Все кончено

– Надо же, убитый ангел! – произнес Тьяго, разглядывая мертвое тело на полу.

Акива молчал.

– Решили воспользоваться услугами нашей воскресительницы? – Тьяго посмотрел на Кэроу и снова повернулся к ангелам. – К сожалению, мы не обслуживаем серафимов. Может быть, вы и сами заметили, что мы с вами находимся в состоянии войны.

– Война закончилась, – огрызнулась Лираз. – Вы проиграли.

– Неужели? Вообще‑то неясно, кто из нас проиграл.

Очень медленно, Акива дотянулся до сестры и положил руку ей на плечо, пытаясь остановить. Он не хотел приближать развязку, ему надоело испытывать судьбу. Акива смотрел на Кэроу, пытаясь понять, что у нее на уме. Сначала она хотела помочь, спасти Азаила. Его смерть ее потрясла. А теперь? Захочет ли она помочь им? Сможет ли? Ссадины, кровоподтеки… Почему она так их стыдится? Закрыла ладонями – и это невольно привлекало внимание. В прошлый раз он заметил, как изувечены ее руки: расплата за магию воскрешения. Однако новые кровоподтеки… Что‑то было не так.

Эти синяки остались не от зажимов, а от пальцев.

Акиву охватила ярость, он с усилием поднялся, в глазах потемнело, все поплыло. Кэроу поспешно встала между ними. Она оттолкнула Акиву, ее гневный взгляд недвусмысленно говорил: «Ты что, сума сошел?»

«Да, сошел».

Он чувствовал себя жалким в своей бессильной ярости. В комнате, полной химер, два ангела беспомощно скрючились на полу, поддерживая друг друга и цепляясь за тело погибшего брата – сломленные, жалкие. Все кончено.

– Чего вы ждете? – прошипела Лираз. – Убейте нас!

Кэроу жестко посмотрела на них, разозлилась. Похоже, Акива снова поставил ее перед невыносимым выбором. Как она изменилась за эти месяцы! Куда исчезли оживленность, выразительность? Остались только ожесточение и боль. Раньше, в Праге и в Марракеше, Кэроу была нежной, улыбчивой, заливалась румянцем, робела… Даже в гневе она была живой, непосредственной, а сейчас лицо превратилось в суровую маску. Акива остро чувствовал свою вину в том, что с ней случилось, но ему хотелось выбраться из этой передряги живым.

В следующее мгновение он забыл о целях, планах, надеждах.

Кэроу повернулась к Тьяго и посмотрела на него с отчаянием… и доверием. Эти же чувства отразились в глазах Белого Волка. Акива, забыв обо всем, бросился на соперника.

Тьяго схватил его за горло и поднял в воздух с показной легкостью и равнодушием. В холодных голубых глазах промелькнула странная нежность, и Волк отпустил врага.

Погружаясь во мрак, Акива надеялся, что уже не вернется.

Ангел вырубился, и Волк испытал облегчение. Ему было противно говорить все эти гадости, его раздражал голос, доносящийся из собственной глотки, – голос Тьяго. И глотка Тьяго. И руки Тьяго, чьи отпечатки видны на израненном теле Кэроу.

Ощущение, что он попал в кошмар, целиком и полностью принадлежало Зири.

Ему хотелось осторожно опустить ангела на пол, а пришлось отшвырнуть к стене, где его подхватила воинственная красавица. Ангел лежал без чувств. Нет, он не умер, Волк не дал бы Истребителю Тварей так легко отделаться, а Зири…

Если бы это зависело от Зири, он бы отпустил ангела.

Если бы.

Чтобы доказать, что он Тьяго, Зири придется убить серафима, недавно спасшего ему жизнь. Это… несправедливо. Зири не хотел платить за обман такой ценой. Он чувствовал себя буквально не в своей шкуре. Кожа казалась тесной, жесткой. Дело было не в строении тела, работа Бримстоуна – само совершенство, невероятная сила, грация, красота. Зири ничего не мог поделать с отвращением. Очнувшись, он первым делом почувствовал во рту кровь Кэроу. О Нитид!

Отвращение, читавшееся во взгляде Кэроу, было в сотни раз хуже. А как иначе? Зири видел, что Волк был полураздет, и понимал, что мерзавец хотел с ней сделать. Зири очень надеялся, что Кэроу успела его остановить, но спросить, конечно же, не мог. Окровавленная Кэроу дрожала, будто на лютом морозе. Она до сих пор избегала смотреть на Волка.

Еще недавно Зири надеялся, что она заметит его, поймет, что он больше не ребенок, что они будут вместе, как… А теперь он превратился в это?!

Похоже, божественные звезды насмехались над ним. Зири тоже мог посмеяться – над тем, как легко перечеркнуть все надежды.

Он сделал это своими руками.

Ради Кэроу. И ради химер, ради Эреца… Вспарывая себе горло, Зири думал только о ней. Он не знал, кому молиться – богине жизни или покровительнице убийц. Какая чудовищная жертва… Кэроу пришлось хоронить его тело, ему – жить в другом, постоянно играя ненавистную роль.

Им выпал шанс возглавить восстание и повлиять на будущее своего народа. Груз казался непосильным, но необходимость быть Волком перевешивала все.

Умереть было легко…

Он должен вести себя убедительно, и первое же испытание – эти серафимы! Когда Акива потерял сознание, Зири почувствовал неимоверное облегчение: больше не нужно их мучить, можно оттянуть развязку, что‑нибудь еще придумать.

– Отведи их в амбар, – приказал он Шесте, стараясь примирить в голосе презрение, ласку и властность.

Исса помогала красавице тащить тело живого брата, Ниск и Лиссет несли мертвого. Зири закрыл дверь и тяжело к ней прислонился, закрыв лицо руками. Как ненавистно было прикосновение этих лап! Зири опустил их, стараясь не касаться себя. Себя? Где он? Да что это такое – постоянно испытывать отвращение к самому себе?!

От мерзости нет спасения, он сам – мерзость.

– Я Тьяго, – услышал он обезумевший голос Волка. – Я – Белый Волк.

Почувствовав легкое прикосновение, Зири открыл глаза. Кэроу держала его за руки и смотрела ему в душу – бледная, заплаканная, израненная, дрожащая, черноглазая и синеволосая, невыразимо прекрасная.

– Я знаю, кто ты, – горячо прошептала она. – Зири, я с тобой, я тебя вижу.

Кэроу положила голову ему на грудь и позволила мерзким лапам обнять себя. Она пахла рекой и трепетала, как ветерок на крыльях бабочки, Зири крепко сжимал ее в объятиях, как будто она – последняя надежда их мира.

Возможно, так оно и было.