человека должно рассматриваться в приоритетном порядке и с "особым прилежанием" (п. п. 62 - 64 Постановления от 24 июля 2003 г. по делу "Смирновы против Российской Федерации").

Статьей Конвенции, на предполагаемые нарушения которой приходит, без преувеличения, более половины всех жалоб, является ст. 6 "Право на справедливое судебное разбирательство". Часть 1 ст. 6 Конвенции предусматривает право каждого на справедливое разбирательство дела судом, на независимый и беспристрастный суд, созданный на основании закона; в этом отношении статья гарантирует право на обращение в суд, одним из аспектов которого является право на доступ к суду, т.е. право инициировать судебное разбирательство в суде по гражданским вопросам. Однако указанное право (на суд) было бы иллюзорным, если бы национальная правовая система государства - участника Конвенции позволяла не исполнять окончательное, имеющее юридическую силу судебное решение в ущерб одной из сторон. Непостижимо, чтобы ч. 1 ст. 6, в деталях описывая процессуальные гарантии спорящих сторон - справедливость, публичность, оперативность, не предусматривала исполнение судебных решений. Толкование ст. 6 как предусматривающей исключительно право на обращение в суд и проведение судебного разбирательства, вероятно, привело бы к ситуации, несовместимой с принципом верховенства права, который государства-участники обязались соблюдать, ратифицируя Конвенцию. Поэтому исполнение судебного решения должно рассматриваться в качестве неотъемлемой части "судебного разбирательства по смыслу ст. 6 Конвенции" (п. 23 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу "Петрушко против Российской Федерации").

Суд неоднократно подтверждал свою позицию, в соответствии с которой "финансовые проблемы" государств не являются достаточным основанием для нарушения сроков исполнения судебных решений по обязательствам государств. "У государства отсутствует неограниченная свобода ссылаться на недостаток денежных средств как на оправдание неисполнения судебного решения" (п. 27 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу "Макарова и другие против Российской Федерации"). Эту позицию он подтвердил и в пилотном Постановлении по делу "Бурдов против Российской Федерации" (N 2) от 4 мая 2009 г.

Особое значение имеют процессуальные гарантии при рассмотрении дел судами. "Начало судебного разбирательства само по себе не означает, что все требования п. 1 ст. 6 соблюдаются. Конвенция предназначена для обеспечения не теоретических, иллюзорных, а реальных, эффективных прав и свобод. Право на доступ к суду включает не только право инициировать судебное разбирательство, но также и право на разрешение спора судом. Было бы иллюзией, если бы правовая система государства - участника Конвенции позволила частному лицу подавать гражданские иски в суд и одновременно не гарантировала вынесение окончательного решения в связи с возникшим спором. Непостижимо, если п. 1 ст. 6, детально описывая процессуальные гарантии сторон - справедливость, публичность судебного разбирательства, рассмотрение дела в разумные сроки, не гарантирует сторонам разрешение их гражданского спора по существу. Право истца на доступ к суду было бы иллюзорным, если истца держат в неведении относительно развития событий в судебном процессе, а также судебных решений, касаемых исковых требований, особенно когда такие решения по существу прекращают дальнейшее судебное разбирательство" (п. 41 Постановления от 13 июля 2006 г. по делу "Дубинская против Российской Федерации").

Разумность сроков судебного разбирательства должна оцениваться с учетом конкретных обстоятельств дела, принимая во внимание критерии, выработанные практикой Европейского суда по правам человека, в частности сложность дела, поведение заявителей и поведение органов государства и должностных лиц. "Пункт 1 ст. 6 Конвенции обязывает государства - участники Конвенции так организовать свои судебные системы, чтобы суды могли рассматривать дела в разумные сроки" (п. 48 Постановления от 15 июня 2006 г. по делу "Бакиеветц против Российской Федерации").

Важно подчеркнуть, что, исходя из принципа судсидиарности, Суд не берет на себя роль некоей "четвертой инстанции" и отклоняет любые попытки заявителей побудить его высказаться о справедливости приговора или обоснованности судебного решения, оценки доказательств. "Согласно ст. 19 Конвенции обязанностью Европейского суда по правам человека является обеспечение соблюдения государствами-участниками их конвенционных обязательств. Суд не обладает компетенцией рассматривать допущенные национальными судебными властями правовые и фактические ошибки, если последние не касаются нарушения конвенционных прав и свобод. Хотя ст. 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, указанная статья не содержит правил приемлемости доказательств, которые устанавливаются в первую очередь национальным законодательством. Задача Европейского Суда по правам человека состоит в оценке того, насколько судебные процедуры в целом являлись справедливыми, включая то, как собирались доказательства" (п. 45 Постановления от 15 декабря 2005 г. по делу "Ванян против Российской Федерации". Постановление вступило в силу 15 марта 2006 г.).

Данное положение имеет особое значение, когда речь идет о получении доказательств с помощью так называемых агентов-провокаторов и об использовании такого доказательства как единственного доказательства виновности обвиняемого. "Конвенция не запрещает следствию основывать свои доказательства на анонимных источниках, если это обусловливается существом совершенного преступления. Однако иная ситуация складывается, когда указанные доказательства используются судом. Использование материалов, основанных на информации, полученной агентами под прикрытием (undercover agents), должно быть ограничено, как и должны существовать соответствующие гарантии в делах, касающихся распространения наркотиков. Если деятельность агентов под прикрытием привела к совершению преступления и отсутствуют какие-либо факты, из которых следовало бы, что без такой деятельности преступление не было бы совершено, то такая деятельность выходит за пределы агентов под прикрытием и может рассматриваться как подстрекательство. Такая деятельность и использование ее результатов в уголовном деле могут привести к тому, что принцип справедливости судебного разбирательства несомненно будет нарушен" (п. п. 46 - 47 Постановления от 15 декабря 2005 г. по делу "Ванян против Российской Федерации"). В одном из недавних постановлений Суд указал на качество закона - Федерального закона от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности", отдельные положения которого позволяют злоупотреблять подстрекательством (Постановление от 2 октября 2012 г. по делу "Веселов и другие против Российской Федерации").

Статья 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод "Защита собственности" в последние годы - годы экономических трудностей во многих странах - приобрела особое значение. Суд дает довольно широкое толкование понятия собственности, прежде всего сквозь призму юридической терминологии, в частности, поясняет значение понятия "требование" (asset): "требование" может охватываться понятием "имущество", предусматриваемым ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, если оно достаточно определено, чтобы быть исполнено в принудительном порядке (п. 27 Постановления от 24 февраля 2005 г. по делу "Петрушко против Российской Федерации").

Эта общая позиция Суда конкретизирована в отдельных постановлениях: "Требование по пенсиям может охватываться понятием "имущество" по смыслу ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции, если это требование установлено решением суда, вступившим в силу и подлежащим принудительному исполнению" (п. 26 Постановления от 12 июля 2005 г. по делу "Солодык против Российской Федерации". Постановление вступило в силу 30 ноября 2005 г.).

"По смыслу ст. 1 Протокола N 1 денежный вклад заявителя в инвестиционной компании представлял собой "имущество". Право заявителя на денежные средства никогда не оспаривалось, но заявитель не смог вернуть деньги, потому что инвестиционная компания исчезла без каких-либо следов. По общему правилу государство не должно нести ответственности за действия и упущения частной компании. Соответственно, для обоснования своей жалобы заявитель должен доказать, что он утерял шанс вернуть свои денежные средства или их часть и что такой шанс может быть вменен государству" (п. 64 Постановления от 10 февраля 2005 г. по делу "Сухорубченко против Российской Федерации").

Особую остроту приобрела проблема компенсации падения ценности вкладов в коммерческие банки. Суд был вынужден разъяснить: "Статья 1 Протокола N 1 не обязывает государство поддерживать покупательную способность денежных средств, депонированных в финансовые учреждения" (п. 65 Постановления от 10 февраля 2005 г. по делу "Сухорубченко против Российской Федерации").

Тем самым Суд дает понять, что государство не несет ответственности за финансовые риски вкладов в коммерческие банки. Вместе с тем Суд считает недопустимым, когда государство не выполняет своих денежных обязательств по выплате пенсий, пособий, компенсаций гражданам: "Просрочка в выплате заявителям пенсии является вмешательством в права заявителей на беспрепятственное пользование своей собственностью" (п. 29 Постановления от 12 июля 2005 г. по делу "Солодык против Российской Федерации").

Суд также подчеркивает, что право собственности не является абсолютным правом и может при определенных условиях быть ограничено, как это предусмотрено ч. 2 ст. 1 Протокола N 1. Но вмешательство государства в право собственности имеет определенные пределы:

"Для того чтобы вмешательство в право беспрепятственного пользования имуществом было совместимо с основным правилом, предусмотренным в первом предложении параграфа 1 ст. 1, такое вмешательство должно осуществляться в соответствии с законом, преследовать публичный интерес и быть пропорциональным преследуемой цели (соблюдение справедливого баланса). Справедливый баланс между интересами общества и защитой фундаментального права частного лица не будет соблюден, если такое частное лицо вынуждено нести чрезмерное бремя (несопоставимый с преследуемой общественной целью уровень обязательств)" (п. 30 Постановления от 12 июля 2005 г. по делу "Солодык против Российской Федерации").

За годы участия России в системе Конвенции в правовой системе государства произошли очевидные изменения.

Под воздействием более чем 200 постановлений Суда по неисполнению судебных решений в отношении социальных прав россиян и после принятия упомянутого пилотного Постановления по делу Бурдова (N 2) был принят Федеральный закон от 30 апреля 2010 г. N 68-ФЗ "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок".

Другим примером корректировки национального законодательства может служить принятие ныне действующих процессуальных кодексов, в которых принцип правовой определенности защищен более эффективно и в случае нарушения процессуальных прав граждан возможен пересмотр судебных решений, нарушивших эти права.

Это в полной мере относится к начатой, но пока не завершенной реформе надзорного производства, когда уменьшается число отмененных в надзоре судебных актов, вступивших в законную силу: существенно реформирован надзор в арбитражном и уголовном судопроизводстве, начата реформа надзора в гражданском процессе.

На очереди - серьезные структурные изменения в пенитенциарной системе, необходимость которых зафиксирована в постановлениях Европейского суда и в резолюциях Комитета министров Совета Европы. Не снята с повестки дня и проблема эффективности расследования насильственных действий в отношении граждан со стороны представителей государства (полиции, военнослужащих, сотрудников следственных органов) - они находятся в центре внимания Суда и Комитета министров.

Таким образом, участие в европейской системе обеспечения прав человека дает гражданам России, как и гражданам других государств, действенное средство их защиты, а государствам-участникам позволяет эффективнее совершенствовать свою правовую систему.

11.6. Право убежища

Понятие и содержание института убежища. Право убежища принадлежит государству, которое предоставляет его на своей территории. Всеобщая декларация прав человека 1948 г. провозглашает право каждого человека искать и пользоваться убежищем от преследования в других странах (п. 1 ст. 14). Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. устанавливает право индивида покидать любую страну, включая свою собственную (п. 2 ст. 12). В связи с этим убежище представляет собой определенную форму защиты права человека на жизнь и физическую неприкосновенность и обеспечения свободы его передвижения.

В международном праве сложился институт политического убежища, под которым понимается предоставление государством иностранным гражданам или лицам без гражданства возможности: 1) укрыться от преследований по политическим мотивам, которые они испытывают в стране своего гражданства или обычного местожительства; 2) не подвергаться выдаче в страну, где им может угрожать опасность такого преследования; 3) пользоваться основными правами и свободами человека в стране пребывания. Преследование по политическим мотивам включает в себя преследование не только за политические убеждения, но и за общественную деятельность, религиозную, расовую или национальную принадлежность, отношение к определенной социальной или гендерной группе. По своему происхождению международно-правовые нормы, направленные на регулирование отношений по предоставлению убежища, являются обычными.

Существуют такие формы покровительства, как территориальное и дипломатическое убежище. Под первым понимается предоставление убежища лицу, находящемуся непосредственно на территории государства. Второе означает предоставление убежища в помещении дипломатического представительства или консульского учреждения иностранного государства или на иностранном военном корабле. Пункт 3 ст. 41 Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г. запрещает, как общее правило, использование помещений дипломатического представительства в целях, несовместимых с его функциями. Страны Латинской Америки признают этот институт, опираясь на региональную практику и содержание Каракасской конвенции Организации американских государств (ОАГ) о дипломатическом убежище 1954 г. Статья 1 этой Конвенции устанавливает, что "государство, осуществляющее территориальную юрисдикцию, должно уважать убежище, предоставляемое в представительствах, на военных судах, в военных лагерях или на воздушных судах лицам, разыскиваемым по политическим причинам или за политические правонарушения". Истории известны случаи использования такой формы защиты, как религиозное убежище. Беглецы получали его в помещении храмов, считавшемся неприкосновенным, что исключало возможность их преследования и задержания до тех пор, пока они оставались там.

Убежище является самостоятельным институтом в международном и внутригосударственном праве. Международно-правовая регламентация убежища связана с закреплением общих прав и обязанностей принимающего государства по отношению к индивиду. В этой области регулирования отсутствуют предписания по установлению принимающим государством каких-либо правил и процедур, связанных с признанием статуса лица, получившего убежище. Требование к стране, предоставившей убежище, состоит в том, что она не должна позволять лицам, его получившим, заниматься деятельностью, противоречащей целям и принципам ООН (ст. 4 Декларации ООН о территориальном убежище 1967 г.).

Внутригосударственное регулирование убежища, как правило, включает: определение круга лиц, имеющих право на убежище, процедуры его предоставления и основы правового статуса индивидов, его приобретших. Зачастую право иностранных граждан и лиц без гражданства на убежище содержится в конституционном законодательстве. Так, п. 1 ст. 63 Конституции РФ предусматривает предоставление им политического убежища в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права. Пункт 2 ст. 63 не допускает выдачу другим государствам лиц, преследуемых за политические убеждения. Любое государство вправе решать вопрос о предоставлении убежища, исходя из своего суверенитета, поэтому само по себе обращение с просьбой о предоставлении политического убежища не означает его автоматического предоставления. Детальная регламентация порядка обращения за получением убежища и правового положения заявителя содержится, как правило, в иммиграционном или административном законодательстве.

Универсальные и региональные подходы к институту убежища. Порядок обращения за предоставлением политического убежища в РФ. Генеральная Ассамблея ООН 14 декабря 1967 г. Резолюцией 2312/XXII приняла Декларацию о территориальном убежище, содержащую рекомендательные нормы. Конференции ООН по территориальному убежищу 1977 г. в связи с принципиальными различиями позиций стран-участниц не удалось прийти к единому проекту Конвенции по этому вопросу. Приоритет принципа государственного суверенитета нашел свое выражение в п. 1 ст. 1 Декларации: "Убежище, предоставляемое каким-либо государством в порядке осуществления своего суверенитета... должно уважаться всеми другими государствами". Оценка оснований для его предоставления "лежит на предоставляющем это убежище государстве" (п. 3 ст. 1). Международно-правовые последствия предоставления индивиду убежища проявляются прежде всего в гарантиях от высылки и принудительного возвращения в страну, где он может подвергнуться преследованию (п. 1 ст. 3). Пункт 2 ст. 2 Декларации 1967 г. закрепил принцип сотрудничества государств по поводу разделения бремени (Burden-sharing) в сфере убежища. Если для одного из них предоставление убежища затруднено, то другие "раздельно, или совместно, или через ООН должны рассматривать в духе международной солидарности надлежащие меры для облегчения бремени, лежащего на этом государстве".

Date: 2015-08-24; view: 367; Нарушение авторских прав